Ангел, задушенный нимбом (часть 1)

2я часть тут writercenter.ru/project/algel-zadushennyj-nimbom-chast-2/69112.html

Лампочка

Анна лежала, распластавшись на холодном кафеле. На потолке на одном единственном проводе коряво виселА одинокая лампочка. Она будто из последних сил пыталась создать хоть какое-то подобие освещения. Цеплялась за жизнь. Анне нравилось наблюдать угасание жизни. Она не знала, сколько ещё протянет эта лампочка, но ей хотелось увидеть момент, когда она окончательно погаснет. В этом было нечто мистическое: свет погаснет, и всё поглотит тьма. Рано или поздно такое происходит с каждым человеком.

Произойдёт и с ней. Казалось бы, до это далеко, ведь ей всего пятнадцать лет, но её зараженный безысходностью разум уже искал способ ускорить этот процесс. Из состояния меланхолии её вывел громкое «дзззынь» Анна медленно поднялась. Раздалось ещё несколько звонков.

«Да обоссысь ты там» — подумала она, медленно открывая дверь. Судя по яростному звону, отчиму почему-то взбрело в голову не отливать в этот раз в подъезде. Удивительная порядочность для его обычного вечернего состояния. На самом деле всё было гораздо хуже, чем она предполагала. Перед ней на пороге стоял шатающийся наподобие маятника стодвадцатикилограмовый кусок мяса, пахнущий смесью мочи и этилового спирта. «Обоссался всё-таки» — подумала Анна. По его вопросительному взгляду читалось: «А ты кто вообще?» Затем раздалось нечленораздельное мычание, и огромная туша рухнула на пол. Анне только и оставалось, что отодвинуть его ноги, дабы они не мешали захлопнуть дверь. Главное — не касаться его носок.

Они пахли так, что от одного вдоха носовые рецепторы могли потерять всякую чувствительность. Одно радовало — был повод не тащить эту массу до кровати. Хотя, имело ли это значение? Всё равно, проснувшись, он как обычно с лицом умирающего пациента будет кляньчить деньги на «лечение». А ведь ей приходилось работать в ночную смену.«Ммда работа на дому сегодня отменяется» — подумала Анна, с отвращением взглянув на отчима. На старом рулеточном телефоне она набрала номер и сразу услышала хорошо знакомый сиплый голос.

— Анька, привет. Что-то ты рановато

звонишь.

— Вы где?

— Какая тебе разница? Клиент будет, я ему скажу твой адрес. И даже отвезу его к тебе. Это у нас типа новая услуга, — он рассмеялся собственной шутке. Этот сиплый хохот напоминал звук пилы, работающей по дереву.

— Ты не понял, Ярчик. Я к вам собираюсь.

— Ты серьёзно? Дом сгорел?

— Ну, вроде того.

— Ладно, приезжай. Мы там же, где и

обычно.

Мало кто стал бы заходить в этот переулочный лабиринт, полный углов, за которыми гопники поджидали очередную добычу… Анька знала многих из них.

— Здарова, Аннет! — окликнул её один из них. Анна обернулась и увидела, что с ним стоят ещё двое.

— Здаров, Таксист. Сорвёшь куш, приходи на точку, — произнесла Анна и похотливо провела указательным пальцем по языку. Сегодня она оделась как школьница перед первым сентября. Даже портфель взяла. Почти все её клиенты читали Лолиту и, завидев Анну сразу начинали пускать слюни.

— Да ладно, ты всё равно минимум за полчаса берёшь. У нас с тобой так всегда: пять минут покувыркаемся, а дальше за жизнь трепемся, — дабы не оскорблять его мужское достоинство, Анна не стала говорить, что он преувеличивает. Только у физруков есть секундомер, чтобы измерить время, за которое он кончал. Вместо этого она просто послала ему воздушный поцелуй.Как давно она не была на точке. Она уже начала забывать, что как только подъезжал клиент, надо было, как обычно говорил Ярчик, «вставать в строй». Но стоило ей оказаться среди размалёваных полуголых коллег, как каждая её клеточка вспомнила, что нужно делать. Лёгкая дрожь, грустный взгляд, устремлённый вниз. Со стороны казалось, что это непорочное дитя должно было неизбежно расстаться с невинностью. В сотый раз… И оно, похоже, смирилось с этим, только немножко боится. Мужчин тянуло к ней. В своём воображении они лаской и нежными словами успокаивали ребёнка, которому предстояло стать взрослым. Были и те, кому хотелось разыграть сцену окунания юной девицы в пучину порока и разврата. Побыть эдаким змеем-искусителем. Анна качественно разыгрывала эти спектакли. В жизни клиент мог быть подкаблучником или неудачником, но с ней он мог пожить в своей личной мини-сказке.

