Сопелкин... Бурла... Сопелки...

Стрелы правой руки

РАССКАЗ

— Младший сержант Лютов!

— Я!

— Ефрейтор Шведюк!

— Я!

Клацнули короткой кирзой. Ну, что тут скажешь? Вояки любо-дорого поглядеть! Увидели бы их сейчас деревенские соплюхи!

— За безупречную службу и отличные показатели в боевой и учебной подготовке вы награждаетесь увольнением в город до девятнадцати тридцати. Приказ ясен?

— Так точно! Служим Отечеству!

Они рассмеялись. Лютов и Шведюк, как Тарапунька со Штепселем. Лютов низкорослый, коренастый и круглолицый. Шведюк долговязый, узкий в кости, руки почти до колен. Хотя сейчас кто помнит этот неразлучный комический дуэт, так любимый телезрителями! Старики разве что! Нынешние юмористы им в подметки не годятся. Лютову бы на подводную лодку. Много места не займет. От врага за ящиком с консервами спрячется. Косолапый, как настоящий мореман. А вот ефрейтора Шведюка несет ввысь. Что он там забыл. На седьмое небо собирается вскарабкаться? Глаза у него всегда удивленные.

Сейчас, нацепив на грудь все значки, которые они собрали в казарме, они четким чуть не строевым шагом вышагивают от автобусной остановки на окраине города.

Хотя солнца нет, небо серое, того и гляди разверзнутся хляби небесные, настроение у них боевое. Воинский дух на высоте. От увольнения они ждут много приятного. У того и у другого целая тысяча. Это им представляется целым богатством. Наверно, олигарх, заработав очередной миллиард, не чувствует себя таким богатым. Они не курят, не пьют. Поэтому пивбары и рестораны их не интересуют. Интересует же их другое, конкретное и более заманчивое. На это они замотивированы. Они всего лишь в третий раз в городе. Ориентируются слабовато. Поэтому решают не углубляться в городские джунгли, которые, по правде сказать, их несколько пугают. Час проходили по рынку, что на выезде из города. Торгуют здесь оптом и в розницу. Покупают арбуз. Интересно, откуда в апреле арбузы в Сибири. Ягода эта скоропортящаяся. Или китайские бахчеводы изобрели способ выращивания их в экстремальных условиях? Арбуз — это для боевых товарищей. Пусть позавидуют им!

Берут по три мороженого. Едят торопливо. Если будешь подолгу наслаждаться вкусом шоколадной крошки, то третье мороженое не дождется своей очереди и потечет. А если капнет на мундир? Это же катастрофа вселенского масштаба. Такого они не допустят.

Конечно, можно было бы в кино сходить. Последний раз они смотрели кино в деревне еще в начальных классах. В красном уголке есть телевизор. А тут пойдешь и нарвешься на какую-нибудь ерунду. А вдруг сейчас в кинотеатры ходят только одни пенсионеры? Когда они глянули на цену билетов — самый дешевый двести рублей — всякое желание наслаждаться очередной продукцией фабрики грез как ветром сдуло. Это что за цены такие? У них в деревне дискотека была по полтиннику. И то возмущались.

Лучше они прогуляются там, где гуляет народ. Хоть не заблудятся и не опоздают в часть. Их мечта, так сказать, цель увольнения — познакомиться с симпатичными девчонками. Какой боец не мечтает об этом долгими днями и ночами службу? В казарме наслушались всякого. Оказывается, в нашей армии служат такие мачо, что все звездные оскароносцы отдыхают. Девчонки штабелями бросаются на шею. Какой-нибудь бравый вояка выйдет за расположение части, а девчонки уже тут как тут. Только успевай выбирать и действуй быстро и четко, как настоящий боец.

Лютов и Шведюк бродили второй час, но почему-то никто им на шею не бросался. И даже взглядов призывных не бросали в их сторону, как будто они пустое место. Проходили мимо, даже не повернув головы в их стороны. Неужели их боевые товарищи всё наврали? Многие шли под ручку с гражданскими чмошниками, которые и на настоящих мужиков не были похожи. Многие небриты и в узеньких джинсиках. Когда рядом под боком воинская часть, разве можно выбрать какого-нибудь гражданского гуся? Это никак не укладывалось у них в головах. Как тут не засомневаешься в своих боевых товарищах, которые каждый раз после увольнения нагружали казарму новым рассказами об юных прелестницамх, которые такое вытворяют.

Зашли в кафешку. Пора было перекусить. Еще с улицы они увидели, что в кафе сидят девушки. Конечно, скучают по настоящим мужчинами. Где еще и знакомиться, как не за столиком? Огляделись. Быстро сориентировались. Вон две симпапахи скучают в гордом одиночестве, потягивая через соломинки сок. Закончилась ваша скука!

— Можно к вам?

Они подняли глаза. Столько презрения два друга не получали за всю предыдущую жизнь. Как будто перед девушками стояли два бомжа, вонючих и неряшливых. Не проронив ни слова, девушки поднялись, подхватили сумочки и пошли к выходу. Не оглядываясь. Фигурки у них были точенные. Одна в короткой юбке, другая в плотно обтягивающих брючках.

Лютов поглядел на Шведюка. Шведюк — на Лютова. Вроде бы симпатичные парни. Заелись они что ли эти городские. Может быть, им генералов подавай. Так генералы же старые. Форма как им идет! А значков сколько на груди! Полдня будешь рассматривать.

Как бы они интересно рассказали, как метко стреляют из положения лежа, с колена и на бегу, как разбирают и собирают с завязанными глазами АКМ, ходят на боевые посты. Захлебываясь и перебивая друг друга.

Наверно, им попадались неправильные девушки. Есть же неправильные пчелы. Значит, должны быть и неправильные девушки. Может быть, вот у этой, которая идет им на встречу, скончался домашний питомец: хомячок или волнистый попугайчик? Поэтому она такая серьезная, даже злая. И не взглянет на них. Вроде они пустое места. Поэтому ей не до романа с молодыми симпатичными бойцами, отличниками боевой подготовки.

— Будете заказывать, молодые люди?

Подняли головы. Откуда им знать, что здесь нужно чего-то заказывать, если они впервые? Старая мымра. Зачем таких берут в официантки? Мало что ли молодых симпатичных девчонок? С той бы завязали разговор, глядишь, и стрелку бы забили. Желание заказать что-то не возникло. А когда глянули в меню, то резко поднялись, как по команде, как будто перед ними стоял их капитан, а не худощавая грымза.

— Нас срочно вызывают.

Не хотелось ни о чем говорить. Уже половина увольнения коту под хвост. Что расскажешь своим боевым товарищам, какую пищу подбросишь в топку их богатого воображения? А ведь окружат, начнут расспрашивать: «Что да как? Кого-нибудь склеели?» А что они? Расскажут, как зараз съели по три мороженого, а потом беляшами уплотнили? Вот арбуз им купили. Разрежут арбуз, а он еще зеленым окажется. И будет тогда полная им параша. Лучше бы сидели в казарме, в красном уголке телек смотрели.

