Лунное создание

Рассказ.

До ремонта квартиры моя кровать стояла у окна, но так, что ночной свет ложился на ноги, у задней спинки кровати. Сказать, что ночной, то есть лунный и звёздный свет меня как-либо беспокоил раньше, нельзя. Я всегда спал спокойно и глубоко, говорят, только весело похрапывал.

Но когда ремонт дошёл и до нашей спальни, то мне, как главному прорабу и исполнителю этих работ, пришлось мою кровать переместить к противоположной стене, а моей наидрожайшей выставить из спальной комнаты совсем, разумеется, с помощью постоянного помощника и вдохновителя на трудовые подвиги — жены. В результате перестановки, теперь моя голова оказались под звёздным и лунным светом.

Окно, разумеется, по причине ремонта было голым, то есть без штор.

Уже поздним вечером, поужинав и приняв на грудь с устатку грамм двести, я отбыл на покой. Уснул так, как будто провалился в бездну.

Однако…

…Посреди ночи я увидел в окне силуэт. На меня сквозь стекло смотрело милое создание. Оно было покрыто светло-голубой вуалью или мантией. Тело просвечивалось через это покрывало от головы до талии. Лицо этого милого создания тоже было бледно-голубое, и взгляд мягкий, но не холодный, а какой-то лучистый. Чарующий. И мне показалось, что это пришла — уже забываемая, но незабытая — моя давняя любовь, которая когда-то звалась Людмилой, Люсей. Девушка — моих юношеских грёз.

Люся не просила впустить её и не звала к себе. Однако меня подняла какая-то пружина, я отомкнул шпингалеты и распахнул окно. Людмила протянула мне руку, и я ввёл её в свою квартиру на четвёртом этаже. Вначале на подоконник, затем приподняв за талию, опустил, как пушинку, на пол.

Но я, видимо, по старой памяти, опять стушевался и нырнул в постель. Хотел было накрыться одеялом, спрятать своё нагое тело, но лукавый насмешливый взгляд упредил моё намерение. Мне показалась в нём какая-то игривость.

Люся присела на край кровати.

Я взял её руку, она была холодной. Но это меня ничуть не смутило. Это уже однажды было. Давно, даже очень давно. А я ещё помню об этом прикосновении. И спросил её: "Ты помнишь?.." Она так же безмолвно ответила: "Да…"

…Наше знакомство произошло незадолго до моего призыва в Армию. Я на десять дней заехал к тётушке в деревню. Повидаться, помочь ей чем-либо и попрощаться.

Был конец мая. Черёмуха цвела буйным цветом, и лёгкий ветерок раскачивал белые завитушки, как кудри, на побелевшей кроне.

Но в тот памятный день, вечер и первая половина ночи выдались, вопреки народным приметам, тёплыми. По крайней мере, мне поначалу так казалось. Подталкиваемый этим теплом и юностью я пришёл на танцплощадку.

Я не надеялся на танец. Поэтому вначале стоял, потом присел на лавочку недалеко от входа. Площадка была огорожена дощатым кордом и по всему периметру этого заборчика тянулись скамеечки.

В углу корда по моей стороне стояла и о чём-то шепталась и смеялась стайка девушек. Между мной и ими были ещё люди, молодые и не очень, пришедшие, видимо, после полевых работ тряхнуть "стариной".

Площадка освещалась с четырёх углов четырьмя "тарелками", висевшими на столбиках. И ещё Луной посредине, если она не запаздывала и всходила в нужный час. В тот вечер она была спутницей молодёжи.

Девочка Люся, была в голубом платье, подпоясанном пояском. По височкам и щекам стекали пружинки русых завитушек. И в глазах светились огоньки от электрического света или от света Луны, смотря по тому, к чему её лицо обращено.

На эстрадном пятачке стоял магнитофон, и играл, похоже, специально подобранный репертуар на сельскую тему. И песни под него раскачивали и кружили деревенскую молодёжь до поздней ночи.

Не знаю, откуда у меня хватило решимости, но я всё же подошёл к стайке девушек и насмелился пригласить Люсю на вальс.

Почему-то в тот вечер мне не хотелось кривляться в модных танцах. Хотелось спокойного, отдохновенного, неземного чего-то. И это состояние и чувства у меня всегда ассоциировались с вальсами. Благодаря моим двоюродным сестрам, я немного мог под них двигаться и даже кружиться.

Я тогда не напрашивался в провожатые, но как-то само собой получилось, какая-то сила нас объединила, и мы не дожидаясь окончания танцев, пошли бродить по селу.

Она спрашивала меня, я отвечал. К информации о месте проживания добавил, как бы из солидности, что через десять дней пойду служить в Погранвойска, куда сам просился в военкомате, и, кажется, на Дальний Восток. Но, взглянув на часы, уточнил:

— Уже через пять суток и восемь часов.

И, кажется, спросил, может быть, мысленно:

— Если я тебя попрошу, ты будешь меня ждать?

И она ответила:

— Может быть…

Я взял девушку за руку. Рука была холодной. Мне хотелось её согреть. Но Люся вытянула пальчики. Сжала их в кулачок, и положила его себе на грудь, прикрыв другой ладонью, как дорогой и нежный бутон.

Чем глубже опускалась ночь, тем становилось прохладнее. Люся была в платьице, а я в одной рубашке. Но приобнять, привлечь к себе и согреть девушку собой у меня не хватало смелости. Вернее, я не мог побороть в себе хроническую застенчивость, которой природа меня наградила сверх всякой меры. За это я злился на себя. И я с каждым метром, с каждым шагом давал слово, что переборю этот недуг. И лишь только тогда отпала необходимость в его преодолении, когда мы вдруг оказались у ворот её дома.

