Резус-фактор

Триллионы лет я блуждал по коридорам. По одним и тем же — так мне иногда казалось, однако разум не имел ничего против. Я не устал. И не скучал. Просто шел, а вокруг все время происходили смешные вещи. Глупые и несуразные. Кошка танцевала танго с огнетушителем. Дверные ручки уподоблялись фаллосам. Двери раскрывались и проглатывали эти подобия мужских доблестей. Пол под босыми ступнями сначала был меховой, потом травяной, и, наконец, стал жестким и холодным, как лёд. Части окружающих стен начинали таять, будто замерзшая моча, согретая исходящим от меня теплом — в этом не было ничего странного, но жидкость текла вверх, а не вниз, что, безусловно, наталкивало на мысли. Фокусы силы притяжения ниже нуля. Жидкость начинала скапливаться вверху, но я не задерживал на ней внимание и шел дальше. Ослы пели хором — но по-кроличьи, а не по-ослиному. Странный выбор. Слева на меня поплыл пузырь, и внутри соткалось из ничего мое изображение, постаревшее лет на сто. От пузыря исходил легкий, как перышко, запах ячменных полей. Изуродованное морщинами лицо, казалось, застыло во времени. Среди светлых волос выделялись бесцветные пряди. Взгляд стальных глаз остекленел, будто направлялся куда-то в глубину души. Потом что-то стряслось на Элоне-3 — произошла девальвация дебита, начался экономический кризис, и пузырь лопнул. И в это время ослы одумались и запели по-ослиному. Мне стали встречаться представители расы статуй с острова Орло. Их огромные рты зияли, как промежности в стиле "артдеко", и издавали звуки, похожие на воркование голубей.

Одна из статуй, ростом пониже остальных, загородила мне дорогу и оказалась моим другом, Ричардом.

— Дикки? — медленно спросил он. Я с интересом ждал, но ответа не последовало. Тогда он спросил, слышу ли его вообще. Я поразмыслил еще миллиард лет и ответил:

— Бывает.

Заворковал голубь. Ричард громко произнес:

— Минутку, господин полицейский, — потом тише добавил: — Возьми это.

В руке шевельнулся клочок бумаги. Словно обладая интеллектом, рука сжала сложенную бумажку и сунула в нагрудный карман.

— Когда спросят — будешь говорить, — сказал Ричард очень тихо и настойчиво. Его слова с трудом пробились через сковавшую меня тьму.

— Скажешь в точности то, что написано на этой бумажке, и ни слова лишнего. Слышишь меня, Дикки? Дай знак, что слышишь.

Я очень медленно кивнул.

— Хорошо, — произнес мой друг и растворился в нахлынувшем девятом вале Айвазовского. Я помнил, только то, что надо было сказать ему — эти наркотики меня сломали. Однако, в тот момент, желание заинтересовать ослов историей про одинокого фермера, который держал их штук семь-восемь, но при этом напрочь не интересовался ослятиной, оказалось сильнее. По крайней мере, ослы на какое-то время заткнулись, удивлённо перешептываясь меж собой. Я наслаждался приятной тишиной, пока не встретился с матерью. Я ее сразу узнал и был ужасно рад увидеть, как мама выглядит, какая у нее походка, какой запах. Только заметив тревогу в глазах, понял, сколько же, видимо, мой порок доставил ей хлопот. Стало не по себе, и пришлось сообщить об этом. Она сказала, что мне надо сесть, и я сел, но когда понял, что мама имела в виду сесть на стул, стоявший неподалеку, было уже слишком поздно. Копчик громко хрустнул ударившись об пол. Имитация ламината настолько разобиделась, что встала на дыбы и шарахнула меня по лбу.

*****

Я полностью пришел в себя, в голове прояснилось. Белые стены, белые потолки. Две двери — одна напротив другой, пластиковые белые стулья. Меня усадили на стул лицом к одной из дверей. Справа светился большой экран. Рядом сидел Декстер, мой чертовски хороший знакомый. У второй двери, не отрывая глаз от экрана, играл желваками полисмен.

