часть 3

Не могу сказать, что и эта поездка доставила нам большое удовольствие. Правда, в самом начале мы были полны новых впечатлений и почти не обращали внимания на неудобства. Но чем дальше, тем хуже. В конце пути Людочка стала тихонечко постанывать, да и меня, если честно, порядком растрясло. Только нашему вознице, казалось, все было нипочем. Перед самой деревней, когда чувствовалась ее близость, нагнали двух грибников — мужика да бабу, не оборачиваясь, Иван весело бросил:

— А поселю-ка я вас у бабки Марфы. Деньги ей ой как нужны. Знавал я её мужа — знатный был охотник.

Деревня встретила нас ревом скота, возвращающего с пастбища, пением петухов и лаем собак. Наконец-то, мы добрались до конечного пункта нашего путешествия.

Крикнув своему юному «коллеге» — пареньку лет двенадцати-тринадцати, чтобы тот правил на склад, Иван свернул в проулок и скоро остановился перед большим, пятью окнами выходящими в улицу, домом.

— Марфа, принимай гостей! — слезая с передка, крикнул он.

В воротах появилась маленькая старушка.

— Милости просим, гости дорогие, — засуетилась она возле телеги. — Иван, да где же ты их подобрал-то?

Пока гости выгружались и разминали ноги, у Ивана с нашей будущей хозяйкой вполголоса состоялся разговор. Речь шла явно о нас...

В этот день, вернее вечер, ничего существенного больше не произошло. Заметив, что ее жильцы «немного притомились», бабка Марфа напоила нас чаем с медом и отправила отдыхать, отведя две маленькие опрятные комнатки. А на следующий день, за утренним чаем, состоялся весьма примечательный разговор, который постараюсь здесь воспроизвести, хотя, по правде говоря, тогда не предал ему должного внимания.

Когда хозяйка, наконец, уселась за стол, Михаил Федорович завел речь об оплате, от которой бабка Марфа наотрез отказалась, заявив, что после смерти мужа осталась совсем одна и рада, что в доме «появилась живая душа». Затем, после продолжительной паузы, в течение которой мы отдавали дань кулинарному искусству хозяйки, она спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Значит, приехали поохотиться?

Все подняли головы. Первым отреагировал Вадим. Или это был Игорь?.. Неважно.

— Ага, — с набитым ртом, промычал он. — И ещё порыбачить. Говорят, у вас рыбалка знатная.

— Что есть, то есть, — неохотно ответила она. — Однако не советую, нет. Уезжали ли бы вы от греха подальше.

Такого поворота никто не ожидал.

— Это почему же, бабушка? — спросил Вадим.

Не удостоив его ответом, старушка продолжала:

— Мой-то Семен, царство ему небесное, то же встретился с ним...

— С кем? — спросил Миша.

— Да, с голуб-яваном. Иван, верно, рассказывал…

— И где это произошло? — оживился мой друг, готовый бежать за картой.

— Да здесь, недалече, — ответила бабка Марфа.

— И что же? — снова встрял Вадим.

— А ничего, милый, — повернулась она к парню. — Через неделю утоп, сердешный.

На минуту за столом воцарилась тишина. Мы никак не могли взять в толк, какая связь между смертью охотника и его встречей с голуб-яваном, то бишь «снежным человеком».

Скоро выяснилось, что связь существовала и самая прямая. Испокон веков здесь ходило поверье: кто столкнется с голуб-яваном или даже увидит его издали — тот уж не жилец на этом свете. Всё это походило на сказку и мне действительно, во время рассказа бабки Марфы, смутно припомнились сказки из детства, где герои превращались в камень только при одном виде чудища… Но местные жители свято верили в этот миф.

…Смерть необязательно наступала мгновенно, иногда проходили недели, месяцы, но она неизбежно настигала несчастного, будто чье-то проклятие.

Но случались и исключения. По словам бабки Марфы: «У них в селе живет один старичок (одно слово, что живет), который когда-то давно, когда она еще пешком под стол ходила, а может, ее и вовсе на свете не было, тоже встретился с ним. «Однако до сих пор живой, хотя не намного отличается от мертвяка, так как ничего не слышит, не видит и не говорит. — Помолчав с минуту, добавила: — А ещё говорят, что он вовсе и не видел голуб-явана, а только наткнулся на его логово, поэтому и остался жив».

Закончив рассказ, бабка Марфа внимательно взглянула на нас:

— Дак, разве Иван не рассказывал вам? Ну-да, ну-да, — отвечая на какие-то свои мысли, проговорила она, — куда там. Вижу, вижу, не верите старухе. Да и как вам — ученым людям — поверить во все это? — она тяжело вздохнула. — Говорила я Ивану… а он: пусть, да пусть, — нет никакого голуб-явана, — заладил одно и то же. Почитай один во всей округе не верит в него. Хотела я вас отговорить, да как? Не за тем, чай, ехали в такую даль?! Может, бог милует, — бабка Марфа вновь тяжело вздохнула, наполняя чаем свою чашку.

