Лето

Лето…

Эта ядерная зима была жутко холодной. Топлива не было и люди, кутаясь в рваное старье, тщетно рыли снег, в неугасающей надежде пытаясь найти хоть что-то, что могло гореть. Для многих, этот день был последним. Качаясь от голода и дрожа от холода, они падали и больше уже не ставали…

В один из таких дней упал и я…

Сквозь слипающиеся веки я увидел дверь, которая медленно открывалась и яркий, солнечный свет пробивался всё больше и больше. Там, на солнечной лужайке, стояла девочка в летнем платьице с букетом цветов и звала меня, махая рукой.

«Сейчас. Иду». Я медленно пополз вперед, всё ещё не веря своему счастью. Там, впереди, жарко светило солнце и между цветов порхали разноцветные бабочки. Как-то неожиданно я оказался на полянке и вдохнул давно забытый запах цветов. Я откинулся на спину и, широко раскинув руки, с упоением вдыхая теплый, наполненный ароматами цветов воздух, счастливо засмеялся. Вдруг пошёл дождь. Моё лицо стало мокрым. Я хотел вытереть его, но что-то мешало. С трудом открыв глаза, я увидел своего верного пса. Это он лизал моё лицо, а я думал, что это дождь.

Пёс радостно тявкнул, увидев, что я открыл глаза и, ухватив меня за шиворот, потащил домой. В окне я увидел мать и махнул ей рукой, показывая, что я живой. Я не хотел, чтобы она волновалась.

Дома, мать, кутаясь в изорванную шаль, сумрачно посмотрела на меня и заплакала, прижав к себе.

— Больше не смей спать. Слышишь? Больше не смей…

— Я видел лето, — сказал я. — Там была девочка. Она звала меня.

— Я знаю. Когда замерзаешь, становится очень жарко. Хочется спать.

— Нет. Я не хотел спать, — возразил я. — Там была девочка…

Мать зарыдала навзрыд, а я вырвался и убежал на улицу.

Я смотрел, как падают снежинки, и думал о девочке. О цветах и бабочках.

Я уже не помнил, как выглядит лето. Это было так давно, что казалось просто сном.

«Наверное, я никогда не увижу больше лета» — горестно вздохнул я и побрел туда, где совсем недавно передо мной открылась дверь в чудесный мир. Но чуда не случилось. Я долго стоял с закрытыми глазами и всё ждал и надеялся, что дверь вот-вот возникнет передо мной и откроется, но она не появилась.

Ночью я смотрел на звёзды. Они видны только в очень холодные ночи и сегодня, была как раз такая ночь. Больше всего мне нравилась Большая Медведица. Я часто разговаривал с ней и надеялся, что когда-нибудь она мне ответит. Звёзды очень далеко от нас, хотя и кажутся близким, но когда-нибудь, мои слова долетят до неё. Сегодня у меня было много вопросов к Большой Медведице. Я рассказал ей про сон и долго прислушивался к морозной тишине, пытаясь услышать шепот далёких звёзд. Мне показалось, что звёзды что-то сказали, но всё испортил пёс. Байрон вынырнул из темноты с громадной костью и положил её у моих ног.

— Спасибо, Байрон — недовольно поморщился я. — Ты всё испортил. Зачем ты приволок эту кость? Ты же знаешь, что я не ем это.

Я потрепал пса по загривку и огорчённо вздохнул:

— Ладно, пошли домой, — и, бросив взгляд на обглоданную кость, пожурил пса: — Мог бы и мяса оставить. Маленько…

Утром я проснулся с предчувствием великих перемен. Что-то сегодня должно было произойти. Я не знал что именно, но смутная тревога не покидала меня. Я быстро поел похлебку из овсянки и выскочил на улицу. Нет, ничего не изменилось. Всё та же унылая морозная даль, скрипящий снег под ногами и тёмные фигурки людей, бредущих по снежной равнине. Ко мне подошёл Байрон и сел, прижавшись к моей ноге. Мы стали ждать вместе. Пёс время от времени посматривал на меня, словно задаваясь вопросом, чего я тут жду и вдруг сорвался с места и понёсся в снежную даль. Я бросился за ним, умоляя, чтобы он летел не так быстро. Так быстро я не умею бегать и боялся, что потеряю его из вида. Черная точка на горизонте исчезла, но вскоре появилась снова. Пёс возвращался. Байрон подбежал ко мне. Радостно о чём-то гавкнул и снова умчался вперёд.

