Хлябь

Дождь

Дождь. Авария небесного океана. Прохудилось дно и льёт, льёт, льёт. Капли долгие, длинные, идут строем одна за другой. Водный заслон. Сквозь него виден лес. Серо-зелёный, косматый, он волнами ложится до самого горизонта. Каждое вымокшее дерево кажется округлым и скользким. Шагни с балкона и пойдёшь по вершинам, словно по моховым валунам. Слева окажется лысая площадка стоянки планетарных кораблей, справа купол Дома Благочестия.

Трий Хар наложил ладонь на зыбучее стекло и медленно продавил его. Под удары дождя ушла кисть, локоть, плечо, а потом он весь шагнул в холод и влагу, окончательно прорываясь сквозь защитный заслон лоджии. Замер на самом краю – под ногами долгие метры до верхушек дубов. С мягким чавканьем сошёлся за спиной барьер. Впереди, под тяжёлыми струями, мелькнула птица – рванулась вверх и тут же, смявшись в ком, рухнула под защиту старых деревьев.

Хлестнул водной плетью ветер. И нестерпимо захотелось в тепло. Трий, поднимая плечи, свёл руки на груди. Для себя он уже решил, что не уйдёт. Не сейчас. Это подобно самобичеванию, но тоньше и страшнее, это ранит душу, а не тело. И оттого – очищает. Поднял лицо и, закрыв глаза, принял на веки удар.

Дождь шептал о вечности, как дряхлый старик шамкает о прошлых временах. Бестолково, но самозабвенно. Такие дожди стали редкостью. Дожди-повстанцы. Попирающие людскую власть. Ставящие на колени человеческую гордыню. Этот дождь пробился сквозь преграды. И потому может победно плясать на куполе головного дома семейства Хар.

Трий усмехнулся. Дождь сумел прорваться, а вот он – нет.

Сбоку пузырём взбухло зыбучее стекло, неохотно разошлось в точке касания и пропустило руку. Трий вздохнул и сдвинулся. Одностороннее стекло не позволяло видеть непрошеного гостя, но эту ладонь он узнал, как узнают руки отца.

— Ты никак прыгать собрался, сынок? – крякнув, вышел на край Эдан Хар.

Уверенно встал, непоколебимо. Как годы назад вставал на «доске» десантного шлюза или гребнях чужедальних гор. Ветер, — словно поджидал гостя, — обдал его брызгами, влил воды в прихваченный бокал и отступил довольный. Старик неспешно обтёр лицо ладонью, сбросив капли с пальцев вниз, и пригубил из бокала.

— Нет, дядя, только отдохнуть от попойки, — покачал головой Трий.

— Это правильно, — одобрил Эдан – Мал ты ещё для таких сражений.

Трий пожал плечами. Спорить бесполезно. Эдан Хар, один из героев Земли, гордо носящий пожалованное Императором имя Стерх, пить умел так, что молодым шанса не оставлял.

— Там ещё не скоро угомонятся, — задумчиво покрутил бокал дядя. — Ливень надолго, и традиционной встречи восхода солнца выпускникам не предвидится.

— Большинство это не огорчит, — пожал плечами Трий. – Традиции традициями, но кадетов радует сама возможность вырваться из сети строгой дисциплины, а не любование солнцем. Сегодня ночь вне запретов. И с восходом она кончится.

— Твоя правда, — Стерх лениво зажмурился и отвёл лицо от удара водяного ветра. – Но то, что солнца у них в памяти не будет, – дурной знак.

— Дурной?

Эдан опустил взгляд на чёрный напиток в бокале. Покачал его. Тяжёлые волны лениво облизали хрустальные стенки, оставив масляную плёнку. Стерх усмехнулся, и забеленное от пластических операций лицо застыло неестественной маской.

— Знаешь, сынок, много лет спустя это время нарекут Эрой Психопатов. Технический прогресс, наконец, настиг численность людей, и вместе они подтолкнули нас к помешательству расселения. А ещё назовут эрой хрупких машин и безумцев, страстно желающих сбежать от себя.

Направив взгляд на тёмный мокрый лес, Трий благоразумно промолчал.

— Так прыгать ты не собираешься? – переспросил Эдан.

Трий окинул взглядом мокрый лес. Звёзды за тучами всё равно остаются звёздами.

— Нет.

— Пошли, поговорим! – Стерх залпом допил напиток и швырнул бокал вниз. Хрустальный бок тускло сверкнул, уходя в далёкие кроны.

Разговор

Комната Эдана хранила строгость спартанской обстановки офицерских отсеков. Такой же холодный голубой свет стерильной чистоты и тонкие линии углов, своей остротой напоминающие лезвия. Одна стена была завешена фамильными флагами со знаками поощрений Императора, на противоположной висела большая картина: белый песок и серо-сизое небо над чёрной линией горизонта. Стерх называл её «Опалённый Мегидо» и усмехался, когда спрашивали, что за место изображено. На карте не было планет с таким названием.

— Падай, — указал Эдан на выдвинувшийся из пола тонкий мат. – В ногах правды нет, – и потянулся к бару на стене. — Она в вине!

Трий опустился, скрестил ноги и замер. Прямо перед глазами оказался «Мегидо». Белый песок тихо перетекал волнами слева направо, а небо оставалось чистым – ни птицы, ни облака, ни светила. Сколько раз вглядывался – даже следа солнц или спутников не обнаруживал.

— Как тебе Сабия? – спросил Эдан, опустившись рядом.

— Судя по тестам, мы совместимы. А так… Как и все из оранжереи Имперского дома, она оторвана от реальности. Фантазии, иллюзии…

— Главное, чтоб зачали удачно, — задумчиво хлебнул Стерх, — А дальше вы не будете друг другу мешать жить. Ты – в космос, она – в дом.

Трий взял в руки бокал. На вкус солёное чёрное вино отдавало кровью и потом. Но привыкать стоило – «Ртутный» был напитком десанта. В память невернувшихся. На гражданке выпить его можно только у ветеранов, больше же никто доступа к напитку не имел.

— Ещё вопрос, буду ли я в космосе, — глухо отозвался Трий. «Ртутный», упавший на уже изрядно пропитое с утра нутро, вызвал дурноту. – После сдачи экзамена мне присудили четыреста ассов! Четыреста! А после неразрешённой дуэли сняли триста пятьдесят! – Он зло рассмеялся и жадно пригубил солёного вина.

