История третья. Последний ком земли

— Чего вы бы боялись в последний день света?

— Знаете, я не то, чтобы боялся, я бы посчитал это великой несправедливостью — умереть, не увидев, как все это закончится. Умереть за бесконечно малое время до того момента, когда опустится последний занавес. Да, это не страшно, но это очень обидно.

— Слыхал, как загнул? — выкинув очередной раз из ямы кучу земли и остановившись передохнуть, обратился к своему напарнику вспотевший мужчина.

Ответа не последовало. Напарник — потертый жизнью мужичок — молча стоял, опершись на лопату, на краю будущей могилы.

— Михалыч, слышь, что говорю?

Михалыч очнулся и непонимающим взглядом посмотрел на Колю.

— Смерти я не боюсь, — передразнивал гостя радиопередачи Коля.

— Ну, так это ж люди одухотворенные, — окончательно очнулся мужичок — Им бояться того, что нам с тобой страшно, не положено. Вот ты представь, президент скажет: «Я, граждане, ой как умереть боюсь». И кто за таким президентом пойдет? Эх… Ладно, ты не болтать сюда пришел. Давай, копай! — оборвал Михалыч Колю, раскрывшего уже было рот, чтобы высказать пару ласковых в сторону правительства.

Работа вновь закипела. Коля выкапывал яму и выбрасывал комья земли наружу. Михалыч собирал землю в небольшую горочку, чтобы потом быстрей и удобней было закапывать гроб.

— Сколько нам еще сегодня?

— Еще две выкопать, а похороны всего одни.

Солнце стояло в зените и нещадно палило. Красные и мокрые от пота могильщики, пыхтя, продолжали работать. На кладбище обычно в это время было довольно много посетителей. Но сегодня родственники решили не навещать усопших, предполагая и так скоро с ними встретиться.

— А ты вообще веришь в конец света? — не унимался болтливый Коля.

— Как ты думаешь, стал бы я копать ямы на завтра, если бы верил в его наступление?

— Мало ли… Может просто по привычке. Говорят, Михалыч, что несмотря ни на что, а ты свою работу выполнишь. И в снег, и в дождь ты дело не бросаешь.

— Потому-то и не бросаю, что если не я, то вообще некому копать будет. Вы, молодняк, совсем обленились. Скоро вообще в земле хоронить перестанете. Всех в печь отправлять начнете.

— Так это ж удобнее, да и места меньше занимает, — указал рукавицей на переполненное кладбище Коля.

— Не по-христиански это как-то человека в печи сжигать. Человек из земли вышел и в землю должен вернуться.

Это как — человек из земли вышел? Не знаю, как тебя, а меня мамка родила, — улыбнулся Коля.

— Так-то оно так. А чтоб ты в мамке своей рос, в утробе этой, она за двоих ела. И за себя, и за тебя. А хлеб откуда берется? Из земли. Так и считай, что все, что из земли вышло, в тебя и вошло, а, значится, из нее ты и вышел.

— Да, Михалыч, умеешь ты загнуть...

— Это я еще не загнул. Это я логикой своей додумался. А вот в библии написано, что Адам… Знаешь, кто такой Адам?

— А как же! В школе нас учили. Это человек первый.

— Верно! Так вот этот самый Адам в буквальном смысле из земли родился. Бог взял землю и слепил человека.

— Как это?

— Этого уж знать нам с тобой не положено...

— Вроде готово, — вылезая из ямы, сказал Коля.

— Тогда идем дальше. Участок 464...

— Ого! Уже новый открыли? Растет кладбище, уже за забор вышли.

Закинув лопаты на плечо, мужчины неспешно направились к следующему участку. В этот день они были единственной бригадой, вышедшей на работу. Несмотря на свою специфику работы, многие работники кладбища были людьми суеверными и не горели желанием проводить последний день на своей мрачной службе. Закончив еще с двумя, Михалыч и Колька должны были бы пойти домой. Но из-за полного отсутствия их коллег, им предстояли еще похороны. До них еще было несколько часов, поэтому они отправились обедать и отдыхать.

