Моя душа в твоем дыхании скрипки...

«Моя душа в твоем дыхании скрипки...»

1.

Был обычный летний день. В городе летние дни всегда тянулись долго и необычайно тепло. Лишь в конце ноября шел проливной дождь, а в конце декабря крыши домов полностью засыпало снегом. Но зима длилась недолго. После чего снова наступало золотое лето. Маленький городок стоял в небольшой долине, окруженной с одной стороны лесом, с другой стороны горами. Чтобы попасть в соседний город нужно было пройти по дороге сквозь горный перевал. В этом городке жили добрые, но далеко не богатые люди. Относительно стабильным положением люди обязаны губернаторскому дому. Седовласый губернатор отошел от королевского двора уже много лет назад. Граф Генри Ланкастрэд был очень умным, образованным и воспитанным человеком. Его мать была добропорядочной женщиной из знатной семьи, она выполнила свою главную роль в жизни — вышла за не менее богатого мужа. Отец графа был послом в одной далекой восточной стране, и помогал в решении дипломатических конфликтов королевскому двору. Сам же граф за дипломатические заслуги и блестящую карьеру очень быстро стал известен при дворе. К возрасту сорока лет граф женился на красивой и молодой девушке. Женившись, граф подал в отставку и стал губернатором города, который лежал в вечно зеленой долине на окраине королевства. Графиня Анна не совсем соответствовала образу аристократки тех лет. Она родилась в семье золотодобытчика в шахтерском городке. Но девушке по счастливой случайности удалось встретить на дороге уставших путников. Поскольку Анна росла в деревне, то превосходно управлялась с лошадью. Благодаря девушке, граф Ланкастрэд прибыл к месту новой службы без опозданий. Так он встретил дикую, деревенскую, но необычайно красивую девушку. Он женился на ней, несмотря на протест собственной семьи. Граф сумел проявить настойчивость, а сама же графиня отличалась очень строптивым нравом и свободолюбивым характером. Она практически сразу же заставила членов семьи Ланкастрэд видеть в себе истинную леди. Она появилась в день помолвки в фамильном замке с роскошной прической, в модном платье и дорогих украшениях. Держась уверенно и элегантно, она танцевала, общалась на равных со всеми гостями. Ланкстрэды были вынуждены признать ее достойной партией Генри. Анна была очень красива. У нее были длинные, блестящие, черные волосы, которые завивались на кончиках и обрамляли идеальное личико. Ее глаза светились зеленым блеском. В такую женщину невозможно было не влюбиться.

Жители города полюбили их сразу. Красота леди Анны всех пленяла, а ум графа Генри восхваляли. Сам граф полюбил город за его летнюю, вечно цветущую красоту, за его тишину и спокойствие, которая была так необходима в семейной жизни.

Через год у Графа и Анны родился первенец — сын. Мальчика назвали Гэбриэлом. С детства в нем проявлялся чрезмерно строптивый характер матери, однако природную сдержанность и воспитанность от отца он перенял. Генри сильно любил сына. Ему удалось воспитать слегка своенравного, но великолепного молодого человека. Гэбриэл был столь же красив, как и его мать. Высокий, с мускулистой фигурой, он унаследовал цвет ее зеленых глаз. Эти необычайные зеленые глаза были словно проклятием Анны и ее крови. Каштановые, сверкающие волосы небрежно падали ему на плечи. Он много улыбался и был похож более на мать. Строптивость характера не позволила отцу решить судьбу сына за него. Поэтому в возрасте восемнадцати лет вместо дворцовой службы, Гэбриэл — симпатичный юноша отправился в офицерский корпус, на время покинув родовое гнездо. Граф стал сильно скучать и тосковать по сыну. Судьба подарила ему настоящее чудо, не прошло и месяца после отъезда сына, как стало известно, что графиня снова ждет ребенка. Тогда граф еще не знал, что у них родится не просто девочка с удивительно красивым телом и лицом, но столь же красивым сердцем и душой. Граф осознал, что его дочурка принесет в этот мир настоящую музыку красоты. В тот день в лучах рыжего рассвета, он решил назвать дочь Генриеттой. Пока она росла, он даже подумать боялся о том, что она попадет во дворец. В лапы этой гнусной машины порока и интриг. Девочку обучали игре на фортепьяно, языкам и чтению, а также вокалу. И хвала богам девочка не унаследовала крутого нрава матери. Она радовалась всему и любила всех — людей, птиц, дождь и солнечных зайчиков. Ей очень нравилось петь, когда все словно завороженные, слушали ее в гостиной. У нее был хрустальных голос. Она тонко чувствовала любовь, царившую в доме. Любовь своего отца, который в ней души не чаял. Любовь брата, они много переписывались, хотя и не виделись. Любовь матери — чуткую и строгую. Любовь и доброту слуг и всех обитателей дома. Она была наивна и готова полюбить весь мир. Отец не хотел травмировать ее хрупкую душу, поэтому об ужасах реального мира предпочитал умалчивать. Поэтому ее место пребывания ограничивалось домом и вишневым садом за ним. К шестнадцати годом душевная красота девушки, не уступала внешней. Она распустилась словно благоухающая роза. У нее была тонкая талия и маленькая фигурка, шея с белоснежной и мягкой, словно шелковой, кожей. Алые, немного пухлые губки и аккуратный носик. Густые, блестящие, горящие огненно-рыжим цветом, волосы. И ласковые, нежные, бездонно зеленые глаза. Ее нежная улыбка и звонкий смех пленяли каждого. Ей завидовали все городские девушки, а молва о ее красоте докатилась и до дворца.

Граф Генри считал свою дочь даром судьбы. И поклялся защищать ее и оберегать любой ценой. Но он даже не догадывался о том, что ни чем не примечательный, солнечный день станет началом краха всей его жизни.

2.

Утро граф начал как обычно. Первым делом надев халат и взяв в руки свечу, он через коридор направился в спальню дочери. Потянув за ручку, он тихонько вошел в комнату.

— Генриетта, дочка ты уже проснулась?

— Да, папа. Не волнуйся. Я спущусь к завтраку.

— Ты хорошо себя чувствуешь, милая?

— Хорошо. Оденусь и приду.

Граф проводил подобную процедуру каждый день. Если дочь еще спала, то он открыв занавески, будил ее солнечными лучами. А если она уже встала, он интересовался ее самочувствием. Он жутко боялся, что она может заболеть.

Услышав ее звонкий голос, он успокоился и поплелся в свой кабинет. Гарольд — дворецкий принес ему туда утренний кофе и поинтересовался спустится ли граф на завтрак. Получив утвердительный ответ, слуга удалился. Граф прошел к шкафу и надел домашний камзол, а затем вернулся к столу и стал разбирать письма. Его кабинет находился рядом со спальней. И ничем примечательным от кабинетов дворян его ранга не отличался. Но на противоположной стене висел портрет красивой темноволосой девушки — его жены Анны. Серебристо-коричневая обивка стен, и персидский ковер на полу. Большая дубовая дверь с искусной резьбой. В центре комнаты стоял большой стол, обитый зеленым сукном, заваленный пергаментами и бумагой, письмами и книгами. По обе стороны от стола по стенам стояли книжные шкафы, доверху забитые книгами и мелкими безделушками. Безделушки — вещи, которые граф привозил из разных поездок. Статуэтки, драгоценные камни, предметы искусства, посуда и различные амулеты. Чуть подальше висела картина вишневого сада, ее нарисовала сама леди Анна. С другого конца под портретом графини стоял маленький хрустальный шкафчик-витрина. В нем стояли фигурки из золота и драгоценных камней — коллекция графа. С его стороны стояло глубокое кресло с высокой спинкой с золотисто-красной обивкой, а по другую сторону стола стояли два стула поменьше. К одной из книжных полок приставлена стремянка. Справа от стола стоял небольшой красный диванчик, на нем лежал десяток подушек с красивой вышивкой. В кабинете всегда царил полумрак. Здесь граф мог побыть один наедине со своими мыслями.

С думами пришлось покончить, граф вспомнил о завтраке. Спустившись по дубовой лестнице на первый этаж, он прошел в гостиную, а затем через открытые панельные двери в столовую. В столовой, помимо большого стола с венецианской скатертью и двенадцатью стульями с бархатными подушками, висело множество картин. Граф не любил эти картины. Когда он обедал, ему казалось, будто они все наблюдают за ним. Графиня уже сидела за столом. Ее лицо с годами немного осунулось, под глазами виднелись морщинки, но в целом она была все также красива. На графине было вельветовое, темно-синее платье, расшитое белыми кружевами. Черные волосы заплетены в высокую прическу. Граф поймал себя на мысли, что строгий вид Анны его пугает.

— Где молодежь? — спросил он вслух. И на ступеньках зазвучали женские голоса.

Две кузины-близняшки Жоржетта и Жанетта жили вместе с Генриеттой. Они имели совершенно другое воспитание. Они мечтали блистать на королевских балах, постоянно упрекая Генриетту за любовь к загородной глуши. На них были легкие кремовые платья и высокие прически, как у леди Анны. Последней к завтраку спустилась Генриетта. Ее улыбка сразу прогнала темные мысли графа. Лучший мастер из столицы делал для Генриетты платья, отец не скупился ради дочки. На ней было надето приталенное, расклешенное платье из голубой ткани с золотой вышивкой и красивыми узорами.

На завтрак подавали французские булочки и омлет, а затем горячий шоколад. Графиня, допив, мягко обратилась к дочери:

— Дорогая, не споешь нам?

— Конечно. Идемте в гостиную.

Генриетта вспорхнула из-за стола и поблагодарив слуг, убежала в гостиную. Большая гостиная, она же зал для танцев, была оформлена в кремовых тонах. Золотой паркет и зеркальный потолок. В дальнем конце комнаты стоял черный рояль. На противоположной стороне стояли ширмы в восточном стиле, а рядом с ними три бархатных дивана с цветочной обивкой. Графиня и граф уселись на диван, а девушки суетились рядом с роялем. Генриетта попросила Жоржетту сесть за рояль, чтобы она сама могла петь. Кузина играла скверно, по мнению графа Генри, но прекрасное пение Генриетты с лихвой восполняло плохую игру кузины. Она стояла рядом с роялем и пела:

— В краю, где восходит рассвет, над огнями лучей. Янтарный рассвет, ты как с неба спасительный дождь… спасешь от тьмы, пустоты, ночи и марка. Очнись! И вставай же навстречу судьбе. Новый день ты начни, озаряя собой….

Она пела строчки из какой-то романтичной сказки. Банальные строчки из еще более банальной книги, но на глазах у графа заблестели слезы. Граф лишь хотел уберечь ее и ничего больше. Ее голос, словно звенящий поток горного ручья. Он проникал в самую душу.