Они уже стали терять природное чувство оптимизма. Перспективы им рисовались самые унылы. Деньги есть и время еще в достатке, а вот надежда на то, что их увольнение завершится дух захватывающим приключением. Испарилась. Им стало скучно и грустно.

В киоске купили у толстой рыжей продавщицы по два беляша и по пакетику семечек. Конечно, это никак не могло их утешить. Но увольнение должно быть чем-то отмечено. Семечки назывались «Чудо». И кажется, что это единственное чудо, которым отметилось их увольнение. А как они мечтали об этом дне! Какие у них были наполеоновские планы!

Граждане прогуливают собачек. Ребятишки визжат в сторонке, гоняясь друг за другом. Постамент без памятника. На нем куча мусора: пакеты, пластиковые бутылки. Проходят, смеясь, девчонки. Многие с наушниками или болтают по телефону. Взглядом не скользнут. Не хватает только дождика для полного удовольствия. Какая-то серость во всем. Не чувствуется праздника. В казарме и то веселее.

Беляши маломясные. Оставалось им только одно: щелкать семечки и ожидать окончания увольнения. Не покажешься же в казарме раньше положенного. Засмеют ребята.

— — Молодые люди! Который час?

Они вздрогнули и оглянулись, как по команде, на голос. Потому что уже не ожидали, кто кто-то обратит на них внимание. Такая нимфа к коротенькой красной курточки, узеньких джинсах, разорванных на коленях и выше с белым, как первый снег, тельцем.

Наши бойцы не могли оторвать взглядов от юного обнаженного тела. С таким восхищением в Северной Корее созерцают лик своего вождя. Высокая грудь! В разрез даже смотреть страшно. У них захватило дух, как у альпинистов, впервые покоривших Эверест. Друзья поняли, что, если они туда заглянут, то уже никогда не выберутся на поверхность. И на том завершится их бренная жизнь, в которой они еще ничего, кроме родной деревни и родной части не видали. Они вскинули руки. Часы шли синхронно. Были одной и той же марки, куплены в одном и том же магазине. Увольнение кончается через три часа с копейками. Но для них это уже не имело значения. Девчонка ничего. Правда, бледноватая. Видно мало бывает на свежем воздухе.

— Наверно, ты студентка? — выговорил Лютов.

— А как ты догадался?

Она вскинула на них глаза с большими шелковистыми веками, как у куклы Барби.

— Вон книжка же торчит из твоей сумочки. Толстая книжка. Я такие только в библиотеке видел.

— Да! Студентка. Знаете, люблю этот парк.

Она посмотрела в одну сторону, потом в другую. Прохожие были далеко. И не могли их слышать.

— Здесь немноголюдно. Тихо. Никто не помешает готовиться к занятиям. Сидеть в четырех стенах надоедает.

— Живете в общаге? Ну, в смысле, в общежитии?

— А что вы стоите? У меня уже шея заболела задирать на вас голову. Вон этот какой высокий! Присаживайтесь! Если не торопитесь, конечно. Так иногда хочется поговорить с незнакомыми людьми. Я Юля.

Она протянула ручку, узкую и белую. С тыльной стороны синели тонкие нити вен. По очереди пожали ее ручку. Бережно, как будто боялись раздавить ее в своих лапах. Юля посмотрела на одного, потом на другого. Улыбнулась. Они сидели слева и справа от нее.

— Я снимаю с подругой однокомнатную квартирку. Совсем крошечную. Спальня. Кухня. Сейчас она уехала на пару недель в родной город. Бабушка заболела. Она ее очень любит. Сейчас я одна. Порой скучно. Даже поговорить не с кем. Днем часто сюда прихожу.

Лютов подумал: «Клёво!» А Шведюк: «Ништяк!» Вроде девушка общительная. Может, что-нибудь выгорит.

— Мы вот в увольнении. Время еще есть. Может, куда-нибудь сходим? — спросил Лютов.

Она улыбнулась, вселив в их души надежду. Надо бы еще и подружку. А то двое на одну…

— Сходим, мальчики! Но в следующий раз. Вы не против?

И заглядывает им в глаза поочередно. Оно, конечно, железо надо ковать, пока горячо.

— Что ты, Юля!

— В следующий раз я буду здесь с подругой. Обязательно приходите! Она очень симпатичная.

Эх, не мешало бы сейчас. Сразу! Сходу! Что в казарме расскажешь? Но с другой стороны…Наверно, с девушками сразу, с ходу нельзя. Они любят, чтобы вокруг них походили. Следующее увольнение не за горами. А там уже точно закрутится, завертится. Вон как обнадеживает. Видать по всему, они ей понравились. Выбирает кого из них. А там понеслась родная по кочкам. Будут возвращаться в казарму и рассказывать этим вислоухим обезьянам, как они А — О — У. пусть слюной давятся, салаги!

— Вы же из части, что за городом? — спрашивает она.

Так вроде между прочим. Но они понимают. Ей нужно знать, что они под боком, а не дальнобойщики какие-то.

— Ну, километров десять — пятнадцать отсюда. Если ехать из города, то справа. И номер вашей части… Ой, забыла. Как-то девчонки называли, у них там знакомые есть.

Она рассмеялась. Им понравилась ее улыбка. И то, что она такая веселая и простая.

— Это часть …

Шведюк назвал номер части.

— Не десять — пятнадцать километров до нее. А все двадцать с хвостиком будут. Еще до остановки целый километр топать. Но там бетонка. Быстро доходишь. Иногда подвезут.

— У одной моей хорошей знакомой там парень ее служит. Им даже звонить не разрешают. Зовут его Ваней.

— Да там Вань знаешь сколько? А в какой он роте не говорила? Или фамилия как? Может, и знаем.

— Мальчики! Ну, откуда я знаю. Хотя погодите! Он называл командира… Сейчас вспомню! Пли… Сви… Вот крутится на языке.

Они стали называть старших офицеров. Юля отрицательно качала головой. Перебрали почти всех.

— Нет! Как он по-другому говорил… А у вас посылают в командировки? Ну, в эти самые горячие точки? Он что-то говорил. Но я особо не слушала. Говорил, что и его должны послать.

Лютов выпрямился.

— А как же! Постоянно находимся. Вот и нас должны. Наверно. Скоро. Как опытных…Одни приезжают. Другие едут им на смену.

— А там опасно. Там же, говорят, бандиты. Нападают, убивают. Террористы там всякие.

Лютов кивнул.

— Бывает. Нападают. Но мы банды ликвидируем. Скоро всё зачистим. Любимый город может спать спокойно. Мы же военные люди.

— Вы в бандитов из пушек стреляете?

Они засмеялись. И стали наперебой рассказывать, какое у них стрелковое оружие. Какие у него технические характеристики: дальность стрельбы, кучность, убойная сила.

— Так что наши бойцы, Юленька, вооружены стрелковым оружием.

— Мальчики! Я в этом ничего не понимаю. Но вы рассказываете так интересно. Сразу чувствуются настоящие воины. Какое у вас звание? А кто главный капитан или майор? По-моему, капитан. Как-то красивей звучит. Капитан! Капитан! Улыбнитесь! Ведь улыбка — это флаг корабля.

