Нарконавты

Это была простая, самая обычная камера внешнего наблюдения. Уже четыре года она безропотно торчала на углу здания, открытая всем ветрам, дождям и палящему солнцу. Краска в некоторых местах облупилась и слезла, пластик корпуса кое-где потрескался и выкрошился. Выглядела камера неказисто, но свою задачу выполняла на все сто процентов. За четыре года камера увидела, запомнила и записала многое, очень многое — больше чем иные за всю жизнь. Стрельбу, тихие убийства, грязные операции с деньгами, тайные казни, реки крови — все то, что другого бы привело в ужас, камера молча впитывала, не имея возможности закрыть объектив и не смотреть. Да, камера повидала много всего — взрывы, лучи дальномеров, ножи, пули…

Но эту пулю она не увидела. Сложно увидеть сверхзвуковую пулю 7.62 х 51, какие используются в огромном количестве различных винтовок по всему миру. Ту самую пулю, что выносит заднюю стенку черепа с расстояния в тысячу двести метров.

Сейчас расстояние было меньше, да и тонкий пластик корпуса — не черепная коробка. Поэтому когда пуля ввинтилась в объектив, камера просто разлетелась на мелкие осколки стекла, пластмассы и внутренних механизмов. Последнее, что сумела запечатлеть камера — крошечную вспышку на расстоянии метров семисот от здания. Вспышка эта была не больше огонька зажигалки, потому как пламегаситель H&K MSG-90 A1 срезает выхлоп почти полностью, делая снайпера совершенно незаметным даже после выстрела. Правда, надо еще уметь обходиться одним выстрелом.

Кидок умел. И даже отсутствие привычного индикатора патронов в левом нижнем углу обзорного экрана не смущало, и даже непривычное строение оптического прицела не мешало.

— Фрейд, валяй, — тихо сказал он в гарнитуру и медленно поднялся со снайперской позиции на одно колено, не сводя взгляда с воображаемой нити, туго натянутой между срезом ствола винтовки и нарисовавшимся на фоне белоснежной стены силуэтом. Фрейд в одно движение перетек к воротам и начал сноровисто лепить на зазор между створками пластит. Кидок держал его в поле зрения, готовый при любом лишнем движении сменить линию огня и, поймав в перекрестье прицела голову нарушителя, спустить курок.

Но Фрейд знал свое дело не хуже Кидка. За те четыре секунды, что он минировал створки, никто во дворе так и не появился, а значит тревогу поднять не успели. А если повезет — то и потерю так мешавшей еще минуту назад камеры пока не заметили.

Как только Фрейд сделал первый шаг прочь от заминированных ворот, Кидок присел, укладывая винтовку на землю, и с низкого старта рванулся вперед — к напарнику.

Фрейд нервно играл пальцами на рычаге детонатора. Одно движение — и ворота будут снесены направленным взрывом. Фрейд был хмур и угрюм и Кидок его понимал — отсутствие привычного интерфейса всегда напрягает, а в моменты операций — особенно. Это непривычно, неудобно и, в конце концов, просто опасно — когда ты не знаешь, сколько у тебя патронов в остатке и сколько здоровья до смерти. Кидок метнул быстрый взгляд вверх, туда, где обычно светился цветовой индикатор вида снаряженных патронов. Метнул и поморщился — точно, его тоже нет.

Нет, это однозначно пора исправлять.

Кидок дернул клапан особого, помеченного радужной полосой, кармана разгрузки и достал из него таблетку в прочном синем пластиковом блистере. Еще две секунды он потратил на то, чтобы извлечь ее, и только тогда, дрожащими от волнения руками он засунул ее в рот. Фрейд рядом как зеркало повторил его движения — даже так же чуть не уронил таблетку по пути ко рту.

Кидок проглотил горько-сладкую таблетку и посмотрел на ворота. Если верить брифингу, прямо за ними начиналась высокая лестница, петляющая по всему зданию. Сделано это было, вероятнее всего, для предотвращения возможного штурма — на узкой лестнице да под шкальным огнем сверху вниз множество атакующих просто захлебнется и потерпит сокрушительное поражение. Эта лестница была единственным необходимым защитным сооружением здания. Но в переложении на Кидка и Фрейда она же становилась прямой и ровной дорогой прямо в тыл противника.