— Ты согласен считать меня своим адвокатом, Дикки? — источником звука был Декстер.

Я моргнул.

— Конечно.

— Помни, Ричард снабдил тебя инструкциями.

Да. Рука снова, проявив своё эго, похлопала по груди. Клочок бумаги все еще лежал там.

— Да.

Декстер кивнул и указал на экран.

— Теперь внимание туда.

В большом — намного больше нашего — помещении за столом на возвышении сидели три человека. За столиками поменьше, установленными напротив — еще трое. И за центральным — Ричард.

— Вещание в реальном времени?

— Да.

— Рыжая, — сообщил Декстер, — босс Джинни. Она представляет колонию. Рядом с ней — главный судья Атланто Глобулос, а дальше — лейтенант Льюис Табакерс, третий помощник капитана, он представляет полицию. Все понимаешь?

— Пока да.

— Молодчина. Ближайший к нам справа — обвинитель Михаель Уткинс, он отвечает за соблюдение статей Конвенции. Будь с ним осторожнее. Думаю, ты знаком с Ричардом. Дальше — его адвокатесса, миссис Сенизистер.

Босс Джинни говорила:

— …возможность опровергнуть обвинение или признаться в содеянном до того, как эта запись будет официально приобщена к материалам дела. Вам понятно?

— Угу, — развязно отозвался Ричард. — Ежели это дерьмо собачье, мы вам потом так и скажем. Только я вам прямо сейчас говорю: дерьмо это собачье.

Судья Глобулос, говорил формальной протокольной интонацией:

— Уважаемый Вездесущий колонии Элона-3 начал эту запись, когда вы произнесли фразу: "серый рынок". Согласно условиям Конвенции, запись была передана для рассмотрения официальным лицам. Сегодня меня больше интересует именно нарушение порядка.

Я обрадовался. Если существовала аудиовидеозапись происшествия, то волноваться не о чем — наркотик мне вколол Ричард.

Вот теперь посмотрим.

Я сел поудобнее и стал наблюдать за происходящим на экране. "…— серый рынок", — прозвучал записанный голос Ричарда. Как же наркоделец мог так глупо попасться на этой фразе? Или Ричард говорил не ртом, а задницей?

Вот-вот должна прозвучать фраза, которая меня полностью реабилитирует. Ждать осталось недолго.

«Ну и?», — спросил я у Ричарда. «Я не наркоман Дикки, брось торговать этой дурью, как друг советую», — ответил мне Ричард.

У меня челюсть отвисла. Я был настолько потрясен, что перестал обращать внимание на события, разворачивающиеся на экране. Кто-то явно поработал над записью!

Проклятье — ведь он же сказал "бери скорее, пока цены не подскочили", а не то, что сказал на экране! Я был ошарашен таким неожиданным поворотом событий и пытался осмыслить невероятное. Единственным разумным объяснением, какое приходило в голову, было то, что кому-то каким-то образом удалось поковыряться в Вездесущем. Мне стало не по себе.

— Декстер, ты должен меня выслушать!

— Понимаю, — отозвался он, не отрывая глаз от экрана. — Разве это не ужасно?

— Но я…

— Нет тут никакого Ноя, — буркнул Декстер и снова уткнулся в экран.

Это было не так-то просто.

Судья Глобулос произносил речь. В его голосе слышалось больше сожаления, нежели укора.

— Тем не менее, — решительно продолжил судья, — суд принимает во внимание ваше родство с боссом Джинни.

— Спасибочки, ваше судейство, это просто офигенно клево. Ну ладно, чего там — теперь вы сами все видели. Этот хрен насильно вколол мне наркотик. А потом себе.