Не заметили, как проболтали два часа. Рассказали, что у них есть глубокие шахты. Что-то в этой Юле было такое, что заставляло рассказывать и рассказывать ей обо всем. Они перебивали друг друга. Соревновались. Каждый хотел выглядеть более знающим. У девушки было такое удивительное лицо и детские глаза, как будто ей рассказывали волшебные сказки. Она не верила, что такое бывает. Но они уверяли, что это еще не все. Они рассказывали ей о своих командирах, смешные истории, о казарме, об учениях, командировках, в которых так отличаются воины их части. О чем они еще могли ей рассказывать. Армия для них была новым миром, полным разных чудес. Не рассказывать же ей о деревенской школе, которую они с грехом пополам закончили на трояки. Учителя вздохнули, что еще двух оболтусов не будет в школе. До осени проболтались. И вот их призвали. И началась для них новая жизнь. Конечно, останутся по контракту. Дома-то что делать? Кизяки пинать да самогонку жрать? Нет! Никаким калачом их не затянешь больше в деревню из этого большого мира.

— Мальчики! Давайте на этом же месте встретимся через неделю. Ну, или когда вас отпустят. Я приду не одна. С подругой. Может, пойдем потом к нам на чай. У нас музыка есть хорошая.

Она указательными пальчиками провела по их щекам. Это было так неожиданно и приятно. Засмущались. Робко чмокнули ее в щечки с двух сторон. Она засмеялась. Интересно всё-таки, кого она выберет. Конечно, из-за девчонки друзьям не стоим ссориться.

— Мы пошли!

— Да!

Они обернулись. Им не хотелось уходить от этой удивительной девушке. Как она непохожа на их деревенских девок! Она стояла возле скамейки и махала им рукой. На плече висела серая сумочка, из которой по-прежнему выглядывал угол толстой книги.

— Мальчики! Вспомнила! Сейчас у девчонок пошла мода делать амулеты из стрелянных гильз. Вы же там можете достать? Если принесете, я вам так буду благодарна!

— Хоть вагон!

Ну, на счет вагона они загнули, конечно. А пригоршню почему бы не принести. Да как два пальца. Из части вообще-то ничего нельзя выносить. Но если девчонка просит!

Так хочется казаться героем. Тем более, что следующая встреча обещает быть более тесной. Может, даже с интимом. И как тут не исполнить пустяковую просьбу. Делов-то!

Друзья вернулись в часть. Их окружили, ожидая подробного доклада. С кем, где, как. Но они только улыбались и отделывались ничего не значащими фразами. Товарищи по оружию решили, что увольнение было удачным.

Шведюк еще не спал, когда к нему подсел Лютов. Нижние ярусы коек у них по соседству. Руку протяни и дотянешься до товарища. В конце казармы на столике дежурного горела настольная лампа.

— Чего, Лютый, не спишь? Влюбился что ли? — пробормотал Шведюк. — Давай! А то будешь с утра, как сонная муха.

— Ты знаешь, что-то не того. Вот лежу. А всё думаю, думаю. Ну, на счет нашего сегодняшнего увольнения.

— Ты не думай! Крепче спать будешь! Пусть лошади думают, у них головы большие.

— Странное всё это, Костя.

— Что странное?

— Да Юля эта странная какая-то. Ты же видел, как все девчонки себя ведут. А это не так. Расспрашивает и расспрашивает. Как командиров зовут, да какие они, да чем командуют.

— Интересно девчонке.

— Девчонке интересны технические характеристики оружия? Ты это хочешь сказать?

Шведюк приподнялся.

— Думаешь…

— Не знаю я, Костя. Только всё это очень странно. Нет, это не обычная девчонка. Что ты девчонок не знаешь? Подозрительно всё это. А еще и гильзы. Ну, ты видел хоть на ком-нибудь амулет из гильзы?

Вытер лоб.

— И это… Как будто она поджидала нас там. Тебе не показалось? Увидела, что мы идем по парку…

— Ну!

— Говорит, что к занятиям готовится. А сама даже книжку ни разу не раскрыла. Интересная подготовка.

— Харэ шептаться! — проворчал рядом сосед. — Дайте поспать! Не наговорились за день что ли?

Легли. Но долго уснуть не могли. А утром, хотя не сговаривались об этом. Но поглядели друг на друга.

— Капитану расскажем?

Хотя были сомнения. Высмеет их капитан. Нашлись, мол, павлики морозовы. Везде вам шпионы мерещатся. Враги только и мечтают, как заполучить в свои сети младшего сержанта Лютова и ефрейтора Шведюка.

Капитан был серьезен.

— Кто же вас, бойцы, за язык тянул? У нас военный объект, а не детский сад. Здесь всё по-взрослому. Болтун — находка для врага. При Сталине вас бы… Ладно! Идите пока! Вроде бы серьезные ребята. А перед первой девчонкой хвосты распустили.

На следующий день их вызвали в двадцать восьмой кабинет. На нем даже таблички не было. Но все знали, кто и что там. Наши друзья шли туда как на Голгофу, на полусогнутых. Особиста видели редко. Был он в звании подполковника. Сухощавый. Всегда молчал. Ему отдавали честь и старались быстро пройти. В глаза не глядели. Ходил он неторопливо, никогда не спешил. И постоянно был задумчивый.

За столом гражданский. В смысле в гражданском костюме мужчина. Мордень — ломом не перепояшешь. Взглянешь на него и сразу поймешь, что он из конторы, с которой лучше дело не иметь.

— Подполковник! Спасибо вам!

Был он вежлив, корректен. Говорил ровно и скучно, не повышая голоса. Никаких жестов. Назвался Павлом Ивановичем. Фамилию не назвал. Да и нужна им его фамилия! Попросил рассказать всё в подробностях. Причем вникал в каждую деталь. Постоянно перебивал, уточнял, спрашивая то одного, то другого, а потом просил продолжать. Скамейка, на которой сидела девушка… Как выглядела эта скамейка? Как выглядела девушка? Какая у нее была сумочка, размер, цвет? Где стояла? Как выглядела книжка, которая у нее лежала в сумочке? С какой стороны сумочки она выглядывала? Заставил каждого подробно написать обо всем. Не упускать ни одной детали. Для них это была мука смертная. Лучше два котла картошки начистить в столовой! А писать они не любили. С детских лет антипатия к письменным принадлежностям. В грамоте они не сильны. Будут смеяться над их писаниной. «ДерЁвгя, мол!» Поэтому сложных и разных иностранных слов старались избегать. То и дело грызли ручки, вспоминая нужные слова и то, как их без ошибки написать.

Так и хотелось ввернуть заумные слова, показать, что не лаптем щи хлебают, не пальцем деланные.

Напоследок:

— Сами понимаете, товарищи, что никому не слова. Ни гу-гу! Тут военный объект. Подписку о неразглашении брать с вас не буду. Ребята вы ответственные. Так или нет? Конечно, так! Давайте вашу писанину. Если надо будет, вызовем. А вы молчок!