Эдан поджал губы и мрачно оглядел юношу. Промолчал.

Трий вытер губы тыльной стороной ладони, задерживая тошноту, и заговорил, заводясь:

— Что молчите?! А я рад бы Вас послушать, ох, рад! Или давайте задайте мне перцу в рукопашной, а?! Отстегайте как мальчишку, в конце концов! Все лучше, чем смотреть на кислые рожи домашних! И ведь хоть бы кто слово сказал! Хоть слово! Нет, все молчат! Как же – сын первой леди Дома и такой кретин!

Трий швырнул бокал в стену – стекло разлетелось возле рамки «Мегидо». Разбежалось блестящими мухами, мимо мира пустыни и серого неба. Стерх проследил взглядом за спадающим белым крошевом и сухо заметил:

— Нарываешься? Будет лучше, если изобью?

— Будет, – выдохнул Трий, стискивая кулаки.

— Слабак, — скупо отозвался Стерх. – Тебе нужны костыли, чтобы подпирать совесть!

— Я?!

— И трус. Потому что не можешь говорить с ней!

Грудь Трийа поднялась в праведном вздохе. Ему хотелось выкричаться, выговориться, выложить душу, но плечи Стерха внезапно угрожающе сдвинулись, и юноша, не успев отшатнуться, подавился криком. Тяжёлый кулак ветерана вошёл под рёбра, сбивая вдох и сквозь меха лёгких вбивая боль под сердце. Трий сложился пополам, рухнул на бок, съёжился, поджимая колени, и, с трудом выдыхая, рванул ворот кадетской формы. Пока восстанавливал сбитое дыхание, Стрех сходил ещё за «Ртутным». Подал поднимающемуся новый бокал. Сел рядом. Пригубил.

— Итак, вместо четырёхсот ассов, всего пятьдесят. Негусто.

— Я узнавал, — с трудом отозвался Трий, — на это и одного среднего бойца сложно купить…

Эдан взглянул испытывающее:

— А ты полагаешь, что после происшествия достоин командовать?

Трий вымученно покачал головой:

— Я не знаю… Но это то, к чему я готовился всю жизнь. Пусть я не лучший из выпускников дома, пусть – бунтарь и вертопрах, но я – Хар! И моё предназначение – планетарный легион. Моя судьба – быть первым в любой команде.

Эдан отвёл глаза и, поджав губы, спросил:

— Сколько человек ты сможешь вести?

— Десять. Три. Пять. Не знаю. – Трий потерянно потряс головой. «Ртутный» давал о себе знать.

— На пятьдесят ассов… — протянул Эдан и, хлебнув, стал рассматривать пески «Мегидо».

— На пятьдесят, — повторил Трий.

— Пожалуй, у тебя только один выход…

— Да?

— Скупать тех, кто никому не нужен.

Резерв

Встав на входной лестнице Центра Армейского Резерва, Трий запрокинул голову. Громада здания потрясала. В высь – с хороший головной Дом, и по площади – стартовая площадка для легион-кара. Представить себе, сколько людей здесь вынуждено жить, Трий не мог. И головной Дом Харов, и кадетский корпус выглядели не так внушительно. Разве только летняя резиденция Императора могла поспорить размерами. Но стоило ли сравнивать Дом высшего правителя землян и военную тюрьму?

Собрав волю в кулак, Трий шагнул в разъехавшиеся двери. Попав в слепяще-белый холл, даже не успел оглядеться, как на сенсорном полу появились стрелки, указывающие направление движения. Охрана оставалась невидна, но её реакция на постороннего и действия чётко выверены.

Указатели простирались до лифта, и, после подъёма на неизвестный этаж, продолжали вести, пока не исчезли перед усиленной дверью.

— Войдите, кадет! — дверь, сгофрировавшись, убралась в сторону.

Закипев в душе, Трий постарался сохранить бесстрастный вид — сам себя он уже считал офицером, но – экзамены-то были пройдены, а звание и работа ещё не получены.

Пожилой центурион охранной службы встретил у самого порога – честь, которую нередко оказывали офицерам дома Хар, но неожиданную для вчерашнего выпускника. Крепкое рукопожатие. Предложение сесть. Трий опустился в кресло и отметил, что кабинет, как все комнаты ветеранов, нёс отпечаток прошлого своего хозяина – мягкий зелёный свет, закруглённые углы, обивка мебели, но строгий порядок во всём. «Пилот? Нет, слишком аскетичен… Офицер абордажной команды!», — понял Трий.

— Ваше прошение подтверждено, кадет, — центурион коротко кивнул на экран анализатора на столе. – Ваш баланс составляет почти семьдесят ассов. Вы можете приобрести бойцов резерва.

Трий с трудом разлепил ссохшиеся губы:

— Благодарю.

Мысль о том, что дядя отдал свои свободные пенсионные сбережения, наполняла стыдом. Совесть беззастенчиво жрала. И оставалось только убеждать себя, что цель оправдывает средства. Он ждал, что его направят к статисту для оформления договоров, но центурион сам углубился в таблицы личных дел на экране персонального анализатора:

— Бойцов какого направления Вы хотите посмотреть? Контрольники, бесконтрольники? Спецификация? С какими статьями? Полагаю, что «прямое неподчинение» исключаем?

Сжав под столешницей кулаки на коленях, Трий ответил, словно взошёл на шаткий мост:

— Меня интересует конкретная личность.

Центурион отставил анализатор и с интересом посмотрел на кадета:

— Насколько помню, Харов в резерве сейчас нет.

Трий взглянул ветерану в глаза:

— По моим сведениям — тоже.

Центурион отвёл взгляд. Часто Дома имеют возможность выкупить своих опозорившихся воспитанников, но большинство предпочитает этого не делать, дабы не плодить иллюзий прощения. Однако Хары всегда выкупали и худших из своих людей.

Трий почувствовал себя увереннее.

— Я намерен купить Кирта из Дома Крон, осуждённого семь лет назад за нарушение техники безопасности, приведшее к смерти соратников, офицеров и гражданских лиц.

Центурион задумчиво поджал губы. Оглядел покупателя, словно проверяя его надёжность, а потом закрыл глаза, настроился на волну и отдал приказ. Трий заметил, как кожа трепещет под его подбородком от беззвучно произносимых слов.

— Через несколько минут вы встретитесь, — центурион открыл глаза и снова с внимательным прищуром оглядел кадета. – Позвольте поинтересоваться, берёте для себя или для развлечений?

