Дженга

Домик стоял в стороне от остальных, так что смотрелся одиноко, но на удивление гармонично в этом леске. Виноградная лоза уютно заползла на стены, цепко закрепившись в сколах камня. Один из выходов дома шёл в сторону леса, к бассейну. Очень большому и глубокому, выбитому в полу и покрытому по краю бирюзовой мозаикой. Правда, в нём уже давно не было воды, и сейчас сквозь плиты на дне уже проросли какие-то маленькие колючие кустики. Вообще, в самом доме чувствовался некоторый бардак и запустение, хотя если провести там хороший капитальный ремонт, он был бы роскошен.

И на краю этого бассейна, сидела девочка. Даже не так… Подросток. Бесстрашно свесив ноги вниз, она раскачивала на одной из них школьную туфельку, грозящуюся вот-вот упасть. И, похоже, она совсем не боялась замарать чёрное школьное платье о грязный бортик. Хотя на белых манжетах уже виднелась пара пятен… Еë густые иссиня-чëрные волосы были заплетены в два прилегающих к голове колоска, и их хвостики болтались чуть ниже ушей. Тёмно-синие глаза сосредоточенно смотрели в книгу, выискивая те самые фразы, которые надо было заучить, пока не придёт учительница.

Правда, учить их совсем не хотелось. Вообще, ей было всё ну кра-айне лень. Так что её всё отвлекало — то посторонние звуки на крыше, — странно, вроде голуби так громко не ходят, — то ветка дерева, которой ни с того ни с сего вздумалось зашуршать в абсолютно безветренную погоду… Тьфу!

Она тряхнула головой и откинула от себя все эти ненужные мысли, постаравшись сосредоточиться, наконец, на стихотворении Лермонтова. Однако…

Бам! И грохот железной проволоки…

Вот это уже она без внимания оставить никак не могла. Вздрогнула от испуга. Туфля с её ноги наконец упала и звонко хлопнулась на дно бассейна. А звон проволоки за углом дома всё не утихал, наоборот, становился громче и сумбурнее, будто кто-то там запутался и в панике пытался выбраться… Может, птица какая-то глупая туда попалась? Надо посмотреть… Такое ведь вполне может быть, даже уже бывало раньше. Так что девочка без особого удивления и боязни легко подскочила, глянула на дно бассейна… И решила, что достанет туфель потом. А то мало ли, пока она тут вошкается, птица, или кто это там, травмируется. А это немудрено, края у проволоки острые…

Подпрыгивая и стараясь меньше наступать капроновой колготкой на землю, она подбежала к углу дома. Заглянула, и…

— Мамочки… — Её лицо побледнело, она судорожно вцепилась рукой в бок платья. — Мама!!! — девочка лихорадочно заоглядывалась, прекрасно помня, что ни мамы, ни папы сейчас дома нет, ведь они пошли договариваться про её операцию. А в железной ловушке продолжало биться лысое человекоподобное существо…

Его странно расположенные кости неестественно и жутко выпирали во все стороны, белёсые глаза бестолково шарили вокруг, пока вдруг не сконцентрировали своё внимание на источнике крика.

Девочка хотела убежать, но ноги словно приросли к земле. Она стояла и продолжала смотреть на этого монстра, испуганная, но, тем не менее, заворожённая. Смотрела ему в глаза… Сквозь белёсую дымку просвечивали фиолетовые отблески, как свет далёких галактик. И она совсем потеряла ощущение времени…

Бах!

Монстр неудачно дёрнулся, и проволока снова загромыхала, выведя девочку из оцепенения. Резко выбросив в реальность. Хотя даже после этого она не сразу поняла, где именно находится…

Её руки были уже совсем рядом с проволокой, почти касались её. Как она подошла так близко?.. Сама не заметила.