Закивали, что чуть головы не поотваливались. Когда вышли, облегченно вздохнули. Не посадили, не взяли под микитки. Глядишь, и пронесет. Хотя, конечно, дурочку сваляли. Они парни деревенские. Десять раз перестрахуются, прежде чем что-то сделать. Переглянулись. В глазах их был страх. Поняли, что этим разговором-допросом дело не закончится. И неизвестно, каким еще боком повернется. Контора шутить не любит. Кажется, влипли они по-серьезному.

Но в следующие дни их никуда не вызывали. Шла обычная армейская рутина. Капитан даже не глядел в их сторону. Неделя минула. И они успокоились. Всё правильно! Ну, какая из этой хрупкой девчонки шпионка. Контора проверила. И забыла. Эта девчонка еще недавно в куклы играла. Скучно было ей. Они шли мимо, приглянулись, решила развеяться, поболтать. О чем с армейскими говорить? Только об армии. А гильзы? Что гильзы? Может, братику меньшому поиграть. Мальчишки любят такие штучки. Не будет же она с ними разговаривать о поэзии. Или… как там его? О сопромате. Говорить-то что-то надо. Наверно, уже и забыла про них. А про встречу — это так.

Они почти успокоились. И смех, и грех! Буря в стакане воды. Ну, особистам-то надо показывать, что они работают.

В пятницу, когда после того злополучного увольнения прошло уже почти две недели, их снова вызвали в двадцать восьмой кабинет. Ребятки приуныли. Поняли, что рано им себя успокаивать. Им стало по-настоящему страшно.

По-уставному доложились. И замерли на пороге, не смея сдвинуться. Не мигая, уставились на Павла Ивановича. Боялись шелохнуться. Павел Иванович поглядел на них. Никакой улыбки. Хотя, кажется, что он вообще не умел улыбаться. Или служба к

особистами.

Сделал знак, чтобы присаживались. Присели. Он поглядел на них как-то особо долго. И у того, и у другого одна и та же мысль. «Всё! конец! Это уж точно! И никто не узнает, где могилка моя».

— Так, — сказал Павел Иванович. — Завтра идете в увольнение в то же самое время. Подчиститесь, форму отгладьте. Значков еще больше можно нацепить. Или уже некуда цеплять?

Переглянулись между собой. Потом робко, мельком глянули на особиста. Ноль эмоций. Разве на камне можно что-то прочитать. А это было именно каменное лицо. Бойцы в этом не сомневались.

— Погуляйте там по рынку. Каких-нибудь семечек купите, мороженое, пирожное.

Они лишь кивали.

— Ведите себя естественно. Не озирайтесь по сторонам. Заигрывайте с девушками. Не оглядывайтесь! Шутите! Смейтесь! Попытайтесь завести знакомства! То есть ведите себя, как обычно, ведут себя в увольнении. Но внимания старайтесь не привлекать. Ясно?

— Так точно!

Они подскочили и вытянулись в струнку. Павел Иванович сделал жест садиться. Опустились.

— Через полтора-два часа направляйтесь на то же самое место. Не забыли, где оно?

— Да вы что!

— Если Юля сидит там, подсаживайтесь и болтайте! Ведите себя естественно. Радуйтесь!

Лютов замялся.

— Ну, говорите!

От Павла Ивановича ничего не могло укрыться. Его взгляд просвечивал их, как рентгеном. Простите, за банальность!

— Она обещала, что придет с подругой.

— Ну, это вряд ли. Ей лишние свидетели и лишние уши не нужны. Но про подругу спросите. Ну, а если придет всё-таки с подругой, то ничего страшного.

— А о чем говорить? В смысле, болтать? — спросил Шведюк.

Они уже начинали потихоньку гордиться, что им придется участвовать в важной операции.

— Не думаю, что она с вами будет говорить о Мандельштаме или поп-арте. Она опытный психолог.

Они вспотели. Но вытереть пот не смели. Теплые капли сбегали со щек на шею и за воротничок. Рука просто не поднялась бы.

— Если будет задавать вопрос о части, отвечайте. Никакой подозрительности не показывать.

— Что отвечать? Врать? — спросил Лютов.

— Ни в коем разе. Она может вас поймать на вранье и заподозрить неладное. Нужно, чтобы она вам доверяла. Правду! Чистую правду! И только правду!

— Как же так? — удивился Лютов. — Это же разглашение военной тайны, нарушение присяги?

— Вот так! Еще раз повторяю, чтобы у неё даже тени сомнения не возникло, что вы врете. Вам понятно, бойцы?

— Так точно!

— А вот это…

Павел Иванович развернул носовой платочек. Провел пальцем. Зазвенели колокольчики. Разнокалиберные гильзы.

— Передадите ей. Она же вас просила? И скажите, если надо, то принесете еще. Даже от артиллерийского снаряда. Естественность — это главное. Улыбаться, смеяться, держаться непринужденно. Можете косить под олухов. Хотя у вас это и так получается.

Лютов как бы был посмелей, поэтому решился на вопрос, который у них крутился в голове, а, может быть, в каком-другом месте. Это не важно. Павел Иванович это сразу понял.

— Это… она тогда обещала нас пригласить на чай к себе. И вроде как подружку приведет. Так это, что нам тогда сказать. Отказываемся, мол. А почему, если спросит?

— Так принимайте приглашение. Действуйте по обстоятельствам. Проявляйте солдатскую смекалку. Или вы не мужики? Хотя вряд ли до этого дело дойдет. Да наверняка не дойдет.

Произнес без улыбки. Но иронию Лютов и Шведюк почувствовали. Хотя точнее это можно назвать «сарказмом». Хотя этого слова они не знали. Но слышать могли. В школе.

Они сейчас уже и не знали, кто она на самом деле. Имя-то можно назвать всякое. Может, никакая и не Юля. Но приказ был вести себя естественно. Это завсегда, пожалуйста! Старались так, что естественней дальше некуда. На этот раз на ней была коротенькая черная юбочка. Имитация под кожу. И белая со цветочками курточка. Поэтому, когда особи мужского пола, да будь они неграми преклонных годов, видели эти стройные ножки, начинавшиеся сразу от узенькой полоски юбки, они не могли не вести себя неестественно. Естественность так и перла из них.

Лютов и Шведюк забыли обо всем. Они сначала бросали скромные, потом не очень скромные, а затем и совсем нескромные взгляды. Пришлось присесть на скамейку. И разрез, разделяющий. Ну, сами понимаете, что… не дети же… углубился и как будто нашептывал: «Запусти туда руку! Тебя там ждут!» Очень трудно было удержаться.

Девушка щебетала о разных пустяках, которые им были совершенно неинтересны, то и дело, как бы мимоходом, сворачивая на их часть. И тогда они настораживались. Знают ли они такого? А что это за шахты, про которые они говорили в прошлый раз: глубокие такие! Там что уголь добывают? Значит, там и шахтеры есть? Одна ее знакомая говорила, что ее парень там за каким-то супер-пупер-компьютером сидит. Сам он программист. Призвали на год после университета.

Они, помня наставления Павла Ивановича, не врали, не крутили, а излагали всё, как на духу, то, что им было известно. Юля опять болтала о пустяках и между прочим вопросик о части.

