Васька

КРИКУНОВ ВАЛЕНТИН

ВАСЬКА

В маленькой детской комнате был выключен свет. На дворе ночь, и холодный ноябрь равнодушно обрывал прозрачными дрожащими руками последние листья с деревьев. Мелкий дождик стучал в окно. Тихо и равномерно тикали часы, равнодушно отсчитывая время до рассвета. В кроватке, свернувшись калачиком, мирно спала девочка. Её светлые волосы разметались во сне по подушке, пальчики сжались в кулачки, губки чуть приоткрылись. Рядом с ней вальяжно развалился толстый рыжий кот. Тихо мурлыча, он время от времени дёргал во сне ухом и потягивал лапы, словно проверяя, хорошо ли выходят острые когти из кожаных чехлов. Больше во всём доме не было слышно ни звука. Родители девочки давно спали в соседней спальне, да у порога, на коврике, сердито дремала лохматая собака.

Между тем, постепенно, дождь и ветер за окном стихли. Небо очистилось, полная луна желтым совиным оком заглянула в комнатку. Шторы в детской не были задёрнуты полностью, и вскоре, на полу, появились два расплывчатых серебристых прямоугольника. В комнате послышался едва уловимый шорох. Словно мышка — пискунья завозилась в норке. Кот медленно повел ушами, приоткрыл глаза и внимательно посмотрел на шкаф, что стоял напротив кроватки. Шорох повторился. Глаза у животного опасно заблестели в лунном свете двумя огромными изумрудами. Тело напряглось, окаменело.

Что-то маленькое и расплывчатое в лунных лучах, шмыгнуло от шкафа к кроватке и стало осторожно подниматься по лакированным ножкам кроватки вверх – к изголовью постели. До острого кошачьего слуха донеслись тонкий писк и натужное ворчание. Этого было достаточно. Кот среагировал мгновенно. Быстрый толчок сильного тела и он уже на подушке, рядом с головой девочки. Дальше — приглушенное ворчание, звук борьбы, потом падение на пол, удары лапой по паркету, злобный писк и громкое рассерженное фырканье.

-Васька! Брысь! Брысь, разбойник! – сонно донеслось из родительской спальни. – Анютку разбудишь!

Кот, увлеченный борьбой, громко фыркнул и еще крепче сжал что-то серенькое своими лапами

-Опять этот дурацкий кот! – уже грозно произнес мужской голос. – Ну, я ему задам!

В родительской спальне скрипнула кровать, послышались осторожные шаги. Однако когда родители заглянули в спальню дочери, они нашли Анютку все так же безмятежно спящей, а рыжего кота, этого нарушителя ночного спокойствия, нигде не было.

Поправив на спящей девочке покрывало, родители тихо удалились в свою спальню и снова легли. Но сон, развеянный ночным переполохом, никак не шел к ним.

-Что ты обо всём этом думаешь? – шепотом спросила мама.

-Кот совсем сбесился, — буркнул папа, переворачиваясь на другой бок. – Это уже третий случай за неделю…

-Может, у нас мыши завелись?

-Если бы! Нет, это кот бешеный.

-Ты сам его приволок, — напомнила мама.

-Неправда! — возмутился папа. — Это вы с Анюткой насели на меня. Кто плакал громче всех — «Ой, какой он маленький, какой бедненький!» А теперь я же и виноват.

-Ну, что ты, любимый. Вспомни, как он вцепился в девочку всеми коготками. Еле оторвали.

-Да и Анютка тогда – «Мой Васенька, мой Васенька». Главное – сразу имя подобрала.

-Это не спроста.

-Думаешь?

-Ты заметил, что дочка уже год, как ничем не болеет? Стала веселой, общительной, не то, что раньше.

-Не вижу тут связи.

-Её не нужно видеть. Я просто говорю факты. А факты, как ты знаешь – самая упрямая вещь в мире. Кот этот нам послан…

-Ой, только не впадай в мистику!

-Он нам помогает, а мы ещё на него ворчим.

-Еще бы не ворчать. Завтра вставать в шесть утра, а мы лясы точим.