Нет! Это было невероятно! Наверняка я не…

Судья Глобулос изрёк:

— Вот мое решение. Вы немедленно отправитесь на реабилитацию к психоаналитику. В течение следующего месяца вам будет запрещено покидать свою квартиру.

— И все!? — выдохнул Ричард и осклабился.

Через несколько минут та дверь, лицом к которой я сидел, открылась, и Ричард вышел оттуда в сопровождении пузатой адвокатессы Сенизистер. Они ужасно старались сдержать довольные ухмылки. Впрочем, без особого успеха.

Я раскрыл рот…

— Удачи тебе, козел, — сказал Ричард.

Они нагло пошли мимо, и вышли через дверь в противоположной стене. Мне дико хотелось догнать Ричарда и врезать по морде…

— Текст при тебе? — еще раз спросил Декстер.

Я вздрогнул и похлопал рукой по карману:

— Черт. Надо было бы проглядеть…

— Теперь уже поздно, пойдем.

Вскоре я оказался перед троицей законопослушания.

Прямо передо мной сидел главный судья Глобулос. На экране его взгляд показался мне скептическим. Сейчас он был… знающим и холодным. Я порадовался тому, что есть еще лейтенант, поскольку можно было перевести взгляд на него… И тут же пожалел о том, что это сделал. Лейтенант Табакерс, на самом деле больше походил на бетаанского петуха. Большинство мужчин как-то смиряются со своим маленьким ростом, но если их дразнят с детства, порой им так и не удается справиться с комплексом неполноценности. Этот человек постоянно на кого-то злился. А на меня ему злиться разрешили. Я попытался не смотреть на него, но у меня не вышло… Ну точно, хоть у него туфли были и на высоких каблуках, ноги, когда он сидел, до пола все-таки не доставали.

— Добрый вечер, Дикки, — сказала судья Глобулос.

Я перевел взгляд на него и разжал губы, и только тут понял, что все до единой молекулы влаги в моей ротовой полости куда-то улетучились. Я что-то прохрипел.

— Дикки, мы собрались здесь, чтобы рассмотреть в судебном порядке происшествие, имевшее место в вашей комнате сегодня днем. Сначала мы установим все, какие возможно, факты. У вас будет возможность объяснить, интерпретировать, подтвердить или опровергнуть что-либо позднее, но прошу вас воздержаться от каких бы то ни было комментариев до тех пор, пока мы не закончим изучение записи.

Просмотр начался. Вот Ричард заходит ко мне в комнату. Мы говорим о цветах. Затем начинается то, чего не было в помине. «Серый рынок?», — удивленно переспрашивает Ричард. — «Дикки ты же знаешь, что я не употребляю наркотики и тебе советую завязывать с его торговлей». Затем я выхватываю из кармана инъектор и накидываюсь на него. Ужас какой-то. Я прикладываю инъектор к своей шее и присоединяюсь к извивающемуся на полу Ричарду.

— Потом вы оба лежали тихо и смирно. Вы хотите просмотреть запись еще раз, Дикки? — осведомился судья.

Во рту у меня снова жутко пересохло. Я отрицательно покачал головой, потянулся за водой и позволил себе сделать крошечный глоток.

— Желаете ли сказать что-либо от имени колонии, обвинитель Михаель Уткинс?

— Нет, судья. Полагаю, то, что просмотрели уже дважды, говорит само за себя.

— Безусловно, — еле слышно пробормотал лейтенант Табакерс. — Дикки, если вы хотите что-то сказать, сейчас самое время это сделать.

Вот к этому я был готов. Сунул руку в карман, вытащил листок со своей речью и попытался незаметно развернуть его под столом, чтобы не слишком бросалось в глаза, что я читаю по бумажке.

Развернул… О боже! На треклятом листе был нарисован поднятый средний палец!

Я посмотрел на Декстера. Декстер посмотрел на меня. Я посмотрел на бумажку. Потом перевел взгляд на судью и покачал головой.