«А вот и он», — подумала Анна, увидев потрепанный митсубиси ланцер. Из машины вышел низкорослый, но очень коренастый мужчина средних лет. Его лысый череп блестел от света фар. Облокотившись о капот своей машины он, стал придирчиво рассматривать нестройный ряд ночных бабочек. Одна из них шепнула на ухо

Анне:

— Это Вовка. Опер. Зачастил сюда, пока тебя не было.

В этот момент его взгляд остановился на Анне. «А теперь надо взволновано посмотреть ему в глаза», — решила она.

— Эту! — опер оказался лаконичным.

— Подожди, Вован, — заговорил Ярчик — Это особый товар. Она у нас одна такая на весь район. Тут другая цена будет.

— А я у вас постоянный клиент. Один такой на весь район, кто вас прикрывает, — с усмешкой произнёс опер — Или хочешь, что бы перестал?

— Ну всё-всё. Не кипятись, — сейчас Ярчик напоминал провинившегося пса. Подопечные прозвали его Тузиком. И вправду, было что-то в его лице то ли от мобса то ли от буль-мастифа — Я тебе даже скидку сделаю.

— Вот это другое дело! — опер по-дружески похлопал по плечу собакоподобного сутенёра.

**********

Значит, жить не хочешь

«Такой коротенький, а сколько шума» — думала Анна, в то время как по её обнаженному телу скользил изрядно вспотевший мужчина. А как рычал… Или мычал… В общем, звук напоминал смесь быка и медведя. «Да, с женой, небось, ты так не помычишь.» — подумала Анна, заметив у него обручальное кольцо. Она точно решила, какую картину завтра нарисует: снизу голая жирная неотесанная баба, а на ней медведь с кольцом в носу, с бычьими рогами и хвостом.

Удовлетворённо выдохнув напоследок, опер перекатился на другую сторону кровати.Затем он лениво потянулся к лежащим на полу джинсам и достал оттуда пачку беламор-канала.

— Будешь? — предложил он ей содержимое. Судя по виду, это точно были не сигареты. Анна, нисколько не стесняясь взяла предложенный косяк, чиркнула зажигалкой, и почувствовала характерный резкий запах.

С каждым затягом тело становилось всё легче и легче. Казалось, оно вот-вот начнёт парить над кроватью.

— Как тебе? Сильная вещь? Позавчера азеры на рынке этим расплатились. Говорили, мол, выручки нет.

Анна молчала, наслаждаясь веселящим дымом в лёгких.

— Тебе не интересно? — с досадой спросил он — Ну и ладно.

Снова наступило молчание, которое, явно раздражало опера. А может, его раздражали звуки, доносившиеся из соседних комнат квартиры-притона. Он снова нарушил молчание:

— Слушай, а тебе самой всё это нравится?

— Что именно?

— Ну то, как ты живёшь.

— Иди в пизду.

Однажды одна из коллег сказала что-то подобное клиенту и в последствие долго сплёвывала зубы. Большие были, белые. Один плюс — они больше не мешали ей делать миннет.

Ожидая чего-то подобного, Анна сильно удивилась, когда он укоризненно, по-отцовски помотал головой. И тут её накрыло.

— Ха-ха. Если честно, — сквозь смех заговора она — Я ждала, что ты проломишь мне череп.

— Всё ясно. Значит, жить не хочешь. Не обольщайся. Я не собираюсь тебе помогать, — он снова порылся в джинсах и достал оттуда черный глянцевый листок.

