Щука

Один менеджер по продажам, по имени Емельян, очень любил зимнюю рыбалку.

Что же может быть лучше, чем:

С вечера собрать снасти и амуницию. Выложить на ближнюю полку в холодильнике купленного заранее мотыля, двух-трёх разных размеров, если получится. Спать лечь пораньше, не включая телевизора, чтобы утром спокойно проснуться. Встать рано-рано, плотно позавтракать, поцеловать спящих жену и детей, завести и любовно прогреть железного коня и отправиться!

Ехать пустынным городом и вырулить на загородное шоссе, приопустить стекло, чтобы морозный воздух тонким жалом вспарывал тепло салона. Включить любимую музыку, не тихо и не громко, а так, в самый раз, чтобы подпевать и вместе с исполнителем слышать эхо собственного голоса. Так ехать, пока не поблекнет зайчик фар на заснеженной дороге, и, когда сказочные замки вдоль шоссе превратятся в заснеженные кусты, съехать на заветную грунтовку, а там останется минут двадцать всего!

Миновать три деревни, и в четвёртой заглушить мотор у крайнего дома, и раскланяться с хозяйкой, вылитой ведуньей из сказки. Переобуться, достать заслуженный, отцовский ещё ящик, и по узкой, подписанной собаками тропинке спуститься к речной излучине. Там, проламывая наст лохматыми унтами, выйти на свободный от снега лёд, и сделать первую лунку!

Насверлить потом ещё с десяток, задерживаясь у каждой на пять минут и две проводки, чтобы найти, наконец, ту яму, или тот подводный бугор, где ждёт сегодня добыча. Поставить палатку, запалить спиртовку, сесть и отринуть суетное!

Верно. Лучшего не придумано еще. Есть, конечно, чудаки, лезущие в горы. Народ упёртый и увещеваниям не поддающийся. Теперь Емельяну они смешны, хотя пытался раньше спорить. Да разве таких — убедишь?

Рыбалка — редкая радость, и поэтому ловил Емельян всегда один. Ведь если напарник, тем более компания, то обязательно и водка. А где водка — там не рыбалка уже, обычное застолье, только на льду. Ещё хуже, если спутник — твой клиент. Значит — нет отдыху, значит — работа и только работа.

Емельян не принимал от клиентов приглашений порыбачить. Никогда. В ресторан — пожалуйста, на шашлыки — сколько угодно, рыбачить — ни-ни! За неделю до поездки начинал обзванивать:

— Олег Васильевич, приветствую! Последняя поставочка наша как? Нормально? Угу, да, хорошо. Я к чему — в воскресенье не выйдет. Извините, совершенно не получается. Да. Вот недели через две… Да? Ну и отлично! Всего хорошего. Супруге привет!

Или:

— Эндрю? Да, здорово! По воскресенью отбой. Да ничего особенного, голос меня твой утомил, каждый день по десять раз болтаем. Ну прямо, прямо… А это ты зря. Следующий четверг тебе как? Ничего, начальству напоёшь чего-нибудь. Мне тебя учить? Ну всё, отбой!

Или даже:

— Антон Михайлович! Ты когда, сякой-разэтакий, деньги отправишь? Не знаю, забота не моя. Денег нет — и пьянки нет. А? А тогда и подумаю. Чао!

И такое же подобное в десятке вариаций.

Клиент, особенно хороший и давний, простит и панибратство, и грубость даже, шуточную, но не простит невнимания.

Вот и получается, раздирают клиенты Емельяна на части. Никакой личной жизни, никакого отдыха.

Но сегодня — праздник тишины!

Слегка дрожит на ветру ткань палатки, закипает кофе. Щепотка прикормки опустилась на дно. Осталось только ждать, покачивая удочкой, поддразнивая подлёдных жителей...

Шевельнулся кивок. Подсечка! Приятная тяжесть в руке. Не торопясь, Емельян стал выбирать леску. Вот заблестел в темной воде рыбий бок, но … чёрная тень метнулась из-подо льда. Удар!

Руки сработали сами. В дело пошёл маленький багорик, и вот она лежит на льду, разевая зубастую пасть: речной волк, полосатая тёмно-зелёная щука!

— Как это? — застыл Емельян в удивлении, рассматривая тонюсенькую леску, — На такую как?

— Привычка, братан, — сказала щука, вращая глазом, — на плотвичку позарилась!

— Здрассте,… — сел Емельян в ледяную лужу.

— И тебе того же, — щука ударила хвостом. — Условия помнишь?

Назад Емельян ехал в обалдении. Багажник был забит свежей рыбой. Не мелочью всякой, подлещиками да окуньками. Лещи, да такие, каких Емельян и не видел никогда. Судаки с язями! И толстый сом. «По щучьему велению...», — очумевшие рыбины полезли из лунки, как джем из пакета, когда надавишь на него слишком сильно.

Чувствовал Емельян себя странно. С одной стороны, гордился и представлял, как покажет улов жене, как она сделает большие глаза и скажет: «Да-а, я-то считала, ты от меня на речку сбегаешь!» А сын с дочкой обрадуются, и потребуют запустить в ванну, чтобы плавали, и будут смотреть, как шевелят плавниками вальяжные лещи, каждый с блюдо. И чтобы можно было опустить руку и погладить рыбину по узкой спине.

