Трамвай номер шестнадцать

В это кафе они собирались пойти недели две. Однако постоянно что-нибудь мешало: то срочный вызов на работу, то отвратительная погода — снег вперемешку с дождём и холодные ручьи, заливающие тротуары. Но всё же выдался безветренный солнечный день, и упускать его было просто глупо.

Она долго собиралась, примеряя одно, другое платье. Меняла серьги, оттенки помады… Что поделаешь, в возрасте «крепко за сорок» уже не добиться такого эффекта, как двадцать-тридцать лет назад. Встречные мужчины уже не падают штабелями под ноги, да и оборачиваться вслед они стали намного реже. Но всё же хотелось быть красивой…

Он привычно ждал, копаясь в своём ноутбуке. Наконец, супруга выплыла из спальни, и он отвесил ей давно знакомый комплимент; в ответ мелькнула улыбка.

В подъезде они никого не встретили, лишь седая соседка в выцветшем халате посмотрела недружелюбно из-за приоткрытой двери. Тут ничего было не поделать: старуха молча и упорно враждовала со всеми.

Снаружи в глаза ударило солнце. Голые деревья торчали, скрючившись, там и сям лежали грязные кучки снега. Пробирал холод, на проводах зябко ёжились воробьи. Но солнце заливало мир яркими лучами, и чувствовалось: зиме осталось недолго. Идти не спеша и дышать свежим воздухом доставляло искреннее удовольствие.

Через пару кварталов их обогнал из-за спины парень на моноколесе, она даже шарахнулась от неожиданности. Но парень, видимо, привык к подобной реакции людей постарше и спокойно покатил дальше, небрежно лавируя между нечастыми прохожими и продолжая негодовать в мобильный телефон по поводу рухнувшего сервера и недоумка, который сейчас получит. Она, усмехнувшись, расслабилась, возвращаясь к неспешной походке.

Целью вылазки они наметили новое кафе, открывшееся в нескольких кварталах поодаль. Там, на просторном перекрёстке, недавно расширили тротуары, переложили иначе трамвайные пути, заменили асфальт узорной плиткой и поставили скамейки, зовущие отдохнуть под склонёнными ветками. От прежнего рельсового кольца осталось небольшое ответвление, тупик.

И в этом тупике кто-то додумался приспособить под заведение общепита совершенно убитый, уже не способный ездить трамвай, заново выкрасив его и украсив гирляндами из разноцветных лампочек. Во лбу трамвая стабильно светился номер «шестнадцать» — этот маршрут давным-давно отменили. Да и вагон относился к древнему типу, какого давно уже не видели в городе. Только пенсионеры помнили, как когда-то с грохотом и лязгом ползли по путям похожие конструкции, со строгими вагоновожатыми впереди.

И, конечно, всех разбирало любопытство: а что же там внутри.

* * *

А в кафе оказалось на удивление уютно. Отделанные деревом стенки, столики с изогнутыми деревянными скамьями возле окон — садись и выглядывай в окошко, словно и вправду куда-то едешь. У входа сохранили заботливо отполированный металлический руль, похожий на корабельный штурвал, — когда-то он то ли помогал поворачивать на стрелках, то ли служил стояночным тормозом… Играла тихая музыка, бархатным голосом пел Фрэнк Синатра. Под потолком висели большие ретро-фотографии, и всё вместе создавало особое, ностальгическое настроение.

Супруги тихо блаженствовали в доброжелательной полутьме, пробуя принесенные блюда и иногда обмениваясь словами. Время проходило незаметно. За стеклом переливался рекламными огнями и нёсся бурным потоком автомобилей двадцать первый век, а в помещении было удивительно спокойно. Они поснимали смартфонами интерьер; с интересом разглядывали старинные фотографии на стенах — низкие здания, допотопные колёсные экипажи… Иногда негромко смеялись шуткам, понятным только им двоим.

Но до бесконечности расслабляться в кафе всё же не приходилось, да и ранние зимние сумерки понемногу густели снаружи, оттеняя вспышки рекламы. Она обратила внимание на маленькие цветные картонки с рисунком и надписью «Трамвай № 16» в подставке возле салфеток.

— Давай возьмём на память эти билетики! И тебе вот тоже.