— Вот. Держи. Какой-то эмо возле метро раздавал. Может, помогут. Анна посмотрела на листок и прочитала на нём надпись «l''''art de mort мы превращаем смерть в искусство». Ниже был телефон и адрес. Она расхохоталась ещё сильнее, смяла кусок бумаги и бросила в раскрытый рюкзак, будто это было мусорное ведро.

Когда их время закончилось, он оделся и бросил напоследок:

— Хорошей жизни тебе, Аннет.

«Хорошая жизнь — думал Анна — А что это вообще такое?» Её жизненным кредо был один из законов Мёрфи: «Если может случиться что-то плохое, то это обязательно случится именно с ней».

Одевшись, она вышла на улицу и снова встала в строй. Но сколько бы она не пыталась сделать поникший взгляд, уголки губ всё время тянулись вверх. А когда к ней подошел Ярчик, она и вовсе не выдержала и расхохоталась на всю улицу.

— Аннет, ты че, накуренная?

— Нет, Ярчик-Спальчик, я улетаю в волшебную страну розовых лугов.

— Так, понятно.

В этот момент к точке подъехал милицейский бобик. Открылось боковое окно, и не выходя из машины полусонный мент произнёс:

— Здаров, Ярчик. Слушай, дай нам пару тёлок. Вован сказал, для журналистов нужно.

И тут он обратил внимание на хохочущую молодую девушку.

— Она у тебя укуренная чтоли? Зашибись! Самое оно! И вон ещё тех двух.

— Анжела, Ленка, сюда, — подозвал их Ярчик

— Только потом обратно завези.

Три девушки сели в машину, и мент сразу же начал инструктаж.

— Так, девчонки, перед камерой стыдливо прячем лица. Говорим тихо односложными предложениями.

— Це як, односложными то? — спросила Анжела.

— «Да», «нет», «не знаю». Не тупи, дерёвня.

Зайдя в отделение Анна сразу же услышала голос Вовчика, доносившийся из кабинета:

— Девушки лёгкого поведения были задержаны с поличным. Документы оказались не у всех. На данный момент проводятся мероприятия по розыску и задержанию организаторов притона, — Анну ещё рассмешил его официальный тон — Одна из них на момент задержания находилась в состоянии наркотического опьянения.

— Ха-ха. Это он про меня! — вслух произнесла Анна.

Затем началось интервью. Напротив Анны сел молодой журналист с немного грустными щенячьими глазами.

— Сколько вам лет?

— Восемнадцать, — почти шепотом сказала Анна.

— Вы добровольно этим занимаетесь?

— Да.

— Зачем?

— Не знаю.

— Вам это нравится?

И снова её накрыло. Она смеялась на всё отделение.

Поначалу журналист немного растерялся, а потом спросил:

— Вы принимали наркотики?

А потом она впилась в его губы. Казалось, она вот-вот засосёт его целиком. Благо рядом для виду стояли два милиционера и оторвали задержанную от нерадивого представителя СМИ. Такого интервью у него ещё не было.

******

Одноклассницы

Она не помнила, как оказалась дома. В её комнате стоял всё тот же холст. Вокруг были разбросаны картины. На них она умирала сотни раз. Вот на одной она улыбается с красной точкой на виске. На заднем плане красные брызги. Кровь должна была быть такой, какая есть. Для этого она выдавливала несколько капель из пальца и перемешивала их с гуашью, предавая, таким образом, мрачноватый оттенок каждому мазку. На часах было восемь. Даже по укурке она привыкла просыпаться вовремя, чтобы не опаздывать на первый урок. Как обычно, она не забыла оставить отчиму сто рублей на «лекарства». Это было частью сделки, заключенной три года назад. Тогда Анна очередной раз сбежала из детдома и нашла человека, едва не пропившего собственную квартиру. Она и предложила ему всего лишь один день побыть трезвым, прийти в детдом и усыновить её. Оформление не заняло много времени, и дальнейшая схема взаимоотношений не отличалась особой сложностью. Всё, что от него требовалось — изредка появляться на родительских собраниях без запаха перегара, а она в свою очередь, бесперебойно обеспечивала его дешевой выпивкой. Это был симбиоз двух заблудших душ. Ещё тогда Анна знала, чем будет заниматься. У неё не было паспорта, когда она начала работать на точке. В тот же год она впервые пошла в школу. В мире громких серен и заботливых педагогов она не была столь уважаемой персоной. Одноклассницы завидовали ей и боялись, что она одним движением пальца отобьёт у них парней. Все, кроме Чебурашки.