«Там что-то есть. Он что-то нашёл» — подумал я, но бежать уже не было сил. Я медленно побрёл вслед, надеясь, что Байрон ещё вернётся и покажет дорогу.

Я помнил ещё, что когда-то здесь было море. «Что он мог найти здесь?».

Байрон снова вернулся и в нетерпении повизгивая, пытался подогнать меня.

— Надо отдохнуть, — виновато просипел я. От усталости кружилась голова и в горле пересохло. Я рухнул в снег и счастливо улыбнулся, устраиваясь поудобнее в мягкой постели. Байрон недовольно несколько раз гавкнул, но покружившись, лёг рядом. Я подполз к нему и обнял рукой.

— Я ведь легкий, как пушинка, — шепнул я ему, надеясь на жалость друга. — «Было бы здорово, если бы он ухватил меня за шкворник и потащил… Жаль, ошейник сняли».

Словно услышав мои мысли, Байрон недовольно прорычал и вытянувшись на снегу, задумчиво уставился вдаль, изредка косясь на меня и ожидая, когда я отдохну.

Вроде полегчало. Сердце снова забилось ровно и спокойно, дыхание успокоилось, и я поднялся, отряхивая снег.

— Пошли, — вздохнул я. — Далеко ещё?

Байрон гавкнул, рванулся вперед, но не убежал, а засеменил спереди, показывая дорогу.

Уже давно скрылись из виду домики, а мы всё шли и шли. Казалось, этому не будет конца.

Неожиданно Байрон рванул вперёд и где-то вдалеке стал рыть снег. Когда я подошёл, он уже добрался до льда и пытался расцарапать его когтями.

— Что там? — я попытался разглядеть, что находится под темной синевой льда, но ничего не увидел. Лишь какие-то тени безмолвно скользили в глубине.

Словно из-под земли, под ногами пронёсся гул и я замер, пытаясь понять, что это было. Раздался оглушительный треск. Лед под ногами вздыбился, и меня отшвырнуло в сторону. Я упал в снег и сжался в комочек, закрыв руками голову. Рядом падали куски льда, но испугался я не этого. Кто-то потащил за шиворот, и я испуганно дернулся, пытаясь увидеть, кто это. На миг мне показалось, что в меня вцепилось страшное чудовище, вынырнувшее из бездонных глубин, и тащит туда обратно. Но это был Байрон. Он оттащил меня на безопасное место и снова бросился на неведомого врага. Его лай гулким эхом разносился по равнине, но лаял он как-то не злобно. Скорее для приличия, выражая своё недовольство непрошенным гостем.

Лёд оглушительно трескался и ломался, а из воды, вздымая громадные льдины, поднимался стальной остов неведомого корабля.

— Подлодка, — радостно ёкнуло у меня в груди. Я часто видел на картинках выступающие из воды рубки подводных лодок и не мог ошибиться. Я хотел было уже встать и радостно помахать рукой, приветствуя героев, но осёкся и испуганно сжался в ожидании развязки. Может быть, они совсем не добрые, как и те, что приходили в прошлом году. Всё население встало на защиту родного посёлка и многие умерли в этой войне. Мать тогда сказала, что нас бы не было уже в живых, если бы мы не отстояли свои дома. Они никого не щадят.

Я беспомощно оглянулся и горестно вздохнул. Бежать было некуда. Всюду, насколько хватало глаз, тянулась бескрайняя снежная равнина.