Установилась неловкая пауза. Я, да и, наверное, мои товарищи, действительно не поверили во всю эту тарабарщину и чтобы, неверием, не обидеть добрую старушку, серьезно относившуюся к рассказанному, предпочитали молчать.

Наконец, первым заговорил Михаил Федорович.

— Марфа… — он запнулся, — и все же нам хотелось бы побывать на том месте, где ваш муж видел голуб-явана. Скажите, кто бы мог проводить нас туда?

— Ладно, чего уж там, — отставляя в сторону чашку, сказала бабушка Марфа. — Попросите Ивана. Почитай, никто больше и не пойдет. И вот еще что я вам скажу, — она на секунду смолкла: — Вы уж не серчайте на глупую старуху, однако не дай вам Бог столкнуться с ним!

Вот такой, или примерно такой, в то утро у нас состоялся разговор с нашей хозяйкой.

Сразу после завтрака всей пятеркой отправились на поиски Ивана. Бабушка Марфа подробно объяснила, где он живет, но сама проводить отказалась, сославшись на больные ноги. Конечно, необязательно было всем идти на эту встречу, но больно уж любопытно взглянуть на таежное селение. Деревня мало чем отличалась от подмосковных. Те же резные ставни на окнах, те же кривые улочки. Даже устройство дворов, кажется, такое же. Разве что сами дома более основательные, более кряжистые.

Весть о нас успела разлететься по селу. Каждый встречный вежливо здоровался, но спешил пройти мимо. Только позже узнали, что истории о «голуб-яване», так запугали местных жителей, что одно лишь упоминание о нём вселяло священный ужас.

Иван жил на другом конце деревни и встретил нас внешне приветливо, но в дом не пригласил, сославшись на беспорядок. Так что суть дела пришлось излагать тут же, у ворот. Выслушав, он подумал немного, оглаживая седую бородку, и коротко бросил:

— Добро, выходим завтра в четыре.

Бабушка Марфа предупреждала о некоторых странностях этого человека, но все равно мы были немного обескуражены. Из живого, весёлого балагура, которого знали вчера, Иван вдруг превратился в малоразговорчивого, хмурого субъекта. Забегая немного вперед, скажу, что и далее с нашим проводником случались странные метаморфозы. Резкая смена настроения, для него была в привычке вещей.

Когда мы рассказали бабушке Марфе о встрече с Иваном и высказали некоторые сомнения, она успокоила нас, сказав, что все в порядке, беспокоиться не о чем. Если Иван дал согласие — обязательно сдержит слово и сам зайдет за нами в четыре часа, и ни дня, как мы думали, а утра. Также сообщила некоторые подробности о нашем будущем проводнике. Вообще-то подробностей, как таковых, о нем никто не знал. Появился Иван в селе сразу после войны, но кто он, откуда, до сей поры осталось загадкой.

Ровно в четыре утра, как и обещал, Иван поджидал нас, сидя на козлах для пилки дров и дымя цигаркой. Да и мы не заставили себя долго ждать. Несмотря на ранний час на дворе уже было светло. Слышался людской говор и мычание коров. Вместе с нами из дома вышла хозяйка.

— На «Лазоревое» поведешь? — спросила она нашего проводника.

Тот кивнул.

— Ох, не к добру. Не надо бы, Иван!

Но тот отмахнулся:

— Не выдумывай…

— Ну, с Богом, — перекрестила она нас, как будто провожала в дальний и опасный путь.

«Недалече» бабушки Марфы обернулось более двадцатью верстами. Путь в основном проходил по пересеченной местности, так что дважды пришлось устраивать привалы. Проводник наш, кажется, вообще не нуждался в отдыхе, но не возражал против короткого привала. Он присаживался на пенек или какую-нибудь валёжину, скручивал «козью ножку» и дымил, не обращая внимания на «туристов», вперив взгляд в пустоту и думая о чем-то своем. А возможно, ни о чем не думая, — просто отдыхая. От предлагаемой папиросы неизменно отказывался, однако каждый раз, не забывая поблагодарить. На все вопросы отвечал либо односложно, либо вовсе отмалчивался, неопределенно пожимая плечами, так что было не понять, согласен он или нет.

На последнем привале Иван вновь озадачил нас, превратившись вдруг в того человека, которого мы знали в первый день.

— Что, — весело спросил он, — верно бабка Марфа запугала вас, а? Но вы не бойтесь — сказки всё это. Нет никакого голуб-явана. Я почитай полвека брожу здесь, а его что-то не встречал.

