Вкус Солнца

ВКУС СОЛНЦА

Он брёл под серым небом Зоны, сегодня не было дождя, но грязь под ногами от этого не стала приятнее, даже опытные сталкеры избегают без особой нужды ходить сюда, это же какой крюк мимо Выжигателя, Припяти и всего остального, чтобы попасть на границу Рыжего Леса. Но они ходят за хабаром, а сейчас его меньше всего интересовал хабар, его гнали воспоминания и ради этого он мог пойти куда угодно. Каждый год ходил он сюда по одному и тому же маршруту, каждый год его тянула сюда одна и та же боль и одна и та же надежда. В мире не было ничего, что могло бы помешать ему идти сюда, только смерть. Он забывал, есть, спал урывками, когда не оставалось сил идти, не обращал внимания на довольно приличные артефакты, он просто шёл.

Когда взорвался реактор, он уехал вместе со всеми, но после развала Союза вернулся, найти себя в новом мире, который назывался теперь Украиной, он не мог, не был он украинцем, он всегда был советским человеком, а его привычный мир рухнул. Ну и пёс с ним, с другим миром, он ушёл от мира, ушёл насовсем, стал жить у себя в доме, который рядом с Припятью стоял одиноко в поле, там жили его родители и сам он родился и прожил в нём всю жизнь. Первым делом он навёл порядок в доме, радиация была слабая, ему повезло, колодец был с хорошей, плотной крышкой и в него не попали даже дожди, так что вода была вполне приемлемая. Если в доме живут люди, то он вместе с ними борется за жизнь и дом боролся, другие разрушались от времени, утратив смысл своего существования, а его дом стоял живой и здоровый. Он сажал огород, собирал одичавшие злаки, даже кур завёл, приблудились к нему одичавшие рябы, да и зажили они. Яички, тыква грубая мука из диких зёрен, даже огурцы и помидоры свои были. А однажды у него появилась и жена, убежала красивая девушка от оскотинившегося мира и прижилась у него. Сначала с опаскою, потом стала помогать по дому, а потом как-то ночью и пришла к нему. Ну а потом родилась у них дочка, хорошенькая такая, умная и послушная. Он ходил в Припять и собирал там одежду, обувь и ткани, да хоть шторы, жена была мастерица и шила из всего этого наряды. А ещё они любили вместе гулять, природа начинает становиться волшебной и прекрасной, если человек перестаёт прикладывать к ней свои руки. Он сажал малышку на плечи, и она изображала из себя самолёт, летящий над миром. Жена смеялась и становилась особенно красивой в это время. Он даже сумел сфотографировать их на старенький фотоаппарат, обладавший функцией задержки снимка. А потом сделал фотографию, раскопав на чердаке увеличитель и реактивы с бумагой, дед его увлекался этим, а родителям стало недосуг. Фотографию потом вставили в самодельную рамку и повесили на стене. Вот к этому месту он и шёл, не мог не идти. Всё закончилось так грубо и неожиданно. В один из походов в Припять его поймал патруль, и отвезли в Киев, где его и посадили в тюрьму, скорее как москаля, чем за нарушение правил пребывания в зоне отчуждения, а пока он сидел, случился второй взрыв. В общем, вышел он из тюрьмы и побежал домой, а там уже всё было по-другому. Дом заплела «волчья лоза», куры захотели его съесть, а посреди двора была довольно приличная «жарка», куда и попали куры, пока он бегал от них. В доме было пусто, обед так и сгнил в холодной печке, ничего не было тронуто, но и жизни тут уже не было, только на стене висела фотография, дразнившая воспоминания. Он в сердцах хватил об пол этой фотографией и стекло разлетелось. Уже потом, когда он проплакался и немного пришёл в себя, он взял эту фотографию с собой. А потом встретились первые сталкеры, и так он попал в бар «100 рентген», и стал сталкером. Бродяга из него получился высший класс. Далеко не все могли сравниться с ним. Собственно датчик аномалий стал ему не нужен уже через полгода. А из оружия он носил старенькое отцовское ружьё, прекрасную ижевскую «вертикалку», которую так и принёс с собой в память о прежней жизни. Кличку только получил он странную, Чумной, да он и был какой-то чумной. Не курил, пил мало и только по случаю, там бродягу помянуть или ещё чего, к бабам вовсе никак не относился и анекдотов не любил, чумной и есть.

Вот уже и рыжий лес показался, а в стороне и дом, густо заросший «волчьей лозой», тоже артефакт, но он отсюда никогда не брал, ни листика. Осмотрел дом, который съедала Зона, двор и огород. Тыквы стали мутантами, поглощая случайно забредшую сюда живность, куры давно разбежались охотиться на крыс, тушканов и прочие источники мяса и только «жарка» так и торчала посреди двора, как память об ушедшем. Он ещё тогда обследовал всё вокруг, но даже косточек не нашёл его жены и дочки, неужели спаслись, или попали в эту жарку, потому он и смотрел на неё, как на могилу, каждый раз переживая, что очередной выброс убьёт аномалию. Простояв почти полдня в своём дворе, он пошёл на место, где они любили бывать раньше. Из-за кустов выскочили слепые собаки, и он вскинул ружьё, выстрелы разорвали тишину и два пса упали бездыханными на пожелтевшую траву. Новые патроны легли в стволы и ещё два пса стали пищей для своих сородичей, Зона быстро прибирает любую органику. После третьего залпа собаки испугались и разбежались, они вернутся, но потом, когда он уйдёт и он ушёл. Постоял на их любимом когда-то месте, достал из кармана старую фотографию и прилип к ней взором. Место было то же самое, но как оно отличалось от прошлого, серое небо вместо голубого, высохшая трава, вместо буйной зелени и ворона на ветвях вместо певчих птиц, которых они так любили слушать. Сегодня был особенный день, день рождения его дочери, они всегда приходили сюда в этот день и вот они снова все тут, только уже на фотографии. ПДА пищал, а он стоял и смотрел на фотографию, словно хотел вернуть то время.

— Парни, а где Чумной? Давно я его что-то не видел, — в баре «100 рентген чего-то вспомнили о странном бродяге.

— А ты разве не знаешь, в этот день он всегда уходит к чёрту на кулички, ты туда и не дойдёшь, а ему хоть бы хны. Прётся по Зоне и никакая зараза его не трогает.

— Да нет, мутанты его съесть пытались не раз, только хрен к нему подойдёшь ближе, чем на выстрел. Помню, шли мы как-то раз, а тут и снорки пожаловали. Так он их уложил, я и выстрелить не успел. Да что там автомат, он бабахнет один раз и всё, лежит снорк, не трепыхается, его же Зона любит.

