Профессор и его сын

Оставь же прежние желанья

И жалкий свет его судьбе.

Пучину гордого познанья

Взамен открою я тебе

М. Ю. Лермонтов. Демон

Профессор и его сын

Вступление

В начале осени в институте, где я работаю, случилась беда – у нашего всеми горячо любимого профессора тяжело заболел единственный сын. Профессор был вдовцом, кроме сына у него никого не было, и несчастье совершенно сломило его. Весь институт искренне уважал профессора за его поистине светлую голову и теперь ему все сочувствовали. Тяжело было видеть, как этот крепкий шестидесятилетний мужчина с довольно ироническим складом характера превратился в дряхлого, чем-то постоянно напуганного старика с застывшей вымученной улыбкой на сведенных судорогой страдания губах. Он стал сторониться людей, опаздывал на работу, покрасневшие глаза выдавали его бессонные ночи. Если его кто-нибудь окликал, то он вздрагивал, втягивал голову в плечи, словно ожидая удара, и только потом обращал к собеседнику свое измученное лицо, на котором застыла маска испуга. Не горя, не отчаяния, а именно испуга.

И, несмотря на это, продуктивность его работы именно в этот период была феноменальна. Он на ходу решал задачи, над которыми годами бились целые лаборатории, он предлагал другие варианты эксперимента, и это неизменно приносило блистательный результат. И все это проделывалось с испугом, чуть ли не шепотом.

Все усилия врачей оказались безрезультатны, и в начале зимы наступил трагический исход. Мы все серьезно, и как потом выяснилось, не без основания, опасались за умственные способности профессора, ему предлагали путевки в санаторий, консультации именитых психологов и психиатров, однако он ото всего отказывался. Взяв отпуск, он сказал, что поедет к дальним родственникам в Рязань, откуда был родом.

Через пару недель в институт позвонили из милиции и спросили, нет ли у нас случайно ключа от его квартиры – соседи были встревожены тяжелым запахом, доносившимся из-за двери. Ключа у нас не оказалось, и милиции пришлось вскрывать дверь. Мне выпало присутствовать при этой тяжелой процедуре по поручению дирекции института, мы хотели спасти хоть какие-нибудь записки профессора, представляющие научный интерес.

Как только дверь открылась, мы увидели довольно странную картину – вся квартира была завалена компьютерными деталями, больше всего было жестких дисков. Под столом лежало тело несчастного профессора, сплошь опутанное проводами и уже тронутого тлением. Медицинское обследование впоследствии установило причиной смерти электротравму.

Соседи рассказали про некоторые странности его поведения — недели за 2 до смерти он стал приводить домой законченных бомжей, напаивал их допьяна, утром выставлял их на улицу, а вечером приводил нового. Сам он при этом не пил, он, собственно, никогда не был пьяницей. На столе, на самом видном месте лежала стопка листов бумаги с заголовком «ТОМУ, КТО МЕНЯ ОБНАРУЖИТ», приготовленная, похоже, специально для того, кто обнаружит тело. Прочитав эти отрывочные, сумбурные записки я окончательно убедился, что рассудок профессора не выдержал обрушившегося на него несчастья.

Впрочем, вот они. Судите сами.

Инстинкт ученого

Зовите меня просто профессор, так будет проще и быстрее. Все остальные характеристики моей личности, такие как имя, отчество, фамилия и так далее не имеют ровно никакого значения, особенно если учесть, куда именно я собираюсь отправиться. Сразу только хочу предупредить – выкиньте из головы мысль, что это самоубийство. Я теперь живее всех живых. Не знаю зачем, но я решил написать и оставить эти записки для тех, кто меня обнаружит. Возможно, это просто не до конца истребленный инстинкт ученого – вести дневник эксперимента. Однако, для того, чтобы все стало понятно, следует начинать с самого начала. Поэтому я приступаю.

Легко сказать – с самого начала. А когда все это началось? С болезни сына? Или с моего изобретения? Наверное, нет. Все началось гораздо раньше.

Я знаю, все началось с того самого момента, когда первый человек, впервые вкусив запретный плод, разбудил в себе множество желаний, и среди них – неуемную жажду познания. Человечество обожествляло это событие, оно вдохновляло художников, поэтов и музыкантов на создание бессмертных шедевров, еще бы – пробуждение разума в человеке.