— Для себя, — твёрдо ответил Трий.

Центурион кивнул, но предупредил:

— Ему почти сорок. Нелучшее сочетание возрастов. К тому же семь лет резерва…

— Я знаю.

— Хорошо. Это единственный, кого Вы намерены купить, Хар? – повернулся к анализатору центурион.

Трий почувствовал, что щёки загорелись. Мямлить о временных финансовых сложностях показалось просто кощунственным. Он пожал плечами и честно ответил:

— Мой баланс Вы знаете. Всё будет зависеть от цены.

Центурион бросил на кадета быстрый взгляд, задумчиво постучал пальцем по столешнице, а потом медленно предложил:

— Посмотрите Крона, подумайте… Договориться всегда успеем.

Центурион отвернулся к анализатору, а Трий с трудом скрыл облегчённый вздох.

Кирт Крон

На шорох открывающейся двери Трий обернулся. Сразу за рядовым в форме охраны Резерва, вошёл заключённый. И Хар почувствовал, что сидеть при этом человеке ему неловко.

Кирт Крон оказался бойцом в самом расцвете сил. Мощный корпус, узловатые руки и прямая спина – вот приметы, по которым Трий безошибочно определил возможности ветерана. А по выцветшим, но не опущенным глазам – волю.

Охранник вышел, а заключённый вытянулся перед центурионом:

— Резерв КР-7856 по Вашему приказанию…

Тембр напомнил Хару голоса диспетчеров экстренной помощи – такой же насквозь спокойный, уверенный и несуетливый, но способный в любой момент стать несгибаемым в приказе или ласковым в уговорах. И тут же стал понятен интерес и сомнения центуриона. Сработаться с таким человеком вчерашнему кадету не представлялось реальным. Трий стиснул зубы и до натянутой струны выпрямил спину.

Дослушав доклад, центурион устало махнул рукой на выдвинувшийся из ниши стул:

— Располагайся, Волк, разговор есть.

Мельком взглянув на Трийа, заключённый сел.

Центурион обернулся:

— Вы можете задать ему вопросы, Хар. Любые, кроме тех, что касаются судимости — он идёт под грифом «закрытое следствие». Потом, если пожелаете, проведём освидетельствование его подготовки.

Трий кивнул. В горле пересохло. Кирт только раз взглянул ему в глаза, но этого хватило, чтобы почувствовать происходящее в душе ветерана. И оценить, что стоило ему удерживать маску спокойствия. Для него решалась судьба. И, вероятно, волнение, охватившее его, было не меньше беспокойств выпускника Дома, набирающего свою первую команду.

— Почему – «Волк»? – спросил Хар.

Кирт вскинулся и тут же отвёл взгляд. Помолчал и нехотя отозвался:

— Это есть в моём деле.

Центурион, занявшийся анализатором, чуть повернулся, взглянув на беседующих. И Трий разгадал его движение. Хар – это Хар. И, если он намерен вести за собой в бой, он должен уметь делать это всегда. Скидок на возраст, опыт и желания не будет.

Снова стиснув кулаки под столешницей, он натянуто усмехнулся:

— Если бы меня интересовало, как это написано в деле, я бы читал дело!

Теперь – либо Кирт отступит, либо бросит вызов уже в открытую. И выдержать противостояние с ним вряд ли получится. А значит, он не сможет выполнить данное Эдану обещание. Впрочем, и ветеран не сможет выбраться с пожизненного…

Кирт чуть усмехнулся, явно желая продолжить спор с необстрелянным юнцом, и демонстративно вытянулся:

— Как пожелаете, Хар! Имя «Волк» подарено мне ныне опальным Принцем Ниад Мисо Занг Демон Кесарь в канун начала второй северной кампании в связи…

И осёкся. Резко замолчал, вперив в кадета настороженный взгляд. Потом опустил глаза и закончил тише и суше:

— С проявленным героизмом при спасении Его Высочества.

Трий кивнул. Большего он не ожидал. Главное произошло. Сказанное Эданом подтвердилось полностью и дало необходимый выигрыш. Только Стерх знал, почему на само деле «Волк», и Кирт не мог не соотнести вопрос с именем Харов.

Трий спросил:

— Есть желание выбраться отсюда?

Рассматривая пол перед собой, Кирт отозвался:

— Есть.

Трий повернулся к командующему Охраной Резерва:

— Можно оформлять без освидетельствования.

От центуриона явно не укрылось ни замешательство Кирта, ни внезапно обретенная Трийом уверенность. Он коротко кивнул и, обернувшись к анализатору, предложил:

— Бойца какого направления хотите ещё выбрать?

И Трий почувствовал, что испытание пройдено им успешно. Два ветерана поверили в него, возможно, даже больше, чем верил в себя сам. И только потому центурион не упомянул о его платёжных способностях, позволяя сохранить лицо перед новым бойцом. Хар задумался. Цель поездки была достигнута, и предложение стало неожиданностью.

Кирт кашлянул, привлекая внимание:

— Позвольте предложить, Хар… Ктор Энс, резерв КР – 4551. Модифицированный боец. Модель «Зверь». Всего сорок процентов синтетических тканей, но мощность выше предельной. Конечно, интеллект ниже среднего, но…

Взглянув на центуриона, поджавшего губы в нерешительности, Трий позволил себе улыбнуться:

— Я хотел бы посмотреть его.

Ктор Энс

Только когда заключённый вошёл в комнату, Трий избавился от терзаний, вспомнив, наконец, что значит маркировка моделей «Зверь».

Ктор Энс, входя в дверной проём, привычно нагнулся, уберегая голову. А, распрямившись перед центурионом, тесно прижал руки по швам, как человек, знающий, что его жестикуляция опасна для окружающих. Рапортуя о прибытии, он умерил голос, но всё равно получилось громко. Громко и гулко.

Заглядывая снизу вверх, Трий едва сдерживался, удерживая маску равнодушия. Бросил короткий взгляд на Кирта. Ветеран разглядывал пол. Ни злорадства, ни усмешки, ни интереса. Оставалось только надеяться, что происходящее не было подставой, и он без злого умысла рекомендовал такого бойца.

Наткнувшись взглядом на приглашающий жест центуриона, Трий подошёл ближе к вытянувшемуся солдату, равнодушно вперившему взгляд в балку над окном.

— Ктор Энс… Модель «Зверь»… Каковы составляющие?