После обеда на территорию кладбища въехал небольшой микроавтобус. Из него вышло всего два человека: водитель и похоронный агент. Колька подвез тележку, похожую на больничную каталку, только, в отличие от нее, всю в следах от земли. Силами четырех человек из микроавтобуса вытащили простой обитый красной материей гроб и водрузили его на тележку. Похоронная процессия, состоящая из тех же четырех человек, направилась в самый дальний, а значит бесплатный участок кладбища. Участок располагался на низменности, и весной там всегда поднималась вода до уровня одного метра под землей, непременно затапливая все находящиеся там могилы.

— Кто? — спросил тихо у агента Михалыч.

— Старушка, божий одуванчик. Совсем одна на свете жила. Чуток до конца не дотерпела...

Михалыч тяжело вздохнул и продолжил катить тележку. Наконец-то добрались. Подошёл священник и, как положено, отпел усопшую. Настала неловкая тишина — обычное время для прощания родственников, но тут прощаться было некому. В последний путь старушку провожали совершенно чужие для нее люди, которых она никогда не знала. Горсть земли вместо родных бросили Колька и Михалыч. Кинули, несколько секунд постояли молча, перекрестились и взялись за лопаты. Безмолвную тишину кладбища нарушили глухие удары земли о деревянную крышку гроба. Удар, еще удар и все. Гроб покрылся слоем земли. Водитель и агент не стали дожидаться конца и, попрощавшись, ушли. Священник был свободен, поэтому решил остаться. Он стоял в стороне, тихо читая молитвы. Наконец работа была закончена. На месте ямы был теперь небольшой холмик. Вдруг земля на холмике зашевелилась — почва начала проседать, заполняя свободное пространство могилы. Когда бурление почвы закончилось, воткнули деревянный крест.

— Вот и все. Спасибо, ребята, — благословляя могильщиков, произнес батюшка и направился в сторону кладбищенской церквушки.

На этом похороны никому неизвестной среднестатистической старушки подошли к своему концу.

Немножко помедлив у могилы, могильщики отправились к себе в хозяйственный сарайчик. Умылись, переоделись и направились к выходу.

— Уже сколько людей похоронил, а все никак привыкнуть не могу, — пожаловался Колька.

— Я тоже, — подумал про себя Михалыч, который проработал на этом кладбище всю жизнь.

Мужчины, не говоря больше ни слова, пожали на прощание друг другу руки и разошлись в разные стороны.

Михалыч жил недалеко от своего места работы — всего в десяти минутах ходьбы. Добравшись до дома, он открыл входную дверь. Тут же к его ногам, мурлыча и ласкаясь, прильнул старый серый кот с драным ухом. Его несколько лет назад Михалыч подобрал его возле свежей могилы. Животное пришло к ней, ведомое неизвестной силой. Как оказалось позднее, там был похоронен единственный хозяин кота, после смерти которого заботиться о животном было некому. Михалыч сжалился над животным и взял его к себе.

Вечера Григорий Михайлович Гвоздин всегда проводил на маленьком балкончике, попивая жигулевское пиво, полюбившееся еще с советских времен. Сегодняшний день не стал исключением. Покормив серое чудовище, мужчина взял из холодильника пару бутылочек и отправился на балкон, где его ждало старое мягкое кресло. Кот, наевшись, тут же побежал за хозяином и взгромоздился к нему на колени, принявшись тихо мурчать. Михалыч гладил кота, изредка с наслаждением делал большой глоток и наблюдал за заходящим солнцем. Тени почти исчезли с улиц города. Стало тихо и пустынно. Последние лучи солнца коснулись верхушек деревьев. Зеленая вспышка на мгновение отразилась в усталых глазах Михалыча. Он был счастлив, ведь больше никто никогда не умрет.