— Мутанты, он вон патруль вояк на…й послал, так и сказал, а они посмотрели на него, и пошли, он же тут ещё до аварии жил.

— Да не по тому, у него семья тут пропала, и ему всё стало настолько по барабану, что он просто бояться перестал. Я видел фотку у него, там баба с дитём, как уставится, так хоть не подходи, кровососа послать может и тот пойдёт.

— Его вояки хлопнули в Припяти перед вторым взрывом, а когда вышел, семья уже пропала.

— Ты-то откуда знаешь?

— Дочка шамана рассказала, они же все мутанты, кто в Зоне родился, телепаты хреновы, мысли читают. Я чего-то пошутил, когда он на Кордоне так завис с фоткой, а она меня пристыдила, а потом и рассказала, а ещё сказала, что он их обязательно найдёт, так духи сказали.

— Духи, ты уже совсем того, какие на…й духи.

— А ты не знал? Что Белый Дух скажет, то всегда исполняется, так что я бы с ним не спорил.

Они ещё лаялись, пока по ПДА не передали предупреждение о выбросе.

Чумной стоял и смотрел на фотографию, явно завис, бывало с ним такое, пока небо не начало краснеть. «Вот и хорошо» подумал он «вот и встретимся на небесах с семьёй». Но потом он вдруг представил, что станет зомби и побежал, была тут недалеко труба ливневая, в ней и можно переждать выброс, эту местность он знал, как свой дом, каждую щелочку и складочку, и конечно все схроны поблизости. В трубу он влетел, когда небо уже стало совсем красным, и первый удар понесся по просторам Зоны, сокрушая всё живое. Влетев в трубу, он пополз на четвереньках вглубь и упал, когда ментальный удар обрушился на него всей своею силой. Сталкер потерял сознание и погрузился в параллельную реальность.

— Ты так и не можешь забыть их? — спросила женщина в белом, сидевшая на камне.

— А ты смогла бы? — почему-то он не хотел грубить ей. Хотя под языком скопилось столько слов, что хватило бы разогнать дивизию монолитовцев.

— Я не теряла семью, мне трудно это понять, — честно сказала она, — но я и вытащила тебя сюда, чтобы понять это.

— Так я не лежу в той трубе и это не сон?

— И, да и нет, вы всегда мыслите в одном пространстве, а когда собрались посмотреть глубже, сделали такое, что я выросла.

— Не понимаю, разве нет всего, что мы видим и чувствуем?

— Зрение, слух, обоняние, осязание, всё это только чувства, ты можешь слышать, как растёт трава, или ощущать запах звёзд на небе, а увидеть музыку или потрогать руками рассвет?

— Ты хочешь сказать, что я сейчас в таком месте, где можно слышать запахи и чувствовать вкус музыки?

— А ты не такой глупый, как я себе представляла, ну что же, давай поговорим, тебе всё равно некуда спешить. Если ты научишься видеть живое в мёртвом, ощущать тепло в холодном, то не всё потеряно. Возможно, ты и сможешь найти то, что потерял. — Она раскрыла ладонь, на которой лежал маленький камешек, и предложила сказать какого он запаха.

Сколько он не старался, но уловить запах камня, он был не в состоянии.

— Ты его нюхаешь, а надо ощущать, ты просто взялся не с того конца, смотри на него и ты увидишь его запах.

Долго, очень долго он смотрел на камень, сначала он видел цвет, потом цвет исчез, камень не был ни синим, ни красным, ни даже серым, он был степным. Да, именно степным, он пах так, как пахла степь на том месте, где они так любили быть.

— Молодец, этот запах ты увидел, а этот? — она закрыла ладонь и снова открыла её. Камень исчез, а на его месте сверкала капелька воды.

Он смотрел на воду и вдруг погрузился в неё весь, он лежал в воде, не дышал и не думал и совсем не ощущал себя.

— Так пахли её волосы, — прошептал он тихим голосом.

— Ты просыпаешься, теперь тебе придётся услышать вкус. — Она поднесла руку ко рту и полилась чудная мелодия, песня лилась и лилась, а он держал на руках девочку и кто-то нежно поцеловал его губы.

— Это её вкус, а ещё так лежала на руках моя дочка.

— Ты обрадовал меня, наверное, это и есть любовь, я правда пока не ощутила этого чувства, меня никто не любит, и я отвечаю взаимностью.

Их игра или занятие продолжалось целую вечность, услышать цвет или понюхать звук, для нормального человека это была дикость, но он уже не был нормальным человеком, давно не был, он был сталкером, который искал свою семью, а теперь стал ЕЁ учеником. Кто она, он совсем не думал, да и какая разница. Она была мудра и наивна, грустна и бесшабашно весела, иногда ей становилось тоскливо, но она и тут находила что-то прекрасное.

— А хочешь понюхать радиацию? — как-то спросила она его, — не бойся она не опасная, когда я держу её в руках.

А ему было и не страшно, с ней он мог попробовать на язык «электру» или слушать шёпот «воронки», играть в салочки с полтергейстом и танцевать танго с кровососом.

— Жасмин, — сказал он совсем через короткое время.

— Я удивляюсь тебе, и ты начинаешь мне нравиться, но я не буду разлучницей, ведь у тебя есть жена и ребёнок.

— Где они? — вздохнул он, — я уже столько лет в Зоне и никак не найду даже следов.

— Ты пытаешься видеть глазами и слушать ушами, ты не ищешь их, а предаёшься своему горю. Зачем я тогда тебя учила?

— Значит надо использовать для поисков то, чему ты меня научила?

— Давай честно, до вас и правда так долго доходит?

— До нас? — задумался он, — в смысле до мужчин? Ты права, есть вещи, которые до нас очень долго доходят.

— Вот поэтому я женщина, — она засмеялась так легко и звонко, что он невольно улыбнулся.

— Не буду спрашивать, кто ты, но мне кажется, что я уже догадываюсь.

— Конечно, вы все видите меня каждый день, но только тебе я показалась в таком виде. А теперь ты можешь сравнить, какая я настоящая.

— По-моему ты настоящая и там и тут, тут важно, как посмотреть.

— А теперь ступай и помни. Видеть запахи и слышать вкус и трогать руками звук, только так и можно найти и принять. — Она махнула рукой, и фиолетовый туман заслонил всё вокруг.

— Мужики, у Чумного ПДА был?

— Конечно, он же сталкер, а тебе зачем?

— Да нет его нифига в сети после выброса. Я чего-то волнуюсь.