Чудище продолжало рваться на волю, хотело вырваться и выпрыгнуть за железный узорный забор. И именно тогда девочка поняла, что он не хочет причинить ей вред. Он просто хочет выбраться… И, набравшись смелости, схватилась за край проволоки и резко дёрнула её на себя. Железные тиски раскрылись… Монстр дёрнулся и снова чуть не запутался, не сразу осознав, что с ним произошло. А потом вдруг резко выпрыгнул, рывком пошатнув всю конструкцию. Сильный… Девочка аж не удержала проволоку и чуть не упала вперёд вместе с ней.

Монстр остался балансировать на краю забора. И разглядывал это несмышлёное человеческое дитя… Даже с некоторым удивлением? Да, он был удивлён. Этот ребёнок спас его, даже тогда, когда он не смог применить гипноз… Несмотря на его уродливую и пугающую, по их меркам, внешность, она не убежала. Хотя и испугалась. И этот испуг он смог различить без всяких датчиков, которые были во множестве имплантированы в его мозг. Всё-таки странные они, эти Земляне… Все разные, но в то же время все общие в этой разности… Очень разнообразное единообразие. Надо подумать над этим.

— Ну, иди. Иди же! — в глазах девочки снова начала проглядывать тревога. И он поспешил удалиться.

***

Надо было изучить аномалию, зафиксированную в её мозгу. Понаблюдать за реакцией. За деятельностью. Выполнить сканирование…

Он сидел на черепице крыши и наблюдал с безопасного расстояния. Девочка водила карандашом по листу бумаги, положенному на какую-то книгу, чтобы было твёрже. Эта деятельность у них называлась «рисованием».

Удивительно, как завораживающе может быть искусство. Интересно, как скоро они дойдут до голограммирования? Наверное, таким творческим людям это бы понравилось — создание пейзажей не просто на бумаге, а вокруг…

Он решил подойти ближе, чтобы посмотреть, что получается. Спрыгнул с крыши, стараясь не издавать лишних звуков. Подкрался и почти заглянул через плечо, замерев чуть ли не каменным изваянием…

— Привет!

Это прозвучало, как гром среди ясного неба. Девочка обернулась настолько внезапно, что инопланетянин на секунду забыл о том, что надо убегать, а потом…

— Я давно жду, когда ты спустишься!

А потом стало интересно.

Ты же не видела меня. — послал он телепатическую волну.

— Нет! Но я знала, что ты придёшь. И просто вдруг решила окликнуть.

Безупречная логика.

— Фр… — она спрятала лицо в согнутом локте. — Как тебя зовут?

Он знал, что надо уйти. Знал. Но уйти не мог.

Если он узнает, как она предугадала его движения, что за особый дар — это же будет нечто принципиально новое!

(программный код)

— Как?

Инопланетянин как-то не подумал, что она может не уметь распознавать эти коды.

Это моё имя.

— О… Прости, я совсем не могу его запомнить… А я — Таня!

Она схватила его за морщинистую ладонь, скрытую гладкой прозрачной защитной плёнкой. Пожала — и сочла на этом знакомство выполненным.

— Давай играть! Давай в дженгу!

Что?

— Как так — не знать дженгу? А ну, пошли!

Она снова схватила его за руку и потащила в дом.

Инопланетянин замешкался. С одной стороны, это — всему противоречит. С другой — уйти сейчас было просто преступлением. Да. Просто потом скажет, что наблюдал издали.

Он заглянул в коридор, осторожно переступил через валяющиеся как попало шлёпки. Оглядел небогатую обстановку, но, как ни странно, без особого бардака и общего запустения. Всё старое, но очень аккуратное и уютное…

— За мной!

Она ворвалась в одну из комнат, хлопнув раскрывшейся дверью. Инопланетянин неуверенно заглянул следом, словно ожидая, что оттуда сейчас выпрыгнет что-то опасное.

Но нет, из самого опасного там оказались только детальки Лего, раскиданные по не совсем чистому ковру. Инопланетянин ещё не успел познать их коварства, но обойти стороной решил уже сейчас.

Раскладной зелёный диван-кровать с розовой игрушкой-акулкой, стол с учебниками, на стене — плакаты с мультяшными персонажами, и с ними же — наклейки на шкафу, на котором как попало болтается какое-то платье, поэтому он не закрывается.

