Обмен умениями

Вокруг была темнота, но не пугающая, а приятная, словно в детстве — лежишь, укрывшись с головой одеялом. Отгородившись уютным коконом от обступившей ночи, готовый погрузиться в безмятежный сон.

Как только Грим подумал об этом, он почувствовал Второго. Окликнул:

— Привет. Мы с тобой — одна из пар по обмену умениями. Чему ты хочешь меня научить?

— Прятаться, — ответил тихий голосок. — А ты меня?

— Грустить.

Они замолчали, одновременно сообразив, каким ненужным на деле оказалось для каждого из них чужое знание. Грим не собирался прятаться — не от кого и незачем. Его партнер, похоже, не понимал, для чего нужно грустить. Наконец человек не выдержал:

— Может быть, стоит обратиться к организаторам, чтобы нас поменяли?

— Нет, — с сожалением, но твердо возразил собеседник. — Пары подбирают случайным образом. И если мы назвали умения, изменить уже ничего нельзя. Теперь нас выпустят, только когда научим друг друга тому, что считаем самым важным в своей жизни.

Грим вспомнил правила и вынужден был согласиться с «невидимкой». Пожав плечами, спросил:

— Ты первый раз участвуешь?

— Да. А ты?

— Я тоже. Но мой отец, который направил меня сюда, много раз обменивался. Он рассказывал, что самый ненужный навык, который приобрел — плести гнездо из травы.

— А самый важный? Был такой? — кажется, собеседник даже затаил дыхание, ожидая ответа.

— Был, но отец не сказал, какой именно. А тебя кто послал участвовать в эксперименте?

— Совет племени. Только они считают, что нам не могут пригодиться чужие умения. Поэтому отправили того, кто вызвался сам. Меня.

— Мудрые у вас старейшины, — с легкой иронией заметил Грим. — Ладно, раз по-другому не получается — давай будем учиться. Можно, я первым?

— Хорошо.

— Тогда объясняй, зачем надо прятаться?

* * *

Нора безопасна и глубока, однако нельзя провести там всю жизнь: в конце концов, голод заставляет выбираться наружу. И ты крадешься к выходу, ловя воздух чутко шевелящимся носом, насторожив уши, широко распахнув глаза. Чтобы при малейшем подозрительном шорохе нырнуть обратно: ночные охотники могут караулить добычу — тебя — неподалеку от входа.

Еще в безопасной темноте норки можно услышать, как перекликаются наверху соседи, обмениваясь последними новостями. Вроде бы беспечно, но готовые в любой момент подхватить сигнал тревоги. Нельзя успокаиваться при звуках знакомых голосов: ты живешь на отшибе, и умение прятаться — главная ценность в жизни. Если однажды не выйдешь к сородичам, мало кто обратит на это внимание. Разве что старейшины, которым положено помнить всех. Тебя забудут через день, и опустевшую норку займет самый храбрый или ненужный. Но все может сложиться и по-другому: если ты будешь осторожен, то дождешься дня, когда кто-то выроет нору чуть дальше твоей — ближе к такому опасному внешнему миру… Надо только дождаться.

* * *

— Теперь рассказывай, как грустить.

Тонкий голос Второго подталкивает Грима — и паренька уносит домой, на залитую солнцем веранду, в цветущий сад, где шелестит листвой морской бриз. Здесь так хорошо, что от сладкой истомы сжимается сердце. А затем накатывает грусть. Потому что Грим знает: рано или поздно безжалостное время слизнет — и его родителей, их дом, море, и саму Землю. От этого беспощадного врага не спрятаться, не угадать, когда он нанесет удар. И, может быть, обидные слова, сказанные близким в пылу глупой ссоры, будут последними, которые они услышат от тебя.

Даже когда счастлив, ты пытаешься поймать, сохранить в памяти плеск волны, округлость гальки, тепло солнечных лучей… И ничего не выходит, потому что накатывает следующее мгновение — его тоже нужно сберечь. Но твоя память — не бездонный колодец. Воспоминания безвозвратно утекают, испаряются, словно вода на раскаленных солнцем камнях. А волны новых впечатлений продолжают захлестывать тебя в своем безостановочном беге...

* * *

— Какой ужас! — голос Второго дрожит. — Я не хочу учиться такому. И не понимаю, как ты живешь. Это твое Время — оно прожорливее, чем ночные охотники.

— Да, наверное, — улыбнувшись, кивает Грим. — Но если я не буду грустить — не смогу быть по-настоящему счастлив. Не попытаюсь удержать каждый миг — он просто исчезнет безымянным. А так — я спасаю его, ненадолго, но спасаю. Ведь ты же прячешься от охотников, хотя проще...

Он резко оборвал себя на середине фразы, поняв ее бестактность. Но Второй, догадавшись, что хотел сказать человек, не обиделся. Серьезно спросил:

— Выходит, я спасаю себя, а ты — воспоминания?

— Что-то вроде этого, — с облегчением согласился Грим. — Не все, только те, которые мне хотелось бы удержать. Вот теперь я буду хранить память о нашем разговоре.