-Да, иногда он нас будит. Но ты заметь – Анютка всегда спит. Ещё ни разу не проснулась ночью. А как было раньше? Ты вспомни. Она же заснуть спокойно не могла, кошмары мучили.

-С этим я согласен. Но кот же дрыхнет прямо у нее на голове! Это микробы, зараза всякая, а ты потакаешь…

Мама не ответила. Немного помолчав, она сказала. – Зато, к нам Лидия Петровна перестала ходить.

-О, Боже! – застонал папа. – Ну, этот случай… Я до сих пор от кота в шоке. Вот паршивец! Ведь про него даже слова худого не сказали, а он молча подкрался и – цап!

-Ему лучше знать, — заметила мама. – Зато, как отшептало. А то: «Милочка, можно немного соли занять, милочка какие у вас цветочки на кухне красивые». А цветочки потом завяли.

-Поливать цветочки нужно было.

-Поливала. Это глаз такой черный.

Папа в ответ неопределенно хмыкнул.

-Хотя, знаешь, меня от её посещений, то же коробило, – сознался он.

-Мы Ваське спасибо должны сказать, что Лидию Петровну от дома отвадил. Он её еще издалека почуял. Кошки, ведь как экстрасенсы, очень чувствительны.

-А Эрка наша более ласкова. Кота глажу — чувствую, терпит. Отпущу – сразу убегает.

-Сравнил кошку с собакой! Эти животные совсем разной ментальности.

-Эрка, весёлая, общительная, а кот – себе на уме. Меня терпит как старшего, тебя уважает, за то, что кормишь, только к Анютке сам ласкается.

-Да и она без него дня прожить не может. У меня порой складывается впечатление, что они общаются друг с другом. На подсознании.

-Ну-у… — устало протянул папа. – Ты опять за своё…

-Вася, — вдруг позвала мама. – Кис-кис.

-Что, он здесь? – встрепенулся папа.

-Вот сидит, на кресле, — прошептала мама, показывая глазами на кота.

В самом деле, в кресле, рядом с кроватью, сидел здоровенный кот, смотрел на родителей зелеными глазами, словно слушал, о чем они говорили.

-Вот нечистый дух! – возмутился папа. — А ну брысь!

Кот немедленно скатился с кресла и совершенно бесшумно удалился в сторону детской.

-Зачем ты его так, — заступилась мама. – Ты его обидел.

-Ничего, завтра от бабушки привезем ему парного молока и помиримся. А теперь спать давай.

И голоса в комнате постепенно смолкли.

Кот ещё раз внимательно прислушался к тишине в квартире, дернул усом и только потом запрыгнул на кровать к девочке.

Анютка во сне погладила его ладошкой и пододвинула к себе. Кот довольно замурлыкал. Зеленые глаза его некоторое время светились в темноте, как две маленькие искорки, а потом медленно погасли.

Кот уснул, и сознание его, что целый день томилось в теле, наконец, освободилось.

***

Хорошо, я сам расскажу, как все было, хотя даже мне трудно поверить в то, что случилось. Слишком уж невероятно и нелепо выглядит взрослый разум, когда приходится ему жить в непривычных для него условиях.

Пройдя множество земных жизней и воплощений, я сменил множество тел, имен и национальностей, но вот котом, пожалуй, был рожден первый раз.

Я знаю – это наказание. Хотя, нет. Не наказание, а Путь. Трудный путь к Истине. К новому уровню восприятия мира. К новым дорогам, к новым вершинам. Ведь жизнь – это одно большое испытание, своеобразный экзамен на выявление тех или иных черт характера, склонностей, слабостей. Если что-то не заладилось, но есть горячее желание исправиться, то всегда дается новая попытка, новая жизнь. Снова прокручивается лента событий. Снова идет экзамен, снова будут и радость, и печаль, и боль, и наслаждение. И так, пока, не столкнут лоб в лоб с подобной ситуацией, в которой когда-то была допущена ошибка. И душе человеческой дадут право выбрать, как поступить, какую сторону принять. Пойти светлым путем Прави или опуститься в глубину бездонной Нави. И от правильности выбора будет зависеть её дальнейшее развитие.