Будучи крупногабаритной самбисткой с переломанными ушными хрящами, Чебурашка была единственой, кто заступался за Анну. Наверное из-за того, что Анна слушала её бесконечные рассказы о Витьке. Стоило этому парню сказать Чебурашке «привет», как в фантазии её тут же возникала красивая история о том, как они ужинали при свечах, как целовались в лесу под пение соловьёв. И только при Анне она могла выдавать эти сказки за реальность. Но сегодня Чебурашка не пришла, и стоило Анне, зайти за угол, как она тут же почувствовала как её тянут за волосы. Это была Надька, неформальный лидер женской половины девятого «г». Её вторая рука вцепилась в горло. Анна сразу ощутила холод накрашенных дешевым лаком ногтей. Вокруг неё собралась уже целая свора разъярённых девиц.

— Ну что, шалава. Может, нам тебе личико подправить? Или глазки выдавить? А то стреляешь ими, и пацаны язык высовывают.

Анна молчала. Ей было всё равно на этих жалких прыщавых озабоченных недомужчин. Просто она была не по годам уверенной в себе. Она была сильнее их, сильнее этой мелочной зависти, сильнее желания показаться лучше, чем она есть. Это страшно раздражало сверстниц.

— Надюх, давай ей морду наискось порежем, — сквозь щелкание семечек признесла одна из девушек.

— Че молчишь, а? — спросила Надька — Хочешь, чтоб мы тебя изуродовали? Анна снова промолчала, и в этот момент она резко дёрнула головой высвободив волосы и шею. Надька определённо не ожидала такой прыти и сразу получила удар в нос локтем. Раздался хруст. Послышался голос Витька:

— Пацаны, тёлки пиздятся, — крикнув, он сразу достал телефон и стал снимать происходящее на видео.В этот момент на Анну набросились со всех сторон. Всё, что она могла сделать,

будучи поваленной на землю, так это принять позу зародыша и закрыть лицо руками. В черепной коробке резонировал каждый удар. Её били по голове, по рёбрам, топтали, и всё это происходило под злорадный хохот пацанов, уже предвкушавших выкладку видео на youtube. В один миг всё прекратилось. Когда Анна осмелилась поднять голову, вокруг никого уже не было. Только боль и тишина. Будто всего этого и не происходило. Будто ничего и не произошло, будто кто-то стёр эти события из реальности. Анна посмотрела на своё отражение в мутной коричневой луже. Подтёки на лбу и тоненькая красная струйка стекавшая с кончиков волос. Анна разбавила коричневое красным. Всё-таки один удар достиг лица, и сейчас, чувствуя солоноватый привкус, она сплёвывала в лужу кровь с кусочками разбитых дёсен. Справа лежал её расстегнутый рюкзак, а в грязи — скомканный кусок глянцевой бумаги, словно отторгнутая пища прихотливого животного. Отторгнутая специально для неё. Стоило ей развернуть бумагу, как в голове сразу же всплыла фраза опера: «Значит не хочешь жить.»На обратной стороне был указан адрес.

********

Человек-джунгли

Анна нашла это место достаточно быстро. Что-то вело её туда, или она просто легко ориентировалась среди безлюдных дворов, полных заржавевшими детскими площадками. Это двухэтажное красное кирпичное здание особенно выделялось среди однообразных пятнадцатиэтажек, заслонявших небо. Пять ступенек, железная дверь и мраморная табличка с надписью на французском «l''''art de mort». Звонок тоже не представлял собой ничего особенного.

Две ноты, шипение, и приятный мужской голос, спросивший:

— Вам кого?

— А ль… Ээээ… Лиэрте...

«Надо было лучше учить французский» — с досадой подумала она.