— И храбрым ты свет подари, чтобы любовь им было искать не так тяжело. Очнись и согрей… мой любимый рассвет. Мой спаситель рассвет. Очнись и верни из тьмы сновидений ночных…

Пока ее голос разносился по гостиной, никто не заметил как в гостиную вошел юноша. Это был Гэбриэл. Он взял увольнительную на две недели, чтобы впервые за годы разлуки увидеть сестру. Ему исполнилось тридцать пять. Он возмужал, и офицерский камзол ему очень шел. Все это время они переписывались. Они очень любили друг друга, и Генриетта очень ждала брата. Он вернулся вовремя, на следующей неделе граф устраивал прием по случаю семнадцатилетия Генриетты. Гэбриэл, словно завороженный стоял, облокотившись на дверь и слушал. Он хранил все ее письма, написанные ровным подчерком. Он рассказывал всем своим друзьям, что у него необычайно красивая сестренка, и он не ошибся.

— Браво! Ваш голос чарующе красив. Но впрочем, ваши чары голосом не ограничиваются. Сестрица, — не выдержав, прервал он ее в шутливой форме.

Она секунду стояла на месте, а потом вспорхнула, словно бабочка и кинулась обнимать брата.

— Гэбриэл! Как ты мог не предупредить нас, что приедешь! Срочно нужно звать слуг ты, наверное, голоден! — воскликнула графиня.

— Мама, да мне не хочется есть! — ответил молодой человек и улыбнувшись, поцеловал мать.

Отец со строгим выражением лица пожал ему руку, так как все еще был обижен за самовольный поступок сына. Но потом прослезился и обнял сына.

— Вырос, так вырос! — восторгался граф, а когда Генриетта подошла и встала рядом с братом… Графиня поняла, что у нее самые красивые дети на всем белом свете. А главное, они вместе и дома. Разве может быть для родителей лучшая награда?

Гэбриэл отвлекся, чтобы поприветствовать кузин, и снова вернулся к сестре:

— Ты собиралась сыграть? Боюсь, если Жоржетта и дальше будет мучить клавиши, то все петухи на заднем дворе передохнут.

Генриетта рассмеялась и села за рояль. Гэбриэл сел рядом с ней и зачарованно наблюдал, он всегда скучал по ней. Она играла без нот, легко запоминая даже трудные произведения. Игра была мягкой и невесомой. Графу Генри не хотелось прерывать ее, но нужно было поговорить с сыном наедине. Он встал, и подойдя, шепнул ей на ухо:

— Сходите-ка в сад с девочками, а Гэбриэл скоро к вам присоединится. Ты просто великолепна!

— Спасибо, папочка.

Генриетта немного расстроилась, конечно, она теперь хотела болтать с братом часами напролет.

— Я скоро вернусь. Не грусти, я вернусь и принесу тебе подарок.

Она повеселела, и пожелав графине хорошего дня, выбежала в сад. Кузины были крайне расстроены, что молодой офицер обращает внимание только на свою сестру. Если подумать, им не сладко в обществе Генриетты. Зависть, все вокруг только и делали, что беспокоились о Генриетте. Они не улыбались слугам, потому, что считали подобное ниже своего достоинства. Она всегда получала самые дорогие подарки и делала, что хотела. Кузины, выезжавшие на балы, знали, что лучшие женихи борются за возможность увидится с ней. А она же все время витает где-то в облаках. Они спрашивали ее о браке.

— Я не хочу замуж. Я хочу «необыкновенной» любви, — отвечала она им.

3.

Граф сел за стол и усадил сына перед собой.

— Гэбриэл, ты ведь хочешь поговорить о свой дальнейшей карьере, деньгах или же женитьбе, наконец? Неужели нашлась невеста? — но он прервался, поймав неодобрительный взгляд юноши.

— Нет. Поговорим о Генриетте.

— Ангел, да?

— Да, несомненно. Она была где-нибудь кроме города?

— Нет. А к чему ты спрашиваешь? — граф пытался отговориться, но к чему клонит сын понимал, как никогда.

— Почему она ни разу не была во дворце? Ты не хочешь показать ей мир за городом? Она станет невестой самого короля!

— Этого никогда не будет! Никогда!

— Почему?!

— Хочешь, чтобы я ответил?! Ну, ладно…

Граф встал и зашагал к стеклянному шкафчику с весьма грозным видом. Он вынул оттуда фигурку стеклянной балерины и вернулся за стол. Порывшись в нижних ящиках стола, он вынул колбу. Внутрь положил перьевые отмычки, металлические скрепки, щипцы и прочие железки. Хрустальную фигурку он также опустил внутрь колбы.

— Представь себе, что балерина — наша Генриетта. А железки — королевский двор. Двор с его интригами, пороками, проблемами, бесконечными балами, и послами. Король, увидев Генриетту, разведётся с женой. Двор получит колоссальную встряску. Теперь, смотри.

Граф встряхнул колбу и хрустальная фигурка разбилась на множество кусочков.

— У тебя все еще есть желание отвезти ее туда? Но знай… Никогда тебе не прощу, если с ней что-то случится.

— Отец, прости меня. Я не видел Генриетту много лет.

— О чем ты?

— Рано или поздно, зло придет и сюда. Я приехал сюда, сразу после выполнения одной миссии. Папа, на севере столицы были совершены несколько убийств. Мы должны были найти преступника, мы гонялись за ним, загоняя его на юго-восток. Он никогда не появлялся в столице. Но во всех остальных городах он убивал…

— Серийные убийства в королевстве не такая уж и случайность.

— Все жертвы были молодыми девушками в возрасте от двенадцати до семнадцати лет. Они умерли от потери крови, следов ран на теле не обнаружено, из них будто выкачали всю кровь. Девушки были очень красивыми, из семей богатейших аристократов. Я приехал, чтобы защитить Генриетту. Ей угрожает страшная опасность, но отвези мы ее во дворец, было бы намного разумнее.

Граф потерял дар речи, после рассказа Гэбриэла. Лицо побледнело, граф почувствовал, как сжалось сердце.

— Генриетта, — устало выговорил граф. — Сколько у нас есть времени?

— Может месяц…

— Мы отпразднуем ее День Рождения. А потом что-нибудь придумаем.

Вишневый сад на заднем дворе перетекал в уютный парк с видом на долину, а затем шли две небольшие аллейки с акациями. В центре стоял маленький фонтанчик с фигуркой плачущего ангела. Кузины быстро удалились, и Генриетта осталась одна. Она свесила ножки, касаясь холодной воды. Напевая песню, она слышала, как щебечут птички. Легкий ветерок ласкал теплую кожу. Цветущий аромат вишен всегда настраивал ее, когда она собиралась петь или играть на скрипке. Парк и сад были для нее самым любимым и родным местом. Сама природа будто пела вместе с ней, отвечая на ее чувства — любви, нежности и грусти. Генриетте было необходимо одиночество, чтобы побороть внутреннее волнение. Она попросила, чтобы слуга принес ей скрипку. Она опустила руку в воду, и быстро выдернула.

— Холодная!

Слуга принес черный футляр со скрипкой. Она поклонилась и поблагодарила:

— Спасибо, Гарольд.

— Не благодарите, мисс Генриетта.

— Гарольд, не готовьте на ужин грибной суп, а то папенька расстроится.

Слуга засмеялся и поклонившись, ушел в дом.

Генриетта положила футляр рядом с собой. Бархатный и черный. Открыв футляр, она осмотрела скрипку. Однажды она проснулась и обнаружила ее на своей кровати. Скрипка сделана из светлого дерева и покрыта золотым лаком. Струны блестящие и туго натянутые. На обратной стороне черной тушью было выведено — «Любимой Генриетте».

Из всего, что она умела, игра на скрипке нравилась девушке больше всего. Скрипку она полюбила с первого дня, как увидела. Она хранила ее и бережно ухаживала за ней. И поэтому игра на скрипке удавалась ей лучше всего. Через смычок она выражала свои истинные чувства, скрипка преобразовывала их в прекрасную музыку.

Удивительно было лишь то, что лучшая музыка получалась у девушки в моменты печали. Что же могло ввести в глубокую печаль столь беззаботное и очаровательное создание? Конечно же любовь… желание необычайной влюбленности. Генриетте всегда казалось, что молодые люди, встречавшиеся ей, дивились ее красоте, им не было дела до ее чувств. Ей хотелось полюбить необыкновенного человека. Того, кто будет ласковым и строгим одновременно, страстным и в тоже время очень нежным. Она хотела, чтобы он любил музыку скрипки, как и она сама. Никому она не могла рассказать того, что с ней происходило. Она казалось влюбилась в мимолетную тень воображения. Иногда она так пугалась своих чувств, что плакала, не в силах сдержать печаль.

Она тяжело вздохнула, лучи солнца заиграли в ее рыжих волосах, она заиграла. Гэбриэл, стоявший у ворот, так и не решился войти в сад. Ее музыка была полна волнительных переходов. Брат понимал, что сестра обеспокоена чем-то, но он не мог понять, чем же. Генриетта играла, не замечая ничего вокруг. Она представляла себе красоту окружающего мира и играла. Игра становилась еще более грустной. Вдруг девушка перестала играть, подул холодный ветер.

— Какой странный ветер. Будто шепчет что-то и я не могу разобрать, — сказала она, и не успев задуматься, увидела шагающего к ней брата.

Она откинула тоску и возникшее внезапно беспокойство, они с братом сели у фонтана.

— Красивый сад, я помню его еще не таким. Здесь ничего не росло. Но как только ты появилась в этом доме, все зацвело.

Она улыбнулась и положила ему голову на плечо.

— Не уезжай больше, брат. Я так скучала по тебе. Когда вся семья вместе… мне спокойнее.

— Я не уеду, Генриетта. Клянусь, — молодой человек вздохнул. Он много чего насмотрелся на службе. Генриетта казалась ему из-за этого еще более беззащитной.

— Как насчет подарка? — лукаво поинтересовалась она.

— Забыл! Закрывай глаза!

Он порылся в карманах камзола и вынул тоненькую цепочку. На ней был закреплен камень в виде капельки необыкновенного, бело-лунного цвета.

— Повернись и подними волосы.

Покорно выполнив указание, она собрала волосы в хвост. Они пахли медом и апельсинами. Гэбриэл застегнул замочек, девушка почувствовала на шее нечто холодное.

— Открывай!

Она схватила рукой камушек и опустила голову, чтобы осмотреть подарок.

— Прелесть! Что же это?