Ведь лучшие результаты их команда всегда, всю игровую жизнь, показывала как раз на карте ctf_stairway, полностью состоящей из таких лестниц.

Кидок закрыл глаза и принялся досконально, до мелочей вспоминать эту карту. Это всегда помогало таблетке быстрее и эффективнее подействовать.

Итак, карта. Респаун на общей командной площадке в огромном зале со стенами самых разнообразных цветов. Тут густо замешаны ультрамарин, охра, индиго, все семь цветов радуги и какие-то уже совсем невероятны кислотные, почти не приемлемые человеческому глазу, оттенки. Циклопические цветные амебы переплетаются и перетекают друг в друга, кое-где пронизанные тонкими черными линиями, что лишь добавляют контраста, и, подобно им, сами стены изворачиваются, ломаются и скручиваются, постоянно выпрыгивая из темных углов острыми гранями и подсовывая под ноги неожиданные препятствия. Чуть дальше от точки старта зал постепенно холодеет в оттенках, охра и корица уступают место лазури и ультрамарину с неизменными черными прожилками. Если потыкаться по углам этой части респауна, то можно разжиться неплохой броней и оружием, достаточно надежным для того, чтобы добежать до следующего тайника, а, может статься, и срезать пару фрагов по пути. Кое-где разбросаны и аптечки, но их частенько отключали в настройках сервера — считалось, что без них веселее.

Выход из зала только один — оплывшая, как и стены, арка, окруженная ореолом светло-коричневой, почти телесного цвета, краски. Дверей нет, и это даже к лучшему, иначе кто бы увидел белоснежную лестницу, вкривь и вкось, кое-как собранную из выбитых и выщербленных ступеней? А ведь как раз эта лестница и всяческие боковые ответвления, тупики и коридорчики и есть главная арена для кровавых побоищ. Но не отстрел чужих голов есть главная цель — каждая команда старается пробиться на чужой респаун и утащить оттуда вражеский флаг, успев еще и доставить его на свою базу и не словить при этом пулю в чайник. В сущности, пробежка туда и обратно, из одного беснующегося красками зала в другой, аналогичный. Иногда игра в пробежку и превращалась: если одной команде удавалось прорваться на чужой респаун, некоторое время они терроризировали противника, разряжая стволы в едва-едва успевших появиться врагов, пока один из команды бегает туда-сюда за флагом. Если такое случалось, раунд перезапускали, а команды перетасовывали.

Сейчас играем на вылет. Перезапуска не будет. И пусть команда противника более многочисленна, но Фрейд и Кидок слишком хорошо сыгранная пара. Слишком много патронов они на этой карте отстреляли и слишком много фрагов ими набили, чтобы проиграть. Нет, проигрыш — не вариант.

Итак, мы начинаем с респауна.

Взвыла сирена, возвещая о начале раунда, и спустя секунду грохнул взрыв. Даже с закрытыми глазами Кидок умудрился нахмуриться — взрыв? Откуда взрыв? Взрыва не должно быть. Но это было уже неважно, потому что Кидок открыл глаза.

Вот теперь все как надо. Все привычно и правильно. В левом нижнем углу счетчик патронов — одна полная обойма и еще восемь запасных. Над ним — синяя полоска типа используемых боеприпасов; значит — бронебойные. Справа вверху — силуэты доступного оружия, а под ним — показатели здоровья и брони.

Ну и, конечно, настоящим и правильным стало окружение. Не тем депрессивным тусклым серым экраном загрузки, что преследовал их между приемами таблеток, а единственно верным — разрывающих глазные нервы цветов краска на стенах и лестница, белая разбитая лестница, видная в оплавленную взрывом арку и ведущая в самое сердце кровавого цирка.