Стол с учебниками… Странно. На сколько инопланетянин знал, дети в таком возрасте учатся в земной школе классе в шестом.

Учебники были за четвёртый.

Таня неуверенно запрыгнула на стул, а затем — залезла на стол и начала стягивать с полки синий дырчатый ящик. Вытащила, развернулась. Ящик выпал из неуклюжих пальцев, со страшным грохотом ударился о край, но его в прыжке подхватил инопланетянин, и только часть брусков вывалилась наружу и раскатилась со стуком по ковру.

Таня непонимающе секунду смотрела на это, словно на секунду забыла, кто она и что здесь делает, а потом просияла:

— Спасибо! — слезла со стола, ударившись рукой. Инопланетянин вздрогнул. — Ничего, я в порядке! Будем играть в фанту или в простую?

Что?

— Смотри! — она забрала у него ящик, оттащила подальше и опрокинула на середине комнаты, затем откинула его подальше. — Можно построить башенку из разноцветных кубиков, тогда, когда ты будешь один вытаскивать, надо будет выполнять задания.

Брусочков. Не кубиков.

— А, меня мама тоже постоянно поправляет, но я это слово забываю. Да, бру… сочков. А если они будут простые, то просто надо будет их так вытаскивать, чтобы башенка не разрушилась.

Я не знаю… В любую…

— Хорошо, тогда в фанту. — девочка начала быстро-быстро отделять красные, жёлтые и оранжевые брусочки от всех остальных.

От внимания инопланетянина не укрылось ещё несколько вещей. То, как она неуверенно хватала брусочки, и они порой выпадали из её рук. То, как заторможенно она реагирует на происходящее вокруг… Анализ уже завершён. Хочется посмотреть его сейчас, но нет времени, да и на большом экране лучше будет…

— Готово! Помоги собрать.

Девочка начала складывать бруски по три и выкладывать их поперёк друг друга ввысь. Очень медленно, ей было трудновато это делать…

Что с тобой?

— Со мной? Ничего. — она правда удивилась этому вопросу. — Просто мама говорила, что у меня какая-то болезнь, такая… Но всё будет хорошо, когда мне сделают операцию. И я смогу быть, как остальные.

Ты любишь эту игру?

— Очень! Мне её мама подарила, чтобы я училась её складывать. Раньше у меня совсем не получалось, всё рассыпалось постоянно. И задания я читать не умела. А теперь всё хорошо получается!

Давно?

— Нет. Или да… Я не помню. Наверное, года три назад. Но благодаря этому я смогла сложить кубики в пирамидку, как сказал врач, когда мы ездили к нему. И читать стало совсем легко. Мне говорят, что я — молодец. Только мама почему-то иногда плачет…

Инопланетянин догадался, почему её мама может плакать, но говорить этого не стал. Не его право…

— Я закончила! Давай играть. Доставай кубик, чтобы башенка не рассыпалась.

Пришелец вытолкнул пальцем деревяшку откуда-то из середины. Башенка не пошатнулась.

Так?

— Так! Теперь я! — и девочка вытащила тоже одну из деревяшек. Она делала это осторожно, хотя рука и немного подрагивала. Старательная девочка… — Знаешь… Мама думает, что я не знаю. Она говорит, что я могу скоро умереть. Она с папой об этом говорит. И говорит, что бы я всё равно улыбалась. Потому что шансов не останется, только если я сдамся. И поэтому убеждает меня в том, что всё хорошо… Понимаешь?

Да.

— Ох, мне же надо… — она нахмурилась и посмотрела на чёрную надпись на оранжевом бруске. — Ура!!! — резко и коротки вскрикнула она. Инопланетянин вздрогнул и отпрянул от неожиданности. — А, это задание такое. Я забываю иногда их читать и выполнять. Твой ход!

Он осторожно выдвинул красный кирпичик. «Расскажите стишок».