— За него переживать не стоит, он из любой дыры вылезет и куда угодно дойдёт, хоть до Исполнителя.

— Так может он к нему и подался? Вы хоть одного видели, кто до него дошёл?

— Ну, Картограф или Меченый, они же дошли.

— Так может и Чумной уже так ходит по Зоне, призраком?

— Значит, увидим его при очередном кипише, они всегда не вовремя появляются, или вовремя, как смотреть.

Они ещё долго пили о болтали, о Чумном и о Меченом и вообще, обо всём на свете.

Он очнулся в трубе, в которую залез перед выбросом. Неужели это был только сон, а ему показалось, что он много дней провёл с той женщиной, обучаясь нюхать цвет и видеть запах, он собрался с духом и полез наружу. Зона после выброса всегда тихая и спокойная, даже мутанты какие-то сонные и вялые, он выбрался из трубы и вспомнил её слова «видеть запахи и слышать вкус и трогать руками звук». Вернулся на их любимое место, достал фотографию и долго смотрел на неё, пока не почувствовал запах, запах тянул его и манил. Он не был обычным запахом, так на земле не пахло ничего, но он понял, что надо идти по этому запаху и он пошёл. Теперь для него в зоне не было секретов, аномалии пахли и звучали, то милой классической музыкой, то бешеным роком, то чем-то совсем запредельным и запахи от них были неестественные, аномальные. Только «жарка» почему-то пахла жареными семечками, играя весёлую джигу. Примерно через два часа он понял, что идёт к Припяти, запах вёл туда, тянул и манил. Ему было наплевать, что там бродит «Монолит», охраняя от людей свой камень, наплевать, что там подпольная лаборатория наёмников, даже на себя было наплевать, он шёл по запаху. С ним не могла сравниться ни одна ищейка, той надо хотя бы образец и след, а ему всё это было до лампочки. Запах был у него в голове, а ещё он переливался такими неземными цветами, что не хватило бы слов описать. Кровосос включил свою мимикрию и стал невидимым для людей, а разве он ещё человек? Возможно, только он-то видел запах кровососа, какой-то красновато-грязный запах и он приближался к нему.

— И зачем ты сюда идёшь? Я вижу, как ты пахнешь, тебе не спрятаться от меня.

Кровосос заволновался, он ходил кругами, а сталкер водил стволами своего ружья за ним. Нарываться на выстрелы не хочет ни одно животное, и кровосос сдался, так в невидимости и отступив за деревья. Припять встретила неласково, из-за угла вышла химера. Она посмотрела на него и начала бить себя по бокам хвостом, зря ты на него нападаешь, он видит тебя насквозь, видит в сильном и уверенном звере точку страха, вон там, где нервный узел соединяет вместе обе головы. Он показал пальцем в это место, а потом прицелился в этот узел. Химера остановилась, никто ещё не знал её секрета, а немного читать мысли она умела, пусть не слова, но образы. Её звук изменился, она ещё постояла, уже готовая к прыжку, но передумала. сталкеров много в Припяти, проще съесть монолитовца или вояку, а может и наёмника, если утратит бдительность, но с этим лучше не связываться, он видит и чувствует мир по-другому и химера ушла. Он шёл по улицам города призрака, ведомый необыкновенным запахом, теперь он начал догадываться, что это за запах так пахла любовь, не страсть и всё, что с нею связано, а именно любовь, когда ты растворяешься в любимом человеке. Вдруг, запах стал сильнее. он шёл из подвала дома, возле которого он остановился, но стало уже темно и он решил зайти в подъезд и там переночевать, а утром отправиться дальше по запаху.

Маленький костёр горел так, что его не видно было с улицы, сталкер сидел возле костра и ел тушёнку. Потом он спрятал банку назад в рюкзак, достал энергетик и приложился к банке, потом достал фотографию и стал смотреть на неё. От фотографии пахло прошлой жизнью, счастьем и любовью, он бы всё отдал за полчаса встречи с семьёй. запах окутал его, и он провалился в этот запах, как в бесконечность. Сзади раздался лёгкий звон, и он невольно обернулся. Она стояла, уже готовая воткнуть нож в его шею, но взгляд её упал на фотографию, и в голове всё перемешалось. Она вспомнила это место и того, на чьих плечах сидела его дочка, вспомнила счастливую и тихую жизнь. Всё это было до того, как ужасный выброс от второго взрыва убил всё живое на огромном пространстве, включая её и дочку. Правда, они умерли не совсем, став живыми трупами, не зомби, которые утрачивают мозги, оставляя только один инстинкт, жрать. Они сохранили разум и способность говорить, но их тела стали серыми и холодными они перестали спать, и даже дышать не было необходимости, если им не надо было говорить.

— Ваня! — воскликнула женщина мертвяк, уронив нож.

— Наташа! — пусть она была серой и мёртвой, но от неё шёл звук, который он бы не спутал, ни с одним звуком на свете.

Они замерли на миг, а может на час или на целую вечность, и потом обнялись так крепко, как могут обняться люди, которые сто лет любили друг друга и сто лет были разлучены.

Он не чувствовал ни холода её тела, не замечал серой, мёртвой кожи, он ощущал только запах любви, Они целую вечность обнимались и целовались, пока материнский инстинкт не заставил вспомнить о дочке.

— Надо раздобыть еду для Надюши. Она там в подвале.

— У меня есть тушёнка и шоколадки — сказал он и понял, что это всё совсем не имеет никакого значения.

— Нет, теперь мы можем, есть только сырое мясо — она немного смутилась, ведь она собиралась съесть его.

— Только людей или можно и другое?

— Можно конечно, хоть собак, только я не угонюсь за ними, а крысы куда-то убежали — она так и осталась виноватой, но в голосе появилась надежда.

— Немного подожди, я добуду мясо, мне кажется, что сюда как раз идут парочка псевдопсов.

— Ты тоже умеешь видеть ночью?

— Нет, но я вижу звук их шагов, не удивляйся, меня научила Зона.

Точно, из-за угла вывернули два огромных псевдопса и принюхались. Он, конечно, пах дичью, поэтому они поспешили добыть еду, пока нет конкурентов. Ночь скрывала их большие и серые тела, давая серьёзное преимущество перед людьми, только перед простыми людьми, а тут сейчас таких уже не было. Только они решились напасть, как выстрелы разорвали тишину и оба пса упали с пулями в груди.

— Этого хватит? — спросил он.

— Конечно, хватило бы и одного мы теперь редко едим, пару раз в месяц, нам же не нужно много.