— Знаете, мальчики, у нас девчонки хотят познакомиться с вашими офицерами. А где с ними знакомиться? К вам не пускают, у нас в университете они не бывают. На улице тоже как-то…

Напряглись. Она рассмеялась.

— Да вы не обижайтесь! Какой солдат не мечтает быть генералом, а девушка — генеральшей? Это же так естественно. Вот я уверена, что вы обязательно станете генералами.

— Ты, это, Юля, — осмелился наконец Лютов и оторвал свой похотливый взгляд от ее ног. Вроде бы как с подружкой, говорила, придешь. А то вроде бы как, нас двое всё-таки. Двое на одного… то есть на одну… как бы нечестно. Не по-джентельменски, вроде.

Снова засмеялась. Когда она смеялась, всякие подозрения у них рассеивались. Не могла такая девушка… это самое. Те, кто это самое, те должные быть страхолюдинами. Но тут им виделся таинственный и могущественный двадцать восьмой кабинет. И они сразу понимали, что нужно быть начеку. Но не подавать вида, что на чеку. Снова бдительность возвращалась к ним. И они старались запоминать самые малейшие детали, как их учил Павел Иванович. И чтобы ничего от их взора не укрылось.

— Мальчики! Мы с Аленой уже давным-давно ждем вас. Алена меня замучила расспросами.

— Какой еще Аленой?

— Ну, это подруга моя. Мы с ней снимаем квартирку. Я же вам говорила уже про это. Она к бабушке ездила. Бабушка болела. А сейчас выздоровела. И Аленка вернулась. Она такая симпатюлька. Вам понравится! Вот увидите! По секрету скажу: со своим парнем она окончательно разругалась.

Лютов и Шведюк одновременно подумали, что им и так Юля очень нравится и никакая Алена не нужна. С Аленой этой еще неизвестно, какая она. А Юля вот! Так уж лучше синица в руках, чем этот…ну, большой который… с крыльями… журавль. Во! Хотя с другой стороны, их же двое, а Юля одна. Сами же спрашивали о подружке.

— Теперь сердце Алены свободно, мальчики! Так что вам очень сильно повезло. Кому-то из вас.

— До этого ее сердце было за решеткой! — пошутил Лютов.

И как всегда удачно. В чем он нисколько не сомневался. А поэтому захохотал громко и жизнерадостно.

— Но только вы не выдавайте меня! — прошептала Юля. — Пусть это будет сюрпризом для вас.

Шведюка, как всегда, интересовали технические детали. Это у него наследственное, потому что у отца был мотоцикл «Урал» и «Жигули» времен генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева. За что папа Шведюка был очень благодарен ему.

— Ты же говорила, что у вас одна комната, — сказал Шведюк. — Пенал. Что там можно поставить? Вы что спите на одной кровати?

Юля подняла на него глаза. это шутка? Или он всерьез? Но понять по лицу Шведюка было невозможно. Вопрос бестакнтный. Шведюк ее поставил в двусмысленное положение. Может быть, даже сам не желая этого. Юля задумалась. Мимо прошла дама с собачкой. Она не догадывалась, что Шведюк совсем не это имел в виду, о чем она сразу подумала. Простым людям мы приписываем порой то, чем они не обладают. И в голову бы ему такое не пришло.

— Нет! Ну, что ты! У нас две кровати стоят. Друг напротив друга. Иначе их не поставишь. Мы нормальные девчонки. Каждая спит в своей кровати. Зачем ты это спросил?

— Проход между кроватями узкий? — задумчиво переспросил Шведюк.

Это ему не нравилось. А если что, то выходит, что Лютов сопеть и хрюкать будет совсем рядом с ним. Весь кайф обломает. Да и девчонки могут заупрямиться. Кому такое понравится? Она говорит, что у них есть кухня. Тоже. Конечно, крохотная. Но всё-таки отдельное помещение. Шведюк решил, что разберется по обстановке. Нечего заранее предугадывать. Загад не бывает богат. Как у них говорят в деревне старики. Голову раньше времени ломать не стоит. Проблемы надо решать по мере их появления.

— Что пойдемте, мальчики?

Юля поднялась. Закинула сумочку через плечо. Книжку убрала в глубь сумочки. Она выглядывала также, как и при первой встрече. Застегнула сумочку на молнию. Чуть сдвинула ее назад. Помня наставления Павла Ивановича, Лютов и Шведов всё это тщательно фиксировали в своей памяти, стараясь не пропустить незаметным ни одного ее движения. Но Павел Иванович говорил им не только о бдительности, но и о том, что они мужики. А значит, они могут позволить себе это самое. Даже более того, если они не позволят себя этого самого, то не оправдают надежд, возложенных на них Павлом Ивановичем. Было еще предостаточно времени. Конечно, лучше, если бы увольнение было до самого утра. Но в армии такого не бывает. Но если бы такое было, тогда бы они отработали за себя и за того парня. А может быть, даже за половину роты. Но управятся и так. Русские не отступают и не сдаются в плен. Это кому-то еще непонятно? Шаг вперед! Ну, то-то же. Стойте и сопите в тряпочку!

Когда проходили мимо магаза, Лютов предложил затариться закусью и бухлом. Шведюк посмотрел на него осуждающе. С какой-такой стати? Если они не пьют. И к тому же их зовут в гости. Юля остановилась и перевала взгляд с Лютова на Шведюка.

— Вы хотите что-то купить в этом магазине? — спросила она. — Я правильно поняла?

— В смыле пошамать и бухнуть, — перевел Шведюк.

Юля брезгливо поморщилась. Глядела она теперь строго, как учительница на шалуна в классе.

— Здесь нельзя купить хорошего вина. За мной, мальчики! Уже все готовою и ждет вас.

Алена оказалась толстой девахой с вот такущим гузном. Непонятно, как она разворачивалась в этой клетушке, не задевая за углы и стены. Тренировалась, наверно? На мордочку была симпатичной. «Для Шведюка сойдет! — подумал Лютов. — Он это самое… неприхотливый. А после такого длительного воздержания ему хоть кикимору подавай!» Шведюк подумал то же самое, только на оборот. То есть кикимора теперь доставалась Лютову.

— Лютый! А ты подарок не забыл? — вспомнил он. — Я же тебе на тумбочку ложил.

— Со мной! Хорошо, что напомнил, а то бы унес обратно в часть.

Он развернул платочек. Провел пальцем. Зазвенели колокольчики. Только глухо. Юля схватила подарок и сунула в шкафчик. Алена этого не видела, потому что стояла к ним спиной у плиты. На плите шкворчало и стреляло жиром. Там тоже шли боевые учения.

— А вы бы скинули в спальне кители. А то сомлеете, — сказала Юля. — Какой тогда с вас толк!

— Намек понятен!