— Ну вот, мы и пришли, — сообщила Люся и тоже вздохнула, словно, так же как и я, находилась в состоянии единоборства со своим недугом.

…И теперь, этой ночью, я спросил:

— Люся, а ты почему так быстро ушла тогда?

Она ответила:

— Я очень сильно волновалась и боялась чего-то…

— Я тоже… — признался я. — А если бы я тебя тогда обнял, чтобы согреть?..

— Не знаю, — пожала она плечиком. — Я бы, наверное, не позволила.

— А сейчас?..

Люся лишь улыбнулась, и голубой свет глаз, искринки в них, меня обожгли. Я слегка потянул её за руку к себе, и она, засмеявшись, наклонилась. Поцеловала!

Я уронил её на себя.

И мне стала жаркой эта лунная ночь. Согретая мной моя милая Людмила-Люся, моя Фея, моя Мечта. Девушка, которую я до сих пор не забыл. Даже в мыслях уже не надеясь когда-либо с ней встретиться. И вот… Она сама меня нашла!

И какой же блаженной и радостной была эта ночь… Тот самый мой Май, только жаркий, искрометный и нескончаемый…

Потом я рассказал ей, что я приходил к ней ещё на свидание.

— Правда?.. — удивилась она.

— Да. Но свидания не состоялось.

В отличие от первой ночи, вторая оказалась прохладнее и такой же светлой. На небе стояла полная Луна. Но мне было одиноко и охватывало сильное волнение. Донимала дрожь откуда-то изнутри, из-под солнечного сплетения. И я никак не мог её унять. Хоть и был я на этот раз одет тепло, в пуловер, в ветровку, однако, как будто бы мёрз.

Ближе к полуночи к дому подъехал её отец на служебной ветеринарской машине. Машина было с открытым кузовом, но с небольшой будкой в нём, стоящей у водительской кабины. Отец, местный ветеринар, поставил авто так неудачно, что закрыл окно, через которое я следил за моей девочкой. Заметив приближение фар, мне пришлось отбежать через улочку и стать за соседним палисадником.

И тогда я решил забраться в кузов, притаится в той будочке, в надежде увидеть Люсю в окно, может быть, помахать ей, или даже свистнуть. Это был последний вечер, и я твердо решил покончить со своим недугом. Хватит, натерпелся, то есть натомился!

Но проходили минуты, которые, казалось, растянулись на часы, а девочка в окно не выглянула. Лежала в пастели и читала книгу

В кузове было сено. Пышное, духмяное, мягкое. Я решил прилечь на него. И лёг специально так, чтобы козырёк будочки загораживал меня от лунного света. Луна стояла как раз над домом и слепила.

И, неожиданно, заснул. Словно провалился в какую-то яму. То ли в сене много было бурман-травы, то ли устал от томления.

Очнулся уже под утро. Вставал робкий рассвет. Но я, быть может, долго бы ещё не проснулся, поскольку находился в глубоком безмятежном сне.

Но кому-то снятся сладкие сны, кому-то тревожные будни…

Разбудил меня хлопок водительской дверцы и вой стартера автомашины. Завелась машина и стронулась с места.

О-ё… Я хотел было сигануть через задний борт, но сельские дороги не избалованы асфальтом, и потому машину затрясло, как на огромном вибраторе, загремели борта. И сено оказалось самым безопасным местом в этом четырехугольнике. И к тому же мы ехали в том направлении, где находился домик моей тётушки.

И в самом деле — повезло. В это время на колхозной ферме шёл отёл, как мне пояснила позже тётушка. Она сама работала там дояркой. И отец Люси, подъехав к дому заведующего фермой, вышел из кабины и скрылся в воротах нашего соседа. Чем я и воспользовался.

— Ты бы знала, как я потом себя ругал!.. — воскликнул я.

Люся улыбнулась своей загадочной улыбкой и сказала:

— Не надо было прятаться от лунного света. Луна бы тебе не дала спать, — и призналась: — А я бы к тебе все равно не вышла.

— Почему?..

— Я тоже тогда боялась лунного света.

— А сейчас?

— Нет. Я в нём живу.

— Я тоже хочу в нём жить!

— Нет. Только не сейчас. Сейчас мы можем лишь только встречаться. Это всё, что нам может позволить Луна. Только ты не прячься от неё.

— Не буду.

И во мне вновь вспыхнули новые волны чувств. Я задыхался в них, стонал, возможно, плакал. А может, смеялся навзрыд. Но я в этот момент был неземным, обуян неземной страстью.

"Ты еще придёшь ко мне?" — просил я мысленно.

Она так же мысленно ответила:

"Жди…"

…Я проснулся в полном блаженстве. В таком, в котором, наверное, никогда не был и не буду впредь. Со мной была моя молодость, моя тайная, сокровенная мечта, которая все-таки нашла меня на излёте лет, осчастливила меня. И я говорю ей: спасибо тебе, моё славное лунное создание!

И мне на ум пришли строчки, из которых я сплёл стихотворение:

А утром, как всегда. Хоть глаз не открывай.

Как будто в ад меня столкнули. Милый Рай! -

Ты был со мной всю ночь. Я молод был, красив...

Как быстро жизнь прошла. Спасибо ночь за Май!

А что, по-моему, неплохо получилось? Глядишь, так и поэтом стану. Приходи почаще, Люся…