— Доберман, гепард, кабан, акула, — заучено ответил Ктор.

Верность и смелость. Скорость и гибкость. Сила и масса. И?..

— Акула? – растерялся Трий. Предположить, что на генном уровне вложено в бойца от неё, он не смог.

— Катализирующий и гармонизирующий элемент, — так же отрешённо отозвался Ктор, — позволяющий скомбинировать необходимые качества в нужных пропорциях.

Трий вздохнул с некоторым облегчением.

— Специализация?

То, что «зверь» — боец подконтрольного типа, он видел сам – на его висках белели рубцы от разъёмов внедрённых капсул подчинения. С одной стороны – явный плюс для управления. С другой – настораживает.

— Рядовой планетарного десанта. Штурмового типа, — безразлично отрапортовал Ктор.

— Уровень?

— Экстра-разряд.

— Статья?

— Прямое неподчинение, — он продолжал всё также смотреть поверх головы Хара, едва достигающего макушкой уровня его груди.

Трий напрягся. Краем глаза поймал задумчивый взгляд Кирта. Принял как вызов и, преодолев себя, спросил:

— Ктор, хочешь вернуться в десант?

«Зверь» пожал плечами:

— Мне и тут хорошо.

С сердца Трийа свалился груз.

— Ктор, — внезапно вмешался Кирт, — Я ухожу отсюда. На службу.

«Зверь» насупился, перебирая пальцами полотно штанин, а потом повернулся к офицерам:

— Тогда мне тут плохо.

— Замечательно, — растерявшись, процедил Трий. – Ко мне в команду пойдёшь?

— С Волком? – уточнил Ктор.

— С Волком.

— Пойду.

Трий почувствовал, что потерял опору. После предложения дяди Эдана, он ожидал, что команда получится, по большей части, криминальная, и для организации бойцов и управления придётся применить весь талант, все знания, данные Домом Харов, но такого… Он передёрнул плечами, принимая вызов судьбы, и обратился к начальнику охраны Резерва:

— Оформите.

Центурион понимающе кивнул и вновь повернулся к анализатору:

— Будете брать под контроль в нашей лаборатории?

— Нет, в Доме, — покачал головой Трий. — Оставьте ошейники.

Полёт

Планетарный ялик поднялся выше пласта облаков и направился к северу.

Трий снял руки со штурвала и сам собой включился автопилот. Машина на малом ходу двинулась к дому. Ускоряться не стал. Хотелось ещё до прибытия в Головной Дом решить, как быть дальше, как жить, да и попросту – как поставить домашних перед фактом набора команды. Большинство в семье уже решили, что Трий уйдёт на имперскую службу под полный контроль. Как теперь воспримут то, что вольнонаёмный офицер рода Хар будет командовать отрядом бывших резервистов?

Покосился. Кирт-Волк поводил плечами, потягиваясь в кресле второго пилота, да с ленивым прищуром поглядывал в окно на проплывающие внизу облака и зелёные ландшафты в их прорехах. На заднем сиденье спал Ктор. Откинувшись, он запрокинул голову на услужливо выгнувшуюся спинку и тихо посапывал.

— Почему ты рекомендовал его? – спросил Трий.

Кирт, не оборачиваясь, поводил пальцем по зыбучему окну, посмотрел на появившиеся радужные следы и пожал плечами:

— Потому что друзей не бросаю.

Трий заглянул вниз. Мимо проплывали золотые купола неизвестного храма. Сквозь легкий рокот двигателя доносился далёкий колокольный звон.

— Он хоть на что-то способен?

Спросил, понимая, что руки до личного дела «зверя» дойдут не скоро.

— А как же! — усмехнулся Кирт. — Гнуть балки, рвать обшивку, отрывать клешни роботанков…

Трий снова отвернулся к окну. Думы стали совсем невеселы.

Оглянувшись, Кирт вздохнул:

— Он обстрелянный боец, бывший во второй северной кампании. Герой штурмовой бригады. Вызвался добровольцем и с десятком других ребят отвлекал противника, пока их не положили. Потом в одиночку стянул на себя три отделения дендрян. И продержался до подхода роботанков…

Трий кивнул. В его активе было пятьдесят виртуальных сражений и только пара моделированных учебных войн, обе по несколько месяцев, но всё-таки мало для того, чтобы воспринимать сказанное совершенно спокойно. Он поставил себя на место Ктора и почувствовал, как по телу побежал холодок.

— А «неподчинение» с чего? – спросил он угрюмо.

Бросив задумчивый взгляд, Кирт помолчал, а потом пожал плечами:

— В легионе каждый знал о происшедшем, потому, полагаю, что великой тайны не открою… «Зверь» чертовски привязчив. А Ктор, к сожалению, не только к прямому начальству. Он отказался уходить, когда дали приказ об отступлении. Для него были важнее товарищи, оставшиеся в стационарном арт-посте, уже окружённом дендрянами. Ктор обматерил центуриона и остался на позиции…

Трий вскинулся:

— И выжил? – Получилось очень наивно, словно ребёнок выспрашивает. Поняв это, тут же отвернулся.

Кирт усмехнулся и пояснил:

— Центурия отказалась уходить. Вернулись все, кроме нескольких прихлебателей. Смогли отбить свой пост. Правда, потом их оттуда опять выбили.

— Вытащили своих?

— Только тела. Уже осеменённые…

Трий стиснул зубы и взялся за штурвал. Руки просили работы.

— А ты… сам ты на что-то способен? – спросил Трий.

Ветеран лениво потянулся и, улыбнувшись, взглянул на бывшего кадета:

— Наверное, если не был способен, то тебе бы и не приказали меня забрать оттуда, а?

Лицо Трийа смёрзлось в маску. Рот скривился:

— Ну, давай, посмотрим!

И рванул штурвал. Лобовым стеклом ялик ударился в облака, бешеная скорость саданула по ушам, вгоняя кровь в дрожание. Едва вынырнув из серой ваты облаков, ялик вновь метнулся в их месиво. Пике – горка, пике – горка. Развороты, вращения. Хар дотянулся, выключил бортовой анализатор – погасли огни на приборной доске. Ялик, ведомый вручную, затрясло без программы выравнивания полёта. Краем глаза, отвлекаясь от бросания машины в фигуры высшего пилотажа, Трий видел ветерана, неотрывно следящего за показанием механических приборов.