На свою судьбу я не ропщу. В моей прошлой жизни многое не заладилось, пошло кувырком, и дорога, ведущая к Свету, вдруг выскользнула из-под моих ног. Что бы снова на неё выйти, нужно было вернуться в Мир Человеческий. Я только никак не ожидал, что исправляться придется в облике животного.

Но это было дано решать не мне.

Пришел назначенный срок, мелькнул молочным потоком связующий Туннель Миров, и вот — я первым своим криком приветствую вас, живущих.

Сейчас так странно вспоминать эти первые свои ощущения сразу после рождения. Ты знаешь, кто ты и кем был до этого. Ты помнишь все свои былые воплощения, но что все эти знания для тебя в данный момент? Пустое!

Ты всего лишь крошечный комочек беспомощной плоти, глухой и незрячей, который едва может открыть рот, что бы напитаться молоком. Помню свой страх и растерянность в первые минуты жизни. Что ждет меня? Для чего стоило вырывать меня из сладкой постели Тонкого Мира, пронести над всей Вселенной, показать прошлые жизни, удачи и поражения? Что бы воплотить в этот ничтожный комок из костей, мяса и шерсти?

Но потом я вспомнил про свою ошибку. Непростительную, глупую ошибку. Она настигла меня из прошлого, как стрела из темноты. Значит ли это, что новое мое воплощение – есть искупление прошлого? Только этим можно все объяснить.

И я смирился, я принял свое новое тело.

Матушка моя была обыкновенной дворовой кошкой, каких много бегает по подъездам и подвалам, вырывая друг у друга гнилые объедки. Жалкое, худое существо с вечной тревогой в глазах. Помню, как она грела нас – меня, и еще троих котяток, моих единоутробных братьев. Помню, как громко и ласково она мурлыкала нам, причесывая по очереди своим шершавым язычком. Домом нам служил темный чулан – закуток в подъезде, а кроватью – мятая, картонная коробка, что постелили для нас добрые люди.

Убогое существование ожидало меня впереди. Голодное и страшное в своей безжалостности. Ежедневная борьба за жизнь, поиски пропитания, страх перед другими существами, более сильными и злыми.

Вот так и я должен был нести свое бремя искупления в кошачьей шкуре, пока не издох бы от голода или от палки живодёра. Однако судьба вдруг снова удивила меня.

Дело в том, что кто-то из жильцов пожаловался, что в подъезде поселилась кошка с выводком котят. Приехали суровые люди в костюмах, насквозь пропахшие смертью, и увезли коробку с котятами. Кошка в это время где-то бегала во дворе, и её не поймали. Однако никого из них я уже больше не видел и о дальнейшей их судьбе ничего не знаю. Сам я, по всей видимости, завалился за трубы, торчащие рядом со стеной и потому, в темноте, обнаружен не был.

Просидев два дня в темном чулане, я в конец обессилел от голода. Порою мне казалось, что сознание моё отключается и потихоньку покидает слабое тело. В тот момент я видел себя как бы сверху, и мысли мои неслись быстрее. «Неужели только для этого?» — вопрошал я Небо. – «Только ли для мук голода и холода я и был вызван сюда?

«Нет! – вдруг ответил мне спокойный, тихий голос. – Твое предназначение в ином».

«Так в чем же? В чем?!» – волнуясь, кричало мое Сознание, но больше не было сказано ни слова.

Значит и мне, оставаться, здесь не следует.

Едва двигая лапками, я все же встал и, пошатываясь, побрел вдоль холодной стены на едва различимое пятно света, часто останавливаясь, чтобы передохнуть.

***

Анютка радостно крутилась перед зеркалом в прихожей.

-Мы идем гулять! – весело пела она. – А мы идем гулять!

-Стой спокойно, — попросила её мама, заботливо поправляя на дочке пушистый шарфик. – Гуляй осторожно, по лужам не ступай. Ноги промочишь – простудишься обязательно. И будешь кашлять.

-Я осторожно.

-Никаких «осторожно», и слушай папочку, — тут мама повернулась к папе. — Любимый, пожалуйста, уделяй на прогулке больше внимания своей дочке, чем этому лохматому чудовищу.