— Лунный камень. Они редки. Их не считают драгоценными. Но есть легенда, что это осколки луны. Они приносят любовь и счастье.

— Интересно… спасибо! — она была счастлива, как-никогда. — Пойдем в дом! А то мама и папа успели заскучать.

— Ты права, Генриетта? Пообещай мне одну вещь?

— Конечно. Все, что угодно ради тебя.

— Не снимай его, — Гэбриэл хотел хоть как-то заверить ее, что все будет хорошо.

— Как скажешь! Гэбриэл, ты же защитишь меня, верно?

— Будь уверена, сестренка.

4.

Все следующие дни семейство графа Генри было занято приготовлениями к празднику. Гостиная дома постоянно была полна гостей. То приезжал гонец с письмами от приглашенных, то кондитер, то швея. Граф с особой тщательностью составлял список приглашенных гостей, никто из приближенных к королю не должен был попасть на праздник в дом графа. Погрузившись в дела, граф не заметил, что Генриетта будто захворала. Она много грустила и практически не выходила из сада. Один лишь Гэбриэл заметил изменения, но поделать уже ничего не мог. Время званного праздника приближалось.

В утро Дня Рождения Генриетта проснулась радостной и беззаботной. В гостиной уже украшали столы и завозили цветы. Граф бегал из комнаты в комнату, пытаясь контролировать подготовку, графиня распоряжалась на кухне, а Гэбриэл был занят в пристройке для гостей. Не успела девушка открыть глаза, как отец уже начал ее поздравлять и подарил первый подарок — праздничное платье. Служанка Марта внесла платье.

— Папа! Красота! — воскликнула она, и принялась за осмотр платья.

Длинное бальное платье с широкой юбкой, но без корсета. Отец знал, что она не любила корсеты. До талии шла белая шелковая ткань, на талии лента причудливого изгиба, которая завязывалась в узелок. А пышная юбка состояла из нескольких слоев белой и серой тканей, а сверху шел конечный слой, сплетенный из отдельных ниток, они образовали узор синих цветов. К платью прилагались перчатки серо-синего цвета и бриллиантовая диадема. Граф немного успокоился, потому, что Генриетта была очень довольна подарком.

— Служанка принесет тебе завтрак. Первые гости приедут к обеду, так что можешь еще полежать.

— Нет, я лучше спущусь и буду помогать.

— Генриетта! Ты меня расстроить хочешь? Мы справимся и без тебя.

— Ну, хорошо. Тогда я просто спущусь и поиграю вам.

— Ладно. Уговорила.

Генриетта спустилась вниз и стала играть на рояле. Работа в доме закипела еще быстрее. Незаметно пролетел не один час. Генриетта устала, и поднявшись наверх, уснула. В последнее время она быстро утомлялась. Марта разбудила ее, чтобы начать одеваться.

В гостиной уже были гости. Гэбриэл со своими товарищами. Их было двое. Молодые люди решили навестить своего друга. Сначала граф пришел в ужас. Они не были в его списке. Но, убедившись, что люди они приличные, перестал возражать. Гости прибывали. Наконец, после безвкусно одетых кузин на лестнице появилась и сама Генриетта. Ослепительная рыжеволосая красавица в бело-синем платье спустилась к своему отцу.

— Уважаемые гости! Моя прелестная, дорогая Генриетта.

Девушка сделала реверанс, а гости захлопали. Гости стали подходить и поздравлять девушку, осыпая ее комплиментами. Она отвечала всем поклоном с легкой улыбкой. Легкую неловкость она ощутила, когда к ней подошел молодой человек в форме, как у ее брата. Они были примерно одного роста. Молодой человек был немного худощав.

— Мисс, я был наслышан о вашей красоте. Но даже не представлял себе, что рассказы Гэбриэла настолько правдивы!

— Простите, но мы кажется не знакомы, — спокойно спросила она.

— Нет, прощу прощения. Меня зовут Роан Линдерман, служу с вашим братом.

— Ясно. Что ж извинитесь перед братом в таком случае. А теперь извините, я должна идти.

Он хотел пригласить ее потанцевать, но подошел слуга, держа в руках черный футляр. Она аккуратно вязла его и отправилась через гостиную в сад. Роаном овладело любопытство и он последовал за ней.

Желание сыграть на скрипке возникло у нее спонтанно. На улице уже сгустились сумерки, сад освещал только яркий свет из гостиной. Она не спеша пошла к фонтану. Первые ноты дались ей тяжело, она не могла поймать нужное настроение для игры. Она глубоко вздохнула и вновь принялась водить смычком по струнам. Чем больше девушка успокаивалась, тем красивее и мелодичнее становилась музыка скрипки. Она не знала, что Роан наблюдает за ней. Он уже был в нее влюблен. Но она никого не замечала. Она слилась воедино со своей музыкой. Ее чувства полностью переросли в музыку. И вдруг ее словно остановил порыв ветра еще сильнее, чем в прошлый раз. Она точно расслышала в сильном ветре «Остановись». От фонтана она побежала к аллее и остановившись, ощутила холодное прикосновение к своему плечу. Она вскрикнула, но обернувшись никого не увидела. Сердце бешено колотилось, девушка вернулась к фонтану. Футляр и скрипка были на месте, а еще там была роза. Алая роза… Генриетта схватила скрипку и убежала в дом. Может кто-то из гостей решил пошутить? Страшно и одновременно любопытно. Что за мистический поклонник с красными розами? У Генриетты закружилась голова, пришел Гарольд с бокалом воды.

— Гарольд! Вы меня спасли! Отнесите скрипку наверх. Нужно идти к гостям.

— Мисс, с вами все хорошо? Последнее время вы чаще выглядите скорее грустной, чем счастливой. Вы же так обрадовались приезду брата!

— Сама не знаю. Только умоляю, Гарольд… ничего не говорите моему отцу.

— Не печальтесь и он не будет. Разумеется, я ему ничего не скажу.

— Ладно, пора удивлять гостей!

— Конечно, это ваш праздник!

5.

Праздник был в самом разгаре. Гости после ужина танцевали под игру Генриетты на рояле. Самый красивый танец был Генриетты и Гэбриэла. Аристократы не переставая твердили графу о красоте его детей. Граф был не сказано рад, что праздник удался на славу. Пока гости заворожённо слушали Генриетту, Гарольд подкрался к графу. Слуга что-то шепнул на ухо Графу и тот побледнев, в надежде бросил взгляд на графиню. Граф Генри стремительно покинул гостиную, Генриетта прервалась, но увидев кивок матери, продолжила играть.

— Граф, вас ожидают в гостиной. Он говорит, экипаж пережил нападение, и им пришлось проехать через ближайший город… — Гарольд продолжал говорить Графу, пока тот шагал до прихожей.

— Хорошо, понял я! Идем же!

Когда они дошли до дверей, Граф вздохнул и вошел внутрь. У окна стоял мальчишка лет пятнадцати, его камзол был порван. Мальчик страшно напуган.

— Вы, граф Ланкастрэд? — пропищал он тоненьким голосом.

— Да. Что произошло?

— Я от господина. Он знает, что вы губернатор этого города. Мы ехали в обход в столицу, но на нас напали лесные волки. У нас много раненных в страже, и ночь близится. Господин Себастьян принял решение остановиться на ночлег у вас.

— Господин Себастьян…

— Да, Его Высочество, брат Его Величества Короля — господин Себастьян Хифлер. Я его слуга Алор.

Выражение лица графа приобрело прискорбный оттенок. Аристократы — черт с ними. Но брат короля?! Генриетта обречена… Мысли в голове графа перемешались. Нужно спрятать ее… срочно, быстрее спрятать… но куда?!

— Граф?! — встряхнул его Гарольд.

— Мальчика, Гарольд, проводите на кухню, накормите его и переоденьте. Прикажите готовиться к приезду Его Высочества Себастьяна. Генриетту отвести в ее комнату, это все… конец… — граф поплелся в свой кабинет. Вернуться к гостям он не мог.

Обездвиженный, он упал к себе в кресло. Лишь одна свеча горела на столе, превращая комнату в слабоосвещенную тьму. Граф не мог собрать мысли, все рушилось. Страшно. Что делать? Как спасти самое дорогое и ценное?

И вдруг из темноты раздался холодный, высокий голос с усмешкой:

— Ха. Ну, привет, Генри!

Из темной части комнаты сначала показалась тень, а потом и сам обладатель таинственного голоса. Высокий блондин. Молодой юноша, на вид ему было не больше девятнадцати, у него были короткие светлые волосы. Он был одет в длинный красный плащ с рубиновыми заклепками. Расстегнутый плащ открывал белую шелковую рубашку, верхние пуговицы которой не были застегнуты. Лицо незнакомца скрывала остроконечная красная шляпа. Он бесшумно сел в кресло напротив лорда Генри. Граф будто увидел саму смерть. Незнакомец снял шляпу, у него было очень красивое и одновременно злое выражение лица. Зловещая улыбка играла на его бледных, словно мрамор, губах. Пальцы скрывали белые перчатки. Весь его вид излучал опасность и силу.

— Как… как, ты… — граф даже говорить не мог.

— Брось, Генри! Не думаешь же ты, что я прошел сквозь парадные двери? Я могу появиться в любом месте и хотелось приватной беседы с тобой.

— Зачем? Зачем ты явился сюда? — спросил граф уже настойчивее, избегая называть визитера по имени. Однако, стало ясно, что граф знаком с таинственным гостем.

— Так ты встречаешь старых друзей? Когда друзья милосердно приходят тебе на помощь. Верно? — парень провел рукой по своей шляпе и еще раз ухмыльнулся.

Графа замутило. Он боялся даже на миллиметр придвинуться к молодому человеку.

— Я не просил тебя о помощи.

— Нет! Ты звал на помощь! Умолял о любой помощи! И я твой зов услышал, хоть и зима в фамильном замке радовала меня куда больше. Но все-таки я здесь.

— Только не ты. Ты мне ничем помочь не можешь.

— Могу. Ты спас одиннадцать лет назад мою сестру от смерти. Я здесь, чтобы вернуть должок. Моя сестра убивала для меня крыс и ее чуть было не сожгли, как ведьму. Я был слишком мал, чтобы кормиться самостоятельно. Но времена меняются. Ты постарел, а я теперь останусь таким молодым и сильным навсегда.

— К чему… моя дочь… я должен ее спасти, — граф не успел договорить. Молодой человек в красном плаще ухмыльнулся и сверкнули его идеально ровные белые зубы.

— Вот! Твоя дочь… я могу спасти ее…

Граф побледнел и взревел:

— Что?! Чтобы я в здравом уме отдал ее тебе?! Ты же чудовище!