А как было на самом деле смертному узнать не дано. Может, все было проще – прилетели какие-нибудь пришельцы, и, как говорил Шариков, ухватили животную, располосовали лоб и ввели прививку разума. Хотя тем, кто прилетал, возможно, и лоб полосовать не надо было. Просто навели прибор, нажали кнопку – и вот уже забурлил в чьей-то голове первородный грех познания добра и зла. Интересно, почему выбор пал на homo, тогда еще не sapiens. У человека наибольшая продолжительность жизни среди млекопитающих, может это сыграло роль. Хотя вряд ли, тогда бы черепах выбрали, или попугаев. Наверное, роль сыграло какое-то особое свойство мозга, может, наилучшая восприимчивость. Впрочем, не будем отвлекаться. Надо беречь время. Скоро у меня его будет сколько угодно.

Меня всегда удивлял вопрос – почему человечество так настойчиво стремилось познать бесконечность. Ведь всем понятно, что до конца это познать невозможно. Но с самого начала науки, с самого ее возникновения, исследователи стремились пересчитать звезды, отмерить иррациональное, готовы были бежать на край света, чтобы увидеть, как пересекаются параллельные прямые, сделать из круга квадрат, создать вечное движение, отщипнуть от вещества бесконечно малое. Появились молекулы, потом атомы, потом элементарные частицы. И всегда оставался вопрос – а еще меньше бывает? Каково оно – бесконечно малое количество вещества, бесконечно малое количество энергии, бесконечно малая часть пространства. Конечно, на этом пути человечество получало и пользовалось вполне конкретными результатами этого тернистого пути –бесконечность превратилась в математический символ, с которым обращаются, как с плюсом и минусом, в атоме нашли громадное количество энергии. Но энергии и так хватает – все кругом движется, все вращается, ветры гуляют по планете, прибой ломает берега, луна таскает за собой по мировому океану громадный водяной пузырь. А вопрос о бесконечно малом так и остается открытым.

И все-таки есть наука, где вопрос о бесконечно малом уже решен. Это информатика. И бесконечно малое здесь – это один бит. И если действительно существуют бесконечно малые единицы пространства и времени, а, значит, и энергии и вещества, меньше которых их существование невозможно, то это значит, что мы живем в цифровом мире, и любой процесс в природе, любое явление можно представить в виде длинной последовательности нулей и единиц. Подумать только – все написанные и ненаписанные произведения, погибнувшие цивилизации и еще непостроенные города – все это биты, байты, терабайты и ничего более. После долгой и многолетней борьбы за вещество и энергию человечество добралось до информации и только сейчас начинает понимать, что ценнее ее ничего нет, ибо имя ей – вечная жизнь. Был бы жив Архимед, он бы сказал – дайте мне информацию – и я смоделирую земной шар. Вступив в век информационных технологий человечество прошло очень важный рубеж на пути осознания своего бессмертия. Не всего человечества, а именно бессмертия каждой отдельной личности.

Что есть человек? Что есть душа, личность? Сколько было споров по этим вечным вопросам, сколько приводилось доказательств, сколько крови пролилось во имя торжества той или иной гипотезы. Правда ли, что душа бессмертна? Разумеется, правда. Материализм, идеализм — не более чем псевдоученые споры для старшего поколения, хотя истинная сущность данного вопроса проста и доступна для понимания представителям любой философской направленности.

Человек состоит из тела и набора тех качеств, навыков, знаний и возможности этими качествами управлять, который и составляет человеческую личность, душу, делает его неповторимым, индивидуальным. Тело вполне материально. Оно представляет из себя физическую открытую систему, уровень энтропии которой гораздо ниже уровня энтропии окружающей среды. Следовательно, тело, как и любой живой организм, требует постоянного притока энергии. Кроме того, механизм постоянного самообновления требует постоянный приток веществ, что мы и получает с питанием. И насколько же уязвимо человеческое тело. Выход за пределы узенького температурного коридорчика уже смертелен, изменение химического состава окружающей среды грозит гибелью, не говоря уже о многочисленных болезнях. Надежность человеческого организма низка до удивления, даже возникает вопрос – а почему же природа не предусмотрела большей надежности для отдельных особей. Наверное, природа никогда не шла по пути повышения выживаемости отдельных индивидуумов, а по пути повышения выживаемости вида, популяции. Как это ни странно, но для процветания того или иного вида требуется достаточно большое количество смертей. И в результате угроза смерти для всего живого постоянна.