Чудовище в ответ громко гавкнуло и попыталось лизнуть маму в нос. Папа поспешно отдернул его за поводок

-Мы будем осторожны, милая, — заверил он и протянул свою большую и сильную ладонь дочке. – Пойдем Анюточка.

Дочкина ладошка утонула в папиной, и вот они втроем – папа, дочка и лохматая собака стали спускаться вниз по лестнице.

Навстречу им, из темного закутка рядом с лифтовой шахтой, выполз маленький котенок и громко, пронзительно мяукнул. Собака тут же заметила его, навострила уши, в весёлых глазах ее заблистал азарт, и резко дернув поводок, она устремилась к рыжему комочку.

-Эрка, фу! – сердито крикнул папа, сильным рывком возвращая эрдельтерьера на место. – Фу, кому сказал!

Но тут же его рука упустила тонкую ладошку дочки, и Анютка, словно зайчик, запрыгала по ступенькам вниз и подбежала к котенку.

-Папа, пушистик! – в восторге заверещала она, поднимая кроху. – Пушистик!

-Отпусти его, Анюточка, вдруг он заразный.

-Он не заразный, нет! Он только сильно кушать хочет!

-Все котики кушать хотят. И мы его покормим, вот только Эрку погуляем. Брось его. Брось!

-Нет, нет, нет! Папочка! Котик хочет кушать. Ему холодно и плохо. Давай его возьмем к себе, а?

Дочка с надеждой посмотрела на отца. Но папа смотрел на нее строго.

-Вот ещё! – сказал он. – Это дворовый кот. Они все бешенные и заразные. Он оцарапает тебя, и у тебя будет болеть ранка. Лучше отпусти его, и пойдем гулять. Смотри, как Эрка проситься? Тебе её не жалко?

-Жалко. Только Эрка большая, а мой Вася маленький. Гляди, он весь дрожит! Ему холодно! Ну, папочка! Ну, можно? Я тебя так люблю, так люблю!

И девочка крепко прижала котенка к груди.

-Анютка, ты понимаешь, что нельзя подбирать каждого встречного котика! – уже нервничая, произнес папа. — Да и Эрка его съест. Вот возьмёт твоего Ваську за шиворот и ам… А почему Васька? – вдруг спросил он у дочки.

Анютка серьезно посмотрела на отца.

-Вася сказал, что его так зовут.

Отец удивленно покачал головой. – Да ты у меня просто фантазерка! Вот попрошу маму, не будет она тебе Булычева на ночь читать. Лучше дай-ка мне этого бродягу.

-А ты его Эрке не отдашь?

-Нет, — вздохнул папа, вертя в руках орущий со страха рыжий комочек. – Эрка, сидеть! Сидеть, кому говорю! Вот только что скажет мама?

-Мама скажет: «Боже мой! Только этого нам и не хватало!» — раздалось у них за спиной. Папа с дочкой обернулись – перед ними стояла мама в теплом халате, но в тапочках на босу ногу.

-А я то все жду у окошка, когда они выйдут, — сказала мама, улыбаясь, — их нет и нет. А они, оказываются, котов разглядывают.

-Мамочка, это хороший котик, — торопливо заговорила Анютка, глядя на маму. – Он такой несчастный. Мне его жалко.

-Знаешь, — вдруг задумчиво и тихо сказал папа маме, передавая ей котенка в руки. – Мне его тоже жалко.

-И тебе?

-Да. Ты внимательно посмотри на его глаза.

-Глаза как глаза. Немного больше обычного и зеленые. Обыкновенные кошачьи глаза.

-У него зрачки не двигаются. Не реагируют на свет, — пояснил папа. – Он слепой.

***

То, что я слеп, в привычном понимании этого слова, я понял не сразу. Едва глаза мои раскрылись, вся Вселенная поделилась для меня на чёрные и белые пятна. Большего я различить не мог.