Он немного удивился, но виду не подал, главное в его жизни свершилось, он нашёл свою семью, права была Зона, для этого надо было видеть звуки и чувствовать запах любви. А она подняла нож и подошла к псевдопсам, вырезала из каждого по самому мягкому кусочку и съела один, немного стесняясь, только он и внимания не обратил, ведь это такие мелочи, что твой любимый человек труп, зато живой.

— Пошли, покормим Наденьку — позвала она его, и он пошёл за нею.

Тёмный подвал вонял ужасно, но он чувствовал только запах любви, в темноте шевельнулась маленькая тень, которая пахла любовью и немного испугом.

— Мама, ты не одна? — услышал он детский голосок.

— Да, Наденька, я привела папу и тебе поесть принесла.

Он увидел радость дочери и протянул руки, дочка прыгнула ему на руки, и он подхватил её и обнял.

— Наденька, любимая моя, — шептал он ей нежные слова, прижимая к себе маленькое холодное тельце дочери, — ты всё такая же маленькая и хорошенькая.

— Папа, мне уже пятнадцать, тебя не было столько лет.

— Понимаешь, девочка моя, меня арестовали и посадили, а когда я вышел, вас уже там не было. Вот и искал я вас столько лет, пока Зона не научила.

Потом дочка съела кусок мяса, и они сидели и рассказывали друг другу, что с ними произошло. Когда ударил второй взрыв, они были в доме и потеряли сознание, а когда пришли в себя, нашли себя вот такими, прежнюю еду, они не могли, есть. Она вызывала у них рвоту и боли. А потом куры заклевали собаку, которая случайно к ним забежала, они стали кровожадным и злыми, только их не трогали, а они попробовали сырое мясо и наелись. Было хорошо и вкусно, и потом больше недели есть не хотелось. А когда снова захотелось, они поняли, что им надо охотиться. Взяли ножи и пошли на охоту, ели всякое, что удавалось добыть, а звери их не трогали совсем.

— Ты знаешь. — сказала вдруг она и повесила голову, — я на людей охотилась. Первый раз попробовала мясо, когда монолитовцы кого-то убили, а крыс не было рядом, вот я и отрезала нам по куску, а потом подкрадывалась к монолитовцам, когда крыс не было. Но однажды я поняла, что мы так зверями станем, и стала книжки таскать отовсюду и вслух читать Наденьке. Потом учила её читать и даже писать. Она всё умеет и всё понимает, охотилась на крыс лучше меня.

— Не кори себя, это Зона, главное вы живы и я нашёл вас. Он прижался к своей Наташеньке, так и не отпуская дочку с рук.

Всю ночь они проболтали о том, что произошло и о том, как они жили, вспоминали прошлое время и радовались встрече. Утром он обратил внимание, что они почти голые, какие-то грязные тряпки вокруг бёдер и всё.

— Надо вас одеть, — сказал он.

— Мы теперь не мёрзнем совсем и так нас ночью плохо видно — возразила дочка.

— Дело в том, что мне надо иногда и поспать и я не могу, есть сырое мясо. — Вздохнул он, про мертвяков в Зоне знали уже почти все, хотя лично встречать доводилось немногим.

— Ты ложись тогда, поспи, — сказала жена, — мы покараулим, а всё остальное потом.

Он поцеловал её в холодные губы, совсем не ощущая их холода, и улёгся на «пенку», сразу же заснув. Спал он, как младенец, а Наташа рассказывала дочке, как она нашла папу.

— Я его уже собиралась убить, а он сидел и смотрел на ту фотографию, что висела на стене и такая от него любовь шла, что я и нож выронила.

— Не кори себя, мамочка, мы вместе и теперь всё будет хорошо, с нами папа.

Утром он решил, что надо одеть их, как сталкеров, так можно будет ходить по Зоне и днём, на жену подобрать комбинезон несложно, а вот дочку одеть уже проблемы, на детей просто не существовало комбинезонов, а шили их только наёмники и на Янтаре. Вести семью на янтарь нельзя, яйцеголовые спят и видят заполучить мертвяка для опытов. Да и наёмники могут не понять, хотя чего им объяснять, снять мерки и всё, только чем, сантиметра он сто лет не видел портновского. Искать одежду в Припяти глупо, если что и осталось, то истлевшие тряпки.

— Ваня, а пошли к нам домой, — вдруг предложила Наташа, — может из чего перешью, нам же не нужно крутое.

— Да там же всё «волчья лоза» заплела.

— Ничего, мы её оборвём, на нас она не действует.

Он и забыл, что они теперь немного другие, но запах любви не улетучился. Это по-прежнему была его семья, и он по-прежнему любил их. До ночи они наговорились вдоволь. Сказали друг другу много нежных и ласковых слов, а когда стемнело, двинулись в обратный путь. Осторожность надо было соблюдать, особенно в Припяти, где хозяйничал «Монолит». Оказалось, что девчата прекрасно видят ночью и не только тёплые объекты, но и аномалии тоже, а он их просто ощущал теперь по звуку и запаху. Конечно, теперь он не пропускал и артефакты, деньги нужны были на экипировку его любимых девчат, «на пожрать» себе он всегда добудет, а больше ему и не требовалось, сталкер он был от бога и деньжат у него на счету было немало. А может по старой сталкерской привычке собирал он хабар. Из города вышли почти без приключений, правда патруль «Монолита» попался-таки им, но его заранее увидели и услышали и почувствовали, поэтому просто пропустили, чтобы не создавать себе сложностей. Уже до рассвета они были у своего дома.

— Как он зарос! — удивилась Наташа.

— Мама, у нас настоящие джунгли, как в «Джуманджи», — девочка читала книгу об этой игре.

— Эти джунгли опаснее намного, — предостерёг папа, но Наташа подошла к этому аномальному растению и протянула руку, листик даже не шелохнулся, она начала рубить своим ножом «лозу» и скидывать её подальше от дома. «Волчья лоза» могла съесть любого сталкера, но мёртвую плоть не воспринимала совсем.

— Нам же только зайти, — она прочистила вод и углубилась в дом, — ты подожди тут.

И он ждал, не спуская глаз с входной двери.

— Ты знаешь, — она вышла немного расстроенная, — тут всё пропало, даже сандалики Надюшины крысы съели.

— Ничего, я не бедный сталкер, я смогу купить вам одежду только бы Надюше обувь найти.

— А давайте пойдём на наше место, — предложила дочка.

— Можно конечно, только светает, как бы нас кто не увидел.

— Мы ненадолго, — девочке явно хотелось хоть немного вспомнить прежнюю жизнь.