Ещё одно пике. Ялик, сотрясаясь, с рёвом вышел из пелены облаков и пошёл на землю.

— Выводи! – крикнул Трий и бросил штурвал.

Рёв и грохот окружили пространство. Долгое мгновение Кирт смотрел на белое лицо кадета, и лишь когда земля угрожающе надвинулась на ялик, схватил штурвал второго пилота.

Белый борт

Трий открыл глаза. Звёздное небо надо головой шло разводами — зыбучее стекло подсвечивалось бликами от приборной доски. Мерный гул двигателя сопровождала лёгкая вибрация. Приподнялся. Ялик шёл в полной темноте. Луна, висящая тончайшей дужкой, не могла осветить мира.

Кирт всматривался в ночь и чему-то мягко улыбался, легко удерживая штурвал.

Потянувшись, Трий сморщился – спина всё-таки затекла от долгого сна сидя.

— Что автопилот не включишь?

— Небо осязаю, — негромко отозвался Кирт.

Трий пожал плечами, но перечить не стал. Помнил ещё, как под чуткими руками техника-манипулятора ялик выровнял полёт почти над кронами синих сосен. Тяжёло и трудно, сквозь тряску и рёв, снова поднялся к облакам, когда уже Хар вцепился в подлокотники и в душе стонал от понимания своей дурости. И только тогда Кирт обернулся и спросил: — «Будут ещё приказы, сур?», — назвав бывшего кадета званием вольнонаёмного офицера. Тогда Трий и отдал ему управление яликом, молча показав направление полёта.

— Где мы? – Хар потянулся к анализатору. Включить не успел.

— В ста сорока шести километрах от Головного Дома. Скоро граница.

Трий задумчиво посмотрел на пилота. Лицо Кирта в мягком свете казалось моложе, и словно само светилось изнутри. Он явно испытывал наслаждение от возможности снова управлять аппаратом, и оно оказывалось настолько глубоко, что пилот даже не заметил удивления командира. А тому оставалось только догадываться, откуда он знает дорогу на Хар…

— Как Ктор? Просыпался?

— Да, но опять заснул. Он умеет сутками дрыхнуть, — усмехнулся он и тут же спохватился, — впрочем, умеет и подолгу не спать.

Трий отвернулся к окну. Под яликом проносились тёмные волны – то ли тучи, то ли лес… Ночь смешивала понятия, взбивая миксером темноты окружающее пространство до неузнаваемых контуров. Серая точка, приближающаяся от горизонта, приковала внимание. Хар вгляделся и споро потянулся к бортовому анализатору.

— Корабль по левому борту, — скупо бросил он пилоту.

Кирт кивнул и переключился на автомат. Подал сигнал. Передал незнакомцам нитку маршрута, получил ответные коды, подтвердил, синхронизировался...

Уверившись, что пилот отлично помнит алгоритм действий, Трий снова отвернулся к окну. Сквозь разводы стекла не сразу смог разглядеть корабль, но отчего-то захолодели руки. Только когда неизвестный межпланетный вельбот приблизился и пошёл рядом, Хар осознал, что по тёмному корпусу идёт известный проблеск.

— Белый борт, — сглотнув, тихо сказал он.

— Катафалк Миссии, – глянув на анализатор, отозвался Кирт. – Тоже идут на Хар…

Трий прижался лбом к холодному стеклу. Ладони свело. Белый борт, то ли проявляя почтительность перед знаками Высокого Рода, которыми блистали бока ялика, то ли издеваясь над его пассажирами, шёл параллельно с той же скоростью, на минимально возможной дистанции. Он посверкивал габаритными огнями, словно летел не над пустынной местностью рядом с единственным спутником, а в большом потоке города или оживлённой линии. Его хищный силуэт напоминал птицу.

— Трупоед, — тихо выругался Трий.

Кирт тронул экран анализатора, обращая внимание сура:

— Вельбот «Гриф» просит благородного дозволения идти рядом в Головной Дом. Подтвердить?

— Зачем это ему? – хмуро спросил Трий. Понял, что звучит в голосе мальчишеский трепет перед смертью, готовой в конце пути оказаться близкой и родной, и коротко махнул рукой, — Подтверждай!

Оставшуюся дорогу до дома, Хар просидел, хмуро глядя только вперёд, суеверно стараясь не замечать навязчиво посверкивающий короткими белыми вспышками вельбот. И только когда после перехода границы, ялик первым пошёл на посадку, Трий поднял глаза на проплывающий мимо силуэт. С короткими широкими крыльями и вытянутым сектором пассажирского отделения, вельбот действительно напомнил плавно опускающегося взъерошенного грифа.

Беда

Эдан Хар ждал на площадке и подошёл сразу, как только ялик прилип к силовой ячейке стоянки.

Трий дезактивировал поле безопасности кресла и включил отпирание кабины. Когда зыбучее стекло желеобразной массой скользнуло в свои щели, а в лицо ударил холодный воздух с запахом дождливого леса, он рывком выбросил тело из ялика и встал перед дядей. Справа небо взбило вихревыми воздушными потоками – садился катафалк Миссии.

— Ты вовремя, сынок, — Эдан хмуро пожал протянутую руку и кивнул Кирту: — Привет, Волк! С возвращением в строй.

Осветившись радостью, Кирт двинулся навстречу, но угрюмый вид старого друга остановил его. Убрав руки по швам, Волк неловко отозвался:

— Приветствую, сур Стерх.

Эдан кивнул и, не задержав внимания на аккуратно вылезающем из ялика великане, повернулся к племяннику:

— Мужайся, сынок…

Не в силах совладать с собой, Трий отступил на шаг. Упёрся спиной в ледяной борт ялика и замер. Перед глазами поплыло, заходило ходуном – площадка, люди, корабли, дальний лес и небо. В ушах набатом забила кровь. Сквозь этот набат – сухо, словно очередью энертона, и так же неумолимо прицельно, — ударили слова Эдана:

— Вчера в ночь пришло уведомление из Северного Сектора. Вся миротворческая делегация Империи к принцу уничтожена. Сегодня довезли тела…

Губы Трийа изломались в тяжёлой борьбе со словом:

— Мама?

Эдан коротко взглянул в глаза. Тускло, холодно, беспощадно.

— Мертва.

— Но он же!.. – вскрикнул юноша и тут же стиснул зубы. Крик мог превратиться в вой.