Однако, сознание мое, тем не менее, постепенно, по крохам, впитывало в себя информацию об окружающем мире. И если, поначалу, блуждая по квартире моих новых друзей, я постоянно натыкался на стены, чьи-то ноги или собаку, то это лишь от недостаточного опыта владения телом. Постепенно обживаясь на новом месте, я сроднился с новыми для меня чувствами. И сознание мое стало оттаивать. Словно некоторые способности, обитавшие во мне, дремали до поры до времени, а тут пришло им время проснуться.

В самом деле, кошки – удивительные существа! Например, я слышал запах хозяйки, когда она только подходила к подъезду. Хозяйка едва лишь доставала ключи от двери, а я уже знал, что вкусненькое припасено у нее в сумке. Правда, справедливости ради надо отметить, когда я ковылял к двери, я частенько натыкался там, на большое лохматое существо с неприлично терпким запахом псины. Это существо называлось Эркой, и она, как и я, торопилась встретить хозяев. Лохматая Эрка неоднократно посягала на целостность моих лап и ушей, а посему была мною проучена. Только когда расцарапанный до крови собачий нос зажил, в доме воцарилось относительное спокойствие. Впрочем, чего лукавить – с собакой мы жили дружно, и подчас она мне часто помогала.

Это лишь так говорят – «живут, как кошка с собакой», подразумевая под этим вечные ссоры и раздоры. В жизни всё происходит проще. Вынужденные жить в ограниченном пространстве, животные почти всегда находят общий язык.

Итак, я прозрел. Прозрел не глазами, но разумом. Ведь разум наш, будь он заключен в самые неудобные и непостижимые обстоятельства, всё равно будет работать и развиваться. Правда, тут требуется непременное условие – чистота помыслов. Без этого личность может впасть в регресс и лишь навредить себе и близким. Мой разум стремился к Свету, и мир вокруг меня, постепенно, расширил свои пределы. Включались механизмы переработки информации путём осмысления, и в этом процессе глаза мои участие не принимали. Работал исключительно разум. Поэтому не удивительно, что большинство людей, закрученные суетой жизни, повседневными заботами и хлопотами, не могут освободить своё сознание. Более вдумчиво посмотреть на те вещи и процессы, что кипят рядом и подчас, имеют значительное влияние на них. Они бы постигли, что мир наш многообразнее и ярче чем кажется.

Ведь вместе с нами живут другие, «тонкие» существа. Они – прямые продолжения нас, наших грез, радостей, пороков, мыслей. Они Тени людей давно умерших, а так же зеркальное отражение чувств живущих.

Тени людей такие же разные, как и люди, что породили их. Одни могут быть добрыми и домовитыми – это в основном отражения наших далеких предков, пращуров, чуров. Их еще называют по старинке «домовыми». Они могут реагировать на наши положительные эмоции, радоваться вместе с нами в дни счастья и грустить в дни неудач. Чуры тайком заботятся о нас, помогают вести хозяйство, содержать дом в чистоте, отгоняют хвори от порога. Но живут они только в тех домах, где потомки не забыли о своих корнях – пращурах, где люди стараются не творить зла другим и жить по совести, хотя это самое сложное в нашем жестоком мире.

Другие, наоборот, злые нави. Это – порча, паразиты на чужом горе. Им не дано было ещё при человеческой жизни сострадать, приходить на помощь в трудный час. Всё на что они были способны – завидовать, злорадствовать и творить пакости. После прохождения земного пути, их Душам не дано подняться в Мир Света. Как говорят: «рад бы в Рай, да грехи не пускают». Не заслужили они и новых воплощений, даже в тела животных. Это больше всего относиться к убийцам и лиходеям. Только одно остается их Теням – бродить неприкаянными по свету и медленно таять, как снег на солнце, пока вовсе не испаряться.

И только подпитка энергии от тела живого человека — единственное, что может поддержать их никчёмное существование.