— Я всё понял, — перебил её мужчина — Проходите.

Раздался характерный щелчок, и Анна решительно вошла в здание. Перед ней был длинный, коридор. На стульях, расставленных вдоль стены сидели люди, не обратившие на нёё никакого внимания. Кто-то лишь мельком взглянул на потрёпанную девушку со слипшимися от крови волосами, но сразу отвернулся, будто говоря:«Типичный случай. И не такое бывает». Анна спросила:

— А мне куда?

Сзади к ней подошел охранник:

— Если вы в первый раз, тогда во второй кабинет. Становитесь в очередь и ждите.

— Кто туда последний? — спросила она, кивнув в сторону кабинета с красной дверью.

— Я, — отозвался краснощекий мужчина средних лет.

Сцена напомнила ей больницу.

— А кто ещё в первый? — спросил другой вновь прибывший, кивая в сторону зелёной двери. Отозвались три человека. Эти трое намного больше походили на людей, чем остальные. Вот, например, дед мороз в дырявой шубе, от которого воняло хуже, чем от отчима по вечерам, или женщина с лицом, облепленным склизкими пиявками и одетая в стиле девятнадцатого века. Слизь на её лице блестела от света ламп. Всё это походило на подобие цирка Джима Роуза.

Эти, мягко говоря, своеобразные люди ждали своей очереди в зелёную дверь и заходили туда по три человека. Через час очередь дошла до Анны. Открыв красную дверь, она зашла в просторный кабинет и увидела джунгли. Только так можно было охарактеризовать прическу худощавого мужчины, сидящего перед ней. Причём его стилист, похоже, так старался, что не упустил ни одной детали: лианы, свисающие до плеч, экзотические растения, растущие на голове. Не хватало лишь живописного водопада. Это чудо, одетое в лиловый облегающий комбинезон, сидело и медитировало на рабочем столе.

Анна робко шагнула в его сторону, сказав:

— Добрый день.

— Добрый, — послышалось откуда-то сзади.

Анна обернулась. Позади неё стоял высокий плешивый мужчина с добродушным выражением лица, одетый в деловой костюм. Он продолжил:

— Судя по вашему виду, день не такой уж добрый.

— А… — протянула она, кивая в сторону

медитирующего.

— Он вас не слышит, но чувствует, — человек-джунгли открыл глаза — Знакомьтесь, это Фантазисто.

Фантазисто, протянул ей руку, и улыбнувшись показал ей ровные ряды зелёных зубов. Они блестели так, словно были покрыты какой-то эмалью.

Затем мужчина в деловом костюме лёгким и слегка небрежным жестом пригласил её сесть напротив него. Только она села, как Фантазисто словно послушный питомец, сел на табуретку в углу

кабинета.

— Извините, я не представился. Я — Станислав Андреевич Родионов. Доктор Родионов.

— Хм. Доктор. Хорошо же вы лечите. У вас самые здоровые в мире пациенты, — с сарказмом проговорила Анна.

— А, это вы про Варвару. Вас смутили пиявки на её лице?

— Если бы только это. А вонючий дед-мороз или ваш этот Фантазисто.

— Вы пришли сюда, чтобы удивляться? Нет. Вы просто разыгрываете стандартную для человека реакцию. Вы пришли сюда умереть, ведь так?

Анне хотелось поспорить, но она промолчала. Доктор попал в точку.

— Сейчас вы, наверное, думаете, что проще прыгнуть из окна или вскрыть себе вены, чем ходить к какому-то плешивому клерку. Но я вам скажу одно, — он перешел на полушепот — У нас люди умирают счастливыми.

— Что-то я не заметила счастья в глазах дедушки мороза.

— А сегодня не его сеанс. Сегодня мы провожаем Варвару. Это будет ваш ознакомительный сеанс. После — контракт.

— И о чем он?

— Мы превратим вашу смерть в искусство, эксклюзивные права на которое всецело будут принадлежать нам. Мы исполним ваше подсознательное желание умереть так, как хочет ваше собственное первозданное «Я». Но перед этим вы в течении месяца будете жить как захотите. Я вам это обеспечу. Но помните, что вы умираете не во время сеанса, — он нахмурился, на глаза легла тень — А в момент подписания контракта.