Эдан покатал желваки, ответил, отведя глаза:

— Да, сынок, принц Демон благоволил к твоей матери. Этого не скрыть. Но, видимо, не так она была важна для него, как трон…

Трий отвернулся, скрывая больной взгляд.

Храм Благочестия высился над лесом старым чёрным куполом. Над ним блистал на тонком шпиле, словно вздёрнутый на копьё древнего воина, белый шар с сияющим косым крестом. Знак первого и последнего. Альфы и Омеги. Символ Рода Хар. И пусть уже мало кто вспоминает, что Хар образовано от Харомовы, а знак остался искажённым тайным символом давно истреблённой веры, но к храму всегда спешат в час боли и страха. Там собираются в мгновения тяжёлых выборов, там скрываются от ударов судьбы… И оттуда уже протянули силовую тропу до катафалка. Сейчас вниз по техническому трапу поплывут белые мешки. И мир заполнится пониманием потери.

— Я хочу видеть её.

Эдан Хар вздрогнул. Не ожидая ответа, Трий двинулся к Дому Благочестия. Дяде ничего не оставалось, как догонять.

Силовая тропа от катафалка мягко несла белые, почти прозрачные силиконовые брикеты с «вмороженными» в них телами. Словно мушки в янтарных каплях, они повисали в тех позах, в которых их застала смерть.

Трий шёл возле силовой тропы и вглядывался в лица. Все знакомые. Все – свои. Все погибли в бою. Уродливые раны, залитые жирным составом, слабо проглядывались, но, всё-таки, оставались узнаваемы. Пять тел – пять адъютантов-манипуляторов дома Хар, входящих в состав последней делегации. Мужчины, женщины… Все в возрасте, все с опытом, все с незапятнанной репутацией. Лучшие из лучших дома Хар!

Четвёртой была Миана Хар. Изящная милая женщина, красоту которой последнее десятилетие воспевали имперские менестрели. Фаворитка Двора. Одна из лучших стратегов Хар. И просто – любящая мать…

Трий тронул холодную оболочку и одёрнулся от скользкой плёнки. Захотелось вытереть руку или сунуть её в огонь. Но он только сжал кулак, сохраняя в нём ощущение. Вокруг шли люди – дом Хар встречал своих детей. Все молчали, медленно шагая рядом с телами, плывущими по «силовой тропе» — здесь было не принято показывать горе при посторонних. Трий поднял глаза и взглянул на замершую возле «Грифа» фигуру в чёрном. Перевозчик–Харон молчаливым изваянием ждал положенной награды. Из головного здания к нему уже спешили адъютанты Старейшей.

Старейшая

Купол Дома Благочестия изнутри был чёрен. Несколько веков назад здесь бушевал пожар, жадно пожирая дерево, плоть и камень. Это было время последней войны на Земле. И храм, ставший братской могилой тысячи человек, пережил её. Обуглился, стал страшен, стал грозен чудовищным напоминанием, но – выстоял. Словно воздетый из земли перст. В назидание.

Трий посмотрел на мать. Лицо Мианы Хар застыло в несуетном спокойствии, словно не сквозила в груди лучевая рана, и не пришлось ей умирать на далёкой планете, среди нелюдей и тех, кого у Трийа язык не поворачивался назвать людьми.

Плакальщицы давно ушли. Отгремел салют. После молитвы родственники и друзья погибших ушли в Головной дом на трапезу. И только Трий остался. Он помнил, что его звали тоже, и что ему хватило сил ответить отказом, как-то это мотивировав, но всё это накрывало туманом, в котором терялись очертания, слова и смыслы.

На обугленных стенах, закрытых стелами, колыхались флаги родственных домов, – малых и больших. Колыхались, создавая неровные тени, протягивающие к телам жадные руки. Отдельно, на почётном месте, висели стяг Императорского дома Занг Кесарь и полевое знамя Хар – золотой косой крест в багряном круге на фоне ночного неба. Стараясь не моргать, чтоб не потекли слёзы, Трий вглядывался в знакомый до боли символ и чувствовал, что мир качается на качелях креста, пульсирует кровавой точкой и теряется в смоленой бездне по краям… Альфа и Омега. А ещё – прицел десантного лучемёта.

Лёгкий ветер по стиснутым кулакам… Трий вздрогнул, понимая, что больше не один. Не вставая с колен, чётко, по-боевому, развернулся. И поспешил склониться.

Старейшая казалась такой же древней, как опалённый храм, и не менее святой и грозной. Её не тронула дряхлость, остались и достоинство, и сила, и материнская женственность. И поражала красота. Красота старости. Седые волосы спадали по белой свободной рубашке двумя долгими ручьями до бёдер и там словно перетекали в лёгкие нежно-сизые шаровары. Седые тем ярким серебром, в который на цвет сразу ощущаешь благородство и искушённость. Многочисленные амулеты, браслеты и кольца светились в полутьме яркими камнями.

Несколько секунд Старейшая разглядывала коленопреклоненного юношу, а потом улыбнулась, словно собрала морщинки в щепотки возле глаз:

— Вот ты какой, Трий. Совсем уже взрослый!

Дыхание юноша перехватило, и он почувствовал себя мальчишкой, несущимся со школы домой. Голос Старейшей один в один походил на голос его матери. Только мудрее, суше, такой, каким бы, несомненно, стал и у неё через несколько десятков лет. И было в нём нечто особенное, дающее понять – она имела право говорить так, и принимать это нужно, как похвалу.

— И глаза, как у Мианы, — с улыбкой покачала головой старуха и присела на бортик стены. Сложила руки на коленях. – Зелёные, словно бездна. Морская пучина. И взгляд такой же колдовской. Словно манишь. И нет спасения тому, кто шагнёт на этот зов.

Трий не ответил. Не нашёлся.

Старейшая положила сухую морщинистую ладонь на скользкий бок силиконового гроба и на долгую минуту тишины прикрыла веки. Только теперь Трий сумел разглядеть возле входа грозные тени охранителей — ликторов.

— Что делать думаешь, сынок?

Трий вздрогнул, повернулся к Старейшей. Собрался с мыслями.

— Я людей наберу, — тяжело сказал он. – К Императору прошение… Чтоб на Северный сектор… Война же будет… — и смешавшись, замолк.

— Война, — задумчиво повторила она. – Да, несомненно, будет… Месть же – дело не славное, сынок. Твоя мать, как и ты, — солдат, и знала, на что шла. Все знали…

Трий стиснул кулаки.