Кидок быстрым взглядом окинул ближайшие тайники и отметил, что ни оружия, ни брони не наблюдается — игра идет в самом сложном и жестоком режиме на вылет. Но это неважно, ведь в руках уже скалится газоотводными отверстиями любимая, знакомая до тысячной доли каждой характеристики G36, вторичкой служит восемнадцатый Glock, ну а на самый крайний случай имеется тяжелый Ka-Bar с вороненым клинком и полусеррейторной заточкой.

Все привычно и правильно. И даже счетчик фрагов уже обновился — винтовка гавкнула раньше, чем Кидок сообразил куда стреляет. Пальцы автоматически спустили курок, и первый же появившийся на лестнице враг словил свистящий кусочек свинца сечением5.56 миллиметрови сломанной, плохо проработанной рэгдольной моделью сполз по ступенькам.

— Минус, — тихо, но отчетливо произнес Кидок. Тут же тихо треснул фрейдовский P90.

— Минус, — подтвердил он, сняв второго охотника за фрагами, — Дернули.

И они дернули. Дернули так, что мало бы никому не показалось. Стены респауна смазались в одну фееричную в своем безумии экологическую нишу двух бойцов, лестница — белоснежный пусть к победе — рывком приблизилась, а гильзы, веером летящие из затворов, были подобны фейерверку в честь будущих победителей. И, как бешеный накручивался счетчик фрагов, и, как заведенные, шептали губы:

— Минус. Минус.

И каждый быстрый выстрел — один взорвавшийся череп, дыра в резерве патронов, прибавка к набору фрагов.

Перезарядка — доля секунды, которую надо провести за стеной, а не перед противниками. Нет времени на это? Хватай вторичку и разряжай всю обойму — потом поменяешь магазин. Шорох за углом — раньше, чем ты успеваешь понять, что услышал его, туда летит граната и счетчик фрагов увеличивается сразу на два. Когда у напарника кончается обойма, синхронно с ним уходишь с линии огня, прикрывая от возможного нападения.

— Готов.

И снова сыплются на пол десятки моделей врагов, в плохо проработанных текстурах которых тошнотворно вязнут ноги.

— Минус. Минус, — раздается в наушниках голос напарника, и ты отвечаешь ему тем же единственным словом.

Красная вспышка — и показатель брони падает сразу на треть. По привычке ищешь тайник поблизости, потом вспоминаешь, что ништяки отключены, и все, что у тебя есть это напарник, оружие и острая необходимость добраться до чужого респауна.

И тянутся лестницы, и продолжают поглощать друг друга сюрреалистические попугайские амебы на стенах…

Молчание затягивалось. Молчание было одновременно недоверчивым и снисходительным. Молчали двое.

Они стояли возле большого экрана на стене и, не издавая ни звука, наблюдали за тем, как два человека в черной экипировке и с оружием в руках пробивают, простреливают, прогрызают себе путь сквозь десятки врагов. Молчание было недоуменным потому, что очень уж странно они это делали — периодически отступая на добрую треть пройденного пути, а порой буквально прыгая на десятки метров вперед. Молчание было снисходительным, потому что прорывались же! И притом — в разы быстрее и качественнее, нежели это мог бы сделать кто-то другой.

— Ну, хорошо, — нарушил удивленно-недоверчивое молчание первый наблюдатель, — Вы меня убедили в эффективности ваших подопечных. Теперь хотелось бы узнать, как вы их привели к такому уровню подготовки.

— Штука в том, что мы их никуда и не приводили, — ответил ему человек в круглых очках и белом халате, из-под которого выглядывала жеваная рубашка, — Мы их такими получили. Почти такими. С незначительными отклонениями.

Первый собеседник, в военной форме и с погонами полковника на плечах, снова кинул взгляд на экран. Там один из бойцов как раз выпустил из рук автомат, но всего на мгновение, достаточное для того, чтобы выхватить нож и ударить в шею оказавшегося рядом врага. Уже через мгновение окровавленный клинок снова покоится в ножнах, а автомат — в руках бойца. Все произошло так быстро, что полковник едва уследил за движениями человека.

— Ну и кто они такие? — спросил он, глядя, как боец приседает, прикрытый трупом только зарезанного врага, молниеносно меняет магазин и, сбросив с себя тело и безостановочно стреляя, откатывается за угол.

