Где ты я?

РАССКАЗ

"Ну что за день, — с досадой думал он, глядя, как дождь смывает остатки выпавшего ночью снега. — Фу! Наконец-то я дома!"

А ведь какой же был прекрасный день! Его назначили заместителем заведующего лаборатории. Это раз! Он решительно объяснился с Тасей и предложил ей руку и сердце. И она всё это благосклонно приняла. Это два! И, любезные господа! Жизнь — вообще расчудесная штука! Поглядите только на эти деревья, на ветках которых Дед Мороз разложил свои холодные подушки; вслушайтесь в этот снежный хруст под ногами, как будто вы ступаете по свежим огурцам! А воздух! А небо! А как милы и забавны окружающие нас люди!

— Извините! У вас не найдется закурить?

Дорогу ему преградил молодой коренастый крепыш. Но какая обезоруживающая улыбка!

— Конечно же, найдется! Непременно найдется!

Он стал охлопывать себя по карманам. Куда же он положил эти дурацкие сигареты? Вечно он их толкает в разные карманы, и каждый раз ему приходится их отыскивать. Вот они! Он стал расстегивать куртку. И в этот момент кто-то сзади крепко схватил его за руки и вывернул их за спину. И тут же он почувствовал, как на его запястьях щелкнули наручники. Это не бандиты! Те бы просто шарахнули его по башке бейсбольной битой.

— Вы арестованы, гражданин Попковский!

Если они назвали его по фамилии, значит, это не случайный арест.

— А не будете ли вы столь любезны и не скажите, за что меня арестовали?

Его бесцеремонно запихнули в полицейский уазик на почетное заднее место.

С двух сторон его плотно зажали. Сидеть было неудобно. Каждый скачок машины причинял боль.

— Умоляю! Снимите наручники! Я никуда не убегу! — попросил он.

И тут же заработал тычок в живот, от которого у него в глазах потемнело, и больше уже не возникало желания о чем-либо просить этих сумрачных товарищей. Его доставили в мрачное здание, где обшарили с ног до головы и запихнули в камеру, где на нарах уже отдыхал какой-то дядечка. Он лежал лицом к стене и мирно посапывал. «Ко всему привыкает человек-подлец!» — как писал один классик, тоже изведавший прелести тюремной жизни. У зарешеченного окна сидел еще один жилец камеры. Он обернулся и спросил Попковского:

— За что, братело?

Что ему было ответить?

— Сам не знаю. Ни в зуб ногой!

— Да как же не знаешь?

— А вот так! Попросили закурить. И всё! Повязали, как кутенка. Привезли сюда. И ничего не объяснили.

— Козлы! — произнес товарищ по несчастью.

После чего он до глубокой ночи рассказывал Попковскому про полицейский беспредел. После его рассказов настроение у Попковского не улучшилось. Сказать, что он был напуган, значит, ничего не сказать. И поэтому, когда утром отворили калитку и крикнули: «Поповский! На выход!», он самым бессовестным образом струхнул, представив, как сейчас его будут избивать и пытать.

Но никто его не бил, не пинал и не посыпал свежие раны солью. К немалому его удивлению допрашивала молоденькая симпатичная женщина, которой он всё порывался сказать комплимент и спросить: «Что она делает вечером?»

— Ну, рассказывайте, гражданин Попковский, как совершили свое преступление! Врать не советую!

— Прошу прощения за беспокойство, которое я вам доставил, но никакого преступления я не совершал. А потому и не знаю, что мне вам рассказать.

— Так-то и не знаете?

— Совершенно!

— А знаете ли вы, гражданин Попковский, что чистосердечное признание облегчит вашу вину? На суде зачтется. Это уменьшит ваш срок.

Ему стало искренне жаль эту симпатичную женщину и захотелось помочь ей. Но чем он ей мог помочь, если ничего не знал. И почему он не совершил вчера никакого правонарушения? Ох! Растяпа он и есть растяпа! Никудышный, одним словом, арестант.

— Вот поэтому, гражданин следователь, я чистосердечно признаюсь, что никакого преступления не совершал. Сожалею! Но того, чего не было, не вернешь. Увы!

— Хм! Может быть, вы еще и будете отрицать, что вчера не заходили в салон игровых автоматов «Стань мультимиллиардером», что на улице Романа Абрамовича? Дом тринадцать.

— Совершенно верно изволили заметить! Конечно же, буду отрицать, потому что я никогда не бывал ни в каких салонах игровых автоматов и даже не знаю, с какой стороны туда открывается дверь. Разумеется, это большое опущение в моей жизни…Но почему-то у меня нет и малейшего желания его исправлять.

— Ах! Вон вы как! Значит, так?

Следовательница поднялась, подошла к телевизору и ткнула кнопку. После чего повернулась к столу.

— Мы будем смотреть «Следствие ведут знатоки» или «Опера. Убойный отдел»? — пошутил Попковский и, как всегда, неудачно.

Ему стало стыдно. И он еще позволил себе размечтаться!

