СКАЧОК

Он взрослых изводил вопросом "Почему?"

Его прозвали "маленький философ".

Но только он подрос, как начали ему

Преподносить ответы без вопросов.

И с этих пор он больше никому

Не досаждал вопросом "Почему?".

*********

Как зритель, не видевший первого акта,

В догадках теряются дети.

И все же они ухитряются как-то

Понять, что творится на свете.

С. Маршак.

Мне сказали, что я попал сюда, выпав из поезда. Не стоит думать, что я выпал из поезда прямо на койку лечебной палаты. Но, право же, я затрудняюсь сказать, где я нахожусь, вернее, что это такое вокруг меня и за пределами той лечебной палаты, где я провожу большую часть своего… э… э… лечебного времени. Поэтому словечки «сюда», «тут», «эти» весьма и весьма подходящи. Так вот, эти говорят, что выпасть из поезда — вещь вполне себе обычная и банальная. И даже не важно, столкнули тебя с подножки вагона, или, предварительно связав, вытолкнули из окна купе, или же ты сам сиганул из окошка санузла скоростного экспресса. Здесь нет никому до этого дела. Ты впал из поезда. И точка. Нет даже дела тебе самому до этого момента твоей жизни. Почему? Ну, это же совсем просто! Пресловутое «дело» в том, что выпавшие из поезда не знают, кто они такие. И таких выпавших из памяти в амнезию много, очень много, крайне много. Иногда мне кажется, что тут все такие: выпавшие, спрыгнувшие, скаканувшие. Их много, но они не одинаковые.

Одни соглашаются с фактом своего выпадения и вполне успешно продолжают жить. Они заводят семьи, делают карьеру, иногда становятся психиатрами и лечат других, тех, кто выдумывает всякую всячину о том, что они, не выпавшие с поезда, а люди с других миров, ибо там, в своем мире, они погибали, а здесь обрели новую жизнь. Или же, те говорят, что они призваны изменить этот мир, став великими магами, галактическими императорами, короче, что они некие «попаданцы», а совсем не «выпавшие». И тогда первые определяют вторых в лечебную палату. Так вот, я не из этих и не совсем из тех, и уж совсем не такой, как вы подумали, прочитав все это! Да, я признаю, что выпал из поезда, но очень хочу понять «Почему?». Все мое личное «дело» в этом издевательском «Почему?». Конечно, мне объяснили как следует вести себя выпавшим из поезда и я со всем согласился, конечно мне объяснили, что происходит с теми, кто выпал из поезда, и я принял все сказанное за истину, мне даже сказали куда идут поезда с одного из которых я выпал (!), и это не вызвало у меня противоречия. Но мне так и не сказали, почему я выпал из поезда, а сам я так и не смог вспомнить или на худой конец придумать. В этом, то все и «Дело». Или, все таки нет?

Так ли уж важно кто ты такой? Это ведь очень просто — ты выпавший из поезда. Ну, выпавший и выпавший. Каждый день ты делаешь себя: ешь, испражняешься, читаешь, мечтаешь. Ты это ты. Ведь это ужасно просто. Однако, все таки, почему именно ты выпал из поезда. И почему я, твоего ты, не может ответить на вопрос об их выпадении с одного и того же поезда? С тех великолепных, стремительно-грохочущих чудовищ, которые размазанными от скорости мгновениями проносятся из прошлого в будущее.

И тем и этим я задавал вопрос: «А мгновению не больно, когда его растягивают в летящую тень скоростного поезда?». Те либо смеялись, либо рисовали, какие то закорючки на бумаге. «Формулы», — так они их называли. А эти мрачно сопели и с укором смотрели мне в глаза. А мне, почему то кажется, что времени больно, когда его пластует на мгновение скорость — вечная причина и мимолетное порождение стремительно летящего тела экспресса. А теперь внимание! Главное! Есть ли, что либо более странное и необычное, как в пик болезненных судорог времени выпасть из поезда, причем не куда ни будь, а именно сюда? Как мне объяснили эти, «сюда», это значит в настоящее. Эти что-то говорили и про истинное, и про не зыблемое, и, даже (вот жуть!?) — «фундаментальное». Как мило заметил один из тех, услышав комментарии этих: «Сюда, это вам не здесь!». Это сказал тот, кто сначала орал про свои чины и заслуги, требовал, что то там доложить командующему, а потом стал одним из постояльцев в одной из лечебных палат. Кстати я не сумасшедший в отличии от тех. Да. Да. Даже эти говорят, что я хоть и странный, но все таки типичный выпавший. Просто вместо карьеры, я выпал прямиком в лечебницу, вместо забот о доме внешнем, получил заботы о доме внутреннем, своем, сугубо личном доме — о своем теле и том, что в нем. «Неплохой скачок сделал браток!» — как отметил на мои недоумения, здоровенный, какой то весь мохнатый мужик с маниакальной склонностью сворачивать вентили на холодной воде. Причем только на холодной. «Ненавижу их, тварей!» — так он выразил уже свое отношение к кранам холодной воды. Тут ведь, в общем-то не плохо, хоть и пустынненько. Да, именно так: «пустынненько», ибо как прикажете говорить о каменисто-песчаной пустыне, которая окружает лечебные корпуса и железную дорогу? Но здесь не плохо. Вернее так, здесь: хорошо рассветами, благостно закатами, упоительно ночью, даже дрема в жар дня — куда как хороша! А иногда видно Город, Усадьбу и многое другое. Те считают, что это миражи, обманы зрения. А эти говорят, что там жизнь и многие выпавшие, ставшие на позицию этих, уходят, кто к Городу, кто к Усадьбе, а кто, к каким то другим, не ведомым мне далям. Они больше не возвращаются. По крайней мере, я такого не видел и мне о таком не говорили. Здесь остаются только эти — носящие белые халаты и одевающие на туфли бахилы и те — носящие тоже белые халаты, но одевающие на босые ноги тапочки без задников, «шлепанцы» — как их тут все называют. Ах, да еще есть, я, который хоть и одевает шлепанцы, но поверх всегда натягивает бахилы. Ведь я не из этих, и не из тех, и не жалеющий как вон — они, уходить к миражам реальности, я остаюсь здесь. Ведь тут действительно хорошо и интересно. Вот только шум поездов, если честно, сильно мешает. Шум появляется, правда не сразу. Сначала воздух становится плотным, как густой кисель. А потом, когда дышать становится очень ощутимым и не очень приятным процессом, раздается треск, после него, дышать становится легко-легко, но на слух после этой мнимой легкости обрушивается чугунно-лязгающий шум тяжелогруженного скоростного поезда: стук, свист, рев, звук колес. Свистящий немыслимым ветром миг тянучки вагонов состава, вопль очередного выпавшего и… тишина пустыни. Миг, другой, третий и в отдалении слышен гудок уходящего в мерцающее марево пустыни далекого, уже не видимого поезда. И тебя обволакивает естественная тишина этого чарующего места. Обволакивает лишь до следующего поезда, до которого чуть больше вечности и чуть-чуть меньше мига. Тесть ты оказывающая под плотными, липкими вуалями истинной тишины настоящего, тишины твоего персонального «сейчас».

Евпатория, Июль. 2016.