Пришелец задумался. В их языке не особо существовало такого понятия. Подобные вещи назывались мыслеобразами и переносились в восприятие других напрямую.

— Ты не знаешь стихов? — девочка нахмурилась, а пришелец отрицательно покачал головой. — Как грустно… Тогда я сама расскажу! Я как раз сегодня учила. — она на секунду задумалась, а потом начала:

Белеет парус одинокий

В тумане моря голубом.

Что ищет он в стране далекой,

Что потерял…

Ой.

…кинул он в краю родном.

Белеют волны, ветер свищет

И мачта скри… гнëтся и скрипит.

Увы! Он…

Там ищет… чего-то… подожди. А!

Он счастия не ищет

И не от счастия бежит!

Дальше она ещë учить не начинала, но последние строки продекламировала бодро. Инопланетянин пару раз хлопнул в ладоши, ведь так, вроде, люди выражают благодарность искусству. Девочка, как заправская актриса, с размахом поклонилась и засмеялась.

— Теперь снова я! — она начала вытаскивать одну из деревяшек. Брусок сидел плотно, неудачный выбор. Но вытолкнуть именно его вдруг стало делом принципа, и она продолжила. Башенка опасно закачалась.

Их игру перебил стук в дверь. Пришелец вздрогнул, вздрогнула и девочка. Башенка громко рассыпалась, осталось только кривоватое основание.

— Ох, это, наверное, Людмила Валерьевна! — она подскочила с пола. — Не расстраивайся, что башенка сломалась, я еë снова построю, и мы ещë поиграем! — она выбежала из комнаты.

Инопланетянин понял, что нельзя терять время, и выскочил в окно. Из прихожей раздались голоса.

Таня, тараторя без умолку, рассказывала о своём новом друге. Учительница немного посмеивалась, конечно, не особо сосредотачиваясь на разговоре. Дети такие впечатлительные…

***

Анализ завершён. Аномалия представляет собой опухоль из-за сбоя в генетической системе человека. Данное явление можно отнести к болезням, угрожающим жизни организма. Все полученные данные сохранены в архиве. Можно посмотреть подробные данные в папке 6660789436527.

Вот как…

Пришелец, уютно расположившись в жидком кресле, размышлял. Задание он выполнил, выполнил качественно, можно больше им не интересоваться.

Так бы поступил любой нормальный член экипажа. Однако последние события резко пошатнули его веру в то, что его можно отнести к этой категории. Хотелось задушить в себе эти непривычные ростки странных желаний. Но перед глазами проецируемая на сетчатку эта надпись всё ещё горела.

Если он посмотрит подробнее, это вызовет вопросы. Но, тем не менее, это не запрещено и даже не плохо, просто никто, как правило, так больше не делает.

Можно было в любой момент захлопнуть объявление, забыть номер папки (такое длинное число трудно запомнить, и эту папку он снова не найдёт, скорее всего — ведь свободное интуитивное перемещение здесь не работает, как во Всемирной Сети. По словам начальства потому, что в простых числовых командах безопаснее хранить информацию), и вообще забыть о сегодняшнем случае, но…

Папка открыта. Начинается загрузка.

Подождите…

… … … … …

Что-ж, сколько раз он упускал возможность узнать больше только из-за того, что его могут неправильно понять? Наверное, хватит.

Ого, какой длинный файл… Чтения, наверное, до утра. По земному времени.

***

Всё как вчера. Девочка рисует, сидя на крыльце, пришелец смотрит. Спать охота…

За ночь он прошерстил всё, что мог, и узнал некоторые любопытные факты. Первое — подобные болезни здесь пытаются лечить и даже иногда если не побеждают, то очень сильно облегчают состояние. Второе — девочку не вылечить. Болезнь, судя по всему, будет прогрессировать быстро, а на земле просто нет таких средств, чтобы спасти её.

Вот от этого осознания было неприятно.

Сегодня учительница не должна была прийти, родители Тани работали каждый в своих комнатах. И сама Таня выглядела тоскливо, так и хотелось подойти и спросить, что случилось. Утешить.