Эти призрачные энергетические вампиры – настоящий бич современных городов. Они, как пиявки, рады подпитаться от любого человека, особенно им лакома энергия порока. Они есть почти в каждой квартире, в каждом углу, где живут люди, щедро расточающие духовную энергию. В большинстве своем это деградирующие личности, пьющие, скандальные, жадные и жестокие люди. Ощущая подсознанием острую нехватку энергий, такие люди сами становятся энергетическими вампирами. В их присутствии становиться «тесно дышать». Они подозрительны, эгоистичны, любят ныть, поплакаться на жизнь, посплетничать о родственниках, позавидовать черной завистью. Это от них летят черные мысли, черные взгляды, засоряя окружающее пространство, отрицательно сказываясь на здоровье людей. Я помню одну пожилую женщину. Она пришла в гости к моим Друзьям. Рот её улыбался, а глаза оставались злыми и настороженными. Черные искры летели из них, словно пыль из сломанного пылесоса! Помню, как она протянула свои жилистые руки к Малышке, желая обнять мою Любимицу. Девочка, очевидно, почувствовала что-то, и отстранилась, а женщина обидчиво поджала губы. Злая, черная река потянулась от неё к девочке. Тогда я подкрался к женщине и неожиданно, что есть силы, ударил её лапой по ноге. Раздались охи, причитания и поспешные извинения моих изумленных Друзей, но река злобы отвернулась от девочки и с силой обрушилась на меня. Но я сумел с ней справиться. Нужно только мысленно представить между собой и злобой сверкающее зеркало, и все худое сторицей вернется к тому, кто его послал.

Больше этой женщины я в нашем доме не видел.

Подобных людей, нави, ценят больше всего. Из их квартир ползут к соседям хуже тараканов, осваивают новые места.

Я этих паразитов научился «видеть» в первую очередь. Произошло это задолго до случая с той женщиной. Я лежал в ногах своей Любимицы, и дремал. Девочка что-то рисовала фломастерами в детском альбоме. На улице был обыкновенный серый, осенний день. Старшие, родители Малышки, гремели сковородками на кухне и о чём-то разговаривали. Всё было спокойно, привычно. Вдруг холодная дрожь пробежала по моей спине. Словно кто-то быстро провел холодной рукой против шерсти. Я открыл глаза, но белёсый туман плотно застилал их. Неприятное ощущение не проходило. Шерсть на холке у меня сама встала дыбом, в сознание плеснула неприятная волна предчувствия.

Малышка моя вдруг отбросила фломастер, и как-то уныло хныкнув, легла рядом со мной. Я всей душою метнулся к ней, на её возглас, и тут по настоящему, увидел всё.

Я увидел девочку. Вернее не её саму, а светлый контур вокруг тела. Биополе непрерывно, мягко пульсировало розовым цветом, в такт дыхания девочки. А потом я заметил серый комочек сидящий у неё на голове. Этот комочек подмял под себя ауру и, словно через трубочку, высасывал энергию моей Любимицы. При этом комочек издавал кряхтение и причмокивание.

Чтобы ни пугать Малышку, я, мурлыча, придвинулся к ней и стал ласкаться. Это заинтересовало девочку. Она протянула ко мне ручки.

-Васенька! Соскучился? Хороший, хороший котик… — Любимица стала гладить меня по шерсти. Я плавно скользнул головой по её плечу и незаметно для девочки ударом лапы смахнул с неё серый комочек. Потом прыгнул на него сверху и прижал своим телом к полу. Навь – вампир заверещал подо мною, словно ошпаренный кипятком, но его яростного предсмертного визга никто, кроме меня, не слышал. Это был ужасный, мерзкий визг, продирающий насквозь. Мне показалось, что шкура моя горит и лопается, глаза выходят из орбит. Я некоторое время, физически, собственной шкурой, ощутил тот жгучий огонь, что пожирал навь изнутри. От боли я потерял сознание.

Очнулся я от ласковых прикосновений Любимицы и тревожных голосов родителей. Им показалось, что я умер. Девочка заплакала, и родители поспешили её успокоить. Они тоже гладили, рассматривали меня. А на том месте, где я придавил серый комочек к полу, образовалось едва заметное темное пятнышко. Вот и всё, что осталось от злобной Тени, когда закончилась его энергия!

Я целый день приходил в себя от шока, полученного в схватке с вампиром. Ночью я забрался к Малышке в кровать и улегся возле её головы, рядом с тем местом, где было повреждено её биополе. Всю ночь я своим внутренним теплом грел это место, к утру биополе восстановилось.