— Я не сказал самого важного, Генри, — незнакомец продолжил, как ни в чем не бывало. — Предположим, что ты спрячешь Генриетту и брат короля уедет, так и не узнав о ней. Но есть одно маленькое… дополнение… Помнишь убийства девушек вблизи столицы? Убийца скоро будет здесь. Вам его никогда не поймать. Ибо он — один из ликан, хм… оборотней, иными словами… я не буду его ловить пока не получу указания от Ордена Зари. Но он очень силен, и ему нужна кровь юных дев! Даже представить себе не могу, как он изуродует тело твоей дочурки.

Граф встал со стула уже весь пунцовый:

— Заткнись, Лекард! Я не отдам ее тебе!

Лекард — так звали высокого блондина в красном плаще. Он снова и бровью не повел, словно не замечая гневных всплесков графа.

— Подумай? Сунется ли грязный оборотень в родовой замок вампиров Алельерд, который к тому же находится высоко в заснеженных горах? Зная, что я в замке, никто из псов туда не сунется. Как бы не был велик соблазн испить крови твоей дочери…

— Зато у тебя он будет! Ты такой же монстр, только обученный приличным манерам!

— Генри, Генри… я не так ограничен, чтобы пить кровь молодых девушек. Я добываю пропитание только в бою. Генриетта никогда не лишится своей бессмертной души в замке Алельерд.

— Чтобы ты согласился защищать ее просто так? Что тебе нужно взамен?

— О, назревает диалог! Пускай она станет одной из моих жен.

Граф стал терять ясность ума. Он ненавидел. Ненавидел это холодное, расчётливое существо напротив. Как он сможет отдать Генриетту мерзкой твари вроде Лекарда? Из глаз графа потекли слезы, вампир загнал его в ловушку.

— Решай быстрее, Генри. Экипаж Его Высочества прибыл в деревню. Я слышу их… с минуты на минуту они будут здесь. Хочешь спасти Генриетту? Отдай ее мне…

— Я люблю ее. Не могу. Только не на такое… не смогу ее обречь на такое…

— Генри, они уже здесь! Решай же!

Граф совсем обезумел, огонь ярости в его глазах померк:

— Обещай… обещай мне, что с ней ничего не случиться! — граф понимал — медлить больше нельзя.

— Даю тебе слово рыцаря Ордена Зари…

6.

Генриетта очнулась и ощутила, что у нее из воспоминаний будто вырезали кусок. Воспоминания о вчерашнем вечере у нее отсутствовали. Она проснулась в незнакомой комнате, в том же платье, в котором была вчера, но в совершенно незнакомом месте. Высокая кровать с пологом и кружевными занавесями, подушки с вышитым вручную узором. Она не кричала. Кричать и придаваться горю уже было бессмысленно. Комната, хоть и маленькая, но очень богато обставлена. Единственное, что пугало — широкие красные занавески, которые полностью погружали комнату во тьму. На прикроватном столике горел подсвечник с множеством свечей. Стены и пол из холодного мрамора. На полу лежал шерстяной ковер, в мраморе играло отражение пламени от камина. В углу позолоченный столик и высокое кресло. Она устало вздохнула. Неужели, меня похитили? — промелькнула мысль в голове у Генриетты. Она взглянула на тяжелую дубовую дверь. Такую дверь вообще можно сдвинуть с места? Она схватилась за амулет, подаренный Гэбриэлом, все еще на ней. Девушка закрыла глаза и представила себе вишневый сад с фонтаном. В замочной скважине скрипнул ключ и тяжелая дверь распахнулась. На пороге стоял низкорослый человек с неестественно бледным лицом.

— Мисс Ланкастрэд. Наденьте повязку и следуйте со мной. Лорд Алельерд желает вас видеть.

Генриетта не знала, что делать. Вести себя вызывающе или смиренно. Человек на пороге не решался войти внутрь.

— Я бы на вашем месте поторопился, мисс. У лорда плохое терпение.

Она почувствовала холодную руку человека, который вел ее сквозь загадочный замок. Глаза девушки были завязаны плотной, черной повязкой, но она слышала шепчущие голоса вокруг. Она не решилась даже подумать о том, кому принадлежали эти голоса. Вскоре девушка услышала как скрипит еще одна дубовая дверь. Из-за двери повеяло дурманящей теплотой, Генриетта стянула повязку с глаз. Она находилась в огромной библиотеке, единственным источником света в ней был притушенный свет в канделябрах на стенах. Повсюду стояли стеллажи из красного дерева. В дальнем конце горел камин и в нем потрескивали слабые языки пламени. Стены увешаны богатыми коллекциями холодного и огнестрельного оружия. Посредине нагромоздились плотно прижатые четыре дивана из черного бархата, а между ними маленький стеклянный столик, заваленный грудой пергаментов и свитков. Генриетта отогрелась, но ее не покидало странное ощущение не реальности происходящего.

— Извини, я был занят, поэтому не смог тебя встретить раньше.

«Ни приветствия, ни представления» — подумала про себя девушка. Она обернулась на тихий голос. В библиотеку вошел юноша в белой рубашке и красной жилетке. Он был высок и хорошо сложен, и выглядел даже симпатичнее ее брата. Молодой человек пригладил непослушные золотистые волосы. Он не старше меня! — промелькнуло у нее в голове.

— Меня зовут Лекард. Лорд Лекард Алельерд.

— Почему я здесь, Лорд Лекард? И где мои родители?

— Ты не вернешься домой. Видишь ли, твой отец попросил меня охранять тебя от опасности, и поэтому ты останешься здесь в моем замке.

— Я ваша заложница? — она еле-еле сдерживала слезы. Каков наглец! Привел ее сюда, да еще и так разговаривает! Даже если он в таком возрасте уже Лорд, не дает ему права вести себя так высокомерно!

— Нет… а, повязка? Ты сможешь скоро погулять по замку, когда гости разъедутся.

— Я вам не верю. Отвезите меня домой!

Он был спокоен, но Генриетта уловила злость в его лице.

— Это невозможно! Ты останешься здесь, Генриетта! Я не намерен больше обсуждать эту тему, — он немного смягчился. — Лино будет за тобой ухаживать, он твой слуга, — маленький человечек вошел в дверь и поклонившись, остался в темноте. — Лино! Отведи мисс Ланкастрэд в ее комнату. Подашь ужин, когда она попросит.

По щекам Генриетты скатились слезы, с ней еще никто не разговаривал так грубо. Лино увел ее. Лекард налив себе напиток из графина, тихо произнес:

— Глупая! Если бы ты только знала, на что я готов ради твоей любви. Я даже привез тебя сюда, чтобы уберечь от ликан!

Лекард был в нее влюблен, но отчётливо понимал, что подобная любовь запрещена. Любовь к человеку, в мире Лекарда запрещена. Он подвергает род и Орден Зари риску, притащив ее сюда. Хуже всего если обо всем узнает его старшая сестра — Амина. Но выбора нет она должна остаться здесь. Конечно, на ответную любовь он не рассчитывал, но можно попытаться наладить хотя бы дружеское общение.

Единственное важное нам стоит узнать о Лекарде, так это то, что он был воином. Предводителем Ордена Зари и уважаемым, чистокровным вампиром древнего рода Алельерд. Лекард и его братья охотились на нежить.

Юноша еще минут пять сидел, молча потягивая напиток из хрустального бокала. Своим слухом он мог услышать как горько плачет девушка у себя в комнате. Он позвал Лино.

— Вы звали, мастер?

— Да. Лино, скажи мне, что я сделал не так? Почему она плачет?

— Человеческие девушки весьма ранимые существа. Она любит свою семью и ей больно от того, что она их не видит. Вместо того, чтобы помочь ей справиться с расставанием, вы на нее накричали и отправили от себя. Вы ее угнетаете! — маленький вампир и сам был человеком раньше, поэтому мог подсказать Лекарду, от природы жестокому и непокорному, некоторые тонкости.

— И что же делать?! Она меня ненавидит.

— Способ поднять ей настроение есть. Помните скрипку, что вы сделали для нее? Скрипка девушке очень дорога, хотя она и не знает кто ее сделал на самом деле. Она очень ей дорожит.

— А ты прав! Скрипку нужно вернуть! — глаза Лекарда засверкали и он мгновенно исчез.

7.

Генриетта, проснувшись, не ощутила привычной радости. Утренние лучи, пробивавшиеся сквозь багровые занавески, совсем не радовали. На стуле лежало новое шелковое платье и коробки с украшениями. На столике лежал огромный букет алых роз и черный футляр. Лекард принес их пока она спала?

Подарки поразили девушку. Она встала и открыла занавески. Лучи солнца заиграли на ее лице, заставляя девушку улыбнуться. Сделав над собой усилие, она все же открыла футляр скрипки. Она взяла ее в руки, играть не хотелось, но парочка аккордов, может быть, согреет душу…

Мелодия не шла, но Генриетта успокоилась и отогнала плохие мысли. Музыка зазвучала немного иначе, чистой мелодией.

Она играла ровно, с небольшой ноткой грусти, пока вдруг в мелодии не проскользнуло что-то резкое… Генриетта испугалась и остановилась.

— Что за мысль меня так взволновала? Этот лорд — он конечно красавец, но подозрителен… и грубиян!

А затем она снова заиграла, вспоминая брата, и его подарок… музыка позволяла ей забыть о том, как далеко ее любимые. Лекард, лежавший на диване в библиотеке, испытывал смешанные чувства. С одной стороны ему хотелось побежать и остановить ее, музыка которую она играла слишком сильно трогала его сердце… с другой стороны при любом прикосновении к ней он боролся с собственной страстью. Теперь он сожалел о том, что привез ее в замок.

Он мог наблюдать за ней издалека, и скрытно, притворяясь тенью или ветром. Но сейчас она слишком близка, и слишком притягательна и чиста. Эта мысль приводила его в ярость.

Он схватил свой плащ, арбалет и удалился из комнаты. Он решил выпустить пар, поохотившись. И убежать пришлось далеко, чтобы не слышать ее игры на скрипке.

Он открыл глаза только когда осознал, как далеко от замка ему удалось убежать. И все же казалось, будто сама природа издает ту же мелодию, что играла она.

— Нет… это всего лишь воспоминания в моем воспалённом мозгу. Зачем я сделал эту скрипку? Зачем привез ее сюда?

Лекард злился на себя, злился, что влюбился в человека. Злился на Генриетту за ее удивительную красоту и нежность.

— Я живу уже триста лет, так почему именно сейчас? У меня было столько красивых девушек… может и покрасивее нее… что с ней не так?