— Привет! — она обернулась к инопланетянину, и в её глазах зажёгся радостный огонёк. Что-ж, ожидаемо.

Доброе утро.

Сегодня девочка надела куда более комфортную одежду для игр — сине-белую полосатую матроску и потрёпанные джинсы с кроссовками. И, зачем-то, красный беретик.

— Давай играть в мяч! — она на секунду заскочила в дом и тут же выскочила обратно с небольшим красным надутым шаром. И тут же запустила им в пришельца, понимая, что тот поймает. Тот и вправду поймал, но что с ним делать дальше, не понимал решительно.

— Кинь обратно!

Он кинул. Наверное, чересчур сильно, но девочка всё равно отбила. Инопланетянин отбил его в ответ, точно ей в руки. Кажется, он понял, в чём заключается смысл игры. Лишь бы не поранить это несмышлёное человеческое дитя.

Девочка так экспрессивно реагирует на игру, словно не играла так уже вечность. Бегает за мячом — иногда чересчур активно, так, что становится страшно. Не может всегда отбить, но старается. Иногда бежит за ним до самого забора, когда не получается его поймать — мяч выскальзывает из рук. Пришельцу же перекидывать его не составляет труда, длинными руками он ловко отбивает его, почти не двигаясь с места.

Таня начинает тяжеловато дышать и теряет концентрацию. Это видно. Всë чаще мяч пролетает мимо еë рук, и за ним она уже не бежит, а торопливо идëт. Прошло совсем немного времени, а она уже устала…

— Давай передохнëм… Пожалуйста… — она садится обратно на крыльцо. Мяч укатился далеко, но сейчас ей слишком неохота его доставать, поэтому инопланетянин сам приносит его ей и даëт в руки. Она улыбается.

Забавный человеческий ребëнок. Увидеть бы своего сына, но отпуск совсем не скоро… А ведь он так же любит играть.

— Как здорово, что ты пришëл. — Таня переводит дух. — Со мной так давно никто не играл. Родители постоянно заняты, девочки на улице убегают постоянно… Только ты со мной играешь. — она начинает трепать край кофты и тяжело вздыхает. — Я больше не смогу кидать мяч. Хочешь, я вынесу пледик, и дженгу построим?

Хорошо.

Ох, узнай начальство, его точно прибьют за такое самоуправство…

Таня снова убегает в комнату и выносит плед, выгоревше-красный и дырявый. Скорее даже не плед, а грубое покрывало. Как попало кидает его на крыльцо. Потом бежит обратно и уже медленнее вытаскивает огромный ящик с кубиками. Пытается расстелить покрывало ногой, и пришелец помогает, когда понимает, чего она хочет добиться. Таня садится и переворачивает ящик, почти сразу начинает выбирать из всех кубиков красные, оранжевые и жëлтые…

Потом резко замирает.

Пришелец непонимающе смотрит на неë, но через пару секунд она вскакивает и убегает в дом в третий раз. А затем выносит в подоле кофты два круглых оранжевых фрукта. Уже спокойно садится обратно на плед.

— Хочешь апельсин?

Сканеры в мозгу уже вовсю проверяют подозрительный фрукт. И, увы…

Мне нельзя такое есть.

— Ох, как жалко! — Таня расстроенно опускает голову и собирается унести апельсины в дом, но пришелец хватает еë за руку и садится обратно.

Ешь сама. Я не хочу.

— А, ладно. — она кладëт апельсины рядом и заканчивает выбирать деревяшки. Остальные горстями скидывает обратно в ящик, что получается плохо, но она снова старается. — Мама ругалась сегодня с кем-то по телефону, а потом плакала… Операцию перенесли. — девочка строит башенку, но на пледе она стоит плохо. — Потому что что-то там с билетами на поезд не то, вроде…

Получилось разобраться с этим?