В дальнейшем я научился куда ловчее уничтожать серых вредителей, время от времени проникающих в наш дом. Но главный бой был впереди...

***

На следующее утро, папа и мама, как обещали, собрались в гости к бабушке. Бабушка жила за городом, у реки. Анютку одели тепло – на улице стояла сырая, промозглая погода. Собрали сумки, мама взяла дочку за руку, папа пристегнул к ошейнику собаки поводок.

Слепой кот, почуяв разлуку, крутился у самых ног хозяев. При этом он громко мяукал и дергал от возмущения хвостом.

-А мы Васю с собой возьмем? – спросила Анютка, поглаживая кота по голове.

-Нет, солнышко, — ответила мама. – На улице холодно, Вася замерзнет.

-Мы вечером вернемся, — успокоил дочку папа. – Еда у него в миске есть, вода тоже. Ничего! Пусть за хозяина остается, квартиру охраняет.

И дверь за ними закрылась.

Кот потоптался на одном месте, томимый неясным предчувствием, и улегся прямо на коврик у порога. Там он лежал целый день, не вставая с места, не притрагиваясь к пище.

Входная дверь открылась, как и было сказано, вечером.

Но пришли только папа и собака. Мамы и Анютки с ним не было.

Кот поднялся со своего места, тревожно мяукнул.

Папа, даже не взглянув на него, медленно отстегнул поводок от Эрки, зашвырнул его в угол и, не сняв с себя пальто, прошел в комнату. Плечи его сутулились, губы дрожали. Кот последовал за ним. Папа подошел к бару, открыл дверцу, достал плоскую бутылку, от которой резко и неприятно пахло, налил в стопку, залпом выпил и хлопнул дверцей бара. Потом, обмяк, рухнул в кресло, закрыл лицо рукой. Кот запрыгнул на широкий подлокотник кресла, стал тихо сопеть. Папа растерянно погладил его рукой, потом достал из кармана пальто мобильный телефон.

-Алло, милая, — тихо сказал он, — Как там Анютка? Температура не спала? Нет… Врачи сказали хоть что-то новое? Нет… Значит, кризиса не миновать. Да… Билеты я купил. Выезжаю через два часа. Конечно, я уже со всеми созвонился… Лекарство будет, не беспокойся, лишь бы Анюточка… Да, любимая. Я буду сильным. Целую. Я тебя тоже люблю…

Папа отложил телефон, взглянул на часы.

-Боже, как тянется время, — пробормотал он. – Эх, Вася, Вася. Плохи дела…

Кот шагнул с подлокотника ему на колени и громко замурлыкал.

-Ишь ты, — слабо улыбнулся папа, — значит, правда все чувствуешь. Жалеешь… Хороший мой…

Кот поднял голову и потерся о его холодные ладони. Мурлыканье его перешло в спокойную монотонную песенку. Через некоторое время папа расслаблено откинулся в кресле и задремал. Вместе с ним уснул и кот.

***

Но мой разум не спал. Покинув телесную оболочку, я метнулся к спящему Другу и слился с его сознанием. Весь прошедший день, событие за событием, развернулся передо мной.

Сначала все шло хорошо. Друзья, вместе с Любимицей, благополучно добрались до небольшого домика, стоящего прямо на берегу узенькой речки. Они вошли в дом, и некоторое время были там. Это время было отмечено исключительно теплым и светлым промежутком течения мысленной энергии. Затем из дома вышла Любимица и стала играть во дворе. Потом она спустилась к речке. Возле берега стояли старые, деревянные мостки. Девочка взобралась на почерневшие от времени доски и стала смотреть на воду. Вдруг она поскользнулась, неловко взмахнула руками и упала в воду. Жалобный крик одновременно вырвался из груди у нас обоих. В падении Любимица ударилась головой о доски, прибитые к мосткам, и стала медленно погружаться в ледяную воду. В это время из дома вышли родители. Они позвали девочку, потом стали искать, потом увидели…

Скорая помощь приехала только через полчаса. Все это время папа и мама тщетно пытались привести ребенка в сознание. Ранка на виске, полученная при падении кровоточила немного, но расплывалась страшным синяком. Врачи на месте локализовали рану, вкололи укрепляющее, и увезли девочку вместе с мамой в больницу.