Он, снисходительно улыбнувшись, положил сувенир в карман. Молоденькая официантка в длинном фартуке попыталась удержать гостей:

— Вы действительно спешите? У нас отличный кофе, сваренный на песке. Выпьете на дорожку?

Но они добродушно поблагодарили и направились к выходу, осторожно протиснувшись мимо сверкающего серебристым блеском руля. Он вышел первым, мельком глянув на тёмные стёкла открывающейся двери, и чуть не налетел на взявшуюся откуда-то невысокую железную ограду с покосившимся столбиком. Обернулся, подал руку — она легко спрыгнула со ступенек вслед за ним.

Вокруг царил мрак. Погасли яркие вспышки рекламы и нарядные гирлянды из лампочек. Одиноко горел фонарь на столбе неподалёку, поодаль — ещё один. На фасадах окружающих пятиэтажек вразброс чередовались тёмные и жёлтые прямоугольники — люди жили обычной жизнью. В квартирах электричество было. Но почему на улице всё отключилось?..

Неожиданно за спиной что-то лязгнуло. Они обернулись и увидели закрывающуюся дверь. Вдруг она качнулась и поплыла мимо них. Точнее, тронулся весь трамвай, медленно набирая скорость. Без гирлянд он имел самый будничный вид. Постепенно ускоряя ход, он тронулся по давно снятым рельсам… но они были на месте, шли прежним маршрутом и, слабо поблёскивая, уходили вдаль вместе с редкой цепочкой жёлтых фонарей. Тусклые лампы в салоне мало что позволяли увидеть, лишь впереди маячил силуэт вагоновожатой. Светя уменьшающимися окнами, вагон постепенно исчез за пеленой снежной «крупы».

* * *

Они стояли, остолбенев, не в силах произнести ни звука. Она, не сознавая этого, держалась за его рукав. Оба настороженно озирались… их окружала тьма и тишина; создавалось впечатление, что они находятся где-то на окраине, а не в центре города.

По пустынной проезжей части изредка проезжали на удивление старомодные машины. То катил «жигулёнок», то «Москвич», и даже «Запорожец» протарахтел, подпрыгивая на выбоинах. Но в целом движение резко убавилось, почти замерло. Авария неподалёку, что ли?

И куда, каким образом уехал трамвай?

Потом они заметили, что на перекрёстке нет светофора. При малом количестве автомобилей необходимость в нём вроде бы и отпала — но ведь до этого он моргал разноцветным на углу? Или тоже отключился, и его стало не видно?

Не сговариваясь, оба перешли дорогу и пошли было по тротуару в направлении своего дома. Вдруг она испуганно стиснула его руку:

— Смотри! Вон там!

Вдали, за пятиэтажками, возвышалось одинокое здание побольше. И на нём, на самом верху пылали красным огромные квадратные буквы: «СЛАВА КПСС!» Ошибиться было нереально, текст читался ясно. Буква «В» часто помаргивала — видимо, барахлили контакты.

— Что за чёрт?! — он бессознательно сжал кулаки, локтем задвинул жену себе за спину. Но ничего не происходило. Над крышами всё так же полыхала немыслимая надпись, в домах некоторые окна мерцали свечением телевизоров.

— Что за хрень?! — пробормотал он, опуская руки и снова оглядываясь.

Их обогнал одинокий прохожий в тусклом сером пальто и приплюснутой кепке. Пристально глянул на зимнюю куртку главы семейства, отблёскивающую под тусклым освещением кнопками, заклёпками и «змейками». Немного отошёл и снова оглянулся. Что ему надо? Но до выяснения не дошло, мужчина пошёл дальше и пропал в ночи.

В полумраке маячили непривычно обшарпанные стены зданий. Угнетало ощущение серости, неухоженности… всё-таки сильно влияет отключенное освещение! Куда-то делись многочисленные вывески магазинчиков и ателье на первых этажах. Мелькали только окна, окна… и большей частью — без привычных решёток. На балконах вторых этажей и выше хлопало на ветру вывешенное бельё. Под одним балконом пошатывалась неясная тень, хрипло требуя:

— Галина, п-пусти, добром прошу!

Сердитый женский голос отвечал:

— Ты что вчера рассказывал? На партсобрании клялся — больше ни-ни! И опять на бровях! Вот и иди туда, где пил! Может, в вытрезвитель заберут…

— Г-голубушка, я теперь не просто рабочий класс, я член партии! Ну, отмечали с ребятами…

— Да зачем партии алкаши?! По ошибке тебя приняли, выгонят скоро, если лакать не перестанешь!