Черная громада поднялась из моря, стряхивая с себя остатки воды и льда, и казалось, нависла надо мною, пугая своей невообразимой мощью. До меня долетели солёные брызги, забытый запах моря и я невольно отполз подальше, хотя был достаточно далеко от подлодки.

На палубе появились двое и осмотрели окрестности в бинокль. Они заметили меня и Байрона, свирепо лающего на них, но мы их не интересовали. О чём-то горячо споря, они тыкали пальцами, как мне показалось, в сторону посёлка и что-то доказывали друг другу. Вдоволь наговорившись, они ещё раз осмотрели местность и скрылись внутри корабля. Черная громада дрогнула. Раздался знакомый гул и подлодка, шипя и булькая, словно глотая воду, погрузилась в море. Через несколько минут осталась лишь черная полынья, по которой плавали куски льда и снежная, размякшая шуба.

Я вернулся домой и рассказал всё матери. Она долго не верила мне и думала, что это просто был сон. Но что-то в её сознании вспыхнуло и она, схватив меня за руку, сказала:

— Пошли.

Я почему-то сразу понял, куда она меня ведёт. В посёлке был только один человек, который жил здесь всегда. Все остальные были пришлые, как и мы, бежавшие из своих разрушенных домов и потерявших всё. Этот посёлок тоже пострадал, но не так сильно как наш. Пустых домов было много, и каждый заселялся, где хотел. Деда Андрея уважали все. Это он показал разрушенный элеватор, где мы надолго запаслись зерном. Не пожадничал и даже помогал нам таскать тяжёлые мешки. Хотя запасов у него наверно было большее всех, он сильно исхудал и осунулся. Хмуро глянув на нас с порога, он долго раздумывал и только потом спросил:

— Чего пришли?

— Сын подлодку видел, — извиняющимся голосом торопливо начала мать. — Я боюсь, как бы беды большой не было.

— Подлодку? — недоверчиво переспросил дед Андрей и окинул меня суровым взглядом.

— Один чёрт, скоро всё сдохнем, — горько усмехнулся он, но всё же предложил: — Ладно. Входите.

В доме царил страшный беспорядок. Повсюду валялись пустые банки из-под консервов и дед Андрей, отшвыривая их ногами, словно оправдываясь, буркнул:

— Смерти жду.

Стол тоже был завален всяким хламом, и дед Андрей, небрежно смахнув всё на пол, указал на стулья.

— Присаживайтесь.

Мать дёрнула меня за руку, мол, рассказывай, но я ждал, пока этого не скажет дед.

Тот не спеша уселся и, обведя комнату тяжелым взглядом, вздохнул:

— Ну что? Давай рассказывай. Что ты там видел?

Я рассказал всё в подробностях, стараясь не упустить ничего, и терпеливо стал ждать ответа.

Дед Андрей долго молчал, о чём-то размышляя и наконец, задумчиво сказал:

— Значит, живут ещё где-то люди… Здесь раньше неподалёку часть стояла. Ракетчики. Может им, что из имущества понадобилось… Оружия-то нет, а ракеты может и остались. Я там всё облазил. Только какой с них прок?.. Слышал я, что и бункер секретный там был, но я его не нашёл. Может, входы завалило. Не знаю. Тут ведь тогда такое творилось… земля стеной от взрывов стояла. Ну а что? — вдруг развеселился старик. — Пускай едут. Может, им люди нужны будут? Глядишь, и ещё годик протянем. А нет… так ведь и так сдохнем тут все. Днём раньше, днём позже… Какая нам разница? Молодых вот жалко.

Дед Андрей кивнул на меня и печально покачал головой.

— Вот их жалко… Они жизни не видели. А нам то что…

Дед повздыхал ещё и, махнув рукой, порывшись в шкафу, достал банку тушёнки.

— На вот, ешьте. Только идите, ради бога, с ней. А то я передумать могу.