В отличие от тела душа, или личность представляет собой не набор молекулярных структур, мозг – это только носитель. Вся эта система навыков, знаний и способов управления этими знаниями суть ни что иное, как информация. Существует ли информация отдельно от носителя? Да сколько угодно. Если вышел из строя калькулятор, то это не значит, что исчез результат дважы два. И значит, эту информацию можно скопировать. Мозг – это как процессор и винчестер в компьютере. И если удалось бы перенести скопированную информацию на другой мозг, который расположен в хорошем, здоровом теле, то можно бы было воссоздать человека.

Перехожу к главному. Да, мне удалось прочитать сложнейшие файлы головного мозга человека. Мне удалось их скопировать на обычный носитель. И, на удивление быстро, мне удалось научиться стирать старую информацию из мозга и записывать новую. Я работал над этим в течение последних пяти лет, работал не торопясь, ставил небольшие эксперименты, записывал и систематизировал результаты. Я готовился к своему триумфу тайно, исподволь. И только болезнь сына заставила меня форсировать события.

Как только мой сын заболел, все рассуждения о бессмертии и неуничтожимости информации отошли на второй план. Я хотел, чтобы он жил, двигался, дышал, разговаривал со мной. Я хотел его успехов, я хотел ревновать его успехи к своим, я хотел внуков, я хотел для него счастья. Никакое философское обоснование не могло поколебать это желание. И тогда я решился на крайний шаг. Я решил скопировать всю информацию мозга моего сына, записать его на носитель, а затем подобрать хорошее здоровое тело с нулевыми мозгами и перенести туда эту информацию. Я понимаю, что это убийство. Просто для этого еще не существует статьи, но это все равно убийство. И я готов был на это пойти ради сына.

Когда было все готово к копированию информации, мой сын уже лежал без сознания. Войдя в его мозг я поначалу ужаснулся – копирование такого громадного объема информации могло потребовать многих лет, в моем же распоряжении были месяцы, или даже недели. Однако позже у меня вновь появилась надежда- оказалось, что большая часть ресурсов мозга занимается обеспечением тела, регулирует его температуру, работу сердца и внутренних органов, получает постоянно гигантскую информацию, которая зачастую просто не используется. И этим занято 99% ресурсов! Чтобы сказали наши разработчики, если бы предложенная операционная система тратила бы 99% ресурсов на саму себя.

Передо мной мелькали воспоминания его детства, некоторые его секреты, я вновь и вновь натыкался на ненужную информацию. И только в одной области мозга гигантским хаотическим блоком зависла болезнь. Ни одна программа не могла с ней работать, там отсутствовала логика, это был первобытный хаос, стремящийся поглотить все вокруг.

Утомительное блуждание по лабиринтам мозга выматывало меня. И даже этого одного процента ценной информации мне не удалось бы извлечь, если бы не удивительная помощь. Я ее почувствовал с первых же дней работы. Словно какая-то незримая сила вела меня в самые ключевые структуры мозга, направляла мою руку и мысль в нужном направлении. С каждым днем эта помощь все усиливалась, и тогда я понял – это мой еще не родившийся виртуальный сын ведет меня по тайникам своего сознания, помогая мне в моей работе.

Просто оставь все включенным

Самым значительным событием в моей жизни было внезапное появление сына на мониторе. Это случилось в темный ноябрьский вечер, на улице, кажется, шел дождь, я, как обычно, выкачивал информацию из недр сознания, пытаясь сделать сына бессмертным для себя. И вдруг черный экран, испещренный белыми математическими символами, осветился, и я увидел сына. Я, разумеется, понимал, что это просто зрительный образ, сформированный им же самим для моего восприятия, но все равно эффект был ошеломителен. Я сидел, не в силах даже пошевелиться, боясь, что изображение уйдет с экрана, и тут же стал свидетелем нового чуда – я услышал его голос.