В конце концов, он согласился, и они пошли на их любимое место.

— Как тут всё изменилось, а может, я неправильно помню.

— Мы можем сравнить — сказал он и достал старую фотографию.

На фотографии был солнечный день и зелёная трава и папа ещё молодой и все были живы.

— А подними меня, как тогда, — попросила она и отказать дочке он не мог.

Она сидела на его плечах, раскинув руки, и представляла, что она птица.

Уже совсем рассвело, и они решили спрятаться от чужих глаз. Это было очень вовремя, поскольку скоро на их любимое место набежали слепые псы и довольно большая стая. Только они уже сидели в схроне, небольшом люке, который был не очень далеко от их любимого места. Было немного тесновато, но это как раз тот случай, когда теснота не мешала, даже помогала, им нравилось сидеть так, прижимаясь, друг к другу, ведь они так долго не виделись.

*****

Вы попадали когда-нибудь в «карман»? Конечно, если вы не были в Зоне, то вы даже не знаете, что это такое. А он попал, аномалии пропустили его вперёд и захлопнули выход. Внутри можно было играть в волейбол, но вот выйти из «кармана» мог только тот, кто видит аномалии, не просто чувствует, а именно видит. Наёмник он был хороший, не разводящий группировки, но и не пацан зелёный, справлялся с очень серьёзными заданиями, мог убрать по заказу кого угодно, стрелял превосходно и по Зоне ходил очень осторожно, не оставляя заметных следов. Но вот так попался, да и «карман» был коварный, как будто приглашал «вот тут проход», а идти нужно было и именно туда. Конечно, он послал по секретному каналу сообщение, но как выбраться, а завтра выброс и тут ему и конец настанет. Между тем стемнело, и он перестал искать выход, в темноте это было совершенно бесполезно. Он уже поел и запил энергетиком, а чего добру пропадать, на сытый желудок думается спокойнее.

— Поздорову, бродяга, — раздался голос совсем рядом.

— И тебе не хворать, только сюда не ходи.

— Да я знаю, ты в «кармане» сидишь, а выхода не видишь.

— Да кто его увидит то, аномалии видеть ещё люди не научились.

— Не все, есть, кто и видит, я вот их запах чувствую, хотя и не вижу.

— Запах, это хорошо, только тут этим не поможешь.

— Ты оружие убери, тогда поможем.

— Куда я «ВАЛ» уберу? Могу только разрядить. — Он отщелкнул магазин, оттянул затвор, освобождая ствол, и вставил патрон в магазин, а потом убрал его в рюкзак, — так пойдёт?

— Годится, Наташа, подойди, пожалуйста.

Из темноты вышла женщина мертвяк, наёмник испугался, но потом сам понял, что глупо пугаться в его положении.

— Посмотри, где выход из «кармана» — попросил он женщину.

Та обошла по кругу «карман», внимательно осматривая аномалии и, сказала.

— Выхода нет, но могу вывести.

— Как это нет? — тут не понял даже Чумной.

— Ну, он есть, но не для живых. Мне придётся его нести в конце. Пусть оставит всё там, и я выведу, вот видишь, — показала она на засохшее кровавое пятно, — тут аномалия и всё живое погибает, если наступит.

— Ну что, парень, одного тебя без всей трихомуди может вывести, согласен?

— А куда деваться, завтра выброс.

— Тогда жди.

Она пошла прямо босиком по аномалии, потом повернула направо, сделала четыре шага и налево, ещё три шага и снова поворот. Наконец она вошла в середину «кармана» и подошла к наёмнику.

— Положи руки мне на плечи и иди близко ко мне.

Наёмник послушался, и они пошли так же медленно и странно, поворачивая и снова шагая вперёд.

— Всё, теперь лезь мне на спину и смотри земли не касайся, умрёшь.

Наёмник был не пушинка, но её сил хватило, впрочем, и нести не далеко, метров пять всего.

— Слазь, — сказала она ему и наёмник с опаской, но опустился на землю, — вещи-то нужны тебе?

— Да не помешают, оружие дорогое, да и кое-что в рюкзаке есть.

— Тогда стой тут, — она сходила и вынесла ему всё остальное.

— Вот уж спасли, так спасли, теперь я ваш должник навек.

— Да ладно, это ты её должник, — потом Чумной повернулся к жене, — а её тоже видно?

— Конечно, любую аномалию видно. Да я уже сталкивалась с такой, когда за крысой гналась. Она забежала и всё, а я стою уже в аномалии, так и поняла, что на меня не действует.

Вдруг у сталкера в голове возникла мысль, раз это наёмник, значит можно с ним договориться.

— Хочешь долг отдать?

— Кто же не хочет, что надо сделать? — он был готов убить, кого угодно или выследить или сделать ещё что-нибудь такое, но всё оказалось проще.

— Нужно два комбинезона, вот на неё и на дочку, защита не важна, важно, чтобы видно не было, кто внутри.

— А дочка, какая?

— Маленькая, Наденька, иди к нам.

Из темноты вышла маленькая девочка, такая же серая, как и мама.

— Придётся в Припять идти, мерки снимать, такого не шили ещё, ей же и обувь не найти.

Так и пошли до самой Припяти, осторожно пробираясь по улицам и воюя с мутантами. Потом наёмник завёл их в подвал и попросил подождать.

— Лабораторию светить нельзя, меня за это грохнут, но мастера я вам сюда приведу.

Он ушёл и вернулся только через час, старый еврей перепугался до смерти при виде мертвяков, но в итоге снял мерки и наёмник его увёл.

— Три дня и будет готово, с обувью проблемы на девочку, но Хейфец хороший мастер.

— Мы побудем тут три дня, еды хватит, отосплюсь и посижу с семьёй, только не рассказывай о нас.

— Я наёмник, я привык не болтать зря, а Хейфец совсем не выходит на поверхность без нас, да и кому он скажет. Только вы тоже никому про меня не говорите, я, поэтому и имена не спрашиваю.

На том и расстались. Они жили в подвале, вспоминали прошлую жизнь, обнимались и шутили. Наконец-то он отоспался рядом с любимыми, а она гладила его по голове и шептала милые глупости. А через три дня появился наёмник и принёс всё, комбинезоны, обувь и даже перчатки, шапочки с прорезями для глаз и очки. Девочке достались смешные полусапожки, сшитые из непонятного материала, но вполне удобные и даже милые на вид, а когда натянули шапочки и очки, то они стали похожи на наёмников, только один был ну совсем маленьким.

— Что с меня? — спросил Чумной.

— Брось, это мой долг, если конечно согласен?