— От того, что все мы знаем, что однажды умрем, убийца не становится чище!

Старейшая чуть улыбнулась:

— Мышь в поле знает о соколе. Но сокол не убийца...

— Они разных видов, — хмуро покачал головой Трий.

Старейшая поощрительно кивнула и улыбнулась:

— Один человек напал на другого человека, чтобы ограбить и убить. Но другой человек оказался проворнее… Кто из них – убийца? Тот, который хотел убить, или тот, который убил?

Трий хотел ответить, но Старейшая подняла руку, призывая внимание, и медленно встала с бортика.

— Ты молод, мальчик мой. Это и оправдание, и епитимья. Не ищи смерти для принца-отступника, и найдёшь для себя больше, чем потеряешь.

Оставив разочарованного юношу, Старейшая направилась к выходу. Навстречу ей скользнули плечистые фигуры ликторов.

Находка

Только когда из огромных окон Храма легли на чёрный пол медные блики, в зал пришёл служитель. Он не стал гнать скорбящего юношу, но Трийа смутило, как в сгорбленном ожидании старик встал у дверей. Тогда он, прощаясь, последний раз прикоснулся к скользкому саркофагу матери и вышел.

День только начинал класть свои краски поверх грунтовки ночи, но уже становилось ясно, что дожди, лившие последние дни, закончились. И, шагая по уже чуть схватившийся грязи, Трий вдыхал тяжёлый влажный воздух, словно выныривая из толщи вод. В звенящее пустотой сознание возвращались мысли о насущном. И внезапное озарение чуть не сшибло с ног. Трий вздрогнул и рванул к стоянке.

Белый борт уже покинул стоянку, а катер Трийа всё так же стоял, прилипнув к силовой ячейке. Но возле не высилась фигура Ктора, не сутулился Кирт. У Трийа захолодело в груди – он оставил своих бойцов без знаков службы на сутки в одиночестве на чужой территории, где допустимо присутствие только по разрешению Дома. Где их теперь искать – в тюрьме охраны периметра или в казематах внутреннего трибуна? Или всё ещё хуже и их изгнали за территорию? Он не знал.

Задумавшись, прикусил губу и обернулся на здание порта Дома. Огромный овальный шлюз, гофрированным хоботом тянулся от головного здания до начала стартовой площадки. И в его тени сновали фигуры в форме, занятые погрузкой на ближайший легион-кар.

— Трий!

Он не сразу признал в высоком подтянутым воине, Морта, однокурсника и соперника в последней дуэли: срезали чёрные кудри, затянули в андроидный скафандр торс, усилили предплечья и голени защитными щитками. Оставив легион-кар, Морт быстро пересекал площадку. И Трий с тоской смотрел на настоящий, боевой скафандр застрельщика десанта, облегающий корпус товарища и ярко блистающий жетон на его груди – хищная птица складывающая крылья.

Однокурсник подступил и неловко помялся, перетаптываясь с ноги на ногу.

— Ты как? – нахмурился он.

Трий пожал плечами.

— Дело такое, — заторопился Морт, отводя взгляд. – Снова война будет. Мы не простим такого вероломства. Мобилизацию по Домам ещё не объявили, но уже не отказывают и худшим. Я подал заявку. Еду в «белые ястребы», в Немаду.

— Поздравляю, — выдохнул Трий. Товарищ смог пробиться в серьёзное отделение.

Морт мотнул головой:

— Не в этом дело! – и протянул ладонь. – Вот! Мне тоже уполовинили баланс из-за тогдашнего… Но тут вполне ещё достойно, чтобы купить бойцов.

Трий смотрел на ладонь товарища и до него с трудом доходил смысл сказанного.

— Мне в легионе уже не понадобится. С обеспечением у «ястребов» всё в порядке. А ты, я слышал, звено набираешь. Тебе важнее. Забирай! Тут семьдесят ассов. Один средний боец или пара посредственностей, но всё-таки – уже что-то! Бери же!

Трий сглотнул и протянул руку. Жёсткое рукопожатие свело в единое информационное поле чипы, и мысленный приказ в мгновение перевёл ассы с одного статус-баланса на другой. Только в подушечках под пальцами засвербело от проводимой операции.

— Спасибо…

Морт грустно усмехнулся:

— Если бы мы тогда не поцапались – всё случилось бы иначе. А так… Тебе важнее – твоя мать погибла. Тебе нужно быть там, где будет Демон.

Трий понял. Нанимаясь на службу, он будет только выполнять приказы. А куда пошлёт приказ – ближе к Денд-О-рари или дальше – решать будет не он. Только оставаясь суром – вольнонаёмным офицером с личной командой — он сможет выбирать сам для себя – и жизнь и смерть.

От шлюза окликнули, и Морт, вздрогнув, живо хлопнул Трийа по плечу:

— Убей этого гада! За всех убей!

— Убью! – коротко кивнул Трий. И сам поверил, что так и будет.

Морт весело оскалился и, кивнув, кинулся обратно к легион-кару.

Сжав в кулак свербение ладони, Трий снова повернулся к катеру. Бойцов нужно было найти. Особенно его беспокоил «Зверь». Но решить – где их искать, он не успел.

— Трий!

Немногие могли называть его домашним прозвищем. Стремительно обернувшись, он увидел Эдана Хара. Дядя почти вываливался из кабины стоящего неподалёку десант-бота, непостижимым образом балансируя на краю шлюза, и махал рукой. Про себя выругавшись, Трий бодро дошёл до катера и посмотрел наверх. Открытая площадка высилась над головой но, судя по ухмылке Стерха, спускать силовую тропу он и не собирался. Подпрыгнув, Трий ухватился за край и подтянулся.

Эдан сдал назад, пропуская на борт, и заворчал насмешливо:

— Так-то! Работать надо, а не сопли наматывать…

Трий передёрнул плечами, желая остро отозваться на его брюзжание, но застыл, вглядевшись за спину наставнику. В кабине отдыхали его бойцы. Сидя на полу, обхватив колени, ручищами, спал Ктор Энс. А Кирт-Волк сидел возле кают-стола за кувшинчиком «Ртутного» и мрачно-осоловелыми глазами разглядывал карту звёздного неба на капитанском навигаторе.

Трий перевёл взгляд на Стерха, но тот пожал плечами:

— Они отказались уходить от катера. Ты ж не приказывал… И что ещё я мог с ними сделать?

