Станция Маяк

Встроенная в монитор камера ведёт запись. Свет от монитора вылавливает из мрака очертания нехитрой обстановки маленькой комнатушки. Слышатся гулкие приближающиеся шаги за стеной, через несколько секунд в кадре появляется мужчина в мятом халате. Пока он усаживается в кресло перед камерой, комната наполняется мягким желтоватым светом, а нежный женский голос искусственного интеллекта сообщает, что температура в комнате оптимальна для сна.

— Спасибо, — сухо ответил человек и поглядел в камеру.

Он казался крайне измотанным, под глазами лежали мешки, лоб испещряли не по возрасту глубокие морщины. Ему было только сорок пять лет, но недельная щетина, переродившаяся в настоящую бороду, и глубокая проседь в густой шевелюре, сделали из него настоящего старика.

Мигом отреагировав на взгляд в объектив, камера автоматически сфокусировалась на лице человека, придавая картинке в меру яркости и контрастности. Сжав губы, человек долго, в тяжёлой задумчивости, смотрел перед собой, пока в его невероятно печальных глазах не блеснуло нечто, побудившее все-таки заговорить.

— Меня зовут Виктор, — сказал он, — Я хочу вкратце рассказать о случившихся событиях.

Ссутулившись, Виктор упёрся локтями в стол и запустил пальцы в немытые волосы.

— Сорок лет тому назад на Марсе был построен исследовательский центр Маяк. Долгие годы на Маяке изучались особенности почвы, гравитации, природной изменчивости и ещё масса всего, что прокормит целый спектр наук на десятилетия. Вскоре Маяк обжили, появились целые семьи, тут появились и детские садики, и школы. Маяк превратился в маленький цветущий городок с двадцатью тысячами жителей.. Были на Маяке и военные, их главным интересом являлись древние шахты неведомого происхождения. В шахты никого не пускали, кроме особой группы учёных. В земных телешоу любили пофантазировать по поводу того, сколь опасна жизнь на Марсе, как не надёжна система жизнеобеспечения, как велика вероятность катаклизмов, как скрывают высокую смертность. Особо рьяные и талантливые говорили и о воинственных марсианах. В общем — полную чушь несли, — Виктор вздохнул и продолжил, — Угроза же подкралась с неожиданной стороны. В марте этого года, колонию поразила неизвестная науке болезнь, получившая в наших научных кругах имя — Ржавчина. В первые же дни погибли все мелкие животные, за ними животные покрупнее, следом заболевали люди. Симптоматика ужасающая. Нечего и диагностировать. В первые же часы заболевший покрывался кровоточащими струпьями, а в тех местах, где струпьев не было, кожа быстро отмирала, принимая тёмно-коричневый с рыжеватым оттенком цвет. Высыхая и трескаясь, кожа легко слезала от прикосновения одежды или же не ловкого движения, — Виктор сжал виски, глядел перед собой куда-то в пространство.

— Не передать того чувства, когда идёшь, а под ногами у тебя шуршит, хрустит, и кажется, что ты в осеннем парке, беззаботно гуляешь, шагая по опавшей листве и тут ты глядишь вниз, — он опустил глаза и вновь их поднял, — а там кожа.

Медленно выпрямив спину, Виктор резко обратил свой взор к камере.

— Пока готовилась эвакуация домой, я и команда ребят биологов и химиков, ломали голову над чёртовой ржавчиной. Ржавчина сильно напоминала разновидность гангрены, но лишь отчасти внешними проявлениями. Происходил хаотичный некроз эпидермиса и эпителия органов. Болезнь была хитрой, меняющейся. Ужас был в том, что обезопасить себя от неё было нечем. То есть болезнь сидела в каждом из нас уже очень и очень давно. Встал вопрос о её искусственном происхождении. Военные хранили молчание, но слух о том, что в шахтах Марса они потревожили нечто, имел место быть, — Виктор часто заморгал, тихо размышляя вслух, — Предположительно фильтры что-то пропустили. Но только что? Что-то было в изучаемой породе? Это останется мучающей загадкой.