Шведюк подмигнул товарищи. Они шагнули в спальню. Действительно, две кровати и проход между ними. Двум парам здесь будет тесно. Если бы Алена была такая же малогабаритная, как Юля. И зачем так распираться в ширину? Это для фермы только и сойдет. Повесили кители один на другой на единственный стул, который был в спальне. Теперь такие стулья держат только старики. А так кресла да всякие пуфики. Как разведчики, оценили, что представителей мужского пола в этой спальне, по крайней мере, прошедшей ночью не было. Иначе сохранился бы запах мужского пота. И носков, которые долго сохраняют свой аромат, даже если их хозяин вместе с ними покинул помещение. Только тонкий аромат духов. Это обнадеживало и всяляло это самое… как его?.. надежду. Вот! Всё-таки они везунчики!

— Это… — сказал Лютов.

И обвел руками вокруг себя. А потом спереди себя, там, где у него груди. Жесты у него были широкие.

— Ху-ху не хо-хо?

Шведюк сунул ему под нос фигушку. Лютов опустил взгляд долу, чтобы получше разглядеть, что у него под носом. Как завороженный следил за большим пальцем, который извивался змеей между указательным и средним и готов был в любой момент броситься в стремительную атаку, чтобы откусить конкуренту не только нос, но и что-нибудь другое.

— У нас всё готово!

Хорошо, что Алена села к подоконнику, иначе движение на кухне было бы полностью перекрыто.

От того, что они увидели на столе, перехватило дух и заставило забыть обо всем, даже о том, ради чего они ходили в увольнение, а потом пришли сюда в эту крохотную конуру.

— А чокаться?

— Мы не пьем! — дуэтом рявкнули с набитыми ртами бойцы.

Подруги с удивлением переглянулись, чокнулись и пригубили вино, после чего стали тыкать вилками.

Максимум через минуты семь — на часы же никто не глядел — стол был пуст. Друзья только что не вырезали тарелки. В бокалах алело токайское и одиноко возвышалась бутылка дорогого хорошего вина. Как одинокий дуб на просторной равнине.

— Добавки? — спросила Алена.

Конечно, от добавки они бы не отказались. Эта привычка закрепилась в них еще со школьной столовой. Они хоть из деревни, но политес понимают. К тому же не с голодного мыса. Помотали головой. Девушки облегченно вздохнули. Экскурсия в магазин не входила в их планы. Больше в доме съестных припасов не оставалось. Утром придется довольствоваться чаем с сухариками.

— Чайку бы с конфеткой! — уныло произнес Шведюк. — После вкусного обеда полагается десерт.

Достали чашечки. Алена подумала и заменила их пол-литровыми кружечками. Они впервые пошли в дело. Выходит, что посуду нужно иметь про запас. Даже такую, которая тебе сначала кажется ненужной.

— Можно один пакетик на двоих, — сказал Лютов. — Что добро переводить! Их хоть десять, хоть один, толк один.

— Мне чур вторым! — радостно крикнул Шведюк. — А то я его знаю! Всегда себе получше!

— Я не поняла, — спросила Юля. — А почему вторым лучше?

— А потому, что в первый раз всякая грязь растворяется. А второй раз уже чистая заварка, — ответил Шведюк. — Вот такие пирожки! Так что я второй на пакетик! Договорились?

— Интересно!

— Блин! Девки! Такой элементарщины не знаете! Это каждому ребенку известно!

Таких в жены возьмешь, потом намучаешься с ними. Нет! Деревенские более приспособленные.

— Это… — проговорил Лютов, отдуваясь от чая. — У вас, действительно, жарко. Пот прошиб. Это… мы пройдем в спальню, чуть подразденемся. Чтобы полегче дышалось. Шведюк с Аленой тут на кухне приберутся.

Он положил Юле ладонь на колено, подавая сигнал уединиться. Юля осталась безучастной. У Шведюка закипела кровь и в голову ударила. Хотя это может быть и не кровь. Он сжал кулак и хотел его стремительным марш-броском выдвинуть в сторону головы товарища. Как говорится, дружба дружбой, а сладенькое врозь. Тут уж извини — подвинься.

Но… всегда вот это «но». Запиликал мобильный телефон. Аленка вытерла руки и схватила его.

— Поняла!

Потом Юле:

— Собирайся быстрей на вызов! Горим у них что ли там. Ишь, раскричались! Одна нога здесь, другая там!

Почему так? Лютов и Шведюк брели к автобусу на остановку. Даже ноги не хотелось поднимать. Мир для них стал черным и неприятным. В нем жили только их недоброжелатели. Взять что-нибудь огнестрельное в руки и палить:

— На, сволочь, получай!

А разве не сволочь, так всё обломать. Правда, спроси их, кто эта сволочь, они бы не сказали.

Павел Иванович поднялся, что само по себе было удивительно, и прошелся по кабинету. Руки он заложил за спину. Ковер гасил его шаги. Закрой глаза — и вроде в кабинете никакого движения. Не хватало только трубки и кавказского акцента.

— Ну, что же! Вели вы себя совершенно правильно. Держались естественно. Вас приняли как простачков. Объект наш ничего не заподозрил. А то, что вы скинули кители, это конгениально. Я даже не додумался до этой детали. А оно вон как оказалось кстати.

— Павел Иванович, мы бы и штаны скинули, если бы это потребовалось для родины, — воскликнул Лютов. — Да и это самое… там действительно было так жарко. Запарились.

Павел Иванович никак не оценил их готовность к самопожертвованию. Прошел к креслу.

— Объект установил на ваши кители значки.

— Так значит, они сейчас слышат, о чем мы тут с вами говорим в кабинете? — пролепетал Шведер. — Как же так, Павел Иванович. А мы тут свободно, так сказать, обо всем. Это же провал!

— Нет! Не слышат. Эти жучки ведут запись. Как на магнитофон. Когда вы появитесь снова, тогда и снимут. А вот этого мы не допустим. Так же, бойцы? Согласны?

— Так точно!

Они подскочили. А Павел Иванович опустился в кресло и стал их подробно инструктировать, как вести себя на следующей встрече, которая пройдет через неделю.

Им стало скучно, когда они увидели Юлю на прежнем месте на той же скамейке, с той же серой сумочкой, которую она поставила возле себя. Всё так же выглядывала книга. Можно было бы придумать что-нибудь новенькое. Не блещут выдумкой. В этот раз она была в длинном желтовато-грязного цвета плаще, застегнутом под самый подбородок. Как будто на дворе ненастная холодная осень. Но ведь тепло же! Черные брючки. Не на что посмотреть, что будоражит богатую солдатскую фантазию. Попадись им девица в такой униформе, прошли бы мимо без внимания.

— Мальчики. Привет!

Они опустились по обе стороны от нее. Посмотрели печально на песчаную дорожку. Она взглянула на одного, потом на другого, чиркнула указательными пальчиками по их хорошо выбритым щека. Но ни один мускул не дрогнул на их лице. Никакого эффекта. Юля это заметила, сложила ладони между колен и стала постукивать пальчиками.

— За прошлый раз обиделись?

Они, такие разговорчивые, на этот раз промолчали. Не то, чтобы не нашлись. Не охота было болтать.

— Понимаете, мы с Аленой подрабатываем санитарками в больнице. Стипендии же не хватает. Наши сменщицы заболели. Вот нас срочно и вызвали. Отказаться никак было нельзя.

— Чего б мы обижались? Что мы маленькие? — пробурчал Шведюк. — На обиженных воду возят.