К обеду вышли к лесному озеру. Вода имела нежно-голубой цвет, как будто кусочек неба опрокинулся в эту часть тайги. Кое-где по поверхности белыми островками плавали кувшинки. По берегам росла высокая, чуть ли не по пояс, трава.

Иван, кивнув на озеро, усмехаясь, произнес:

— Здесь видели голуб-явана.

Сначала мы даже не поняли о чем речь, до того это благословенное место не вязалось с каким-то чудищем.

Озеро оказалось небольшим: около трехсот метров в длину и не более ста в ширину. Но, по словам Ивана глубоким, никто точно не знал глубину. Из его же слов узнали, что в камышах спрятана лодка, способная всех нас, вместе с вещами, взять на борт.

Не буду подробно описывать наше житье-бытье в тайге, хотя, возможно, кому-то оно и показалось бы небезынтересным. Скажу только, что в тот же день мы разбили лагерь на берегу прекрасного безымянного озера.

Впрочем, название у него все же существовало, местные жители окрестили его «Лазоревым». В справедливости такого названия убедились на закате, когда вода постепенно стала приобретать удивительный зеленоватый оттенок. Братья-близнецы, как и мы с Мишей, оказались заядлыми рыболовами и целыми днями проводили на озере. Что же касается охоты, то нам казалось просто кощунством нарушать эту идиллию грохотом выстрелов. Так что оружие без дела валялось в палатках, даже не заряженное и, естественно, со спущенными курками. Но Иван никогда не расставался со своим пятизарядным карабином. А на вопрос: зачем ему столь мощное оружие, пожав плечами, ответил: «В тайге всяко случается, иногда встретишься на узкой дорожке с волком, а иной раз с самим «хозяином», − под словом «хозяин» он, конечно же, подразумевал медведя.

Людочка же большую часть дня бродила по округе с лукошком, собирая грибы и ягоды. Все эти «изыскания» вносили существенное разнообразие в наш рацион. Однако подходила к концу неделя жизни в тайге. Необходимо было возвращаться, если хотели успеть к началу учебного года. Все немного завидовали Ивану, который еще не раз наведается в эти места. Он и сам не скрывал этого, сказав, что через месяц-полтора, когда ляжет первый снежок, выйдет на охоту.

Когда большая часть вещей была сложена и упакована, мы решили в последний раз прогуляться по тайге. Сказать последнее прости-прощай «Лазоревому» и заодно, в подарок бабушке Марфе, насобирать грибов, так как в дороге вряд ли предоставиться такая возможность. Договорились, что Иван на лодке пересечет озеро, и будет ждать нас на том берегу — напротив лагеря. А мы, тем временем, идя вдоль берега, обогнем озеро и еще до темноты возвратимся в лагерь.

Сразу за шалашом стали попадаться грибы. Но, зная по опыту, что дальше их будет больше и по размерам несравнимыми с этими, не обращали на них внимания, оставляя лакомство различному мелкому, а может быть, и не столь уж мелкому зверью.

Так разговаривая (не помню о чем), и изредка наклоняясь, когда попадался заслуживающий внимания экземпляр гриба, незаметно для себя, обогнули озеро. Удивились, когда увидели Ивана, который тоже заметил нас и вышел из лодки, готовясь принять на борт пассажиров. И в этот момент раздался страшный рев, хруст ломаемых ветвей и к нам под ноги из зарослей выкатился черный клубок. Это был медвежонок. Людочка от неожиданности вскрикнула и выронила лукошко, полное отборных беляков.

БА-БАХ, БА-БАХ.

В кого стрелял Иван, для нас пока оставалось загадкой.

— В лодку, скорее! — закричал он.

Дважды повторять не понадобилось. Треск ломаемых сучьев, рёв и вой приближались.

— Смотрите! — срывающимся голосом закричала Людочка, едва лодка отплыла от берега.

Все, как по команде повернули головы. Из чащи выскочило нечто красное. Не сразу поняли, что это медведь… но только без шкуры.

— Боже мой! — прошептала Людочка. Похоже, что только она сохранила дар речи.

В какое-то мгновенье мне показалось, что вижу что-то ещё. Между деревьями мелькнула тёмная тень. Заметили ли её остальные? Вряд ли. По крайней мере, никто ничего не сказал. Возможно, мне только померещилось? Тем более что уже начало смеркаться. Иван ещё быстрее заработал вёслами, и берег скрылся за камышами. А между тем, на берегу разыгрывалась драма, вернее, её заключительная часть. На всю тайгу раздался протяжный тоскливый рёв — явно предсмертный. Снова этот ужасный вой, от которого по всему телу побежал мороз, треск ломаемых веток, плеск воды — рябь пошла по всему озеру, — и всё стихло.