Но понимал в то же время, что заслуги его в улове нет. Не считать же таковой щучью привычку и умение обходиться с багром?

Это противоречие, эта разница между законной гордостью добытчика — мамонта с охоты притащил! — и незаслуженностью, случайностью, незаработанностью — мамонт сам упал с утёса и убился — сидело в сознании занозой и не давало покою почти всю дорогу.

Не доезжая до дома несколько кварталов, Емельян, запутавшись в ощущениях, решил: «Куда мне столько рыбы?» — сгрузил улов в сугроб, оставив только сома.

Но всё равно остался рыбалкой недоволен.

Супруге свой кислый вид объяснил больной головой, а скоро от детских восторженных взвизгов и впрямь заболел.

Жареного сома ел без удовольствия, хотя жена старалась. Чем её, понятно, обидел, но объясняться и извиняться не было сил.

Назавтра, придя на работу, обругал зачем-то народ в курилке — и был изобретательно обозван в ответ.

«Что такое делается»? — задумался Емельян, включая компьютер, но позвонил один из покупателей, и сразу всё завертелось так, что стало не до посторонних мыслей.

Понедельник — день тяжёлый, говорят. И связывают этот факт с неумеренными возлияниями в выходные. Правда это или нет — неизвестно, только к вечеру Емельян едва таскал ноги. Голову залил чугун, задурили бессчётные чашки кофе, но стопка договоров, ожидавших проверки и правки, даже и не думала уменьшаться.

И Емельян решился. Оглянувшись — не смотрит ли кто — и, прикрыв рот руками, он прошептал: «По щучьему велению, по моему хотению — заполняйтесь договора сами!»

Прошелестели, раскрывшись веером, бумаги.

Файлы-исходники заполонили монитор, побежал, прыгая из окошка в окошко, курсор, методично заполняя цифирью нужные места. Загудел принтер, красная лампочка замигала. Тут же лягушкой вспрыгнула на стол пачка бумаги, распаковалась, завозилась, умащиваясь в приёмном лотке. Индикатор удовлетворённо позеленел, принтер ухнул сыто и начал выплёвывать готовые страницы!

Не успела остыть бумага, как каравеллой приплыла по воздуху коробочка с печатями. «Юрист — согласовано» — легло на первый договор, «Финдиректор — согласовано», «Бухгалтерия — согласовано», и другие, столь же важные. Подперев рукой ослабевшую челюсть, Емельян смотрел, как впиваются в бумагу печатки, как из ничего появляются визы, как чистая ещё недавно бумага сама, безо всяких усилий с его стороны становится — документом!

Готовое — тоже не залежалось. Запел факс, глотая бумажную стопку лист за листом, один, второй, третий, двадцатый… Всё! Договоры поправлены, подписаны, разосланы. Аккуратно сложились в стопочку и в папку «Генеральному: на подпись» улеглись.

Уфф!

Как же хорошо, что вечером сидеть не пришлось!

С такими мыслями Емельян не ехал домой — летел. Жену по приезду закружил, зацеловал и дождался-таки согласного щелчка в нос.

«Не поменять ли ласточку? — пришло ему в голову утром, как выкатывал машину из гаража. — По щучьему велению, — Емельян выбрал наилучшую из пришедших в голову тачку, — такую хочу! Да чтобы все документы в порядке были!»

Новая машина — новые ощущения, и подъехал Емельян к конторе сам не свой чуток. На первом этаже, где располагался склад, против обыкновения, ведь новогодние праздники уже прошли, царили оживление и суета. Деловитые грузчики радостно выкатывали тележки с товаром, бегали экспедиторы и кладовщики. Офис, напротив, встретил его похоронной унылостью. Секретарша директора, встретившаяся в коридоре, ойкнула, сделала круглые глаза и испарилась.

«Что случилось? И зачем мне вообще работать, когда…» — Емельян не успел додумать эту резонную мысль, когда за локоть его цепко прихватил татуированными пальцами АлАлыч, главный конторский безопасник, и со словами «Пойдём, голубь!» повлёк в кабинет генерального.

— Явился, голубчик! — АлАлыч усадил Емельяна напротив директора и сам встал рядом, за спиной.

— Оставь свои замашки, — генеральный сморщился. — Видишь, человек не в курсе. Работать пришёл, а ты…

— Точно, Семёныч, не в курсе, — АлАлыч приобнял Емельяна за плечи, — посмотри лучше, на чём он приехал!

— Шайтан-арба, — директор долго стоял у окна, крутил головой, цокал языком, — однако! Ведь ты нам объяснишь всё, да?

— Да что случилось-то?! — Емельян попытался встать, но АлАлыч держал крепко.

— Ты готовил? — директор взвесил в руке давешние договоры. — Вот и объясни. До вечера управишься?

