Сезам

— Спасибо за согласие, — сказал Олаф.

Монументальное лицо координатора проектирования и строительства дальних обитаемых баз Солнечной системы олицетворяло покой и основательность, но его грузное тело передвигалось в автоматическом кресле как-то неприятно юрко, напоминая Пирксу прыгающего на добычу удава.

— Речь, как я понял, пойдет об экспертной оценке космодрома. Я еще ни на что не согласился, — сухо заметил Пиркс.

— Я всего лишь благодарил за согласие прийти, командор. Ничего, если я буду вас так называть? — Олаф добродушно улыбнулся.

— Предпочел бы просто "Пиркс", господин министр, — Пиркс нахмурился и поправил свой неумело завязанный "штатский" галстук.

Олаф улыбнулся шире. Склонив голову на бок, он не без любопытства разглядывал собеседника. Недавно Олаф, отчасти благодаря и Пирксу, потерял кресло в министерстве из-за просчетов в строительстве научной станции на Тритоне. Автоматика не учла распределение вязкого льда, и бурная тектоническая активность спутника Нептуна съела ощутимую часть годового бюджета.

— Перейдем к делу. Что вы знаете о "Сезаме", Пиркс?

— Мало. Лаборатория на трансплутоновой орбите в поясе Койпера.

— В скором времени станцию "Сезам" планируется использовать как базу для будущих межзвездных экспедиций.

— Для этого нужен соответствующий космодром.

— Разумеется.

— Хотите повторение Тритона?

Бывший министр дернул рычажок кресла и резко выехал из-за стола.

— Тритон тут не при чем. "Сезам" — искусственная станция, недавно оборудованная специальными шахтами для приема кораблей необходимого тоннажа. Требуется провести экспертную оценку...

— Необходимый тоннаж для межзвездных экспедиций — это не меньше ста тысяч тонн, я полагаю. Я поднимал такой тоннаж из искусственной шахты на Тритоне, когда шахта начала уходить в лед под действием дрейфующего вулкана. Лично мне не хотелось бы делать что-то подобное еще раз.

— Значит, вы будете отличным экспертом, — Олаф продолжал улыбаться, но его глаза стали холодными.

— Все равно это бессмысленная затея.

— Отчего же?

— Я всегда считал, что к звездам разумнее разгоняться полем Юпитера. Впрочем, такие экспедиции пока только теории, пусть даже и хорошо обоснованные. Я практик.

— А если положение Юпитера неблагоприятно?

— Это фраза астролога.

— Ну а все-таки? — вежливо повторил координатор.

— Любая из планет-гигантов теоретически подойдет для разгона, — пожал плечами Пиркс.

— Ну, с трансплутоновой орбиты корабль можно запустить назад, к Юпитеру, и он подойдет к нему даже с большей скоростью, чем будучи запущенным с Луны или Марса.

Пиркс раздраженно поерзал на жестком стуле.

— Повторяю, это бессмысленно и крайне неэкономно. Когда я был курсантом, про авторов подобных затей у нас говорилось: "надо силу в одну дину приложить к сему кретину", "так сказал бы нам Ньютон, если б встал из гроба он".

— Это, разумеется, просто как вариант, — легко согласился Олаф, — А что вы знаете о гравитационных полях в поясе Койпера?

— Ничего. Я не летал там. Могу только предположить, что несколько сотен небесных тел диаметром в тысячу километров никаких интересных гравитационных аномалий для разгона стотысячника не дадут. Вы ведь об этом?

— Вот тут вы ошибаетесь, — кресло координатора молниеносно качнулось вперед, так что Пиркс невольно вздрогнул, и пухлая рука сунула ему под нос объемистый том известного астрофизического журнала, — пояс Койпера как раз весьма эффективен для разгона межзвездных кораблей.

Пиркс с сомнением полистал изобилующие статистическими таблицами листы.

— Мне нужно время, чтобы в этом разобраться, — упрямо сказал он.