Некоторых девушек он удостаивал чести быть обращенными или они становились его невестами, добровольно отдававшими ему свою кровь.

— Почему я стал таким? Любая из них тут же вылетала из моей головы? Но мысли о Генриетте не оставляют меня ни на минуту! И на какую ответную любовь я надеюсь, если привез ее сюда насильно?

А еще Лекард боялся, что она узнает… кто он на самом деле… монстр… множеству людей он показывал свою природу, насмехаясь над ними, и упиваясь собственным превосходством. Но только не возлюбленной.

— Смогла ли она любить меня, будь я человеком?

Все, что Лекард мог сделать, это скрыть свою любовь под маской ненависти и холода. А сейчас, не найдя решения, он сбежал… но Лекард знал, что должен был вернуться… он дал клятву ее защитить.

Генриетта, надев новое платье и распустив свои рыжие волосы, наконец, пришла немного в себя. Она попыталась не думать о том, что будет завтра. К ней вроде бы хорошо относились и ничего не делали плохого. Она решила верить в то, что Гэбриел однажды ее спасет. А пока она решила погулять и узнать мир лучше, ведь вся ее прошлая жизнь проходила в клетке. Золотой, но клетке, поэтому стоило насладиться моментом свободы. Она предпочла не задавать лишние вопросы.

До захода солнца Лино разрешал ей гулять по замку. Некоторые этажи и комнаты ей было запрещено посещать, но в целом гуляй, где захочешь. Замок был древний и очень красивый, и в нем было столько всего интересного, что под конец дня Генриетта уставала, словно младенец. Лино приносил ей новые платья, и украшения. Но на вопрос, где же сам Лекард, отвечал уклончиво. Однажды утром она увидела на стуле, помимо платья из голубого шелка, белую короткую шубку. Лино, подававший завтрак, пояснил, что теперь она может гулять в огромном парке позади замка.

— Господин Лино, а вы не против музыки? Мне было хотелось поиграть на природе.

— Мисс Генриетта, ваша музыка волшебна, я почту за честь ее послушать.

— Не могу с вами согласиться… моей музыке не хватает чего-то красивого, чего-то еще более глубокого… но я пока не понимаю чего именного.

Она погрустнела, Лино вывел ее на улицу. Генриетта пришла в восторг от вида заснеженного парка. Высоко на горах вокруг замка лежал серебряный снег, воздух был чист… солнце скрывали высокие шпили замковых башен. Генриетта вдохнула воздух чистоты и свежести, будто очищаясь от полутьмы замка. Парк был большой и поразительный, три параллельных аллеи сводились в центр к беседке с колоннами из черного мрамора. На крыше беседки была статуя ангела с распахнутыми крыльями. Девушка-статуя, сложив ладони и опустив голову, смотрела на входящих в беседку, взглядом полным печали и скорби. С ладоней статуи будто бы стекала невидимая кровь… Генриетта пошла к беседке, а Лино за ней…

— Хозяин спустит с меня шкуру, упади с ее головы хоть волосок… — прошептал он себе под нос.

Генриетта заслушалась птичек с красными перышками, которые пели в деревьях. Лино был слабым вампиром слугой, и пребывание на свету делало его еще слабее, поэтому он поспешил в беседку. Генриетта встала в центре беседке и принялась за игру. Подул ветерок и редкими хлопьями пошел снег. Генриетта не жаловалась на холод. Музыка полилась из скрипки нежными потоками, из-за спокойствия Генриетты. Лино сидел молча на верхнем ободке мрамора, окаймлявшего беседку. Ему казалось, что ее музыка была настолько прекрасна, что даже снежинки замедляли ход, чтобы услышать ее музыку и только потом упасть вниз.

И вдруг она остановилась, небольшое волнение, она опять подумала о чем-то смущающем. Лино обернулся вокруг в поисках опасности, но она заверила его, что с ней такое случается. Она вновь взяла в руки в смычок и продолжила играть свою волшебную музыку. Только теперь немного тише, можно было уловить ее едва просматриваемую смену чувств. Сначала она играла жизнерадостно, а сейчас тихо и с ноткой грусти. Лино был парализован ее прекрасной музыкой и не услышал затаившуюся опасность. Опасность смертельную. Генриетта закрыла глаза, полностью погружаясь в музыку. Но вдруг угрожающее рычание эхом разнеслось по всему парку. Лино побледнев, кинулся к девушке. Он встал впереди нее, пытаясь между деревьями отыскать врага. Но было слишком поздно, враг был готов напасть.

8.

Все происходящее дальше шокировало Генриетту. Лино прыгнул вперед из беседки. Он сцепился с неизвестно откуда взявшимся зверем. Это был волк, с густой черной шерстью. Его пасть была больше, чем у обычного волка. Глаза горели алым пламенем. Генриетта закричала. Волк распорол когтями грудь отчаянно сражавшегося Лино и вывел его из боя. Прыгнув ближе, волк двинулся к беседке. Он зловеще выл. Он был готов прокусить девушке шею. Но вдруг зверя откинуло назад, в его живот воткнулась серебряная стрела. За беседкой стоял Лекард с поднятым арбалетом. Порыв ветра раздул складки его алого шелкового плаща, подойдя к чудищу, он выпустил ему в грудь еще две стрелы. Он увидел взгляд Генриетты и упел поймать ее легкое тело, когда она потеряла сознание. Ее голова лежала у него на плече, он вдыхал аромат ее волос. Зверь был еще жив, Лекард одной рукой держал Генриетту, второй сжимал арбалет, приставив его к голове монстра:

— Кто послал тебя?! — лицо Лекарда было перекошено гневом.

— Не скажу… только не тебе… лучший воин Ордена Зари… Алельерд… придут другие… чтобы убить ее.

Лекард застрелил его.

Лежа на диване час спустя, закинув нога на ногу, он нахлобучил шляпу, чтобы спрятать лицо.

— Входи, Лино! — стук в библиотечную дверь его отвлек.

— Я хотел извиниться, господин. Я не должен был отпускать ее, если был не уверен в своих силах.

Лекард поднял палец и прервал речь слуги.

— Это я должен извиниться. Мне не стоило уезжать.

— Лекард… я должен сказать…

— Как она? Ты заходил к ней?

— Это меня и беспокоит, мессир… она спала, но проснувшись… вообщем, у нее возник тяжелый жар. Лихорадка не отпускает. Может быть, вам сходить к ней?

— Нет. Исключено. Я не могу позволить своим чувствам больше вырываться на свободу.

— Но…

— Ты со мной споришь? Лечение не моя специализация! Иди и сам помоги ей!

Генриетте стало хуже на следующий день. Она не приходила в себя, по ночам бредила. Лино был в растерянности. А Лекард упрямствовал и не хотел ей помочь. Через три дня у девушки начались судороги от не спадающего жара, она была в шаге от гибели.

Лекард узнав это, тут же явился. Она лежала на высокой кровати, свернувшись маленьким клубочком. Лекард стал проклинать себя за свое же упрямство. Он снял белую перчатку и холодной рукой коснулся ее мокрого лба. Сев на край кровати, он почувствовал, что она тяжело дышит. Он аккуратно, чтобы с нее не спала ночнушка, вместе с одеялом приподнял и посадил к себе на колени. А голову Генриетты положил на свое холодное плечо. Теперь весь холод его тела отдавался ей. Он не ошибся в выборе метода борьбы с жаром, через минуту она открыла глаза. Она не кричала, и не сопротивлялась, в ней не осталось ни капли сил. Она молчала, лежала, уткнувшись в его плечо. Она не могла думать, голову занимала болезнь и лихорадка. Она была благодарна лишь за холод. Она думала, что говорила с ним, и ей даже казалось, что он ей отвечал:

— Тихо, тише любимая. Лежи, все будет хорошо. Тебе больше ничего не угрожает, я рядом.

Она была так беззащитна и так истощена, Лекард с мукой думал о том, что он виноват в ее состоянии.

— Как я могу так просто тебя обнимать, после всего того, что сделал?

Он мучился, и мысли его были сокрыты мраком. Но вдруг он услышал ее голос, голос не в бреду, а ее голос… и это был не бессмысленный набор слов.

— Ты меня спас. Сначала подумала, что ты плохой. Но теперь уверена… ты очень добр, совсем как мой брат… самовлюбленный и задиристый… — она перевела дыхание. Лекард молчал. Ему хотелось ее остановить. Он не подходит под образ ее милого братца. Он вздрагивал от каждого слова. — Но потом… отец… подарил мне скрипку… там внутри есть золотые инициалы «Л.А.», твои… мастер, сделавший ее, так чувственен и прекрасен, и я влюбилась в скрипку и в ее мастера…

— Генриетта, ты бредишь, у тебя высокая температура.

— Я пообещала себе, что отдам свое сердце мастеру, сделавшему эту скрипку. Я слышала твой голос в ветре… и роза, она такая же, какую я нашла в саду… это был ты…

Он хотел провалиться на месте, только бы не слышать ее признания. Ведь в душе Лекард оставался юношей, как и снаружи, время было над ним не властно. Ему казалось, он сам дрожит. Спас его неожиданный поступок Генриетты. Она поцеловала его. В одно мгновение подняла голову с его плеча, в ее глазах отразилось его собственное удивление, рубиновая прядь соскользнула со лба. Ее сердце нежно билось, и поцелуй был нежный. Ее лицо немного красное от жара, но такое красивое и умиротворенное. Лекард был возбужден

— Это ведь был ты… сделал скрипку… и ты моя любовь…

Это все, что она сумела сказать, прежде чем уснуть у него на плече. Жар начал спадать.

9.

Болезнь Генриетты постепенно начала отступать. Однако, она была очень измотана и два дня только пила воду и спала.

Было раннее утро, когда Лекард открыл глаза и проснулся, Генриетта все так же свернувшись клубочком, спала, обнимая его. В дверь тихонько постучали. Лекард, чтобы не разбудить девушку, аккуратно встал и вышел. В коридоре стоял Лино с жутко обеспокоенным лицом.

— Мессир, извините… но приехала госпожа Амина. Она желает вас немедленно видеть.

— Черт бы ее побрал! Лино, посиди с Генриеттой. Я скоро вернусь.