— Угу! Будем! Только очень внимательно смотрите, гражданин Попковский. Надеюсь, исполнителя главной роли вы узнаете сразу. Не узнать его невозможно.

Ух ты, елки-палки! А на экране-то был он, Попковский! Оказывается, в этом самом салоне «Стань мультимиллиардером» он был завсегдатаем. Как много мы еще не знаем о себе! Ты смотри! Его здесь узнают, здороваются за ручку. Девушка в мини-юбочке подходит к нему с подносиком. А на подносике длинная такая стопочка на ножке. Взял, хлопнул, крякнул. Интересно, что же такое он выпил? Мартини? Коньяк? Амарети? Впрочем, в спиртных напитках Попковский не был специалистом.

— Узнаете себя, гражданин Поповский? Или заявите, что это не вы? Что же вы молчите?

Он узнал себя. Одежонка — вот только была не его. И честно говоря, всё-таки это был не он. Но если бы он рассказал правду, то не парился бы сейчас на нарах, а отдыхал бы в одной из палат психбольницы, откуда бы вышел через несколько лет полным идиотом. Нет уж! Не дай нам Бог сойти с ума! Уж лучше посох и тюрьма! Извиняйте! Уж лучше он проведет несколько лет на свежем воздухе в компании с интересными людьми с неординарными биографиями. Общение с ними даст больше, чем общение с наполеонами и александрами македонскими. И прочими легендарными личностями.

— Вы уж извините, гражданин следователь, но не могли бы вы мне напомнить, что же я такого натворил? У меня что-то с памятью, знаете, не того стало..

— Дурака-то не включайте, гражданин Попковский! Н в цирке!

На счет дурака, конечно, верно. Но я ведь тоже не лишен простого человеческого любопытства. А ведь речь идет как никак о нескольких годах моей жизни. Я имею в виду свое будущее.

— Ну, ладно, Попковский! Скажу! Вы обвиняетесь в том, что раскрыли код одного из игровых автоматов. В результате чего преступным образом присвоили один миллион рублей пятнадцать копеек. Ну! Что вы скажите? А?

— Пардон! Сколько, вы сказали, копеек? Я что-то не уловил.

— Пятнадцать копеек, Попковский! Пят-над-цать!

— Забавно! А что же можно в наше время купить на пятнадцать копеек? Вот незадача! На коробок спичек даже не хватит.

— Не надо! Не паясничайте, Поповский! Вы будете признаваться или нет? Опять молчим?

Как ни признаться такой милой женщине? Но в чем он мог признаться? В чем? В том, что в один прекрасный день ему позвонил Толя Лебядкин? Еще и его впутать в это дело? Они вместе с ним учились в университете, жили в одной комнате и делили вместе и камень науки, и горбушку хлеба. Теперь же встречались нечасто. В последний раз выпивали недели две назад. Встречаться и выпивать — это два действия, неразрывно связанные между собой. Хорошо они тогда посидели! Толик всё что-то нес о своем изобретении. Он помешан на изобретениях. Он всю жизнь что-то изобретает.

Попковский в этих вещах не слишком-то разбирался. Да и не помнил многого. Запомнил только, что скальпелем он быстро и совершенно безболезненно где-то срезал у него часть кожи. Самую чуточку! Попковский даже не помнил, в каком месте. Выпито было всё-таки немало.

Была пятница, когда Толик позвонил ему в очередной раз. Сначала побалагурил, а потом предложил законтачиться. Попковский страшно вымотался на работе и подумал: а почему бы не расслабиться. По дороге с работы он загрузился в гастрономе и к Толику. Обитает Толик на третьем этаже, это очень удобно для визитеров, потому что не надо ждать лифта, которого никогда не дождешься, когда он нужен. И даже, когда не нужен.

Прыг-скок-перескок! И ты на месте! Дзынь-дзынь! Хозяин! Толик-алкоголик! Открывай быстрей! Сезам открылся.

— Заходи! Чего стоишь?

Но Попковский не мог сделать и шага. Первым его побуждением было бежать прочь. Он был охвачен ужасом, остолбенел, застыл, как соляной столб. На него смотрел он. Да! Да! Только одежда на нем была не его. Одежда была Толика. Его футболка и джинсы.

— Ты чего встал! Ну, давай проходи!

Попковский прошептал (голос куда-то исчез):

— Ну, ты даешь, Толян! Ну, ты артист! Надо же так загримироваться! Я даже напугался сначала. Убежать хотел. Фу!

— Да проходи же ты! Проходи! Чего стоишь-то, как статуй? Ну, же!

Толик стал выкладывать на кухне продукты и бутылки из его пакета и при этом безудержно болтал. Попковский же безучастно сидел в сторонке. Не было никаких сил.

— Ты ошибаешься! Никакой это не грим! Неужели ты забыл, о чем я тебе рассказывал в последний раз? Забыл? Признавайся! Пьяный же был!

— Забыл! Как-то так всё смутно! Урыками!