Виктор долго мрачно молчал, касаясь потрескавшихся губ большим пальцем, как вдруг заговорил вновь:

— Скажу сразу — панацея была найдена. Ради её создания головы положил весь медицинский состав и ещё десяток светлых умов. За два месяца карантина наша команда учёных, сократилась с сорока человек до трёх. Светлая память ребятам. Мы же, с кибернетиком Мишей Ивановым и моим коллегой Эдиком Штейном довели лекарство до ума. Первым испытать подающее надежды чудо-лекарство вызвался Эдик, у него уже отмирала кожа на спине. Его поспешность понятна. — Виктор пожал плечами, — Панацея убила его. За один день помогла болезни одолеть его заражённый организм. Может и к лучшему. Крепкий всё же мужик, мучился бы долго.

Виктор облокотился на спинку стула, камера старательно, с характерным звуком, удерживала его лицо в центре кадра.

— Мы тогда ещё с Мишей шутили и приводили доводы, кто из нас будет следующим. Юмористы. К слову, Миша оказался первым. Чудак-человек Миша! Всё интеллект искусственный изобретал, называл его свободным интеллектом, живым. Ох, и противником же я был! На отрез, отказывался верить в его смелые идеи. Помню наши с ним споры долгими вечерами. Сошлись, кажется, на том, что нравственная парадигма на корню будет отвергнута этим интеллектом, как чуждая и мешающая прогрессу.

Виктор снова углубился в раздумья, позабыв на некоторое время о камере.

— Что до панацеи, на себе мы испытывать лекарство, боялись. Мы погибнем — все погибнут, — Миша, помню, сказал, за день до того, как заболел. Вскоре мы опробовали лекарство на добровольцах. На людях, без каких бы то ни было симптомов на заражение. И эта была победа науки над безысходностью! Сотни людей спасены! Сотни жизней! Как нас расцеловывал капитан! Его детки выжили. Все трое, представляете? — улыбка погасла, Виктор помрачнел, — Что до остальных, то их всё так и держали в изоляции, всё так же обещали спасение. В моргах не хватало места. Мёртвых уже не сортировали. Миша пошёл в заражённую часть станции. Сказал, что попытается спасти положение. Ещё приставил ко мне своего подопытного проклятого робота со словами «Он быстро учится, его любимый цвет жёлтый».

Окунувшись в свою память, Виктор умолк.

— Как сейчас помню, — спустя некоторое время продолжил он, — как ко мне, часа через два после ухода Миши, в кабинет врывается в защитном костюме капитан, орёт что "полетели фильтры". Что же. Беда не приходит одна. Паники почти не было — паниковать некому. Началась эвакуация. Здоровые люди собрались в космопорте. Помню, взрослых почти не было, одни в основном детишки. Ещё я помню, как на нас с Мишиным роботом, несущим ампулы, смотрели эти маленькие люди. Так, наверное, смотрели на воскресшего Христа, не иначе. Выжившие военные выстроили людей в огромную очередь и по одному запускали на борт. Я делал уколы.

Когда на борт поднялись строго все по списку и у подножия корабля остался только я и робот, меня за рукав кто-то подергал. Это был мальчик лет семи. И вот, у сбегающего от погибающей станции корабля, нас уже трое. Я, робот, да мальчик. — Виктор пристально посмотрел в камеру, — А ампула, одна.

— Виктор, — заговорил женским голосом искусственный интеллект, — В сектор поступает загрязнённый воздух.

— Чёрт подери, — прошипел сквозь зубы Виктор и, второпях, продолжил, — Тянуть не буду. Я далеко не герой, но мама и папа меня хорошо воспитали. Значит, нужные книги я в детстве читал. Мальчишку я бросить в этом аду не мог. Сейчас он летит домой. Здоровый. Целый и невредимый.

Виктор вскочил со стула и исчез из кадра. Через несколько секунд он вернулся с противогазом в руках.

— Это видео сообщение я посылаю шифром на землю вместе с детальным рапортом, — сказал он, подготавливая противогаз, — Знайте, у нас появилась надежда. Я вышел на контакт с Ржавчиной. Людей ещё можно спасти! Я продолжаю бороться!

Надевая противогаз, Виктор наклонил голову, в волосах на темени виднелись кровоточащие струпья.

— Конец сообщения, — прогудел Виктор в противогаз.

Запись обрывается.