В лагерь мы приплыли, когда противоположный берег скрылся в темноте, и не единого звука не доносилось оттуда, как будто все это нам привиделось. Но нет. Людочку до сих пор била мелкая дрожь, да и у всех остальных вид был далеко не бравый, и она требовала немедленного возвращения в деревню. Но Иван, у коего от былого скептицизма и следа не осталось, заявил, что лучше, как планировали, ночь провести в лагере. Его подержал Михаил Федорович. Всю ночь жгли костер. Головы были заняты невесёлыми думами: кто преследовал медведицу с медвежонком — фактически хозяев тайги? Кто содрал шкуру с хищника? Несомненно, ещё более крупный и свирепый хищник!

Запас дров закончился к полуночи, а идти на сбор хвороста никто не решался, так что пришлось разбирать шалаш… Но ночь прошла на удивление спокойно. Даже привычные для этого времени суток звуки не нарушали мертвой тишины. Уютное потрескивание дров, да шелест листвы в верхушках деревьев скорее подчёркивали, чем нарушали идиллию.

А утром нас ждал еще один сюрприз. Первыми его или вернее её обнаружили близнецы. С весёлыми криками, но, судя по всему, веселость была наигранной, они принесли в лагерь корзинку со свежесорванными отборными беляками. Как она здесь очутилась? Ведь все прекрасно помнили, что Людочка обронила ее на том берегу. А главное все грибы высыпались! Выяснилось, что стояла она сразу за шалашом. Причем, никаких следов рядом не было, как будто корзинка прилетела по воздуху. Еще одна загадка. Тем не менее, все обрадовались, и Людочка тут же бросилась перебирать грибы. К ней присоединился Миша, лицо которого всё больше и больше мрачнело. Подозреваю, что он ещё тогда о чём-то догадывался, но, по какой-то причине мысли свои держал при себе. Наверное, пережитое накануне потрясение и бессонная ночь, несколько притупили чувства, и мы отнеслись к этому удивительному факту — появлению неведома откуда корзинки грибов — не так, как, наверное, должны бы были...

Когда совсем рассвело и солнце появилось из-за деревьев, втроем: я, Михаил Федорович и Иван, после некоторых колебаний, вновь пересекли озеро. Но напрасно мы лазили по кустам, обследовали каждый сантиметр берега, никаких следов, как и в случае с корзиной, не обнаружили. Что это? Неужели все, что случилось вчера, померещилось − удивительное наваждение?! Но нет, не может быть. До сих пор перед глазами стояла ужасная сцена...

Проползав на коленях до самого обеда, наконец, поняли, что ничего не найдем. Также как и раньше пели птицы, по небу плыли белоснежные облака, мирно шумели деревья, а наше чудесное озеро, словно голубой сапфир в зеленой оправе, по которому не пробегала даже легкая рябь, тихо дремало в своих берегах, свято храня тайну.

Бабушка Марфа обрадовалась подарку, но, выслушав рассказ и особенно — каким образом появились грибы — вдруг побледнела, затряслась, словно увидела саму смерть, завернула их в черную тряпку и бросила в печь. Мы были шокированы (и это слабо сказано) поведением нашей хозяйки. В тот день не услышали от неё больше ни одного слова.

На следующий день выпала «оказия», а, возможно, специально для нас было подстроено — на маленький аэродром возвращался грузовичок, доставивший в деревню какой-то груз. Мы покинули затерявшееся в глухой тайге маленькое селение, обещая обязательно вернуться на следующий год.

Так закончилось наше приключение. Почти неделю добирались до Москвы, причем большую часть времени потратили на ожидание. Приехали как раз к началу учебного года, так что условия начальства были соблюдены. А через неделю начался этот кошмар, который, боюсь, еще не закончился...

«Но почему же произошли и происходят все эти смерти?» В последнее время я почти не сплю; вспоминаю, размышляю и сопоставляю. И вот к какому выводу пришел. Хотя, наверное, многим он и покажется невероятным, но другого объяснения не нашёл.

Как известно все живые существа на Земле, и это доказано, обладают аурой… Так вот, наше чудище — голуб-яван обладает такой мощной аурой, что способно искривлять человеческие судьбы…

* * *

Вот и все, на этом заканчивается или вернее обрывается рукопись. Мне остается только добавить: примерно через месяц после кончины Ивана Владимировича, в университет на его имя пришло письмо. Это был ответ на запрос профессора. Сухим официальным языком в нем сообщалось:

…Охотник Дегтярев Иван Васильевич пропал без вести — ушел в тайгу и сгинул. Поиски результата не дали, о чем администрация района очень сожалеет.

Что же касается вдовы Антоновой Марфы Семеновны — смерть ее была нелепой. У себя в доме она спустилась в погреб, люк непонятным образом захлопнулся… а т. к. Антонова М. С. жила одна нашли ее только через три дня.

И последнее, смерть профессора, по утверждению врачей, наступила от застарелой болезни, которая неожиданно обострилась… Но это еще ни о чем не говорит, или, наоборот, говорит о многом?