— И я думаю, что вам обижаться не на что.

Друзья переглянулись и отодвинулись от Юли. Как будто враз охладели к ней. И не испытывали к ней больше никаких чувств.

Она строго сказала:

— Тем более, что за свою работу вы получите хорошие деньги. Какие же могут быть обиды?

— Какую такую работу?

— Ну, я же сказала «за вашу». Вы славно поработали. Центр будет доволен. А я предлагаю продлить контракт.

— Какой контракт? Какой центр? О чем ты, Юля?

— Объясняю для очень сообразительных особ, коими я вас считаю. Вы доказали это своей работой. Вы для меня собирали очень ценную информацию о военном объекте.

Вот он час икс! Сама раскрылась, дорогуша! И начинает открыто их вербовать. Именно об этом и говорил Павел Иванович. Павел Иванович — молодец! Он как в воду глядел. Она даже говорит теми же самыми словами, что и он. Вот что значит опытный контрразведчик! Профессионал! Да наши вас насквозь видят! Вы еще подумать не успеете, а они уже знают, о чем вы будете думать. Ну, давай, рыбка, ловись!

— Ты это, ну, вроде того, как бы получается, эта самая, типа, шпионка? — изумился Шведюк.

Удивление получилось почти искренним. Лютов просто открыл рот и постарался округлить глаза. «Шведюк — молодец! — мысленно похвалил он товарища. — Всё сделал так, как Павел Иванович учил. Так что дорога в контору нам открыта».

— Я агент разведки демократического государства?

— А какого, позвольте узнать, государства? — поинтересовался Шведюк. — Государство государству рознь.

— Я сказала «демократического государства». Чего тут непонятно?

— Не! — протянул Лютов. Сдвинул фуражку на самые глаза. — Так не пойдет, уважаемая! Мы давали присягу. А за это дело можно так загреметь, мало не покажется.

— И загремите, если откажетесь. Вы мне, иностранному агенту, передавали ценные сведения, принесли с полигона пустые гильзы, по которым специалисты определят тип оружия. Назвали офицеров. Рассказали про шахтные установки, в которых стоят ракеты.

Лютов и Шведюк затравленно переглянулись, как их наставлял Павел Иванович. Сделали испуганные лица. Даже перестарались. Но она приняла это чистую монету.

— Еще в ваших кителях спрятаны жучки, которые записывали все, о чем разговаривали вокруг вас. Шпионское оборудование! Больше трибуналу никаких улик и не понадобится. Мальчики! Выбор у вас небогатый. Или вы получаете хорошие деньги, открывайте счет в иностранном банке, а потом перебираетесь в демократическую страну, где будет состоятельными уважаемыми людьми, иметь машины, коттеджи, яхты, длинноногих красавиц и т.д. и т.п. Здесь ничего такого вам не светит. Или являетесь с повинной и получаете от военного трибунала двадцать пять лет строго режима за измену родины и всеобщее презрение. И загоняете родителей раньше времени в гроб.

— Вот это мы влипли по самое «не балуй»!

Юля похлопала того и другого по коленке. Они вздрогнули. Еще ни одна девушка не делала с ними такого.

— Радуйтесь, мальчики, что фортуна выбрала именно вас! Это как выигрыш в лотереи. Выпадает одному из миллиона. Вам улыбается счастье своей лучезарной улыбкой. Да вам почти ничего делать не придется. Так, мелочи, которые и напряжения не требуют. Идем на ту же квартиру! Кстати, как вам Алена?

— Нет! Я ее не буду! — замахал Лютов. — Вон пускай Шведюк! Он неразборчивый. Ему хоть…

— Я тоже не буду! — зашипел Шведюк.

Юля рассмеялась. Засунула книжку в сумочку, застегнула ее и повесила на плечо.

— Не будете и не надо. Только ей об этом не говорите! Она девушка вспыльчивая. Может очень сильно расстроиться и тогда вам не поздоровится. Будьте деликатными! Сейчас вы получите необходимое для дальнейшей работы. Очень хитрые штучки. Но настолько удобные в управлении, что с ними даже ребенок справится. За мной, мальчики! Не вздумайте бежать! Мы теперь два берега у одной реки. Связаны одной цепью. Но зато, какая эта цепь! Золотая! Я даже завидую вам.

— Чего бы мы убегали? Дураки что ли совсем? — обиделся Лютов.

— А это, Юль, — прошептал Шведюк. — А про демократическое государство это точняк или лохотрон? Нам бы, так сказать, гарантии. За лохов-то нас держать не надо.

— Мы партнеры. А партнеры не обманывают друг друга.

— Юль! А это… Ты русская или… Ну, в общем, у нас еще иностранное не было. Хотелось бы узнать, какие они поближе.

— Хватит!

Они стояли перед знакомой дверью. Для Лютова и Шведова это, словно для Буратино, был вход в новый мир. Длинных два звонка, один короткий и один длинный. Всё, как и в прошлый раз. Сигнал, что это свои. Что главное для разведчика? Наблюдательность.

Открывают. Оба-на! Вместо Алены Юлю чуть ли не в объятья принимает мужчина в строгом черном костюме. У них что там специальное ателье что ли. Все костюмы на один покрой. Сзади Лютов и Шведюк не дают убежать. А то в лестничный пролет бросится. Вот только почему им оружия не выдали. А если она вооружена? Кто их знает этих шпионок? Что у них на уме? Причпокнет их, а сама головой вниз.

— Проходите! Будьте как дома!

На кухне за столом сидит Аленка и двое мужчин. Одного взгляда на них достаточно, чтобы понять, кто это такие.

Дальше всё, как положено в фильмах про наших разведчиков.

— Ну, здравствуйте, Юлия! — мягко произнес мужчина, придерживая ее за локоток. Предпочитаете, чтобы вас называли вашим подлинным именем? Вы арестованы, Джейн Фокс! Только без глупостей, пожалуйста. Ампулы в воротнике вашего плаща нет.

— Я требовать амбассадр и переводчик!

— Всё вам будет: и амбассадр, и переводчик, и маленькая уютненькая комнатка на долгие-долгие годы. Кстати, со всеми удобствами. Даже душ есть. Правда, с холодной водой. Уведите!

Как же к нему обращаться, если он в гражданском костюме? Товарищ? Гражданин начальник? Хотя значительно моложе Павла Ивановича, но как похож! Та же мягкая беззвучная походка, ровный без эмоций голос, отсутствие жестов. И никаких улыбок! Сын или племянник Павла Ивановича? Но спрашивать неудобно.

— Спасибо, сержант!

Руку жмет. А вот Павел Иванович ни разу не жал.

— Спасибо, товарищ Шведюк! Вы отлично поработали. Сделали всё, как надо. Проявили солдатскую смекалку.

— А можно я вас в щечку?

Это уже Алена. Она поднялась из-за стола и надвигается на них. Такая придавит, мало не покажется.

— Это… того…

— Да, конечно, я такая толстая. Но клянусь, что в постель вас не потащу. Расслабьтесь!

Улыбаются все, кроме… Ну, сами знаете кого.