Он кивнул, но уголки его губ едва заметно дрогнули, и мне показалось, что мой ответ его почему-то порадовал.

Судья Глобулос взглядом призвал своих помощников к работе. Между ними произошли какие-то безмолвные переговоры, суть которых я не понял.

— Очень хорошо, — сказала затем Глобулос и пронзил меня беспощадным орлиным взором. — Гражданин Дикки Форест, распространение и хранение наркотиков в колонии запрещено. Вы нанесли вред здоровью граждан и имуществу колонии без причины на то. Я приговариваю вас к смертной казни. Вы знаете, что это значит?

Кровь стучала в висках.

Я посмотрел на Декстера. Декстер посмотрел на меня. Я опустил взгляд и воззрился на клочок бумаги. Перевел глаза на судейскую коллегию и обнаружил, что во рту у меня скопилось достаточное количество влаги, чтобы произнести несколько слов. И решился.

Я сказал:

— Запись подделана, потому что Ричард — родственник босса Джинни.

С тем же успехом можно было прокричать петуху, о том, что он петух. Все трое вежливо кивнули. И встали.

— Окончательное решение казнить вас или нет примет смотрящий за законом от Вездесущего. — Голос судьи прозвучал с усмешкой. Они знали, как обстояло дело. И им было плевать…

*****

Смотрящий за законом от Вездесущего — это одна из дьявольских машин наших предков. Мы не создавали «это». Оно было с тех времён, когда колониальный корабль, проделав трёхвековой путь среди звезд, наконец, прибыл к месту назначения. Мои предки никогда не узнают, добрались мы или нет. А мы никогда не узнаем, откуда родом наша раса. За три века на корабле произошло много катастроф. Пожар стёр дотла все книги, эпидемия скосила большинство колонизаторов, бунты возглавляли рабочие, свергая наставников и уничтожая много-много того, что навсегда разлучило нас с прародителями.… Существует легенда, что наша письменность отличается от письменности предков. Но говорим-то мы всё равно на языке отцов? Не знаю, всё может быть. Нет, я считаю, что мы не пали ниц. У нас довольно продвинутая техника, неплохие достижения в науке, но некоторые машины предков до сих остаются загадкой. Смотрящий — долгое время был одной из них, пока тайну его не раскрыли. Он решает умереть человеку или нет.

Итак, меня ведут на равнину, где горой высится монстр-звездолёт. Мы пересекаем многочисленные палубы, спускаемся по шахтам, поднимаемся по лестницам. Проходим мимо тех мест, где мои родители проводили своё время. Возможно, где-то здесь меня зачали. И здесь я встречусь с судьбой лицом к лицу.

Мы подходим к святая святых. Стараюсь запомнить последние моменты жизни, зацепить картинки в сознании. Вижу на переборке надпись неизвестными буквами «МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОСТ». Тайный язык предков. Мы входим. Бьет по глазам стерильно-белый свет. Смотрящий не так страшен, как его расписывают. Обычный монитор, и рядом куча неизвестных систем. Мой палач включает питание. Непонятные строки бегут по экрану. Затем он становится белым. В тоже время на одной из систем приятным зеленым цветом загорается выемка. Я знаю, что туда надо приложить палец. Я медлю до тех пор, пока палач насильно не прикладывает мой палец к устройству. Табло загорается красным, палец слегка пощипывает, затем это ощущение проходит.

Снова бегут полоски букв по монитору. Подсознательно запоминаю их, хотя это мне ничем не поможет.

«АНАЛИЗ КРОВИ ЗАПУЩЕН»

«RBC — 6,2»

«HGB — 130 г/л»

«WBC — 5,0»

«HCT — 40%»

«СОЭ — 91 фл»

«Резус — фактор (+)»

Я нервно сглотнул. Последнюю строчку знали все от мала до велика. Если смотрящий поставил крест, значит, с решением судьи он согласен. И в этот момент я дико пожалел, что не врезал Ричарду как следует…