— Я не знаю. — она спокойно пожала плечами. — Но это ничего. Мама сказала, пока я спокойна и радуюсь, со мной всë будет хорошо. Хотя я сама не верю в то, что может быть плохо. Не может всë закончиться, и что бы ничего дальше не было. А в будущем я стану художницей! — Таня бросает башенку и наклоняется обратно к крыльцу, хватая оттуда синий блокнот. — Мне врач сказал, что рисовать — полезно для моторики. Но это и просто интересно. — девочка начинает листать блокнот и вскоре открывает его на нужной ей странице. — Смотри, красиво? — она поворачивает блокнот к инопланетянину. Он всматривается.

Странное горбатое существо с длинными конечностями, лысое… Если честно, выглядит жутковато…

Это какое-то животное?

— Ой… — Таня сначала удивляется, а потом начинает смеяться, да так, что пришелец снова застывает в недоумении. — Так это же ты!

Я?..

— Похоже? — она смотрит на него, затаив дыхание.

Очень.

На самом деле — нет, вообще ни капли. Но девочка смотрит с такой надеждой, что сказать что-то другое решительно невозможно.

— Ура! — Таня кладëт раскрытый блокнот рядом и радостно хлопает в ладоши. — А хочешь, ещë рисунки покажу?

Хочу.

Таня показывает. На листах бумаги еë блокнота водится много всяких невиданных зверей, персонажей мультиков, и… просто странных линий. На один из таких беспорядочных синих клубков и уставился инопланетянин, пытаясь понять, что там нарисовано.

— Это я чувствую, когда спать хочется. — пояснила она. — Или грустно когда, но когда грустно — немного не так, а с тëмным. Понимаешь?

Не совсем…

— М… — она задумалась, ища, как объяснить. — Эмоции ведь бывают разноцветные, и ими можно рисовать. Понимаешь?

Нет, прости…

— Ясно… — она грустно выдыхает. — Никто не понимает. Мама не понимает. Папа не понимает… — судя по всему, она расстроилась.

Прости!

Пришелец не знал, как сгладить неловкость. Но девочка сама же всë исправила.

— Да ну, всë в порядке. Просто… Хочется найти того, кто понимает. Я себе воображаемого друга придумала, но это совсем скучно — я же всегда знаю, что он ответит. Но ничего. В любом человеке есть то, что понимает только он, да?

Наверное.

— Ага. — и она… снова улыбнулась. Как ни в чëм ни бывало. — Давай достроим башенку!

***

Инопланетянин лежал в жидком кресле, рассматривая идеально белый чистый потолок. С девочкой он общался уже, пожалуй, больше месяца, и каждая встреча всë что-то обламывала в его душе. Теперь не она выбегает на крыльцо, а он еë выводит, иногда — выносит, и садит на плед. Сам теперь строит башенку, Таня может положить лишь пару кубиков, и то их приходится поправлять. Неизменна только еë улыбка. Она улыбается, даже когда голова болит, даже когда строчки не может прочитать, потому как верит, что если сдастся — то умрëт сразу. Хотя и не совсем понимает, как это — больше ничего не будет?

Ей трудно представить «ничего», но в последнее время она стала говорить, что у неë получается.

Пришелец не понял, с каких пор в нëм поселился страх. Каждый день он к ней уже не идëт, а бежит, чтобы проверить, в порядке ли всë. Только Танина улыбка даëт надежду на то, что всë хорошо. По большей части даже для неë самой.

Работа окончена. Свободное время.

Инопланетянин вдруг понял, что так ничего и не сделал. Но и доделывать не хотелось до тошноты всю эту документацию. Не о ней хотелось думать.

Он выскочил из кресла и вылетел из корабля с чëрного хода, будучи уверенным в том, что его никто не видит. Дальше — уже привычный лес-лес-лес и дом. Он сильным прыжком перепрыгивает через забор, так, что тот пошатывается, даже забыв проверить, кто там на участке. Но ему повезло — там только Таня.

Сидящая в инвалидной коляске.

Ещë вчера этого не было!