Анна не помнила, когда смеялась так последний раз. Её лицо покраснело от напряжения мышц живота. Даже доктор хохотал вместе с ней.

— Слушайте, вы мне настроение подняли, — сквозь смех произнесла Анна — Ну хорошо. Так и быть. И чего же хочет моё первозданное «Я»?

— Фантазисто! — холодно произнёс вдруг посерьёзневший доктор.

Человек-джунгли подошел к доске, чем-то напоминающей школьную и стал рисовать какой-то круглый предмет. Порой он поворачивался то к Анне, то к доктору, в то время как его рука будто сама знала каждую линию нового рисунка.

Внезапно он замер, сделал шаг влево, и Анна увидела на доске обыкновенную лампочку. Так казалось на первый взгляд. И тут в голове молодой девушки возник знакомый до боли образ. Она

будто снова оказалась на холодном кафеле. Она будто снова ждала, когда погаснет эта лампочка в коридоре. Рисунок был шедевром. Анна с восхищением подумала:

«Как ему удалось достичь такого эффекта с помощью одного только мела?»

Несколько минут она смотрела на простой рисунок, не в силах оторваться. В нём были какие-то неуловимые штришки, которое буквально оживляли это произведение искусства. Казалось, что нарисованная лампочка слегка мигала, то осветляя, то затемняя помещение. Она подобно оригиналу боролась за жизнь. Угасала. Медленно. Безболезненно.

Тишину нарушил доктор:

— Вот оно что! Вам так хочется, чтобы в один прекрасный день вы медленно заснули и не просыпались больше никогда. Но счастливой вы станете, только если ваша мать убаюкает вас нежной колыбельной. Мягкой, ласкающей слух. А потом самые ласковые губы на свете прикоснутся ко лбу и...

Она резко перебила его:

— У меня нет матери! Эта сучка свалила из роддома, как только смогла встать на ноги. Увидела бы её — убила, — в каждом её слове чувствовалась бурлящая смесь злости и обиды.

Станислав Андреевич молча поднял брови, на его лице читалось: «Хотя бы себе не лги».

Снова молчание. Слёзы приливали к глазам. Ей так хотелось вернуться в прошлое, в тело младенца и произнести:

«Не оставляй меня, мамочка».

Её работа, побои одноклассниц: всё это начало казаться чем-то мелким, незначительным. Она не помнила, когда плакала последний раз. Жизнь научила её быть сильной, но, несмотря на все

трудности, она оставалась хрупким ранимым ребёнком, лишенным радости детства.

Она почувствовала, как глаза наполняются влагой, как щекочущая слеза прорезает грязь на запачканном лице. А затем вторая.

Вокруг неё словно не было ничего, кроме когтей, раздирающих душу на части. Она не заметила, как доктор подошел к ней.

Он склонился к её уху и прошептал:

— Она будет с тобой, когда ты заснёшь. От этих слов она зарыдала ещё сильнее. Но теперь, сквозь плач начала проскальзывать улыбка.

Доктор успокаивающе произнёс:

— Вот видишь. В конце всё будет хорошо. А сейчас мы пойдём с тобой на ознакомительный сеанс.

********

Щелкунчик

Они втроём спустились в подвал. Никому и в голову бы не пришло, что под этим кирпичным зданием может находиться огромный театральный зал. Зрители сидели в темноте. Лишь на странную круглую сцену падал свет прожекторов. Зал был полностью забит. Оставалось лишь три места в заднем ряду.

— Сейчас будет выступать Варвара, — тихо прошептал Станислав Андреевич, вежливо передавая Анне бинокль.

Представление началось. На сцене показалась девушка в старинном платье. От скользких пиявок на её лице не осталось и следа. А может причиной этому была белая пудра, покрывавшая каждый квадратный миллиметр кожи. Послышались первые ноты балета

«Щелкунчик».

— Варвара у нас давно, — шептал доктор — С детства родители превращали её в утонченное произведение искусства. Они заставляли её читать классику. В основном то, что касалось аристократического общества девятнадцатого века.