Я видел, с какой жадной страстью он смотрел на банку и мне стало страшно. Он и вправду мог вот-вот передумать. Я изо всей силы дёрнул остолбеневшую мать и потащил её к выходу, вырвав из цепких рук деда Андрея тушёнку. Ещё я боялся, что мать вдруг откажется и всё испортит.

Уж очень гордая она была у меня.

Когда мы вышли, мне стало стыдно за своё поведение. Банка тушенки жгла руку, но я упорно твердил себе:

«Он же старый. А нам с мамой это поможет…»

Но больше всего мне запали в душу его слова о бункере. В моём представлении это был, прежде всего, склад продовольствия и я твёрдо решил найти его. Я погладил верного Байрона, который ждал нас на улице и прошептал:

— Ты же поможешь найти этот бункер? Правда?

В моём воображении пронеслись горы банок сгущенки и тушенки, и я счастливо улыбнулся. «Да. Найти такое сокровище было бы здорово».

Но моим планам не суждено было сбыться. Наутро в посёлок вошёл отряд солдат и их начальник, взобравшись с мегафоном на полуразрушенную трибуну для выступлений, где давно оторвали все доски и остались только голые металлические трубы, прокричал:

— Граждане. Те, кто ещё слышит и видит меня. Те, кто ещё жив. Не оказывайте сопротивления. Мы не собираемся вас грабить и отбирать последнее. Мы пришли с миром.

Прислушавшись к тишине и заметив, что кое-кто выглянул из домов, он продолжил:

— Мы дадим вам работу и еду. Мы построим новый мир, где все будут сыты и счастливы. Нам нужны ваши руки. Не бойтесь нас. Мы хотим вас спасти.

Грянул выстрел и солдаты разом легли в снег, а их начальник скатился с трибуны и, выхватив пистолет, замер в тревожном ожидании.

Но это был Григорьевич. На радостях он пальнул в небо и, выйдя из ворот своего дома, пальнул в воздух ещё.

— Виват, армии спасения! — заорал он и вдруг заплакал, упав в снег. — Родные вы мои. Как долго я вас ждал…

Тем, кто согласился работать, выдали сухие пайки. По тем временам — немыслимое богатство. Банка тушенки, галеты, шоколадка и целый килограмм пшена. Мать, сияя от счастья, внесла коробку с пайком домой и, аккуратно поставив её на стол, твердо сказала:

— Завтра пойдешь работать. Тебе такую же дадут.

Работать возили далеко. Километров двадцать от поселка. Старенький вездеход натужно ревел и нещадно чадил, но с работой своей справлялся. Всем выдали кирки, ломы, лопаты и мы ожесточенно долбили мерзлую землю. От ударов звенели ломы и сыпались искры, словно это была не земля а бетон, но всем почему-то это даже нравилось. Я никак не мог понять чему они все радуются и вяло ковырялся в земле дожидаясь конца смены. Двое солдат стоявших в охране хмуро поглядывали на меня, но ничего не говорили. Может быть, им было просто жалко меня…

Дед Андрей от работы отказался, сославшись на старость, но узнав, куда нас возят, выбрав подходящий момент, собрал несколько человек и сказал:

— Я вам вот что скажу, дорогие мои. Знаю, что они ищут. Тут склады раньше были — вот они до них и добираются. И как только они до них доберутся — кончится ваше счастье. Не будет у нас никакого светлого будущего. Самим его надо строить или сдохнем здесь все от голода и холода. Так что думайте как вам дальше жить.

Молва быстро разнесла эту весть и работа на стройке стала совсем другой. Удаль и размах как ветром сдуло и люди, как и я, стали потихоньку откалывать кусочки мерзлой земли. Солдаты заметили перемену в настроении людей и теперь, нас стали сопровождать на работу четверо военных. И если раньше, кто-нибудь из солдат частенько вылезал «погреться» орудуя ломиком или киркой, то теперь, из вездехода никто не высовывался.