— Ну, ты даешь! Это же ведь открытие века! Да чего там века! Нашего-то века всего чуть больше четверти. Бери ширше и копай глубже! Нобель обеспечен! И слава на века! Так сказать, гений всех времен и народов! Вот так!

— Ты серьезно? У тебя не белая горячка?

— А то! Ну, я же тебе говорил! Неужели не помнишь? Всё-таки я сделал это! Берешь клетку у одного человека и внедряешь ее другому. Клетка несет весь набор информации о человеке. Нужно только знать, какая это клетка. И адресат — это тот, которому я клетку внедрил — перевоплощается в другого человека, в донора, у которого я брал клетку. Врубаешься? Ты хоть понимаешь, о чем я тебе говорю? А?

— Понимаю, — пробормотал Попковский. — Так ты хочешь сказать, что ты всё-таки…

— А чего тут говорить! — хохотнул Толик.

Или это не Толик, а он, Попковский? Или какой-то Попковский-Толик? С ума сойти!

Всё смешалось в доме Облонских, то есть в голове Попковского. И за что это ему?

— Что тут говорить, дружище? Что говорить? Всё. Что нужно, уже сказано. Ты же своими глазами видишь, что результат перед тобой. Вот он Я-Ты! Въезжаешь?

— Так значит ты для этого скальпелем тогда срезал у меня что-то, чтобы...

— Для этого! Именно для этого! А для чего же еще? А ведь хорошо получилось! С первого же раза и всё получилось! Даже сам не ожидал!

— Так это что же, — спросил Попковский. — Теперь ты всегда будешь мною. Теперь ты — это я? Теперь меня двое? Так?

— Зачем мне это нужно? Фи!

На его лице была презрительная гримаса. Он достал из холодильника бутылку.

— Мне что больше делать нечего? Я это только для проверки. Должен же я был убедиться! Теория теорией, а нужно убедиться, эксперимент нужен. И я, как подлинный герой науки, решил для эксперимента использовать собственное тело. А так чего бы я был тобой? Экая драгоценность! Я буду собой и только собой, Анатолием Лебедкиным, лауреатом Нобелевской премии, гением всех времен и народов! Ты пафос чувствуешь? А ты что? У тебя же и рожа не ахтец! А я симпатичный. Не Ален Делон, конечно, но симпатии противоположному полу внушаю. Девушки меня любят. А вот тебя как-то не очень.

Выпили за это дело. Не каждый же день делаются гениальные открытия! Потом еще раз, потом еще и еще. Уже и со счета сбились. А чего считать-то?

— Ты только подумай! — кричал Толик. — Какие это возможности открывает! Безграничные! Эх, взять бы клетки у Трампа или у … Ну, сам понимаешь, у кого! Прикинь! Перспективы какие! А представляешь, каких дел можно наворотить! Властелин мира и рядом не валялся! Это же круто!

— Ты бы, Толик, не очень-то! А то, ишь, как раздухарился!

Попковский погрозил ему пальцем. Толик хохотнул. И пошел снова к холодильнику.

— Не очень, Толик! Нехорошо всё это! Ох, чует мое сердце! Добром не кончится!

— Или, допустим, Шнурова! Прикинь, дружбан! Приезжаю куда-нибудь Я-Шнуров! И голос, и всё-всё-всё один к одному! Кругом поклонники, цветы! А деньги какие! Лопаты еще такой не придумали! Ну, теперь, корифан, заживем! Теперь крутнем динаму! Пыль столбом! Ого-го!

К концу нашей встречи Попковский уже не очень крепко держался на ногах, но всё же, прощаясь, взял с него слово, что он не будет эксплуатировать его облик, что завтра-послезавтра пусть себе другой облик делает. А то ему от одной мысли о двойнике жутко становится. К тому же он не Трамп и не Шнур, многого с его образиной не сделаешь. А уж о славе вряд ли приходится мечтать.

— Да на кой ты мне сдался! — орал Толик уже на лестничной площадке. — Это так, для пробы.

С тем они и расстались. Это была последняя встреча Попковского с Толиком, вот такая необычная. Имевшая последствия.

Сейчас Попковский находится в далекой республике Коми. Рукой махнуть до полярного круга. Местность тут хорошая. Правда, зимой холодновато. А летом гнуса! Не продохнешь! Срок его уже подходит к концу. Но он со страхом ожидает своего освобождения, которого может и не быть. Нет-нет! Режима он не нарушаю. Но представляете! Выходит он с чистой совестью за высокий забор с колючкой. Лепота! А тут добрые молодцы берут его под белы ручки и снова защелкивают на них браслеты. И ласково подталкивают под печень дубинками.

— Гражданин Попковский! Вы обвиняетесь в ограблении Пенсионного банка. К тому же еще и сопротивление оказали!

И вот тут попробуй докажи, что ты не верблюд, что в то время, когда ограбили банк, ты кувалдой забивал костыли на железной дороге Воркута — Салехард. Или все-таки рассказать о гениальном открытии Толика Лебядкина? А вы как считаете?