— Всё, долг ты отработал, расстанемся?

— Удачи вам — наёмник крепко пожал ему руку и исчез в развалинах.

— Вот теперь мы можем и днём ходить по Зоне, — обрадовался Чумной.

В последнее время он совсем забыл о себе, все мысли были о жене и дочери, пока не осталась последняя банка консервов.

— Папа, у тебя еда кончается, надо куда-нибудь сходить.

— Умница ты моя, сходим, только в Бар не пойдём, там «Долг», они злые и не любят таких, как вы, поэтому пойдём на Кордон, там народу мельтешит много и никто не догадается.

Острый запах ладана ударил в нос, и он остановился, жена с дочкой немного отстали, засмотревшись на странный чёрный цветок.

— Ты увидел её? — спросила жена, догнав его.

— Нет, я ничего не вижу, только пахнет ладаном, а ещё странная музыка, — сказал он немного отвлечённо, — ну да, как там, где ты спасла наёмника.

— Ну, это вот та аномалия, которая реагирует только на живое, разве у неё есть запах?

— Запах есть у всего, я вас и нашёл по запаху.

— Разве мы чем-то пахнем?

— Нет, мы не говорили об этом ещё, это такой странный запах, так не пахнет ничего на свете, хотя может так пахнет моя любовь к вам.

— Ты стал немного странным и говоришь такие странные вещи, но ты мне нравишься всё больше и больше.

— Я никому не говорил, просто меня научили видеть звуки и слышать запахи и пробовать цвет на вкус. Я однажды чуть не попал под выброс, а может и попал и меня научили там этому.

— А чем пахну я? — спросила она немного с вызовом, вполне понимая, что она труп, хотя и живой.

— Ты пахнешь весной и песней жаворонка, голубым небом и зелёной травой и немного жасмином. Стоп, жасмин, уходим отсюда поскорее.

Он потянул их в сторону, пока запах жасмина не исчез.

— Что случилось? — удивилась она — почему тебя напугал жасмин?

— Так пахнет радиация, во всяком случае, для меня.

— Ты такой странный — улыбнулась она, обняла и поцеловала так страстно, как в дни их молодости.

— Мы не одни, — он осторожно посмотрел на дочку.

— Ой, подумаешь, я могу и отойти, как будто я не знаю этого, видела уже, как этим сталкеры занимаются.

Вот так, ей же уже не пять лет давно, но она и правда отошла и уселась за кустами к ним спиной. Долго ли скинуть комбинезоны и вселенная качнулась в бесконечном танце любви.

На Кордоне недолго удивлялись, видели они и детей в экзоскелетах и многое другое, только один сталкер проводил их долгим взглядом. Артефактов он набрал изрядно, и все были очень даже хорошие, поэтому Сидорович принял всё это по хорошей цене.

— Что брать будешь?

— Тушёнку конечно и шоколадки, ну и энергетик само собой. Патроны тоже, пострелял в последнее время.

Потом он вспомнил, что девчата его совсем без оружия, а это смотрелось странно.

— Оружие какое-нибудь дамам.

— Мадам ваша что предпочитает, пистолеты, автоматы или снайперскую винтовку?

— Погоди, Сидорович, мне с ней надо посовещаться, мы позже подойдём.

Они вышли на улицу и стали думать, что же им купить из оружия, Наташа не стреляла раньше вообще, поэтому совсем не представляла, что ей нужно.

— Возьми ей «Вал», если деньги есть — раздался сзади голос.

Сталкер был одет так, что не видно было ни капли его тела, это тот, кто так долго провожал их взглядом.

— Ты не сомневайся, она теперь снайпер от бога, только пачку патронов лишних купи, пока привыкнет.

— А ты-то, откуда знаешь? — Чумной насторожился.

— Пошли, отойдём, это разговор не для чужих ушей.

Чего и не поговорить, на Кордоне опасности нет, и никто внутри не воюет.

— Хизер можно с нами, она в курсе, — он указал на свою спутницу.

Они отошли подальше и сели на развалины дома, когда вокруг никого не видно было.

— Я тоже мертвяк — начал в лоб странный сталкер, — у неё рука не дрожит и дышать не надо, так что снайпер из неё самое то, научить только надо, но тут я помогу, и девочке чего-нибудь надо, это Зона.

Хизер прижалась к своему Упырю, к этому времени они уже познакомились.

— Так что бери снайперку, «Вал» просто тихий и удобный, ей и ПНВ без надобности, не сильно дорого и получится.

— Да деньги не вопрос, я давно по Зоне брожу.

— Тогда бери, и пойдём, научу я её стрелять.

Сидорович обрадовался хорошим покупателям, «Вал» не калаш, денег стоит. Продал и хорошие ножи Наташе и Наденьке, а вот с оружием для девочки вышел конфуз, не было для маленькой ручки ничего подходящего. Барыга обыскал весь склад и вытащил, наконец, маленький деринджер.

— Ну, только если такой, не ахти, но не думаю, что ребёнку нужно больше.

И всё равно рукоятка была довольно толстой, но Чумной открутил накладку и сказал, что ерунда, подпилит потом, там, же одна пластмасса. Только патроны были короче макаровских, но пару десятков нашлось, поэтому пистолетик занял своё место на поясе девочки рядом с небольшим, но удобным ножом, вот только рюкзака ей не нашлось, ну и не надо. Расплатившись за всё, они пошли подальше от лагеря, обучаться стрельбе. Упырь был хорошим наставником, и хватило десяти патронов, чтобы Наташа начала попадать идеально. А вот с Наденькой пришлось повозиться, пистолетик пока плохо лежал в её ручке, и она долго не могла научиться стрелять в цель, однако девочка была упорная и вскоре раскусила всю прелесть стрельбы, хотя конечно из такого оружия это скорее баловство.

— Сходите на Скадовск, — посоветовал Упырь, — может тамошний алкаш ей что-нибудь придумает, это ведь совсем не оружие.

Расстались тепло, Упырь и Хизер были добрыми людьми, а девчатам было приятно узнать, что они не одни такие в Зоне.

Вечерело, а надо было ещё обойти Свалку, места опасные не из-за аномалий, бандиты на Свалке чувствовали себя вольготно. Точнее их, конечно, гоняли периодически и кланы и вольные бродяги, но вытравить это зло никак не получалось.

— Грабли в гору, стволы на землю! — их ждали, а они что-то задумались и заболтались и забыли об опасности.

— Ух, подкатила удача и баба с ним, оторвёмся, ты, лошара хабар клади с пушкой и вали отсюда, мы тут сами разберёмся.