В это утро я как обычно стал собираться на работу, но подошла мать и, сунув мне узелок, почему-то прошептала:

— Сегодня на работу не ходи. Я тут собрала еды немного. Поешь и беги, спрячься где-нибудь. Можешь на элеваторе спрятаться. Там не найдут. И до вечера не высовывайся. Ты всё понял?

Я мотнул головой. Что тут не понять. Война будет. Я видел, как сельчане то и дело шныряли к деду Андрею. Небось оружие раздавал. Я тоже наведался, но меня и на порог не пустили. Да и наплевать. Сам добуду.

На элеватор я не пошёл. Спрятался в дальнем заброшенном домике и стал ждать.

«Раз не дают оружие, я сам заберу его у первого же убитого солдата» — решил я. — « А там посмотрим».

Вездеход на этот раз стоял долго, но выпустив черную струю дыма, всё же тронулся в путь. Мне объяснили, что это из-за топлива. Его сливали откуда придётся и в бензобак лили всё что горит.

Я, было, пожалел солдатиков, которым не суждено было уже вернуться, но снова ожесточился. «Они-то нас бы не пожалели».

До обеда стояла звонкая тишина. Казалось, мир вот-вот взорвется, разорвав тишину треском автоматных очередей и разрывов гранат, но ничего не происходило. Так я и просидел до вечера в тревожном ожидании.

Приехал вездеход и солдаты привычно потопали к своему домику. Вздох разочарования вырвался у меня из груди. Ближе к вечеру, я слышал что-то похожее на далёкие выстрелы и надеялся, что «началось». Но раз солдаты вернулись, то видать померещилось.

«Значит передумали». На всякий случай, я окольными путями стал пробираться к своему дому. Вдруг стрелять надумают. И тут меня осенило: «Сейчас солдаты пойдут к подлодке, чтобы взять очередной паек для нас и вот когда они его принесут… Да. Рановато я домой собрался». Пришлось возвращаться в своё укрытие. Скоро будет самое интересное.

Вереница солдат направилась к подлодке и я взобрался на крышу, чтобы ничего не пропустить. Жаль бинокля нет. Тогда бы вообще всё как на ладони было бы. Неожиданно поднялся ветер и я загрустил. Солдаты могут и не вернуться. Останутся ночевать на подлодке.

Темные точки людей взобрались на подлодку и тут до меня донеслись выстрелы. Я ничего не понимал. С ума там спятили что ли? В кого они там стреляют?

Ветер крепчал и снежная мгла скрыла от меня подлодку. Можно было идти домой. До утра, точно ничего не случится.

Утром кто-то постучал в окно и сказал выскочившей на порог матери:

— Все на площадь. Дед Андрей сбор объявил. Говорить будет.

Мать хотела меня разбудить, но увидев, что я лежу с открытыми глазами, сказала:

— Слышал? Поднимайся. Пойдём послушаем, что дядька Андрей скажет.

Мы захватили подлодку. Это известие настолько ошеломило многих, что даже сообщение о том, что при этом погибли трое наших, никого не смутило. Правда, хоронили их с надлежащими почестями и даже, был салют. У некоторых на глазах появились слезы, и я услышал, как стоявший рядом дед Андрей, тихо сказал:

— Это добрый знак.

Посыпались вопросы и предложения о предстоящем походе в дальние земли, но дед Андрей пресёк этот поток простым вопросом:

— Среди вас подводники есть?

Таковых не нашлось.

— Значит, никуда не плывём. Это даже и к лучшему, — продолжил он. — Снимаем всё, что можно снять с подлодки — её всё равно льдами раздавит и копаем дальше проход в бункер. Спасибо что показали, где рыть.

— Что рыть-то? — раздался чей-то голос из толпы. — Может, там и нет ничего. Одни патроны.

— Может, и нет ничего, — согласился дед Андрей, — но нам эти катакомбы для другого нужны. Жить там будем. Под землёй оно всё теплее. Грибы посадим… Да мало ли что. Сами новую жизнь строить будем. Надеюсь, все согласны?