— Молодцы, ребята!

Чмок Лютова в щечку. Чмок Шведюка. Им приятно. Всё-таки и не такая она уж и толстая.

— Может, к нам?

А почему бы и нет? Навыки для оперативной работы они имеют. Вон как провели операцию! С другой стороны, ничего хорошего. Перед девчонками нечем похвалиться. Не будешь же им рассказывать, что ты из конторы, то есть из ФСБ, ловишь шпионов. Не поверят, еще и смеяться начнут. Болтуны вы, мол, болтуны! Что-нибудь лучше не могли придумать?

«Нет! — думают Лютов и Шведюк. А думают они, как вы поняли, синхронно, дуэтом. — Всё хорошо, что хорошо кончается. Но это не про нас. Мы не умеем, чтобы не улыбаться. Тут уж осталось хрен да меленько служить. А потом по контракту. Горячих точек на наш век хватит. Зато, как вернешься в родную деревню с боевыми медалями!»

В этот раз им не пришлось давиться в автобусе. Довезли до самого КПП на черном «бумере» или «мерине». В иномарках-то они не очень разбираются. В деревне только побитые «тойоты» видели.

В казарме ребята их уже ни о чем не расспрашивают. Ну, сходили и сходили. Делов-то! Молчат, значит, точно кого-то жулькают на гражданке. Настоящий мужик разве будет трезвонить об этом? Не было бы ничего, то похвалялись бы сейчас до самого потолка. И как они и так, и как они и этак, чуть ли не фотомоделям ноги задирали.

Ровно через неделю опять в пятницу их опять в двадцать восьмой кабинет вызывают. Только идут они на этот раз без всякого страха и дрожи в коленях. Бодро идут. В кабинете один подполковник.

— А где Павел Иванович? — удивляются они, забыв про всякую субординацию и устав.

Нахмурил брови подполковник.

— Это что еще за детский сад? Может, вам еще и мамкину титьку надо? Какой Павел Иванович? Вольно!

Показал. Чтобы садились.

— В общем, бойцы, так. Из этого кабинета, вы знаете, ничего не выносится н наружу. Перед строем надо бы, торжественно… Но сами понимаете. У нас это нельзя. Никто не должен знать. Поэтому в келейной обстановке, так сказать, тэт-а-тэт. Павел Иванович выражает вам благодарность от… ну, сами понимаете, кого. От родины!

Бойцы выпятили грудь.

— За помощь в разоблачении и задержании агента центрального разведывательного управления Соединённых Штатов Америки Джейн Фукс, которая собирала секретные сведения. На протяжении нескольких лет и передавала их в центр. Это сведения о военных и секретных объектах нашего города и области, которые являются государственной тайной. У наших контрразведчиков имелись сведения об ее шпионской деятельности, которая она осуществляла под дипломатическим прикрытием и пользуясь дипломатической неприкосновенностью. Подобраться вплотную к ней и собрать улики долгое время не представлялось возможным. Это очень опытный и осторожный агент, которая искусно заметала следы всякой шпионской деятельности. Вот вы, ребята, оказали неоценимую помощь в разработке шпионки. Контора сразу установила, что она вышла на контакт с вами. От суда и наказания ей не отвертеться. Улик столько, что хватит на десяток таких, как Джейн. Тем самым вы помогли предотвратить тот огромный ущерб, который она могла нанести нашей обороноспособности.

Поднялся подполковник. Они вскочили по стойке смирно. И смотрят на него преданно, как собаки на хозяина.

— Вам попросил он вручить именные часы. Там с надписью и все, как положено. Только не распространяться за что и как. Спросят, говорите общими фразами: за службу, мол.

— Служим Отечеству!

— Ну…

Подполковник пожал каждому руку и улыбнулся, как отец, довольный своими сыновьями. Они уже были на пороге. Вдогонку им:

— Алена просила передать вам привет. Сердечный! Понравились вый ей, бойцы! Завидую!

Снова хотели гаркнуть: «Служим Отечеству!» Но во время остановились. Вроде бы это здесь ни к чему.

— Куда старые часы денем? — спросил Шведюк.

— Подарим ребятам, когда на дембель пойдем. На память о солдатской дружбе. Ну, и то-сё!

Шведюк вспомнил последний день, последний вечер и последнюю ночь перед армией. До мельчайших деталей. Лица, сидевших за столом, их речи-напутствия, типа «служи достойно». Бухнул, само собой. Вызвал Ленку, повел ее в пригон, ну, типа, сказать что-то очень важное. А куда еще вести, кругом люди. А домашним животным всё равно. Ну, а там давай обжимать ее, лапать, целовать и требовать, чтобы непременно дождалась его. «Ты в кино с другими не ходи!» И вообще из дома ни ногой. А потом к сенцу подвел ее, свалил, расстегнул сорочку, груди стал лапать и до заветной цели добираться. Уже совсем близка была. Один рывок — и ты Наполеон. Шептал при этом:

— Мне же теперь столько времени без женской ласки, то есть без тебя. С ума сойти можно! Теперь на войну могут послать, а там убивают. Но в последний момент обязательно буду тебя вспоминать. Попрощаюсь с жизнью и вспомню это сладкое мгновение. И никакая уже смерть не страшна. Бойцы всегда про это вспоминают.

Откуда только это красноречие взялось, сам понять не может. Цицерон отдыхает. Вот что за бабская порода! Ну, чисто змеи подколодные! Надо сначала распалить мужика, как сковородку на огне, чтобы всё в н ем горело и топорщилось. Уже ведь добрался до последней преграды, сдернул вниз и понеслось. А тут как колом по башке! Бах! Она хлопнула его по рукам и коленки зажала, домкратом не раздвинешь. Он кряхтит, а ничего поделать не может. Что за дела? Ну, хватит, типа того.

— Мне нельзя?

— Чего?

— У меня месячные. Маленький что ли, не знаешь. Можно заражение крови получить.

Челюсть и всё отвисло.

— А может, как-нибудь по-другому? — предложил он. — Вон показывают же по видику!

Вспылила.

— Хочешь по-другому, иди к Ольге-мандавошке! Та за бутылку по-всякому согласна. И как по видику и как без видика. А я девушка честная и принципиальная. Мне только по-нормальному.

Убежала. Так и ушел в армию без прощального женского тепла и ласки. А Лютов хвастался, что двоих той ночью.

В этой истории всё выдумано от начала до конца. Ну, или почти всё. Или кое-что. Кроме фамилий героев и то, что они помогли задержать агента иностранной разведки, который собирал секретные сведения о воинских частях, расположенных вокруг города. Об этом вы можете прочитать в книге «Тотальный шпионаж». Книга документальная. Было это в советские времена. И книга вышла, когда еще существовал Советский Союз. А сейчас, вы думаете, нет шпионов, агентов иностранных разведок, нет граждан, которых им удалось завербовать, в том числе и среди военнослужащих? А пока они есть, в рядах наших доблестных воинов всегда будут Лютовы и Шведюки, которые помогут, поспособствуют вывести на чистую воду тех, кто желает зла нашей стране. Так что тема не закрыта. И наверно, не скоро закроется.