— Г-галина! Антисоветчину несёшь! Я к-коммунист, п-партия не ошибается!

Дама на балконе примолкла, затем испуганно выговорила:

— Что ты болтаешь, пьяный чёрт?! Убирайся домой! Проспишься — придёшь.

Балконная дверь наверху с дребезжанием и стуком закрылась. Незадачливый Ромео и член партии немного потоптался, собираясь с мыслями, потом побрёл за угол, надрывно затянув: «И сердцу тревожно в груди, и Ленин такой молодой…»

Колеблющееся пение затихало в ночи, а пара, невольно ставшая свидетелями ссоры, ошарашенно провожала глазами неустойчивую тень.

Заторопились дальше, но через полквартала остановились, упёршись взглядом в очередную «хрущёвку».

Торец пятиэтажки когда-то выстроили сплошным, без окон, и во всю стену развернулось панно, выложенное мелкой цветной плиткой. Картины на стенах — дело привычное, но изображение оказалось настолько неожиданным…

Густые брови, сосредоточенный взор, висящие в ряд звёздочки «Героя Советского Союза»… Неподалёку на столбе горела лампочка, и портрет хорошо просматривался. Это было лицо Брежнева в огромную величину. Внизу шёл неразборчивый текст, буквы сливались в полутьме. Лишь белело крупными буквами: «…СЪЕЗДА КПСС...» Номер съезда не читался, в полутьме римские цифры сбивались в неразличимый набор белых полосок.

По дороге, светя фарами, проехал старенький милицейский «уазик» — мужчина смутно удивился, что такая древность ещё на ходу. Водитель глядел вперёд, но сидящий рядом с ним милиционер повернул голову и присмотрелся к топтавшейся на месте парочке — чем-то они привлекли его внимание. Но ненадолго, пока автомобиль не миновал их.

Однако мужчина продолжал озираться, словно ожидая нападения. Его жена застыла на месте, не шевелясь, словно оглушённая какой-то мыслью. Он встревоженно глянул ей в лицо… Она попыталась заговорить, но сумела лишь со второй попытки.

— Ты знаешь, где мы?

— Как это «где»?

— Мы в двадцатом веке, понимаешь?! мы в СССР!

— Что?!!! Что за ерунду ты несёшь?!

— Да посмотри вокруг, глянь на всё это! — она ткнула в сторону огромного портрета. — И всё как раньше! Магазины исчезли… И «коммунист, член партии»!

— И по дороге металлолом едет… Но это невозможно! Как мы могли попасть в двадцатый век?!

— Не знаю… Провал во времени, как в фантастике?..

— Бред… Но всё допотопное… Не может быть! Какой же это год?!

— Тут Брежнева славят… и КПСС.

— Он на портрете уже старый… Конец семидесятых, начало восьмидесятых? Мы что, провалились на десятки лет назад?! Бред какой-то…

Она не отвечала. Он мучительно соображал, осмысливая невероятное.

— Это что, я сейчас студент, живу в нескольких остановках отсюда?!..

— А я вообще школьница, меня здесь ещё нет, я в другом городе… — даже темнота не могла скрыть, как побледнела женщина; лицо маячило в полумраке белым пятном. Вдруг она отчаянно вцепилась в его руку:

— Нам нельзя здесь оставаться! Что-то не так, что-то очень сильно не так! Что мы будем делать, куда пойдём?! У нас ни документов, ни жилья, ничего! И деньги… не этого времени!

— Мои родители ещё живы? Пойти… как я им скажу, что они уже… будут ведь спрашивать… да они не поверят, решат, что псих! или аферист!

— Да нам никто не поверит! В психушку заберут… или… здесь же ещё КГБ вовсю работает! Посадят, как иностранных шпионов… с зарубежной техникой! А если поверят, то ещё хуже! Нас же до конца жизни запрут в секретных лабораториях, на косточки разберут… А если скажем, что СССР развалился… Что с нами сделают?!

— Надо вернуться!

— А дети? Будут звонить на выходных… а мы исчезли… они с ума сойдут! Давай, давай вернёмся!