Гул одобрения пробежал по толпе, а я пошёл домой. Они тут ещё два часа галдеть будут, а мне это было не интересно.

Подлодка оказалась не просто большой, а огромной. Я насчитал в ней целых четыре этажа и то, кажется, не всю облазил. В ней было уютно и ужасно тепло. Я просто тащился от этой жары и ни за что не хотел покидать подлодку. Это было моё маленькое лето, о котором я так мечтал. Но всему приходит конец и я узнал, что дед Андрей решил подорвать её — чтобы от подлодки и следа не осталось. Вдруг за ней другие гости пожалуют. Эта весть не сильно обрадовала меня, и пришлось проявить изрядную сноровку, чтобы незаметно для всех, вынести заныканную в трюме снайперскую винтовку с двумя ящиками патронов.

Уже три с лишним месяца мы пытались выгрузить из подлодки всё, что могло бы пригодиться в нашей жизни, но казалось, что конца этому не будет. Единственный, кто этому радовался, наверное, был только я. Остальные что-то бурчали и с нетерпением ожидали, когда этому придёт конец. Главные припасы — продовольствие — были давно вынесены, и мало кто верил, что остальное может когда-то пригодиться.

Удалось добраться и до бункера. Для меня это был целый подземный город, со своими улицами и площадями. Склад был не продовольственный, но еды здесь хватало. Для гарнизона был сделан запас продуктов на пять лет. Они все были мертвы и никто не понимал, почему так произошло. Как бы там не было, но бункер всем понравился и пришлось опять взяться за тяжёлую работу. Предстояло вынести сотни бомб, ракет и непонятных бочек с какой-то жидкостью наверх и если не уничтожить, то хотя бы оттащить всё это подальше. Сидеть на пороховой бочке никому не хотелось. На наше счастье, нашлось два человека, которые служили в ракетных войсках. Правда и они не всё знали, но избавили от лишней работы. Оказалось, что вытаскивать почти ничего и не надо. Большую часть боеприпасов можно было использовать для обогрева и выбрасывать только уже пустые болванки. Нужно было только соорудить подходящую печь и на это нашлись свои умельцы. Словом, город загудел как пчелиный улей и люди стали чаще улыбаться. Жизнь пошла своим чередом, но мне этого было мало — я хотел увидеть лето.

Однажды, к нам пришел человек. Мне он показался глубоким старцем, измождённым от голода и синюшным отливом кожи от холода. Но уже через несколько дней стало ясно, что он совсем не старик. Ему было всего 45, но годы лишений дали о себе знать и на свои года он, конечно, не выглядел. О себе он говорил мало и ссылался на то, что от взрыва бомбы у него отшибло память. Однако, он неплохо разбирался в технике и даже усовершенствовал нашу печь. Знания, видать, ему не отшибло взрывом. Даже в ракетах он понимал больше, чем наши бывшие ракетчики. Он быстро стал уважаемым членом нашего общества и к его словам прислушивались. Но обращались к нему почему-то фамильярно — просто Василий. Так уж получилось, что моя мать чем-то приглянулась ему и мы с ним подружились.

Узнав, что мне удалось закончить только 5 классов. Он взялся было учить меня, но быстро понял, что потеряет друга и обретёт врага. Учиться мне совсем не хотелось. Зачем? Те знания, которыми обладал я на этот момент, были вполне достаточны, чтобы не умереть с голода и холода, а большего мне и не надо было. Правда, он не отступился и пошёл другим путём, чтобы выучить меня тому, что он знал сам, но об этом я догадался не сразу.

Как-то мы разговорились, и он узнал о моей мечте — увидеть лето.

— Лето… — грустно улыбнулся он. — Где-то я читал, что ядерная зима будет длиться 5 лет. Но что-то видно, пошло не так. Пять лет уже прошло, а тепла не предвидится. Видать, что-то сломалось в небесной канцелярии. Но я думаю — это можно исправить.