Мгновением позже я снова был уже рядом с Любимицей. Она лежала в маленькой палате под теплым одеялом. Пот стекал по её личику. Рядом сидела заплаканная мама и платочком вытирала дочке лоб. Врач сбоку устанавливал капельницу. Словно тяжелые камни упали его слова: "Состояние критическое. Жар. Возможен кризис…»

Я видел, как биополе девочки постепенно меняло цвет с ярко радужного на темно-зеленый, серый. Оно словно остывало вместе с простуженным организмом девочки. Энергия с жизнью, медленно, капля за каплей, истекали из нее…

Больше я не медлил ни секунды. Собрав все силы, что были во мне, всю энергию, я потянулся к Любимице и накрыл собой её тело. Я словно превратился в светлую, теплую волну и растёкся по каждой клеточке самого любимого и дорогого для меня существа на этом свете.

Растекся полностью, без остатка, ничего не оставляя себе…

***

Через час папа проснулся от жалобного поскуливания собаки. Эрка терлась у его ног и шевелила носом неподвижно лежащего на полу кота. Тот лежал спокойно, но как-то странно, словно поломанная игрушка. Папа отогнал собаку и дотронулся до кота рукой.

-Васька, ты чего? – удивленно спросил он, настороженно щупая рыжую шерсть. – Вася…

Тут резко и громко зазвонил телефон. Папа вздрогнул и оглянулся. Взял аппарат в руки.

-Да, любимая… — растерянно проговорил он. – Что ты говоришь?! – вдруг вскрикнул он. – Анюточка! Милая, я тебя слышу! Дочка моя любимая! Все хорошо? Сейчас, сейчас я к вам приеду… Васю взять? Васю… Нет, Анюточка, Вася пока не может к тебе приехать, он… Он крепко спит. Да, потом, потом. Целую. Я тебя люблю! Скоро буду...

Положив телефон, папа нежно взял Ваську на руки. Голова и лапы кота безжизненно свесились. Папа ещё раз погладил его по взъерошенной шерсти и осторожно закрыл ему большие, зеленые, но уже пустые глаза.

***

Вот на этом, пожалуй, все и закончилось. Жизнь земная пронеслась у меня перед глазами и исчезла. Не важно, в каком обличии она была прожита, важно как она была прожита. Важно, что теперь я смело могу заявить Творцу, что творения его прекрасны. Что Жизнь продолжается. Что смерти нет, а есть Воля и Стремление к Свету.

А теперь мне пора идти.

Куда, скажите мне? Сюда, в эту дверь? Но это же… Это значит я возвращаюсь? Я снова допустил ошибку? Нет? Тогда, что же?

О, я понимаю! Как это прекрасно! Я возвращаюсь…

***

Маленькая девочка сидела на диване в своей комнате. Она рисовала цветными фломастерами в альбоме пушистого рыжего кота с зелеными глазами. У ног её вертелась большая, старая собака и время от времени поскуливала, приглашая девочку поиграть. Лицо у девочки было сосредоточенным и спокойным. Лишь небольшой шрам у левого виска едва заметно подёргивался.

-Не сейчас Эрочка, — серьёзно говорила девочка, отстраняя от себя лохматую морду с печальными глазами, – вот я дорисую, потом…

-Анюточка! – позвала девочку мама. – Что ты делаешь?

-Васю рисую, — ответила девочка, откладывая фломастер.

-А мы вот с папой пришли тебе что-то сказать, — загадочно улыбнулась мама, а папа погладил её руку.

-Анюточка, скоро у тебя будет братик или сестренка, — тихим от волнения голосом сказал он.

-Мамочка, это правда?

-Правда, милая…

Девочка соскочила с дивана, подбежала к родителям, крепко-крепко обняла маму и приложила к ней ухо.

-Ой, мама, у нас будет братик! – сообщила она.

-Откуда ты знаешь, милая? – удивился папа.

-Чувствую! – ответила девочка.

Крикунов Валентин

20.12.2003 г.