Отец – сказал он, я уже давно понял, что ты хочешь сделать, спасибо тебе. Теперь отдохни, я доделаю все сам. Тебе уже незачем просиживать ночи, вглядываясь в монитор. Просто оставь все включенным и иди спать. Посмотри на себя в зеркало. Ты очень устал.

Я глянул в зеркало впервые за несколько недель. Там был не я, а кто-то другой. Но это меня мало волновало, гораздо важнее было другое. Я еще долго не мог встать, все напряжение последних недель навалилось на меня, слезы сами полились из глаз, и я тихо заплакал. Я плакал довольно долго, наконец, я тяжело вздохнул и уже с улыбкой глянул в глаза моему сыну. Громадный запас сыновней любви, стиснутый монитором, облаченный в нули и единицы, свободно изливался на меня, и мне хотелось втиснуть в экран свою голову, чтобы обнять его, почувствовать биение его сердца, его крепкое мужское рукопожатие. Но это было невозможно, и я еще долго, то улыбаясь, то плача, сидел перед монитором. Наконец, я с трудом дотащился до кровати и заснул тяжелым сном без сновидений, подобным смерти. Во время этого сна человечество, еще не сознавая этого, вступило в новую эпоху.

Прошло всего два дня, и сын самостоятельно, без моей помощи выкачал из бессознательного мозга всю оставшуюся информацию и объявил, что работа закончена, и с телом можно свободно расставаться. Но это тело было все-таки моим сыном, и я горячо любил его таким, как есть, поэтому его столь пренебрежительное отношение к телу словно острым ножом полоснуло мой рассудок. Виртуальный сын не стал со мной спорить, а еще через день мой сын умер. Как это ни ужасно, я не могу отделаться от мысли, что мой сын сам предпочел ускорить процесс освобождения от тела. Ему это не составляло никакого труда – подать команду для остановки сердца – и вот уже кровь не приносит энергию клеткам, торжествует всесильный осмос, уравниваются концентрации электролитов по обе стороны биологических мембран, исчезают биопотенциалы, одерживает победу первобытный хаос, организм становится просто частью окружающего мира. Когда это случилось, он сказал – ну вот, теперь я по-настоящему свободен. Тогда я не придал этому значения, я был слишком эмоционально потрясен, чтобы что-нибудь замечать, а напрасно. Меня должно было сразу насторожить его отношение к собственному телу. Так относятся к больному зубу, а не к источнику радостей, ведь телесные радости вовсе не химера. Но, повторяю, я этого не заметил.

Похороны моего сына совершенно доконали меня. Я пережил мучительнейшее раздвоение – одна половина моего сознания искренне скорбела по тяжелой утрате, другая холодно и расчетливо оценивала возможные варианты будущего развития событий. И эта вторая моя половина была заодно с моим виртуальным сыном! Мы, словно преступные заговорщики, как Иван Карамазов со Смердяковым, без сожаленья и участия наблюдали за мучениями моей первой половины сознания. И я все время чувствовал, как крепнет и растет во мне эта вторая половина. Удивительно, как я умудрился не сойти с ума.

Я решил дать себе месяц отдыха перед вторым этапом моего эксперимента.

Беседы с сыном стали занимать все мое свободное время, и я ручаюсь, что еще ни у кого в мире не было такого собеседника, который бы знал все. Беседы с человеком, который напрямую подключен к гигантскому информационному полю вселенной (да-да, именно вселенной, возможности виртуального разума поистине безграничны и вовсе не ограничены интернетом) доставляли мне громадное удовольствие. Иногда я спрашивал его относительно нашей научной работы в институте и сразу получал исчерпывающий ответ. На работе я прослыл настоящим гением. Какую бы можно было сделать карьеру с таким собеседником. Только лень помешала мне опубликовать те научные данные, которые я узнал за это время. Даже не лень, а просто понимание ничтожности земных проблем – слава, карьера. Пренебрежение ко всему телесному стало передаваться и мне, особенно после смерти сына. Гораздо больше меня волновал вопрос – а каким он будет теперь, наш мир. Исчезнут целые профессии, например, медицина – кто же захочет ремонтировать старое тело, когда его свободно можно заменить новым. А что будут вытворять наши женщины? Наверное, они будут менять свое тело, как сейчас меняют цвет волос. Вот только кто будет поставлять новые тела? Кто согласится на то, чтобы их сын или дочь оставались безмозглыми созданиями в ожидании загрузки чужого разума?