— Как? — удивился я.

— Это выглядит немного странно, но вернуть лето мы можем теми же ядерными ракетами. Суть идеи проста и понять это сможешь даже ты. Нужно разбудить самые большие вулканы на Земле и заставить их работать на нас. Правда, у нас только семь ядерных ракет и придется ограничиться тремя вулканами. Три на Йеллоустоун и по две на Мерапи и Корякский. Корякский может разбудить вообще всю Камчатку и задаст там жару. Так что шансы у нас неплохие. Конечно, станет ещё немного хуже, но весь пепел быстро осядет и снег станет черный. А что будет делать черный снег?.. Правильно, таять. Боюсь только, как бы электронная начинка ракет не вышла из строя. Тогда нам придётся изрядно попотеть, прежде чем мы сумеем исправить это. Но будем надеяться, что это не так. Командный пункт точно из строя вышел. Я смотрел. Но его починить, я думаю, мы в силах. Там тоже кой-какие проблемы предвидятся — коды и всё такое, но с этим я справлюсь.

— Жаль, что вы опоздали немного, — посетовал я. — Тут подлодка недавно стояла. Там ракет тоже много было. Может, и ядерные были.

— Какая подлодка? — встревожился Василий. — Я что-то слышал об этом, но думал, это давно было. А ты откуда знаешь про ракеты? Ты был там?

— Конечно. Мы её почти полгода выгружали. Насилу выгрузили.

— Вы захватили подлодку?! — расширились от удивления глаза Василия.

— Ну, вы даёте! И куда вы её дели?

— Взорвали, — огорчённо протянул я. — Дед Андрей боялся, что за ней другие придут.

Василий согласился, что сделали правильно и рассказал мне, что и к ним в поселок пришли однажды солдаты, но выжил, наверное, только один он. История была почти один в один с нашей. Им тоже пришлось откапывать какой-то бункер, но под конец всех расстреляли. Василию просто повезло, что он выжил. Пуля попала в плечо и прошла навылет. Но ему повезло наверно дважды, а то и трижды. Ночью поднялась пурга и никто не остался охранять технику. Все спустились вниз. Когда он очнулся — вокруг никого не было. Он угнал вездеход и лекарства в аптечке очень помогли ему. Запас еды был невелик, но это хватило ему на какое-то время. А потом кончилось горючее и началось время тяжелых испытаний и скитаний. Но снова удача была на его стороне.

Он увидел пар, поднимающийся клубами из-под земли, и нашёл нас. Мы в это время как раз вытаскивали пустые болванки от ракет.

Я рассказал всем об идее Василия и многим она понравилась. К моему удивлению, нашлись и люди, желающие помочь и неплохо разбирающиеся в электронике. Я тоже помогал, чем мог и скоро этот великий день настал. Семь ракет, оглушительно ревя, взмыли в небо и мы стали ждать. Это был наверное, самый беспокойный месяц в моей жизни. Каждый день я вскакивал с постели и мчался к пустой пусковой шахте, где сорвало крышку, и можно было увидеть небо. Массивные входные двери мне открывать бы не позволили. В один из таких дней я увидел черные тучи, закрывшее небо и с радостной вестью помчался к Василию.

— Значит, сработало, — улыбнулся он. — Ну что ж. Будем ждать. Я думаю, через полгода, мы будем ходить по лужам.

Но прошёл год, прежде чем потекли первые ручьи. Небо очистилось и ласковое солнце жарило неимоверно. Я радостно прыгал по талому снегу и орал во всё горло, что скоро придет лето. Подошёл Василий и, глядя на меня, улыбался, щурясь от непривычно яркого солнца.

Я обхватил его руками за шею и поцеловал в щеку.

— Ты самый прекрасный человек на Земле. Ты вернул нам лето, — прошептал я и рванулся прочь, пряча навернувшиеся на глаза слезы.