Амина — старшая сестра Лекарда, занимала пост руководителя Ордена Зари. Она стояла боком в темно-алом, приталенном платье с длинным шлейфом и капюшоном. Черные волосы подвязаны в высокую прическу. Амина была красивая, но слишком строгая для юной девушки. От нее веяло грустью, а во взгляде читался многолетний ум. Хотя, как выяснится чуть позже, Амина была человеком. Своим долгом Амина считала заботу о брате и о фамильном наследии. Вампиры считали своим долгом охранять людей от оборотней. И только Амине было под силу следить за строгим соблюдением правил и законов вампиризма, за что, в принципе, Лекард ее и ненавидел. Лекард понимал, она приехала не просто так. Она знает о Генриетте. Споры между братом и сестрой были постоянными. Лекард был лучшим охотником в Ордене Зари, а Амина его фактическим руководителем. Он часто нарушал правила во время охоты, а Амина этого не переносила. Из-за этого даже ужиться вместе в одном дворце они не смогли. Амина уехала в столицу, Лекард остался на севере в фамильном замке.

— Какими судьбами? Сестрица?

— У тебя хватает наглости шутить, Лекард?!

— Это была не шутка. Меня и правда интересует. Какого черта ты приперлась из столицы сюда? Нарушил с десяток твоих бредовых правил? Лично решила мне сообщить о наказаниях? Я ничего не упустил, Амина?

— Ты ведёшь себя как разыгравшееся дитя! Как долго ты надеялся скрывать от меня девушку? Ты в своем уме?! Наше существование — тайна для людей! А ты каждую свою новую игрушку тащишь в родовой замок?!

Лекард зловеще ухмыльнулся.

— Может, теперь послушаешь меня?

— Будешь оправдываться?

Лекард прошел вглубь библиотеки и уселся на диван.

— Девушка останется здесь. Если хочешь знать, то частично из-за моей личной прихоти… как ты там выразилась… новая игрушка? Но если исключить мое желание, ликане ведут на нее охоту. А… как же там я подзабыл… «наш долг защищать людей от оборотней» — язвительно подшутил над сестрой вампир.

— И здесь ей конечно самое место?

— Скоро здесь соберутся все охотники Ордена Зари и уж кому как не мне считать, что Генриетта здесь находится в безопасности. Ты всего лишь руководитель Ордена, а я его фактический глава, поэтому…

— Я не позволю тебе так со мной разговаривать!

— А вот если, например, вспомнить, что ее отец… спас тебе однажды жизнь… то с твоей стороны просто кощунство выгнать его больную дочь, представляющую необъяснимый интерес для оборотней.

Амина отвернулась, ее лицо пылало от гнева.

— Хватит делать из меня чудовище. Я лишь хочу убедиться, что ее пребывание здесь не природа твоих эгоистичных желаний.

— Раз ты приехала с подобными обвинениями, Амина… тогда может быть аргументом в мою защиту станет труп молодого оборотня, которого я застрелил четыре дня назад на заднем дворе замка?

Амина изменилась в лице, она была удивлена. Она подошла к Лекарду и сев на корточки, посмотрела на брата снизу вверх.

— Ты был и остаешься моим братом. Несмотря на род и Орден, я должна заботиться о тебе. У тебя мало смертных жен? Если у тебя есть к ней симпатия, просто прекрати это, пока не поздно.

Лекарду стало противно от наигранной заботы Амины. Она что-то скрывала.

— Ты далеко зашла, Амина. Я сам разберусь в своих симпатиях. На этом я думаю, нам надо закончить беседу.

Амина вскипела от ярости, но сдержалась и ответила сдержанно.

— Пусть будет по-твоему. Но если из-за нее у тебя возникнут неприятности, я не буду тебе помогать.

Амина хлопнула дверью и уехала в этот же день.

Лекард лежал на диване, пребывая в смятении. Раз за разом он воспроизводил в воспоминаниях картину прошлой ночи.

— Она и правда меня поцеловала? Что это значит? И что теперь делать?

Груз проблем, который исчез в ту ночь, сейчас рисковал вернуться с новой силой.

— Я будто был обычным юношей… и чувствовал… и помню все… и чувствую томление… почему ее сердце так билось? Почему волосы и кожа так прекрасно пахли? Может она поцеловала меня потому, что бредила? А проснувшись, она все забудет?

Лекард мучился неопределенностью. Впервые он попал в плен чувства трепетной и первой настоящей любви. Он не знал, как Генриетта будет реагировать на него дальше. Ведь он чудовище. Лекард и дальше бы мучился неопределенностью, пока не заиграла скрипка.

Генриетта проснулась и в лучах утреннего солнца играла. Великолепная мелодия без тени грусти или одиночества, мелодия похожая на солнечные лучики. Лекарду вдруг стало страшно, чего не было уже достаточно давно. Он будто видел ее наяву, стоящую у окна в спальне. Блестящие, рыжие волосы падали на открытую спину. На ней было шикарное, сине-белое платье с кофейным узором. На лице застыла глубокая улыбка. Щеки были слегка румяными, а губы слегка сухими — последствия болезни. Лекард не мог стоять на месте, он преодолел расстояние от библиотеки да ее комнаты в мгновение ока. И она действительно стояла у окна, дверь в ее комнату была открыта. Музыка была настолько прекрасной, что проникала в самое сердце. Глаза Генриетты были закрыты, она словно погрузилась в мир музыки. Лекард был не в силах объяснить, как по-новому зазвучала мелодия его скрипки. Ведь эти двое смутно представляли себе, что такое любовь.

Генриетта остановилась, открыла глаза, и увидев Лекарда, отложила скрипку и смычок. И пробежав через всю комнату, уткнулась в его объятия. Лекард ощутил ее сбивчивое дыхание на своей груди. Боясь ее коснуться, он приобнял ее, положив руки ей на плечи.

— Ты оказался таким хорошим… я не понимала этого…

— Генриетта… это вовсе не так…

— Ты любишь меня?

Лекард смутился, но все же ответил ей.

— Всегда любил. Но не был готов в этом признаться даже себе. Я не мог смириться даже с мыслью, что тебе грозит опасность, поэтому увез… я надеялся, что смогу сдержать свои чувства… но не смог. Я просто жалок. Можешь презирать меня, если хочешь!

— Нет… — она замотала головой. — Я верила, что человек, сделавший скрипку, будет необычайным. Я сказала ночью правду. Я отдам свое сердце тому, кто сделал скрипку. Моя душа в твоем дыхании скрипки. Я полюбила тебя, Лекард… — она назвала его по имени и улыбнулась.

Он хотел обнять ее, поцеловать, прижать к себе… он так сильно ее любил, что готов был на все, но разум подсказывал… это ни приведет ни к чему хорошему. Их разделяла грань, о которой знал только Лекард… она вдруг отшатнулась от него и в ее глазах застыли слезы обиды.

— Генриетта… я…

— Уходи! Немедленно! Оставь меня… пожалуйста… — прошептала она, словно снова была в бреду.

С каменным лицом, он постояв немного, захлопнул дверь. Он не сможет ей лгать. В настоящей любви нет места лжи. Он не человек… он вампир, а она человек. Наказ Амины маячил перед глазами. А еще оборотни и Орден. Лекард отдавал себе отчет в том, что как бы сильно он ее не любил… эта любовь погубит их. Да, он мог бы бросить все ради нее… Амину, Орден и замок… но только не кровь, ему она будет нужна всегда. Он не сможет стать человеком, и подарить ей счастье… никогда. Лекард решил, что важнее всего выяснить, почему оборотни пытаются ее убить.

10.

Лекард попытался сделать вид, что между ними ничего не произошло. Генриетта просто не хотела его видеть. Она говорила ему подчеркнуто «Здравствуйте», только если случайно натыкалась на него в коридорах. Большую часть времени она проводила в саду в той самой заснеженной беседке. У скрипки появились новые тона звучания, мелодия изменилась после их разговора с Лекардом. В ней появились оттенки холода и грусти. Генриетта много плакала в одиночестве, вернулась тоска по дому. Лино был ее единственной компанией, и успокоить никак не мог. Через неделю она перестала играть на скрипке, а только читала книги, принесенные Лино.

Лекард же горе заливал работой. Сегодня он ждал посланца от своих разведчиков. И приехал он только к вечеру. Это был высокий молодой вампир, с длинными черными волосами, убранными в высокий хвост. Звали его Мариус Доларетт и был он лучшим другом Лекарда. Мариус был похож на Лекарда, но не отличался сдержанностью. Он был веселым, игривым и забавным. Лекард лежал на диване, пребывая в забытье, когда появился Мариус.

— Ты еще не проспал все свои бессмертные года, а? Дорогой друг? Твоя сестра скоро доведет всех до ручки, тебе пора в столицу, — начал жаловаться Мариус.

Полчаса спустя они сидели на диване вместе, потягивая ароматный табак.

— Что мне делать, Мариус?

— Мой совет тебе не понравится! — юноша показал клыки, и Лекарду это и правда, не понравилось. — Но хотелось бы поглядеть на твой ангельский цветочек. Из-за этой девушки ты будто превращаешься в человека…

— Если помочь не можешь, лучше сразу к делу. Что ты узнал об оборотне, который убивал девушек в деревнях?

— Я не успел его увидеть. Но скажу одно… он не из обычных псов… этот сильнее… мы его окружили, а он сумел растерзать троих наших и сбежать. Все жертвы молоды и красивы, а главное девственны. Я вот таких тоже люблю… но эта тварь раздирает их в клочья, ничего не оставляя… Лекард, мне жаль.

— Я понял твой намек… Алик? Этого не может быть. Я убил его собственными руками. С тех пор, как оборотни остались без своего вожака, они окончательно развалились… стая распалась.

— Но схожесть. Разрез, оставленный на теле одной из девушек, совпадает с когтями Алика. При вашей первой встрече ты отстрелил ему один из пальцев на руке, порезов тоже было четыре. Это меня и насторожило… ведь я, как и ты убежден… что Алик Вальдергоф мертв. Но если это и правда он… то силы его возросли вдвое. И на твоем месте я бы не оставлял рыжий цветочек ни на минуту.

— С другой стороны, если он и правда выжил… это, что месть?

— Может быть. Ладно, не волнуйся. Замок патрулируется. В горах полно охотников. Если он объявится, мы его остановим. А насчет девушки… если хочешь быть с ней, будь… Лекард, между нами говоря, законы твоего рода уже давным-давно устарели, но поскольку он правящий… короче говоря, ты же всегда нарушал законы, так, что дорога тебе известна.

Лекард ухмыльнулся и проводив друга, снова остался в темноте один.

— Я ее обидел. Обидел потому, что люблю? Что за глупое лицемерие?