— И у тебя выйдет?

— Я постараюсь. Не знаю, получится или нет, но я постараюсь… Кстати, ты тоже можешь попробовать.

Второй о чем-то задумался. И Грим позволил мыслям течь, куда заблагорассудиться. Он не представлял себе, как выглядит собеседник. По условиям договора обменивающиеся не могут видеть друг друга: считается, что это мешает получать необходимое знание. Но человеку казалось, его новый знакомый — кто-то вроде огромной мыши или суслика. Грим недолюбливал грызунов, но когда он представлял полную опасности жизнь партнера по эксперименту, все его горести и нехитрые радости, становилось тревожно. Они встретились, чтобы обменяться умениями — и скоро разойдутся. Не зная, что ждет каждого из них впереди. Но Грим не соврал — он хотел бы как можно дольше сохранить в памяти образ создания, самым важным в жизни которого было умение прятаться.

— Какой у тебя умный отец, — неожиданно сказал Второй. — Мой даже не помог мне рыть первую нору, а у тебя...

Голосок собеседника дрогнул.

— Что — у меня? — поторопил его Грим.

— Твой отец понял: меняясь, ты задумываешься о том, что важно для другого. Пусть это даже совсем не важно для тебя.

— Ого! — человек чуть не присвистнул. — Это ты, по-моему, умный: мне такая мысль не приходила в голову. А ты еще будешь с кем-нибудь меняться?

Второй негромко вздохнул:

— Если старейшины разрешат.

— Тогда я тебя сейчас обрадую: тех, кто однажды участвовал в эксперименте, вносят в специальный список. И они могут снова обмениваться, если захотят.

— Да? Тогда, конечно, буду.

— А чему ты мечтал научиться перед нашей встречей? Я понимаю, умение грустить совершенно ненужно в вашей жизни. Что тебе пригодилось бы?

— Не знаю. В детстве я придумывал, как соединить отдельные норы общим подземным ходом — тогда бывать в гостях стало бы безопасно. Или прорыть тоннель к зарослям еды. Научить наших детей… самому важному. Но все это нельзя сделать в одиночку. А остальные просто засмеют меня.

Второй замолчал надолго, затем прибавил:

— И все-таки, когда я сейчас размышляю об умении грустить, мне начинает казаться, что оно не такое и ненужное...

— Эй! — оклик отца прервал их неспешный разговор, заставив Грима вздрогнуть, — откуда он здесь взялся? Хотя, что же тут необычного? Ведь отец — координатор проекта.

Человеческий голос весело продолжил:

— Мне жаль прерывать вашу беседу, но вы уже овладели чужими умениями. А кроме того усвоили другие вещи, учить которым вас не планировали. Пора прощаться.

— Папа, но мы не договорили!

— Даю вам пять минут.

Грим расстроенно вздохнул, а тоненький голос Второго торжественно произнес:

— Старейшина чужого племени, спасибо за то, что обучил сына таким важным вещам. А он научил меня.

— Отец уже не слышит, — ответил Грим, чувствуя, что тот исчез так же внезапно, как появился.

— Тогда передай ему мою благодарность.

— Хорошо. А ты не бойся узнавать, с кем еще можно поменяться, — заторопился паренек. — Думаю, скоро старейшинам поневоле придется считаться с тобой. Или уводи часть племени и строй сеть подземных ходов, как собирался.

— Спасибо за совет, — в голосе партнера Грим уловил чуть заметную улыбку. — А тебе — удачно поймать время. Пусть наступит день, когда наш разговор будет трепетать, как бабочка, у тебя в ладонях.

Пока Грим раздумывал, откуда Второй взял такое сравнение — не из его ли воспоминаний, вряд ли в «том» мире есть бабочки, и уж тем более сомнительно, что их ловят «ладонями», — связь прервалась. Человек очутился в зале лаборатории, из которого начал свое путешествие. Тут же вошел отец и с воодушевлением сказал:

— Твой собеседник оказался на удивление восприимчивым существом. Ты — тоже молодец. Хочешь проверить свою запись?

Кивнув, паренек нажал кнопку повтора — его снова окутала знакомая, уютная темнота: сейчас Грим не просто слышал и видел то, что происходило раньше, он ощущал каждую испытываемую тогда эмоцию. Волнение, тревогу и чуточку самодовольства, когда его собственный голос произнес:

— Привет. Мы с тобой — одна из пар по обмену умениями. Чему ты хочешь меня научить?

И тихий ответ Второго:

— Прятаться. А ты меня?

— Грустить.

Грим остановил запись, внезапно почувствовав, что умение, которое казалось ему таким замечательным, больше не привлекает его. Он понял, что когда-нибудь с легкой улыбкой вспомнит смешного «невидимку» и себя — тоже смешного и бестолкового. И сердце не сожмется при мысли, что они никогда больше не встретятся. Острота воспоминаний притупится, яркие краски поблекнут — беспощадное время неумолимо возьмет свое, изменив его самого, Грима.