— Эти двое — последние выжившие игроки клана «Реальность».

— Клана? — уточнил полковник, — Незаконное бандформирование?

— Нет-нет, что вы, — дребезжаще рассмеялся профессор. — Компьютерного клана. Команды игроков в компьютерные игры.

Глядя, как две мохнатые гусеницы, заменяющие полковнику брови, поползли вверх по морщинистой коре высокого лба, профессор глубоко вздохнул, словно сказочник перед началом длинной истории. Так и оказалось.

— Вы, видимо, не в курсе скандальной истории, произошедшей примерно полтора года назад, истории, которая получила громогласную известность в узких кругах. На мировом чемпионате по одной из компьютерных игр, в результате взлома центрального сервера игрового павильона, компьютеры, на которых должен был играть клан «Реальность», оказались заражены компьютерным вирусом. Диверсия была проведена противниками «Реальности», с которыми они должны были встретиться в финале, и проведена мастерски: во время матча частота смены кадров на зараженных компьютерах постепенно достигла запредельных значений, что, вкупе с сюрреалистическим и красочным дизайном игры, вызвало чудовищной силы приступ эпилепсии у всех игроков.

— А что заставило этот конкурирующий… э-э-э… клан? — Судя по еще плотнее сложившимся на лбу полковника складкам, это слово далось ему нелегко. — Клан, да. Что заставило их сделать это?

— Это вопрос второй. Если вкратце — просто противники «Реальности» прекрасно осознавали, что честным способом им не победить, вот и пошли на крайние меры. Но вернемся к делу. После перенесенного приступа эпилепсии клан в полном составе с дикими перегрузками мозга попал в реанимацию, где наблюдался неделю. За это время из шестерых игроков трое скончались, не приходя в сознание, еще одного вытащили, но его мозг уже не подлежал излечению и сейчас бедолага находится в вегетативном, проще говоря, овощном, состоянии. Оставшиеся двое реабилитировались, но заработали себе шизофрению в самой тяжелой стадии. С того момента они видели только уровни своей привычной компьютерной игры, а любой человек автоматически распознавался как член команды-противника. Мозги ребят застряли в их последнем матче, и в категории «Свой» их системы распознавания остались только члены команды, а учитывая, что из всего клана осталось только двое, моментально убить они не готовы только друг друга.

— Шизофреники? — мохнатые гусеницы оказались уже так высоко, будто собирались взлететь, минуя стадию куколки, — Это — шизофреники?!

На экране как раз один из бойцов, не успевая перезарядить автомат, кинул его в противника, сбивая тому прицел, моментально выдернул пистолет и пристрелил противника.

— Самые натуральные. Бывшие, правда. Когда мы их забрали, они едва не порвали троих профессиональных штурмовиков голыми руками, причем действовали хладнокровно и молча, что убедило нас: для них весь мир — компьютерная игра.

— Хоть это и трудно принять, но я осознал это с первого раза и мне незачем повторять. А что дальше было?

— Самое сложное, — профессор щелкнул пальцами, — но и самое интересное. Мы залечили их болезнь, так что отныне они не воспринимали весь мир как огромный полигон для стрельбы из нарисованного оружия. Но здесь нас ожидала другая проблема — оставаясь в полной уверенности, что весь мир — игра, но не находя привычных активных действий, они сочли происходящее вокруг лишь экраном загрузки, меняющейся картинкой, связывающей уровни. Да, с некоторой долей интерактивности — можно походить, присесть, попрыгать, — но зачем? Какой смысл в действиях, которые все равно ни к чему не приведут? Примерно так думали ребята, а посему ничего и не делали, бесцельно пролеживая целыми днями на своих койках, не делая никаких лишних телодвижений и ожидая начала игрового процесса. Тогда меня и озарила идея проекта Е37, или, как его ласково называю лично я, «нарконавты».

— Кстати, почему такое название?

— Чуть позже, если вы не против. Итак, мы изъяли этих ребят из лечебницы и целый год почти беспрерывно держали их в состоянии гипнотерапии, вкладывая в них умения, навыки и знания тактики, стратегии, различные схемы ведения боя и прочую информацию, которой они обладали и сами по себе, но не могли систематизировать. Кроме того, им прокололи четыре курса стероидов для приведения в толковую физическую форму.