Лекард разрывался между своей душой мальчишки и настоящей сущностью вампира. По сути, он аристократичное, но такое же чудовище, как и оборотень Алик. Лекард был вампиром, сохранившим свою человеческую душу. Он знал много вампиров, которые потеряли свои души, охотясь на людей. Однако, среди рода Алельерд было множество выдающихся личностей. Лекард — вампир с душой человека. И его сестра Амина, человек, потерявший свою душу, и ставший кем-то другим…

Горе Лекард топил либо в развлечениях, либо в охоте. Что он, собственно говоря, и сделал. Он перенес штаб-квартиру разведчиков Ордена Зари в замок. Работа теперь не стояла на месте. Углубляясь в расследование, Лекард с ужасом узнавал почерк своего заклятого врага. У этих животных не было монархической сложной иерархии родов, как у вампиров… но Алик сумел сплотить их. И то было страшное время, когда стая нападала на целые деревни, Ордену Зари пришлось отправиться на войну и истребить их. В той войне пришлось убить многих. В конце концов, Лекард и Алик сошлись в смертельной схватке, но последний бежал, лишившись пальца на руке. Алик бежал, но спустя несколько лет после окончания войны, Лекард и Мариус выследили его и убили. Тени прошлого никогда не оставляли Лекарда, вот теперь всплыла еще и тень Алика…

— Его будет ждать здесь очень теплый прием, если эта собака и правда выжила!

Лекард покинул библиотеку и поднявшись этажом выше, заперся в своей комнате. На полу лежал светлый паркет, а на потолке огромное зеркало… в центре комнаты стояли белые колонны, выводившие на огромный полукруглый балкон. Сейчас холодно, но обычно Лекард открывал двери балкона и ночи напролет любовался великолепным видом на горы и звезды. В комнате, в темном уголке стояла также кровать с высоким пологом.

Лекард опустился на пол рядом с кроватью и просидел во тьме всю ночь…

А где-то далеко отсюда Амина в роскошном дворце Зари принимала у себя гостя.

— Мариус, ты добрался достаточно быстро, — ласково проворковала Амина, приближаясь к высокому вампиру.

— Амина… ты думаешь, я буду шпионить? Если ты считаешь, что я в тебя влюблен и поэтому буду рассказывать секреты Лекарды… ты ошибаешься.

Амина похолодела, и улыбка спала с ее лица.

— Мариус, как ты не понимаешь… это ради его же блага.

— Хватит лжи, Амина. В тот день, когда Лекард убежал с твоего короткого поводка, а ты стала главой Ордена, ты перестала желать ему добра, — Мариус побледнел, всегда меж двух огней.

— Не смей со мной так разговаривать! Эта девка затуманила ему мозги! Я хочу ему помочь.

— Он тебе сказал, что любит ее?

— Не прикидывайся… будто не понимаешь… зачем еще тогда он притащил ее в замок? Скольких девушек он без раздумья обращал в вампиров или брал в жены, а потом бросал? Не хватит чернил, чтобы записать всех их имена! А тут все меняется… эти чувства… между ними…

— Даже если так… Амина, не пытайся его остановить. Это выбор Лекарда. Может быть, ты и права, он был и остается юнцом, но он охотился и убивал оборотней всю свою жизнь. Ему не нужны твои советы.

Амина обреченно вздохнула.

— Ты всегда его поддерживал.

— Если ты об этом… то на ответную любовь я никогда не рассчитывал. У тебя нет сердца, Амина. И других любить ты уже не можешь. Я уезжаю в замок Алельерд.

Воцарилось молчание. Амина проиграла. В ней кипела обида и злость. Как только Мариус покинул дворец, Амина вызвала к себе вампира-разведчика из личной охраны.

— Поедешь в старую деревню, в ту из которой ведет горная дорога в замок Алельерд. Найди там черного оборотня. Его зовут Алик Вальдергоф. Передай ему: убивать девчонку еще рано, пусть ждет моих указаний…

11.

Лекард проснулся от стука в дверь.

— Войдите… — вяло произнес он.

Сердце в груди заныло, на пороге стояла Генриетта в ярком зеленом платье. Однако, Лекард поборол в себе желание сразу же кинуться к ней. Она была жутко смущена, что пришла в его комнату сама. Он старался не смотреть на нее. Взъерошив не послушные волосы, он протянул:

— В ином случае, я бы выгнал тебя. Помнится, я приказал Лино, ограничить твое передвижение по замку. В эту комнату я запретил тебе ходить. Но поскольку, я измотан и устал, выгонять тебя не буду.

— Извините… я… — она схватилась за ручку, но он успел произнести:

— Ну и куда собралась? Раз пришла… есть, что сказать?

Генриетта старалась не выдавать свое страшное волнение.

— Вы сказали, что хотите меня защитить и поэтому я здесь. Но я вас ни о чем подобном не просила. И учитывая, как вы ранили мои чувства, мое нахождение здесь задевает и вас. Я имею полное право вернуться домой… потому, что иначе умру от любви, которую испытываю к тому, кто меня совсем не любит.

Ее слова так больно отзывались в душе Лекарда.

— Ты никуда не уйдешь, — в его глазах сверкнула злоба.

— Почему?! Раз ты меня не любишь?! Зачем пытаешься спасти?! — она расплакалась.

Лекард сидел не подвижно, словно статуя, уставившись на узор в полу. Краем глаза он заметил, что она идет к нему. Время будто остановилось, каждый ее шаг отражался в его воспаленном сознании. Она подошла к нему и опустилась на колени. Она смотрела на него, ища ответы. Почему он так холоден, несмотря на то, что так сильно любит.

— Уходи, Генриетта… — почти простонал вампир.

— Скажи мне… скажи… почему?

— Я не могу! — он закричал, сорвался и вышел в центр комнаты. Его слегка пошатывало. Он упал на колени, девушка закричала что-то и, подбежав к нему, села рядом, обняв его. Она взволнованна и расстроена одновременно, ее сердце бешено стучало.

— Я не такой как ты, Генриетта. Я не человек, — наконец опустошенный, выговорил Лекард.

Теперь он с ужасом ждал ее вскрика или того, что она встанет и убежит. Напоследок обозвав его чудовищем, и правильно сделает. Он боялся посмотреть на нее и увидеть отвращение в глазах любимой.

— Какой же ты дурак… — отрывисто произнесла девушка.

— Ненавидишь, да?

— Из-за этого ты меня так обидел? Наплевав на мои чувства. Лекард, ты действительно дурак…

— Ты права… нет, подожди… — он вдруг понял, что нужно помолчать.

— Я влюбилась в тебя без памяти. Какая разница кто ты на самом деле? Разве это важно? Я простила тебя, хотя мне пришлось расстаться с семьей. Я хотела уйти после той ночи, я думала, ты играл со мной и моими чувствами. И я бы стала любить тебя, будь ты… кем угодно…

Теперь замолчала она. Он коснулся рукой ее шеи и обняв, поцеловал… ее лицо было таким красивым, румянец ей действительно шел. Внутри будто бы все успокоилось, Лекард ощутил покой. Она снова расплакалась, скорее от счастья, чем от горя… вампир уткнулся в ее плечо, наслаждаясь запахом ее волос. Он мог бы просидеть так часами. Время словно исчезло куда-то. Лекард все еще с трудом верил в свое счастье. Он ловил каждый ее вздох, а она была просто рада находиться рядом с ним. Словно вдохнув ее чувства — волнение, радость он был опьянен.

Сколько продлится это мгновение? — думал каждый из них. И что нужно сделать, чтобы это счастье никогда не заканчивалось. Лекарду стало страшно, он и представить себе не мог, что Генриетта однажды умрет, а он будет вечно молод. Но и обратить ее в вампира он не мог, он ее любил. Она исчезнет однажды навсегда, оставив его в одиночестве в холодной равнине вечности.

— Не уходи, — устало прошептал он.

— Я не уйду… — она крепче обняла его, и Лекард уснул впервые за долгое время на ее плече.

Сколько времени так прошло? Проснувшись, Лекард взял на руки заснувшую девушку, и перенес ее на кровать. Укрыв ее одеялом, он лег рядом и снова задумался.

— Теперь я смогу ее защитить. Находясь так близко, как это возможно… но возвращение Алика…

Лекард понимал, что только вампиры могли обладать такими способностями, чтобы залечить раны Алика, поэтому в его голову закрались мысли о возможном предательстве внутри Ордена.

Все эти мысли заставили Лекарда попросить Мариуса провести внутреннее расследование. Но это было без толку, никто из рыцарей Ордена не пошел бы на подобное. Однако, Лекард укоренился в мыслях о предательстве, ведь вампиры были и в управляющем составе Ордена рядом с Аминой… словно инфекция, мысль о предательстве сестры, стала отравлять его разум.

Лекарством была для него только Генриетта. Когда он слушал как она играет на скрипке, все плохое забывалось.

Однако, он переживал, ведь теперь они любили и были более уязвимы, чем раньше.

— Наступит ли новое утро? — каждый раз, когда он задавался этим вопросом, они часами проводили вместе время, обнявшись, и не покидая друг друга. Лекард стал ощущать свою беспомощность перед ореолом невидимого врага.

Лекард чувствовал, что это Амина. Ощущение недосказанности между ним и сестрой висело в воздухе. И почему она так старалась выманить его в столицу? Амина хочет, чтобы Алик убил Генриетту? Она, конечно, обижена, но зачем ей смерть его любимой? Лекард не понимал, и ему оставалось только ждать. Ждать времени и возможности проверить свои подозрения касательно сестры.

12.

В круговороте забот, миссий и времени проведенном с любимой, Лекард не заметил, как быстро пришло лето. Шапки гор оставались заснеженными, зато долина расцвела. В саду за замком зацвели дубы и липы, Лино ухаживал за рядами красивых кустов с белыми и синими розами. Проснулись птицы. Душа Генриетты словно расцвела со всей природой. Все свободное время они проводили вместе, Лекард со свойственной ему небрежностью, сидя в беседке, перелистывал древние фолианты, а Генриетта пела, играла на скрипке или собирала цветы. Иногда Лекард читал ей вслух, однажды это была история о морской стране. Генриетта, слушая, вдруг стала грустной. Лекард остановился, искоса наблюдая за ее реакцией.

— Что-то не так?

— Я никогда не видела море, — грусть скользила в ее словах.

Лекард задумался.

— Я видел море во всех его ипостасях и в штиль, и в шторм… но знаешь, я предпочел горы морю… потому, что мне нужен был покой, а море всегда волнует сердце.

До полудня к ним пару раз подходил Лино.

— Нужно ли что-нибудь, — видя, как он угрюмо щурится от солнечных лучей, Лекард и Генриетта заливались громким смехом. Слуга уходил, фыркая, Лекард любил солнце и был к нему привычен. Чуть позже к их компании присоединился Мариус. Генриетта ушла собирать розы, а Лекард посмотрел на Мариуса тяжелым взглядом.