Она сидит, низко опустив голову, и рисует какие-то линии. Карандашик чуть не выпадает из худой руки, и она постоянно его поправляет. Небо серое, как будто тоже печалится вместе с ней. Осень совсем скоро, погода портится…

Пришелец наблюдает за этим, затаив дыхание. На него не обращают внимания.

Карандашик в один момент падает, стукая по бетону, но Таня не спешит его поднимать. Даже не двигается с места.

Инопланетянин решается и подходит. Его не видят. Наконец, касается руки.

Таня вздрагивает и переводит взгляд на него. Смотрит с непониманием. Кто это? Зачем прошёл?

— А… Это ты… — вдруг понимает она. Ветер несëт пыль, от чего она щурится и трëт руками глаза. — Знаешь, я теперь не могу ходить. Ног будто нету. Это так странно… — она снова проводит рукой по глазам, еë голос хриплый и тихий. Пришелец обнимает еë, желая закрыть, наконец, от пыли.

И она начинает плакать. Резко, навзрыд. Ломается та перегородка, что отделяла еë от отчаяния. Что-ж, она и так слишком много выдержала. И вместе с ней ломается и инопланетянин. Ломается, чтобы встать по новому, так, что уже никто не исправит.

А надо ли исправлять?

Таня плачет. Ей надоели натянутые улыбки родителей, надоела своя, всë плохо, плохо, плохо! Сколько можно притворяться?!

Пришелец прижимает еë к себе, стараясь согреть, спрятать от этой жестокой реальности, в которой скоро будет конец. Дать надежду, которой не существует. Хочется сказать: «Потерпи, потерпи ещë немного, скоро всë станет хорошо, ты будешь жить, не будет больно…»

Но он не может сделать так, что бы она жила. Если он вынесет лекарство за пределы корабля, это будет преступление галактического масштаба с длительным заключением впоследствии. Тане не помочь.

И чем больше он говорил это себе, тем больше ему становилось от самого себя противно. Ради своего ребëнка он бы решился и не на такое. А Таня — тоже ребëнок. Такой же.

Его семья поймëт. Он им объяснит, и они поймут. Обязательно. Это самое главное.

Внезапно стало плевать ему на общественное порицание, на наказание, на укоризненные взгляды в будущем, которые, возможно, будут преследовать его всю жизнь. Это ведь неважно, если он будет знать, что сделал всë правильно. Внешнее осуждение можно выдержать, а внутреннее — невозможно.

Таня цеплялась за него руками, держалась, как за последний шанс, может, осознавая это каким-то шестым чувством. Уже не плакала — совсем устала. А на в душе пришельца поселилось спокойствие и уверенность, так всегда бывает, когда делаешь правильный выбор. Таня подняла голову и взглянула ему в глаза.

Улыбнулась.

— Прости. Я не хотела. Давай поиграем?

Инопланетянин взял еë, совсем лëгкую, на руки, и понëс к предусмотрительно разложенному пледу.

***

Через неделю отлëт, но, вроде, он успевает. Всë чаще ловит озадаченные взгляды коллег, когда засиживается до поздна в лаборатории, но шума вроде никто не поднимает, и то хорошо. Надо адаптировать лекарство для человеческого организма, рассчитать дозу, всë сорок раз перепроверить — хотя бы в теории.

Подготовил упаковку, чтобы не растряслось, забрал в шприц — вдруг выплюнет, если надо будет проглотить? — из куска ткани сваял небольшой рюкзачок, чтобы не тащить в руках.

Всë шло так чëтко и быстро, что он не успевал замечать время. Таня всë чаще забывала всë вокруг, даже его не всегда узнавала, да и сам виноват — теперь он бывал у неë не каждый день, а через, потому как работы было много.

Будет жалко, если она совсем забудет… Всë, что было. А ведь инопланетянин даже не подозревал, что стал еë первым настоящим другом.

Ко дню выхода всë было готово. С тем, что всё поймут, что он делает, он уже смирился. Лишь бы не остановили…

Котомку на плечи, лекарство лежит надëжно.