Устало привалившись виском к холодному косяку шлюза, Трий вздохнул:

— Ну, уж точно не накачивать их «ртутью»…

Стерх усмехнулся:

— Мы только начали!

Трий уныло качнул головой. В этом он не сомневался.

Обещание

— Врёте вы, — хмуро ворчал Трий, когда на ногах оставались только он и Стерх. – Не отказывались они уходить от катера. Не с чего им пока моих приказов слушать. Сами сюда пойло притащили и…

Стерх сидел напротив него, развалившись в кресле второго пилота, развёрнутого от мониторов к кают-столу, и с пьяной нежностью поглаживал высокий цилиндр бокала. Глаза его неотрывно наблюдали за Киртом, давно уже упавшим в углу рубки и отключившимся, как только голова легла на услужливо приподнявшийся мат пола. Волк спал, как все пилоты, свернувшись и подложив под голову ладонь, чтобы ощущать вибрацию пола.

— С чего так решил?

Трий недовольно дёрнул плечом и отозвался:

— Волк меня за вашего подставного принимает, что я его для вас вытащил из резерва, а зверь пока совершено бесконтролен. Да и вам удобнее нализываться тут, а не в Доме. Там не поймут.

Стерх перевёл на него мутный взгляд и с досадой крякнул:

— Мало ты выпил, сынок! – и задумчиво поживал губы: — Или слишком много пил, пока учился.

— Да я! – взвился Трий.

— Ты! Враль мелкий! — сморщился Стерх и тут же посерьёзнел: — Слишком ты озабочен не тем, чем надо. Тебе присудили четыреста ассов – значит, считали, что есть за что. Вот и не вибрируй! Да, сейчас ты щенок ещё и пока в первый настоящий бой их, – он ткнул пальцем в спящих бойцов, – не сводишь, сам не обоссышься, а лица не потеряешь – не будешь ты настоящим Харом! Но верить в себя ты обязан. Потому что иначе кто в тебя поверит?

Трий потянулся к кувшинчику-термосу и нацедил себе в высокий цилиндр бокала ещё «ртутного». Хлебнул, не поднимая глаз.

— Понял.

Стерх глотнул из своего и продолжил:

— Волку я уже всё объяснил – он с тобой пойдёт, как со мной ходил. А Зверь… он слишком привязчив – недельку-две вместе и будет слушать, как родного.

— Понял.

— А раз понял, — раздражённо плеснул «ртутным» на стол Стерх, — то начинай уже думать! Сопли соплями, а матери уже ничем не поможешь…

Трий поднял на ветерана внезапно протрезвевшие глаза и тот осёкся.

— Я найду его, — по слогам, словно вколачивая, процедил он: — Принца Ниад Мисо Занг Демон Кесарь. Я найду его и убью.

Угрюмо прикрыв веки, Стерх опустил глаза на тёмный напиток в бокале – чёрное озерцо в честь всех уже ушедших – и кротко спросил:

— Мелкий Хар против лучшего из рода Кесарь? Сур против легата? Против героя Империи?

— Я не боюсь! – вскинулся Трий.

Стерх равнодушно пожал плечами:

— А с чего бы тебе бояться? Ты же – Хар.

Трий смутился и уткнулся в свой бокал за новой порцией вина.

А Стерх грустно продолжил:

— При чём тут страх, когда дело идёт о мести… Молодость оправдывает бесстрашие. Тут я тебя понимаю. Я другого не понимаю. Молодость – не оправдание короткой памяти.

Хмуро отведя взгляд, Трий задумался. Но Стерх не стал мучить отгадками. Глотнув вина, он спросил:

— Сколько лет тебе было, когда Демон освободил Стиллу и спас тысячи людей и твою мать, остававшуюся там заложницей? Ах, да! Тебя ж ещё тогда не было на свете… Но про то, как Демон отбивал атаки на юге Империи, ты слышал уже в сознательном возрасте, так? А про то, что он подставлялся сам под удар, чтобы защитить императорский Дот, думаю, тебе рассказывали на уроках стратегии – это вершина планирования. А про бои под Арги-С-Тога тебе показывали воспоминания ветеранов? Или, хочешь, расскажу о бое под Маассисом. Знатное, право слово, было дело…

— Не надо, — мотнул головой Трий, не поднимая глаз от чёрной поверхности, тяжело качающейся во вздрагивающем в напряжённой руке бокале.

— Зря. Добро тогда помолотились… — вздохнул Стерх и выпрямился, положив руки на столешницу и нависнув над понурившимся воспитанником: — Принц – герой империи. Это не звание, Трий, не титул, не должность, не статус-баланс – это человеческая память… Пока в имперской армии будут те, кто помнит его таким, каким он был тогда – эту армию невозможно будет бросить на него. Поэтому вас, молокососов, и стали набирать и перебрасывать на северо-дир. Вы, щеня беспамятные, не задумываетесь над тем, как это было тяжело – стоять насмерть на границах, которые установились ещё до вашего рождения. Вы можете смести его, да. Но много ли в этом чести, Трий?

Ветеран смотрел угрюмо и Трий счёл за лучшее промолчать.

— Я был рядом с Демоном, — вздохнул Стерх. – Вот как с тобой сейчас – буквально дотянись и тронешь. И знаешь, я помню как от него веяло силой… Это была благая сила, Трий. Я не знаю, какие придворные войны заставили его перейти на сторону Дендры. Но сам бы он не перешёл. Не ищи его, Трий. Ради моего к нему уважения. И ради своей матери…

Трий вскинулся:

— Именно ради матери я…!

Стерх махнул рукой, сваливая со стала кувшинчик и схватил за пристяжную муфту на курсантском костюме. Подтянул воспитанника ближе, встряхнул, глядя в сощурившиеся от злости глаза, и прошипел:

— Именно ради матери! Не смей искать его! Понял?

— Нет.

Стерх секунду вглядывался в его лицо, а потом отпустил кулак и почти равнодушно закончил:

— Поймёшь потом. Главное, чтобы не после того, как совершишь ошибку… Такие ошибки исправить уже не удаётся, Трий… Собирай команду и дуй на фронт, раз яйца уже созрели для подвигов. Но Демона не ищи. Обещай мне.

Трий поправил смятую муфту и задумчиво посмотрел на разлившуюся по полу чёрную лужу. В зеркальной поверхности отражались мягкие огни и его белое заострившееся лицо.

— Обещаю…