— А я прослежу, — добавил Алыч. — Куда ты! — добавил укоризненно, когда Емельян, забрав пачку, попытался было ретироваться из кабинета. — Здесь удобнее…

К чести Емельяна можно сказать, он не стал расшвыривать присутствующих по сторонам, для щучьего веления это запросто, но сел и погрузился в документы. Хотение подождёт, надо же и разобраться.

Он очень быстро понял, что с экономикой и юриспруденцией щука не дружна. То же касалось и арифметики, да и вообще, наверное, всех наук. Красивые цифры, которым он так радовался вчера, оказались расставлены как попало. Теперь контора несла огромные убытки. Видано ли дело, беспроцентный кредит на пять лет. На сумму? Ох… Емельяну стало неуютно, он чуть не со слезами умиления посмотрел на АлАлыча, усевшегося напротив. Привёл вежливо, нет, в самом деле вежливо, разговаривает… Он бы, Емельян, сначала удавил молодца, допустившее этакое, а думал бы уже потом.

Через три часа Емельян был готов. Выпил полдюжины чашек крепкого, из директорского запаса кофе, выкурил под бдительным оком Алыча десяток сигарет, выписал на лист бумаги «Список необходимых мер по решению проблемы», набрал в грудь воздуха — и пожелал!

Утверждают, что соломина ломает спину верблюду, а песчинка останавливает точный часовой механизм.

Емельян швырнул в куранты экономики ведро щебня.

На скользком льду хорошо бить рекорды. Если лёд слишком скользок — можно поломать ноги.

Емельян залил пятачок экономического катка маслом дармовых денег.

Вот и полетело всё кувырком, вот и посыпались, цепляя друг друга, бизнесы!

Всю последующую неделю он латал прорехи, результат щучьей учёности и собственной торопливости. Гасил пожар ударными дозами керосина. Биржи качнулись. Цены рванули вверх, народ побежал в банки забирать накопления, отчего банковская система пошатнулась и накренилась. «Кризис!» — сообщили глубокомысленно новостные агентства.

Емельян переселился в контору, пожелал генеральному и Алычу долгого экзотического путешествия, и въехал в директорский кабинет. Каждый его шаг лишь ухудшал дело. «Ручное, тра-та-та, управление»! — ругался Емельян, глядя тупо в монитор. Когда изменения и неуверенность докатились до нефтянки, ему стало совсем кисло.

Емельян был в коридоре, когда в кабинете рванула граната, выпущенная из подствольника с крыши соседнего дома. Дверь вылетела, едкий дым пополам с пылью заполнил этаж. Заорала пожарная сигнализация. Полилась с потолка вонючая водица из противопожарной системы. Минуту спустя закурлыкал телефон.

— Верни деньги, сука, — сказали в трубке глумливо, — иначе детей и жену по частям получать будешь!

Емельян в горячке хотел было пожелать абоненту того же, но нашёл силы остановиться. Очень не хотелось быть похожим на тех. «До чего довела, проклятая рыба! — ругался он, оскальзываясь на бетонной крошке. — Что же делать? Не оставят ведь в покое. И сам дурак — про своих не подумал, забыл!»

Душили кашель и обида. Как лучше хотел-то! Панические крики сотрудников мешали думать.

Дворцы в один миг взметнулись в экваториальное небо. Корты и бассейны чередовались с пляжами и тайными гротами. Метрах в ста от берега воздвиглась титаническая дамба. Сын и дочка восторженно носились между пальмами по белому песку, тревожили ленивых черепах и поднимали тучи брызг в полосе прибоя. Не в силах ответить на вопросы жены и других взрослых родственников: «Как мы все тут оказались?! И зачем?!!» — Емельян спрятался на вершине исполинской башни, заперевшись на все замки.

На третий день после бегства с обзорного балкончика он увидел звенья истребителей над авианосцем ВМС США «Авраам Линкольн». На полной крейсерской CVN-72 приближался к островку, продавливая Тихий океан всеми своими ста тысячами тонн.

— Как вы все меня достали! — простонал Емельян. — По щучьему велению, по моему хотению — верни всё обратно!!

— …, — щука ударила хвостом. — Условия помнишь?

— А то! — ответил Емельян, роясь в ящике. Где-то в его недрах лежала длинная, острая, замечательно стальная сапожная игла…

А ещё лучше — возвращаться домой с честно добытым уловом. Посидеть сначала в тёплой машине, следя лениво, как проясняются запотевшие стёкла. Переждать боль в согревающихся пальцах, врубить первую и под хрипатый бардовский голос неторопливо преодолеть ухабистую дорогу!

Выехать на шоссе и мчаться к городу под темнеющими небесами и предвкушать. Миновать счастливо воскресные вечерние пробки, запереть ласточку в гараже, пусть отдыхает, поработала на славу. Завалиться в квартиру, предъявляя с гордостью результаты, расцеловать чад и жену, умыться и сидеть на кухне, в сладкой истоме наблюдая за кулинарным священнодействием!

Доедая божественную щуку в соусе из хрена, позволить себе одну рюмку водки. Больше никак, ведь супруга ждёт!

Потом, перед сном, наметить планы на понедельник. Он на хорошем счету, и доверие нельзя обмануть!