Олаф уже не скрывал нетерпения.

— Экспертная комиссия вылетает на "Сезам" через неделю. Послушайте, Пиркс, разве не в ваших интересах дать дорогу межзвездным экспедициям? От вас потребуются всего лишь технические оценки новых космодромов "Сезама"...

— Вот как, — не без удивления снова перебил Пиркс, — он там даже не один?

—… а гравитационные аномалии Койпера предоставьте другим специалистам. Вы же пилот, а не физик.

— У меня есть время подумать?

— Комиссия укомплектована, осталось всего одно место. Я хотел бы, чтобы оно стало вашим.

— Но почему я?

— Ваша экспертиза очень весома, в чем я уже имел случай убедиться. И вы опытный пилот.

— Таких много.

— Безусловно! Но вы еще и тот, кто в силу возраста получит отставку в самое ближайшее время, а потому вы свободны, не так ли? — Олаф крутанул взвизгнувшим креслом и, не дожидаясь ответа, добавил, — Вы, Пиркс, видимо, хотите идти учить курсантов и до конца дней своих вдалбливать им основы теории астрометрии и навигации? Вам пока не предлагали место преподавателя?

Пиркс молчал. Он был почти готов развернуться и уйти, но почему-то оставался на месте.

— Вы не верите в возможность межзвездных полетов, — Олаф снова улыбался.

— Я практик, — поморщившись, наконец разлепил губы Пиркс и тяжело ответил, — Хорошо. Я согласен.

… Ожидая увидеть на окраине Солнечной системы всего лишь скромную лабораторию, где исследователи экономят каждый квадратный сантиметр отвоеванной у космоса площади и каждый грамм доставленного груза, Пиркс был поражен размерами "Сезама". Станция напоминала неспешно вращающуюся гигантскую букву "Н", многоуровневая и словно бы слоистая перекладина которой представляла собой жилые и лабораторные отсеки, а параллельные цилиндрические "ножки" служили шахтами двух космодромов, в чьем превосходном оснащении Пиркс не замедлил убедиться в первые же дни после посадки. Искусственные сутки на "Сезаме" совпадали по продолжительности с земными — лишний, на взгляд Пиркса, каприз немногочисленного персонала. Впрочем, на станции было много лишнего.

Какой наукой здесь занимались, кроме обычного технического обслуживания, оставалось для Пиркса загадкой — лаборатории служили скорее складами. К его удивлению, большая часть "Сезама" состояла из пустующих гостиниц и строящихся развлекательных центров. На третий день пребывания, получив на завтрак очередную порцию свежих яиц и чашку настоящего кофе, крайне озадаченный Пиркс взялся за архивы станции. Остальные члены комиссии — в большинстве своем молодые инженеры-механики — были самозабвенно погружены в мир многокилометровых шахт-космодромов, и все остальное их мало заботило. Отсутствие любопытства, все более узкие специализации, слепая вера в автоматику — вот черты современных покорителей космоса. Эрудиты старой закалки становились историей.

Наблюдения пояса Койпера велись давно: огромное количество древних астероидов могли многое рассказать о происхождении Солнечной системы. Со временем в поясе наравне с автоматическими зондами стали работать и обычные патрульные корабли — надежная практика пополнения данных астрофизических лабораторий непосредственными экспериментами.

Своим созданием "Сезам" был обязан гибели патрульного пилота Брауна. С Брауном прервалась связь, и его потерпевший аварию корабль случайно нашелся только почти полвека спустя. Спасательную бригаду, вскрывшую мертвый корабль, ожидало много сюрпризов. Все внутренние поверхности, начиная от помещения реактора и заканчивая обзорной рубкой, были убористо разрисованы формулами и чертежами. На баке угасшего реактора обнаружилась поразительно детально выписанная картина, напоминающая "Луксурию" Босха, но только с другого, странного, ракурса, как будто автор этой новой "Луксурии" сидел где-то там, внутри настоящей картины… Даже популярная в свое время хижина с изображенными по стенам голыми таитянками не вызвала общественный резонанс такой силы, как тут же окрещенное "божественным откровением" наследие несчастного Брауна, иссохшее тело которого было найдено тут же, возле реактора.