— Дружище… если ты должен что-то сказать… — Мариус предчувствовал этот разговор.

— Хочу уехать, Мариус. Хочу все бросить и уехать за море с Генриеттой.

Мариус затянулся табаком, и устало произнес:

— Я знал, что однажды ты меня об этом попросишь, но подготовиться к этому так и не смог. Я помогу тебе. Но, Лекард, уехать нужно только тогда, когда решится вопрос с этой охотой на девушку.

— Я, кажется, знаю, куда ведет эта дорожка, Мариус. Мне осталось лишь проверить свои подозрения. Мы с тобой едем к моей ненаглядной сестренке. Давно пора обо всем поговорить…

Вечером Лекард слушал как Генриетта играет на скрипке. Она играла на веранде, летний ветерок ласково развивал ее волосы. Лекард находил талант Генриетты, преобразовывать свои чувства в музыку, просто невероятным. Она не могла многое рассказать словами из того, что чувствовала к Лекарду, зато за нее прекрасно говорила музыка.

Иногда она так смущалась, что могла расплакаться или испугаться. Лекард успокаивал ее и не переставал удивляться тому, как связаны ее чувства и музыка. Генриетта любила и играла так, будто бы ее жизнь всегда будет такой. Она не хотела видеть будущее. Она думала только о сегодняшнем дне. Дне рядом с возлюбленным. Знала ли она, каким болезненным будет расставание? И как изменится ее жизнь в дальнейшем? А Лекард? Он почти обожествлял ее? Знал ли он о том, что наслаждается ее музыкой в последний вечер? Их красивый сон подходил к концу, и лишь одной судьбе было это ведомо.

Лекард догадывался о предательстве Амины, но знал ли он наверняка, как далеко она зайдет?

Их любовь объединила в себе все: и красоту, и жажду жизни, печаль и тоску, страсть и наслаждение, надежу… эта был последний вечер, последняя ночь, последнее мгновение. На рассвете Лекард и Мариус отправились в столицу, в резиденцию Амины.

13.

Рискуя всем, экипаж Лекарда прибыл в столицу. Амина ожидала их.

Она сидела в своем алом кресле в большой приемной, когда Лекард распахнул двери. В его руках был арбалет.

— Давно не виделись, сестричка.

На лице Амины застыло выражение гнева.

— Думаешь, вломиться сюда было отличное решение?

— И дальше будешь строить из себя саму невинность! Хватит лгать, Амина! Ты хотела убить Генриетту и для этого ты создала союз с оборотнями! Почему, Амина?

Амина встала, она попыталась справиться с гневом и подкатившимися слезами.

— Хочешь знать?! Скажу, раз тебе не понятно? Ни о ком кроме этой девчонки, ты не думаешь?! А как же я?! Орден?! Мариус?!

— Так значит, это всего лишь банальная ревность!

— Думай, как хочешь… однако, твой цветочек все равно умрет.

Лекард залился звонким смехом, демонстрируя свои белоснежные клыки.

— Генриетта не умрет. Мариус!

Послышались шаги. В зал вошел Мариус, поддерживая хрупкую фигурку в черном дорожном плаще. Сняв капюшон, Генриетта с любовью и надеждой смотрела на любимого. Лекард осмотрел ее и пришел к выводу, что все в порядке. Однако, судя по выражению лица Амины, она готовила какой-то сюрприз.

— А, по-моему, братец, ты сегодня явно не в ударе, — оскалилась Амина.

Лекард почувствовал как нечто холодное проткнуло его кожу ниже поясницы. Он обернулся, боль расползалась по всему телу. Мариус держал его за руку, а во второй руке блестела рукоять клинка, пронзившая тело вампира.

— Серебро, дружище, это был серебряный кинжал, который растворяется в твоем теле.

Генриетта вскрикнула и кинулась к нему, но Мариус одной рукой остановил ее и оттолкнул назад. Она сделала еще одну отчаянную попытку прорваться через Мариуса, но тот отвесил ей пощечину, девушка отшатнулась и упала. Лекард упал на колени, арбалет прокатился вперед, каждое движение заставляло серебро в теле двигаться. Мариус встал позади него, а Амина подошла и села на карточки.

— Ну, а теперь, когда ты будешь медленно умирать, пока серебро не выжжет твое сердце… я тебе расскажу правду. Ты бросил меня, Лекард. А я вырастила тебя, великого вампира, наследника Алельердов… хоть сама и была непонятным гибридом, то ли человеком, то ли демоном. Но ты бросил меня, наплевав на все, что я сделала ради тебя. Я терпела, пока не появилась эта девчонка… вот тут-то и мое терпение лопнуло, я придумала план ее устранения. И воскресила твоего старого дружка Алика. И пока ты будешь гоняться за ним, чтобы предотвратить убийства не виновных, а я спокойно займу престол Алельердов. Затем устраню тебя и твою смертную подружку.

— Но чтобы выманить меня из замка нужен был кто-то… кто-то близкий и дорогой, чтобы вовремя нашептал твои слова. Что она тебе предложила, Мариус?

У Лекарда по губе спустилась струйка крови. Мариус усмехнулся.

— Скажем так, Лекард, на содействие Амине меня толкнула зависть. Наследник рода, глава древнего клана вампиров, умнее, сильнее, тебя все любили. А я был лишь твоей бледной тенью. Я все сделал верно, и теперь получу свою награду, — Мариус обернулся в сторону, где лежала Генриетта.

— Генриетта, — выдохнул Лекард.

— Пора прощаться, братец, — Амина нагнулась и поцеловала его в щеку.

— Ты… права… Амина… пора…

Амина не успела даже вскрикнуть, как Лекард нагнулся и прокусил ее шею, из которой фонтаном брызнула кровь. На глазах у Мариуса, она съехала вниз и упала головой в колени Лекарду, вокруг стала растекаться кровь. Лекард улыбнулся и исчез из поля зрения обезумевшего Мариуса и уже через минуту оказался позади и всадил в спину бывшего лучшего друга пять серебряных стрел подряд.

Белая рубашка Лекарда пропиталась кровью. Лекард чувствовал, что силы его покидают.

Сквозь пелену затуманенного сознания, Лекард почувствовал аромат Генриетты.

— Лекард… — она пыталась его поддержать, но от вида крови повсюду ей было плохо.

— Не пугайся, милая. Мне еще рано умирать… нужно доставить тебя домой.

Лекард понимал, что умирал, но всеми силами он старался поддержать Генриетту, он понимал — ей хуже… она видит его смерть и ничем не может помочь. Он понимал, как ей тяжело и больно.

— Нет, о чем ты говоришь?! — ее теплые слезы падали ему на лицо. Мой дом, это там где ты. Дом, где тебя нет — это уже не мой дом. Лекард, не умирай… я не смогу без тебя…

— Генриетта… любимая, послушай, ты должна будешь жить дальше, если меня не станет. Это тяжело, но ради нашего наследия, живи…

Она плакала.

— Я не смогу, Лекард… я так тебя люблю… не уходи… не оставляй меня, прошу тебя.

Он коснулся нежной кожи ее лица, и смахнул текущие слезы.

— Генриетта, ты подарила мне самый прекрасный сон в жизни… свою любовь, которой я не был достоин. Теперь я достиг предела, сон закончился, и нужно вернуть тебя домой.

14.

Генриетта открыла глаза и узнала знакомые вишневые деревья и фонтан в саду родительского дома. Слезы ручейком текли из ее глаз. Голова Лекарда лежала на ее согнутых коленях. Она сильнее обняла его, кровь запачкала ее платье. Она закричала от боли и отчаянья, на крик с заднего двора выбежал брат Генриетты — Гэбриел. Увидев рыдающую сестру, обнимающую окровавленное тело, он все понял…

— Я люблю тебя… — она поцеловала его холодные губы, и тело Лекарда рассыпалось словно пепел.

Генриетта потеряла сознание. Она не приходила в себя два дня. Врачи, которых тут же вызвал граф, обезумевший после возвращения любимой дочки, говорили, что вероятнее всего она вообще не очнется. Но она очнулась, так как носила дитя под сердцем, однако, говорить она больше не могла. Ее душа была искалечена. Она была мертва, осталась лишь пустая оболочка некогда великолепной скрипачки.

Правды, наверное, до конца о произошедшем с ней не знал никто, Гэбриал лишь частично догадывался. Гэбриел настоял на том, чтобы Генриетта вышла замуж за его лучшего друга — Роана. Он надеялся скрыть рожденного вне брака ребенка, так как Роан был влюблен в девушку безумно. Он признал рожденного ребенка своим.

Однако, когда Генриетта однажды кормила в саду девочку, Гэбриал поинтересовался, как бы она хотела назвать дочь. Генриетта написала на земле прутиком — «Марианна Алельерд».

По мере того, как девочка росла, Генриетта угасала. Вскоре Генриетта скончалась от тяжелой лихорадки. Гэбриел впервые заплакал в тот день, он снял с шеи сестры маленький кулон, подаренный ей, и отдал девочке.

— Это мамин защитный подарок, никогда не снимай его, Марианна.

В день похорон печаль и грусть, охватившая семью Ланкастрэд, не передалась только девочке, она не понимала, что происходит. Она заметила, как вдалеке у большого дерева стоит человек в красном плаще и шляпе. Улучив момент она сбежала, так заинтересовал ее этот незнакомец.

— Привет, Марианна. Меня зовут Лекард.

— Откуда вы меня знаете? — цвет их волос был так похож, что любой бы с одного взгляда догадался, что встретились отец и дочь.

— Я знал твою маму, — у ребенка был деловитый голосок.

— Маму? А почему она не просыпается?

Лекард присел на корточки, по его лицу скатилась слеза, он коснулся маленькой ручки дочки, и обнял ее… а девочка совсем не воспринимала Лекарда как чужака.

— Марианна, сможешь кое-что сделать для меня? — спросил он.

— Конечно. Вы ведь хороший человек.

Лекард достал из складок плаща красную розу и отдал ее девочке.

— Да, теперь и правда, человек. Отдай розу маме, пускай она навеки будет с ней. А еще у меня есть для тебя подарок. Волшебная вещь, когда-то принадлежавшая твоей маме.

— Волшебная?! — девочка не могла скрыть восторга.

— Да, волшебная скрипка — Лекард отдал ей черный футляр, прислоненный к дереву.

Девочка взяла скрипку и с горящими от счастья глазами побежала назад. Лекард задумался, а потом ушел своей дорогой. Ушел, чтобы однажды вновь услышать музыку ее души… своей единственной возлюбленной…

— Моя душа в твоем дыхании скрипки, Генриетта.