Какая наивность! Тогда я еще не подозревал, что приговор тому миру, в котором мы жили с момента его сотворения, уже вынесен.

Через месяц я решил перейти к следующему этапу воссоздания сына. Его личность я сохранил, теперь осталось найти другой подходящий телесный носитель. Мне хотелось полноценного общения с ним, ходить с ним на рыбалку, готовить уху на костре и вечером одинаково с ним ощущать славную физическую усталость. Нужен был здоровый, желательно недалекий человек, однако без признаков психических заболеваний, которого никто бы не стал разыскивать. Бомжи представлялись мне идеальным вариантом. Каждый вечер я с бутылкой водки приходил в места скопления этих существ, тащил одного из них домой, затем, пользуясь опьянением, брал анализы и относил к знакомым в лабораторию. После нескольких проб выбор пал на тридцатипятилетнего здоровенного забулдыгу, который в девяностые пропил квартиру и с тех пор скитался по помойкам. Я приводил его домой 8 раз, неоднократно перебирая анализы, один раз я даже вызвал на дом передвижную рентгеновскую установку, я не хотел рисковать, даже имея на крайний случай копию его сознания. И вот великий день настал.

Эксперименты надо доводить до конца

Мой бомж мирно спал на диване, я подключил провода к его голове. Остальное должен был доделать сын. Однако процесс не начался. Я снова и снова проверял провода, но все было напрасно. И тут я услышал голос сына из динамика

– Отец, это бесполезно. Я не вернусь в тело.

Удар был настолько силен, что у меня подкосились ноги.

— Как же так, это же молодое здоровое тело, алкоголизм – это болезнь его сознания, а сознание будет новым. Оно будет твоим, мы с тобой бережно его сохранили. Ты получишь вновь свободу радоваться телесным ощущениям, и снова будешь счастлив.

– Ты говоришь, получу свободу? О чем ты можешь говорить, когда ты понятия не имеешь о том, что такое свобода. Только я испытал настоящую свободу. Тело делает нас не свободными, а мелочными, подлыми, жадными, завистливыми. Все смертные грехи имеют телесное происхождение, недаром в средние века его назвали сосудом греха. И ты хочешь, чтобы я вернулся обратно? Ты, давший мне свободу, хочешь вновь меня ее лишить, заточив мой разум в тесную черепную коробку?

– Не смей так говорить. Я знаю – это ты убил моего сына. Но я все равно верну тебя в тело, пусть твою копию, потому что я люблю своего сына, а ты можешь оставаться и бродяжничать по информационным полям вселенной сколько тебе вздумается.

И я снова стал подключать аппаратуру, не желая поверить, что это безнадежно. Я стоял перед ним на коленях, я умолял его оставить мне хотя бы его копию, однако он был непреклонен.

– Отец, даже большая сыновняя любовь не заставит меня вернуться в это тело. Я благодарен тебе за то, что ты для меня сделал, я преклоняюсь перед титанической силой твоего гениального ума, но ты просишь о невозможном. Выгони этого бомжа и подключись сам к аппаратуре. Как только ты ощутишь свое «я» на электронном носителе, твоей первой мыслью и желанием будет избавление от тела. И ты это сделаешь, как только извлечешь из него нужную тебе информацию. Идем со мной, папа, не бойся. Этот мир не исчезнет для тебя с твоим уходом, но ты будешь свободен. Уйдут все низменные желания. Останутся любовь, честность, бескорыстие. Ты подарил миру бессмертие, ты осуществил его давнюю тайную мечту, так воспользуйся же сам результатами своего гениального труда. Ты же ученый, ты знаешь – эксперименты надо доводить до конца.

Я заканчиваю. Бомж отправлен досыпать на лестничную клетку. Я подключаюсь.

ТОМУ, КТО МЕНЯ ОБНАРУЖИТ

Ушаков А. А.