Бег по прямому коридору и чëрный ход, аварийный шлюз, где никто почти не бывает.

Но не сегодня…

Пришелец затормозил и понял, что это конец. И чуть не завыл от отчаяния.

Перед выходом стоял его коллега. Стоял, загородив его. Он догадался первым, и теперь не позволит предателю уйти. По крайней мере, наш пришелец был в этом уверен.

И продолжил стоять, буравя коллегу взглядом. Глаза в глаза. Если ему не дадут выйти, он будет драться. Главное, спрятать лекарство, чтобы не пострадало.

Но в следующую секунду случилось то, чего он не ожидал — его коллега подвинулся, освобождая проход, принимая исход молчаливой битвы и… похоже, давая шанс.

<i>Я не один. Все поняли. Действуй, но быстро. После этого тебя арестуют. Начальству скажем, что не могли поймать.</i>

В душе инопланетянина вспыхнула благодарность. Он вылетел через раскрытую дверь и кинулся по лесу. Если уж они поняли, то дома его точно поймут. И программные коды тех, кто помог ему бежать сейчас, он запомнит на всю жизнь. Отпечатается в памяти, ни в коем случае не позволит забыть…

Каждую секунду он сохранит у себя. Каждую секунду, проведëнную с Таней, пусть даже сама она его забудет. Каждую эмоцию и внутренний излом. Такие вещи забывать нельзя.

Таня сидит там, где и сидела прежде. В инвалидном кресле, с книгой на коленях, которую она, судя по всему, не читает. По кустам прячутся тени, которые арестуют его сразу после того, как он завершит дело. Похоже, за их встречами наблюдали всë это время, иначе откуда бы такое единодушие в помощи?

Таня. Таня.

Она проснулась. Инопланетянин был готов встретить улыбку с потухшим взглядом, готов к тому, что сообщит, что всë будет в порядке. Она наверняка будет очень рада!

— Что ты. — она посмотрела на него. — Кто ты? — в еë глазах промелькнула паника. Нет-нет-нет, только не сейчас! — Мама! — пришелец потянулся к ней, и она отпрянула, перевернув коляску. Среагировать он успел не сразу, не ожидал такого. Девочка рухнула на бетонную площадку, шибанувшись головой о железный каркас спики. Но о землю ей удариться не дали — инопланетянин подхватил еë и аккуратно уложил прямо на землю, отключившуюся и расслабленную. Плохо, конечно, земля холодная, но садить обратно нет времени.

Рванул с плеч рюкзак, вытащил ящик, распаковал шприц, задрал рукав на платьице. На всë это ушло меньше тридцати секунд. Таня зашевелилась.

Побрызгав дезинфектант на запястье, он взял иглу и поставил укол, молясь про себя, чтобы всë рассчитал правильно.

Убрал шприц, завернул ткань. Всë, всë готово.

Время вернуло свой ход.

Осень, тишина. Листьев нападало много, но они уже жухлые. Тане нравилось, как они хрустят под ногами. Она любила собирать их в букеты, после чего у неë были грязные руки, и она бултыхала ими в бочке с зацветшей водой, чтобы помыть.

Тучи серые-серые, но дождя не будет. Таня научила отличать, когда будет дождь, а когда нет, и теперь он почти никогда не ошибается.

Небо серое, а ветер тëплый. Треплет и гладит по голове.

Пришелец сидит и безмолвно прощается. Девочка спит, но проснулся совсем скоро. Но не стоит еë пугать больше, она, наверное, его уже забыла.

Давно он не чувствовал таких эмоций, как сейчас. Он даже не сказал ей, что они больше не увидятся.

— Таня! — раздалось из дома. — Таня, Таня! Врач пришëл!

Взглянув на неë в последний раз, инопланетянин исчезает в лесу в окружении сородичей, что сразу берут его под конвой.

Пока-пока.

Так любила говорить Таня.

Но он не видел того, что за секунды то того, как прибежала еë мама, она прошептала одними губами:

— Спасибо.