— Но как?! — он запнулся. — Мы как-то через трамвай переместились! Помнишь — он вдруг поехал? Может, обратно тоже получится?..

— Да, через трамвай… — она говорила, как в полусне. Он потащил её за собой:

— Пошли! Вернёмся на остановку!

На остановке они присоединились к двум девушкам в скучноватых пальто схожего фасона. Те уставились, не отрываясь, на шапочку супруги, расшитую сверкающими бусинками. Так и глазели, пока не подъехал восемнадцатый номер и не подобрал обеих. Заглянули внутрь и муж с женой — но там был самый обычный обшарпанный салон, наполненный усталыми пассажирами. Впрочем, номер трамвая и не соответствовал тому, что забросил их сюда.

Они долго стояли, заглядывая в подъезжающие иногда трамваи и тут же отходя назад — не то. Ни одного с номером «шестнадцать» так и не дождались.

В конце концов, он сказал, напряжённо хмурясь:

— Мы не на этом месте вышли. А вон в той стороне! Может, надо там подождать? Именно на том месте? Там ещё сбитый столбик…

Они почти бегом двинулись вдоль оградки, вглядываясь в неё с надеждой и страхом. Наконец, он с радостным возгласом остановился:

— Вот он! Я из-за него чуть не навернулся, когда выходил. Будем ждать здесь!

Они с полчаса мёрзли, всматриваясь в темень дальних кварталов. Возвращаясь, снова прополз по дороге жёлтый «уазик». Милиционер пристально смотрел на них и что-то говорил водителю. Она взяла мужа под руку, лучезарно улыбнулась в сторону чужого взгляда… но машина свернула и притормозила рядом с ними. Вышедший милиционер козырнул:

— Лейтенант Самохвалов. Смотрю, вы всё уехать не можете? Или ждёте кого? Документы с собой имеются?

Тут издали донёсся звон разбитого стекла, и пьяный мужской голос заорал что-то про хахаля. Пару секунд спустя его перекрыл отчаянный женский вопль:

— Ирод, что ж ты делаешь?!

Лейтенант живо обернулся в сторону криков, махнул водителю и исчез в темноте. «Уазик» тихо двинулся следом и замер поодаль, тоже став невидимым, лишь светились красные стоп-сигналы. Супруги с ужасом переглянулись…

В этот момент вдали в пелене снежинок смутно проявилось светящееся пятно. Оно приближалось и вскоре приобрело чёткие очертания табло с номером «шестнадцать», затем обрисовался и сам трамвай. Грохоча и звякая, он остановился возле замерзшей пары… оба рванулись к открывшейся двери. Из неё раздался голос кондуктора:

— У вас билеты есть?

— Билеты? Какие билеты? А! — он захлопал себя по карманам и выудил картонный прямоугольник. «Сувенир на память».

— Этот?

— Да, проходите. А у вас, женщина?

Она лихорадочно рылась в сумочке, застывшими пальцами расстёгивая все «молнии» и кнопки. Куда же положила его… ведь брала с собой...

— Поскорее, женщина! Вагону нельзя долго стоять! Или входите, или не мешайте графику движения, — сурово произнёс тот же голос.

Секунда — и он протянул ей билет.

— Отправляйся домой! Я как-нибудь…

— Без тебя?! Нет. Нет!!! — она опять спешно проверила карманы шубки и судорожно тряхнула сумочку. На примятый низкий сугроб, трепеща, опустился прямоугольный кусочек картона. Она схватила билет, едва не столкнувшись лбами с мужем… оба вскочили на подножку. Позади лязгнула металлом дверь. Пахнуло теплом; внутри играла тихая музыка.

Новый голос, без следа суровости, спросил:

— Всё же решили выпить кофе? Правильно, он у нас вкусный. И горячий, на морозе потом будет веселее… Присаживайтесь! — девушка-официантка в длинном фартуке указала на свободный столик возле входа, и через пару минут принесла две дымящиеся чашки.

Они молча сидели и смотрели то в окно, то друг на друга. За стеклом бурлил двадцать первый век. Ритмично вспыхивал фейерверк рекламы, неслась поблёскивающая лавина авто… Входили и выходили посетители, за ними на заднем фоне плясали сполохи электрического разноцветья… а двое всё сидели над остывающим кофе, не в силах произнести ни слова.