Теория резонансов Солнечной системы была отлично известна Пирксу, но только теперь он узнал, что ее строгое математическое обоснование нашли на стенах мертвого корабля. Более того, эта теория оказалась небольшой частью изобретенной Брауном "космологической топологии", такой же изящной в сравнении с имеющейся тяжеловесной небесной механикой, как теория Кеплера в сравнении с эпициклами Птолемея. Солнечная система неожиданно стала набором совершенно предсказуемых траекторий. Такая удивительная детерминированность нашла большое количество сторонников среди пилотов, чьим практическим знаниям теория Брауна не противоречила. Однако она сильно не пришлась по вкусу поклонникам господина Случая и прочим ловцам шредингеровских котов, не замедлившим выступить с критикой "откровений". Кроме того, Вселенная в топологии Брауна представала далеко не трехмерно-плоской, как это принято было считать. Заварились жаркие научные споры не на один год.

Однако тот факт, что никогда не бравший кисти в руки Браун, одиноко умирающий в невообразимой дали от родного Солнца, смог превзойти Босха, потряс обывателей гораздо больше, чем какие-то там топологии. Когда-то было модно мнение о невозможности существования человека за пределами Земли, о немедленной смерти от "таинственного излучения". Идея той давно опровергнутой и забытой тайны, облаченной теперь уже в радужные тона, неожиданно возникла снова. Так, попытки объяснить истоки "гениальности" Брауна привели к смелому предположению о существовании некой границы Солнечной системы, где живой мозг подвергается изменениям, многократно увеличивая свои возможности.

Там, где обнаружили корабль Брауна, и был водружен "Сезам". Пиркс, читавший архивы как не слишком правдоподобный и потому очень увлекательный детективный роман, не без любопытства заглянул сразу в конец и убедился, что пока ни к каким определенным результатам исследователи не пришли. Отложив папки, он задумался. Так что же, теперь, за неимением результатов "Сезам" решили приспособить под межзвездные полеты? А к чему тогда в этой глуши безумно дорогие гостиницы с фонтанами?

Пиркс спустился в пустой буфет и устроился послушать новости с Земли. Дикторша монотонно рассказывала об очередной катастрофе пассажирского лайнера "Луна-Марс", молодой командир которого не справился с управлением, о "землетрясении" на Тритоне… Собственно, на вопрос Олафа о пригодности космодромов Пиркс уже готов был дать вполне определенный ответ, но в глубине души этот ответ почему-то ему не нравился. Олаф как будто был заранее уверен в положительном решении. Как будто ему, Пирксу, отвели роль"свадебного генерала".

—… согласно постановлению, возрастной предел для пилотов увеличен с 45 до 55 лет. Союз астронавтов благодарит...

Пиркс не заметил, как за соседний столик сели двое. Поглощенный новостью, он не разобрал бы ни слова их разговора, не перейди говорившие почти на крик.

— Ты за всю жизнь столько не заработаешь, сколько за один туристический сезон! У тебя купят все, что ни намалюешь, хоть плюй на холст. Главное — бирка, "сделано на "Сезаме".

— Я — художник! Я верю, что смогу повторить и превзойти Брауна...

— Ты — дурак! Для создания шедевров у полоумного Брауна — если это все даже и не подделка — были десятки лет! Ни ты, ни туристы столько ждать не будут.

Ни о каких межзвездных полетах речи не шло с самого начала. Пиркс внезапно понял, что ему делать. Не допив сок, он вернулся в номер и азартно углубился в данные ему Олафом таблицы, доказывающие существование разгонных полей в поясе Койпера.