Положение было очень серьёзное, но тут девочка сорвала с головы шапочку и обнажила серое лицо.

— Мама, мясо свежее! — радостно закричала она, — вот теперь наедимся!

Бандиты оторопело смотрели на девочку, а Наташа уже последовала её примеру.

— Вот этот мой, — показала она пальцем на бандита и облизнулась.

Когда отец семейства взялся за шапочку раздался только треск кустов от удиравших бандитов, а они стояли и никак не могли остановить бивший их тела смех.

— Вообще-то надо быть осторожнее, отвлеклись мы чего-то, спасибо Надюше, как ты догадалась.

— Папа, ты всё никак не привыкнешь, что мне уже пятнадцать, — она так загадочно улыбнулась.

На Скадовске Самоделкин остро нуждался в выпивке и паре бутылок водки обрадовался, как божественному дару, а когда выслушал их, то даже не задумывался.

— Тебе именно пистолет или можно и ружьё?

— Можно, если не тяжёлое, — девочка недолго думала.

— Тогда три дня погуляйте, только денег будет стоить прилично, хотя для ребёнка скидку сделаю.

Три дня не срок, пошли гулять по Зоне, искать артефакты и смотреть на мир, точнее конечно смотреть на мир больше, соскучились они в подвалах Припяти, а так даже солнце один раз увидели, всего на несколько минут, но видно Зона тоже заскучала по его лучам.

— Как оно вкусно пахнет, — мечтательно вздохнул он, — и такое мягкое и на вкус приятное.

Вот так, она изменила его настолько, что он сам порой удивлялся, ну кто в здравом уме будет пробовать солнце на вкус. А он просто увидел его вкус и ещё услышал мелодию любви и торжества, как будто солнце страстно спешило совокупиться с этим миром, чтобы подарить ему жизнь. Поняла ли она его или просто захотела обнять, но Наташа прижалась к нему и улыбнулась.

— Если вам это надо, вы только скажите, — девочка порой их убивала своей непосредственностью.

— Не сегодня, вернёмся на Скадовск и снимем каюту, — он поцеловал нежно холодные губы любимой.

Артефактов было мало и дешёвые, кто-то уже собрал их. Только в одном месте лежали «мамины бусы», довольно дорогой артефакт и вроде на виду, но взгляд его упал на довольно свежее кровавое пятно. Так вот почему он лежит так, ничто живое туда не дойдёт.

— Это дорогой артефакт? — спросила она.

— Достаточно дорогой, ты хочешь его взять?

— Нам же нужны деньги.

— Тогда надо дождаться темноты, чтобы вас никто не увидел, уже недолго ждать.

Они присели на кусок бетона, вросший в землю, и он достал банку тушёнки.

— Может шоколад, вы сможете? — спросил он своих девчат, как то неудобно было есть одному.

— Мы уже пробовали, там, в Припяти, у сталкера в рюкзаке, — она замолчала, и он понял, что и эта еда им не подходит.

— Надо будет купить гематоген, вдруг он подойдёт.

— А что это такое?

— Ну, это что-то из крови сделанное, но вкусно.

Как только стемнело, Наташа прошла и взяла артефакт, они собрались и пошли назад, как раз к сроку и вернутся. Вернулись они даже раньше и сняли каюту.

— Я посижу в баре, — сказала дочка.

Девочка была умна не по годам, во всяком случае, не по тем годам, на какие она выглядела. Они ушли в каюту, и вселенная спела им песню любви.

— Ты почему одна сидишь? — спросила женщина сталкер.

— Мама с папой в каюте, — просто ответила девочка.

— А тебя не пускают или выгнали?

— Я сама ушла, чтобы не мешать, — ну чего ей всё рассказывать, вроде не мужик, должна понять.

— Хочешь шоколадку? — дамочка видимо считала своим долгом занять чем-нибудь ребёнка.

— Нет, не хочу, я не ем шоколад.

Разговор начал надоедать ей, но от дамочки никак не удавалось отвязаться. На её счастье пришёл папа и увёл девочку. Утром они пошли к Самоделкину, тот был изрядно навеселе, но оружие выложил с какой-то гордостью. Маленькая винтовочка была просто загляденье, лёгкая и даже красивая, с раздвижным прикладом и довольно длинным стволом, только профессионал мог бы рассмотреть в ней затвор от «Люггера» в остальном это было нечто совершенно необычное.

— Патрон ходовой, бить будет метров на двести запросто, сверху ставьте что хотите, хоть оптику, хоть ПНВ, можно и лазерный указатель, приклад на вырост можно регулировать. Магазин на десять патронов, но думаю, девочка не будет заниматься активным отстрелом.

Надюша примерила в руках винтовочку, она сидела как влитая.

— Легче просто нельзя, отдача будет сильной, — оправдывался алкоголик.

— Всё в порядке, сколько с нас? — алкоголик назвал довольно солидную сумму, но её заплатили не торгуясь.

— А пистолетик твой я немного доработал — он протянул ей её бывший пистолет совсем с другой рукоятью — там и патрон макаровский, немного сильнее бить будет, но это и не для точной стрельбы.

Немного позже они оснастили это оружие простенькой оптикой, ещё времён Второй Мировой, дочка была просто счастлива, стреляла она тоже неплохо, так что семья стала грозной боевой единицей.

*****

— А я тебе говорю, что они мутанты, их в ПНВ не видно и я за ними три дня шёл, не едят они, только мужик.

— Да и хрен с ними, не до них сейчас, тут со «Свободой» заварушка готовится, а ты про мутантов.

— Да ты мне квад дай только и хватит, ну что их там, двое считай, девчонка не в счёт.

— Ладно, подбери себе людей в квад и убирайся с глаз моих долой.

Чумной с семьёю снова шёл на Кордон, просто хабар был, а еда закончилась, ну не к «Долгу» же идти на базу, они больные на голову. Девчонки его совсем обжились в новом качестве, лихо, отстреливая мутировавшую фауну, даже Наденька уже стреляла, как заправский сталкер. Что же до Наташи, то она была супер снайпер, да и как могло быть иначе, если руки не дрожат и дыхание не сбивает выстрел, навёл, нажал и всё, пуля летит в цель. Надя не отставала от неё, уступая только в дистанции и конечно в мощности выстрела, правда её здорово кидало после каждого выстрела, но и тело её уже не было телом ребёнка в полном смысле слова, хотя по размерам она, конечно, оставалась пятилетним ребёнком. Дело в том, что у мертвяков ощутимо повышалась сила, от прежнего, живого состояния. Аномальная энергия, поддерживавшая жизнь в мёртвом теле, увеличивала и мышечную силу.