— А стрелять? Стрелять они где научились?

— А вот это они и без нас умели, — развел руками профессор. — Это у них в крови — они стреляют без промаха и всегда только в голову. Основная часть их гипнотерапии была направлена на то, чтобы отучить их мозг воспринимать информацию с монитора, а стрелять — кликая на мышку. Со стрельбой вообще получился интересный казус: казалось бы, что нажатие на спусковой крючок, что клик на мышку — одно и то же движение пальца. Вроде бы — заставь их мышцы развернуть руку и все, дело в шляпе! Но как раз с разворотом и возникли особенные проблемы. Мозги ребят очень долго боролись, цепляясь за старые привычки, но, в конце концов, почти переучились. «Почти», потому что некоторая часть мозга все еще была уверена, что играет в игру и мыслила компьютерными мерками и понятиями, что не мешало им работать на всю катушку. Их сознание в фоновом режиме всегда помнит, сколько патронов в обойме, и при каждом выстреле рефлекторно минусует одну единицу. Они всегда знают, сколько попаданий еще выдержит бронежилет и какой тип патронов в данный момент заряжен. Все это, плюс те знания, которые им дали мы, плюс их собственное умение стрелять, плюс абсолютная хладнокровность и беспрецедентная точность, плюс умение работать парой — слияние их собственных умений и наших разработок и технологий и делает их проектом Е37.

— Нарконавтами, да. Так откуда такое название?

— Уверен, вы в курсе кто такие аргонавты, и об их похождениях тоже наслышаны. Так вот вся суть их путешествия, всей этой саги, в вечном поиске цели. Раз за разом, проходя через новые испытания, они достигали одной цели и тут же перед ними вставали новые. Вот и мы дали ребятам новую цель, каждый раз мы даем им новую цель, каждую операцию. Они получают стимул жить, экран загрузки наконец сменяется красочными уровнями, а в руках снова оружие. И они оживают и показывают невероятные результаты. Я всего лишь провел аналогию в названиях.

— Про аргонавтов я знаю, — кивнул полковник, — но не слышал, чтобы они перед очередным приключением глотали какие-то колеса.

— А это то, что дало первую часть названия нашего проекта, его осевой стержень, так сказать. Эти, как вы сказали, «колеса» — псилоцибин. Простейший и природный, а потому самый надежный и действенный галлюциноген. Без него ребята, даже нафаршированные патронами и стволами по самые уши, не убьют ни одного противника, да что там убьют, они и шагу лишнего не сделают. Псилоцибин, замешанный в эти таблетках с некоторой долей особого катализатора, действует за тридцать секунд, нанося сокрушительный химический удар по серотониновым рецепторам, и ввергает нарконавтов в глубокий «трип», снова вытаскивая наружу их залеченную, но не вылеченную, шизофрению. Экран загрузки наконец исчезает, вокруг снова уровни их любимой игры, а впереди — бесчисленные орды врагов. Пораженное психоделиком сознание отключается почти полностью, работа идет на сплошных игровых рефлексах.

— Они работают под кайфом?

— Грубо говоря, да. Именно это и является единственной причиной, по которой мы, увы, пока не в состоянии поставлять нарконавтов массово, — развел руками профессор, — Добровольцев на эксперименты с сознанием нет, а без экспериментов, с первого раза повторить то, что произошло с этими парнями, при условии шестидесятипроцентной смертности — увольте, я еще не настолько спятил.

— М-да… — протянул полковник, — Просто удивительно, они же месяцами сидят на базе, а операции длятся максимум полчаса, насколько я знаю. Их не удивляют такие продолжительные… э-э-э… Экраны загрузки?

— Видимо, просто от игры они получают столько удовольствия, что не успевают о том задуматься, — улыбнулся профессор, и оба снова устремили взгляды к экрану.

А на экране по прежним кислотно-цветастым коридорам с белыми ступеньками вместо пола рвались к победе два нарконавта.

— Минус…

— Минус…

— Минус…