… Теория резонансов Брауна не предусматривала гравитационных аномалий, а в расчеты, которыми так патетически размахивал Олаф перед Пирксом и, видимо, и перед нужными чиновниками, просто вкралась несложная ошибка, случайная или преднамеренная. Пиркса совершенно не удивило, что для получения "Сезамом" статуса первой межзвездной станции, оказалось достаточно сотни каких-то таблиц. Дело вовсе не в таблицах. Перед некоторыми чиновниками хоть испорченной перфокартой тряси, хоть научной статьей — для нужного человека всегда принимается нужное решение. Зато злосчастная статья пригодилась Пирксу, и теперь ни о каких межзвездных полетах с "Сезама" не могло быть и речи. Называя же вещи своими именами, пропало основание использовать космодромы для приема больших кораблей. Доставивший Пиркса на "Сезам" рейсовый грузовой кораблик никак не смог бы вместить партии туристов, жаждущих стать гениями или выгодно приобрести гениальный шедевр. Теперь туристам придется жаждать чего-нибудь другого, а ведь они могли бы не только покрыть расходы на свежие яйца и цветные фонтаны, но и вернуть потерянные Олафом средства за стертую с лица Тритона базу. Будущим комиссиям теперь предстояло долго разбираться, как это бесперспективная для межзвездных полетов станция обзавелась столь мощной инфраструктурой...

Эксперты оказались на стороне Пиркса. Как будто сам Браун своей теорией выступил в свою защиту: против того, чтобы его смерть, его мысли послужили предметом купли-продажи и туристического бизнеса. И в этом Пиркс чувствовал несомненную солидарность с Брауном, хотя вся история получилась не без привкуса театральности: мужественные покорители космоса, разъединенные десятилетиями, выступили вместе против чиновника-торгаша.

О причинах "гениальности" Брауна можно было много рассуждать. Но не было данных, опровергающих влияние дальнего космоса на человека, и не было их для его доказательства, за исключением единственного случая. Не имея лучших критериев, нашу систему всегда "заканчивали" на границе влияния других звезд, но возможно эффект Брауна задал ее гораздо ближе, и сама эта граница может обладать глубоким смыслом. Возможно, произошло знакомство с очередным виртуозным ходом Природы-конструктора, предусмотревшей такое изменение жизни, чтобы разумные существа могли свободно путешествовать от одной звезды до другой по причудливым траекториям, диктуемым новой космологической топологией. Разве не противоречит антропному принципу то предположение, что создав человека и снабдив Вселенную законом постоянства скорости света, Природа могла лишить человека возможности дальних космических путешествий? Впрочем, сам антропный принцип балансирует на грани точной науки и недоказуемой философии. В чем Пиркс не сомневался, так это в том, что шаг за шагом, научные исследования все расставят на места, как теория резонансов строго расставила на места все тела Солнечной системы.

… Когда "Сезам" стал не больше книжной буквы, Пиркс, вопреки сложившимся годами привычкам, поднялся в обзорную рубку и нашел в россыпи звезд тусклую точку Солнца, которое теперь будет становиться все ярче. Пиркс думал о том, что даже если предположить на мгновение, что человечество действительно столкнулось со своего рода новым законом природы, с реальной возможностью межзвездных путешествий, то оно сделало это слишком рано. Дальний космос все еще не востребован. Желания человека остаются на Земле. Глотнуть гениальности, купить и продать ее подороже — вот пока безотказный расчет. Как бы оно там не случилось, Пирксу вдруг захотелось видеть "Сезам" не торжищем, но первым храмом и воротами в величайшую сокровищницу Вселенной.

К реальности Пиркса вернула радиограмма: его назначали командиром исследовательского борта к Урану. В конце концов, решать, кто полетит к звездам, будут те, кто летает, решать будут практики. Эру межзвездных полетов — если ей вообще суждено когда-нибудь начаться — начнут не такие как Олаф. Просто потому, что космос требует безусловного уважения, это Пиркс, пожалуй, знал лучше, чем кто-либо другой.