Запах тревоги и музыку беды он увидел задолго, странное ощущение, это уже не просто чуйка, это что-то намного выше и острее.

— Приготовьте оружие и идите за мной, если начнётся стрельба, падайте за деревья, — взгляд его стал пронзительным, слух обострённым, а внимание стало как у хищника.

Они шли и шли и ничего не происходило. Он уже хотел расслабиться, но музыка беды звучала всё сильнее, пронизывая его тело и улетая в пустоту. Его девчата шли с винтовками в руках, какая она маленькая, его Наденька, маленькая для Зоны, для войны и опасностей. Но сейчас не время для любви и чувств, сейчас время войны, он ощущал это каждой клеткой своего организма, и музыка не подвела его.

Долговский квад вынырнул из-за поворота, и они столкнулись на короткой дистанции.

— Ложись! — успел крикнуть он и выстрелил из ружья, Снайпер и медик квада получили по заряду картечи в лицо, но в него врезалось несколько пуль, пока его девчата продырявили мозги остальным. Медик ещё дышал, когда перестрелка закончилась и последнее, что он увидел, была маленькая девочка, которая перерезала ему глотку.

— Мама, как там папа? — спросила она, покончив с врагом.

— Плохо, очень плохо! — она не могла плакать, может быть это и помогло в этой ситуации.

— Набери Упыря, — тяжело дыша, он показал на ПДА, — он поймёт.

Потом он посмотрел ей в глаза, улыбнулся и потерял сознание. Предаваться горю было некогда, надо было быстро что-то делать, и она сняла его наладонник и написала Упырю. Тот ответил почти мгновенно, написал уколоть промедол и тащить его на Кордон, он выходит навстречу. Наташа сняла с мужа рюкзак, нашла аптечку и уколола промедол, а потом взяла мужа на руки и понесла, он был тяжелее её, но и она не была простым человеком, девочка шла за ними с винтовкой наготове, предварительно закинув отцовский рюкзак в кусты. Наташа спешила, как могла, больше всего на свете она сейчас хотела спасти мужа.

— Клади его на землю, — приказал прибежавший Упырь, расстегнул свой рюкзак и достал инструменты, — всё очень плохо, но шанс есть всегда, — заявил он, осмотрев раны, и приступил к операции, это Зона и тут не до всяких игрушек, вроде стерильности.

*****

— Вот ты снова у меня, — улыбнулась женщина в белом, — вижу, ты нашёл их, не зря я учила тебя.

— Не зря, у всего есть свой запах и свой вкус даже у солнца.

— Ты смелый воин и девочек своих берёг, только им такие раны не страшны, а тебя могут убить.

— Я ещё раз поступил бы так же, я же люблю их, жаль, они будут плакать.

— Они не умеют плакать, но умеют любить и горевать, так что горе они ощутят, несомненно.

— Я не хотел их расстраивать, к сожалению, у меня не вышло быть с ними долго, я чувствую себя виноватым.

— Не вини себя, ты поступил, как мужчина, но возможно ты поступил неправильно.

— Ничего нельзя вернуть, даже если Упырь успеет.

— Он успел и возится с твоим телом, он залатает его, но это не вернёт тебе жизнь.

— Печально, тут, наверное, даже ты не в силах мне помочь.

— Смотря, что ты считаешь помощью, если ты хочешь вернуться к прежней жизни, то тут я бессильна, нельзя воскресить мёртвого.

— Жалко, мы так мало были вместе, так не хочется с ними расставаться, но я всё равно благодарен тебе, я бы что угодно отдал тогда за минуты счастья с ними.

— Вот так, у вас у людей всё непонятно и странно, ты жалеешь не о своей смерти, а том, что ты с ними расстанешься.

— Какой смысл в жизни, если в ней нет места любви и зачем жить, если потерять любимых людей, да и вообще, что моя жизнь без них.

— Я уже сказала, что жизнь вернуть не смогу.

— Это я понял, да и не о жизни я жалею, а о том, что не смогу видеться с ними.

— Я разве сказала, что не смогу сделать так, чтобы ты виделся с ними? Я только сказала, что не могу вернуть тебе жизнь, — она так загадочно улыбнулась, — ты знаешь, сколько там ходит людей за деньгами, за чем угодно, они приходят ко мне за романтикой и проверкой своих возможностей. Только единицы приходят, чтобы спасти кого-то или кого-то найти, и очень мало приходят сюда ради любви. Я не могу вернуть тебе жизнь, но могу помочь твоей любви.

— Как помочь? — удивление и надежда промелькнули в его голосе.

— Твои любимые умерли, но ты нашёл их, и вы были вместе, я предлагаю тебе, то, же самое.

— Стать как они?

— Только если ты захочешь, не спеши, я не знаю, что станет с твоей любовью после этого.

— А ты любила когда-нибудь?

— Увы, я так и не испытала этого чувства.

— Тогда просто запомни, смерть слишком слаба, чтобы победить любовь.

— Ого, ты первый, кто говорит мне это, — она была явно удивлена, — ну что же, посмотрим, насколько ты прав.

Упырь сделал всё возможное, даже попытался запустить остановившееся сердце, но он не волшебник, а просто классный хирург. Когда последняя надежда ушла, он поднялся. Подошёл к Наташе и обнял её, как сестру.

— Я сделал всё, что мог, но чудеса я не умею делать, к сожалению раны, были слишком серьёзные.

Пока он говорил, тело Чумного окутал фиолетовый кокон и внутри него разгулялся маленький выброс. Они смотрели заворожено на необычное чудо, не в силах сделать ни шага и ни сказать что-нибудь. Когда странное представление закончилось, они увидели серое тело, лежащее на земле, и тут Чумной открыл глаза.

— Ванечка! — радостно вскрикнула Наташа.

— Любовь моя, — улыбнулся он ей, — мы снова вместе, спасибо Зоне.

Он поднялся, даже забыв застегнуть комбинезон, и крепко обнял свою любимую.

— Оставим их одних, — тихо шепнул Упырь на ухо Наде. Потом он отстучал сообщение Хизер и присел на тропинке рядом с маленькой девочкой.

*****

Внизу рассыпалось своими сказочными огнями «Поле Чудес». Аномалии будто разговаривали друг с другом, озаряя местность вспышками взрывами и всполохами огня, а наверху стояли трое, точнее стояли двое, серый мужчина и серая женщина, а маленькая серая девочка сидела на плечах у папы, раскинув руки в стороны и представляя, что она самолёт или птица.