Заиграла классическая музыка, Варвара начала свой последний танец.

Доктор продолжил:

— И она мечтала о балах, о пылких прикосновениях губ к её руке и о красноречивых признаниях в любви. Оказалось, великосветское общество несколько прозаичнее, чем она себе представляла, — Станислав Андреевич говорил медленно, экспрессивно, будто рассказывал сказку.

Варвара сделала разворот на триста шестьдесят градусов. Она словно танцевала не одна. Каждое движение говорило о том, что кто-то незримый танцует рядом с ней.

— Однажды она сбежала от родителей на ночь. И стала вещью. Причём, одноразовой. Тогда она была твоего возраста. Это был её первый опыт в светском обществе. Началось всё просто: клуб, слащавый метросексуал на крутой тачке, смесь дорогих коктейлей в голове. Вот всё, что она вспомнила, проснувшись обнаженной в чужой квартире. Всё бы ничего, если бы не один простой дворовой Щелкунчик, который был готов ждать её совершеннолетия.

Это была её первая любовь.

Анна почувствовала запах горелого.

Доктор после короткой паузы снова заговорил:

— С тех пор у неё было лишь две функции: быть аксессуаром, приложением к уважаемым персонам, подтверждающим их статус или просто игрушкой, эдакой румяной куклой.

Чёрная круглая сцена всё больше становилась красной.

— Щелкунчик стал прошлым, хотя всё ещё любил её. Варвара продолжала искать счастье там, где его невозможно было найти. Она думала, что всему виной её румянцы. Мужчины каждый раз обращали внимание именно на них.

Анна заметила тёмные следы на красной сцене. Запах горелого чувствовался ещё острее. Поначалу он напоминал подожженную ткань, но затем в нос ударил аромат жареного мяса.

Только сейчас Анна поняла, что это вовсе не сцена. Балерина танцевала на гигантской электроплите.

— Я бы назвал это бременем красоты. Когда Варвара решила уйти из богемы и вернуться к Щелкунчику, выяснилось, что наш друг уже успел сгнить. Её не было, когда он помирал от передоза, пытаясь уйти от страшной реальности, где нет её. Она не попала даже на похороны.

Неожиданно для себя самой, Анна достала блокнот. Её рука двигалась в такт движениям балерины. Сзади снова послышался голос Родионова:

— Она не хотела признать себя виноватой. Думала, всё дело в румянцах. Поначалу она скрывала их килограммами тонального крема, а затем перешла на пиявок. Такой она пришла к нам. И сейчас она уверена, что танцует со своей первой любовью.

— По-моему это больновато, когда тебя поджаривают, — заметила Анна.

— Она не чувствует боли. Неужели ты не видишь счастья в её глазах?

— Даже если так. Это всё равно иллюзия. Я ведь буду знать, что моя мама не настоящая.

— Нет. Её Щелкунчик мёртв, а твоя мать жива. Мы можем добыть оригинал.

В это время Варвара опустилась на одно колено, оставив пригоревший кусок кожи на красной металлической поверхности.

Её пятки уже превратились в черно-желтое месиво, сквозь которое выглядывали кости. Она оставляла на сцене всё больше и больше пригоревших частей своего тела.

Внезапно зашепелявил зритель, сидящий справа от Анны:

— Не фкуфно будет. Надо было её ф фальгу зафернуть и запечь. А так румяная фкурка пригорит, и офтанетфя только мяфо.

Судя по всему он обращался к доктору.

— Может растительного масла добавить? — предложил доктор.

— Тофно!

Доктор два раза хлопнул в ладоши, и из-за кулис начала растекаться вязкая прозрачная жидкость. Сцена покрылась лопающимися пузырьками.

Варвара продолжала танцевать, постукивая обнажившимися костями.

Сухожилия и мышцы ног постепенно превращаясь в каприз гурмана, слушались её всё меньше и меньше. Однако, даже, упав, она не прекратила танец. Она всё ещё видела кого-то рядом с собой, танцуя лёжа на сцене, переворачиваясь и подставляя сырые участки тела для обжарки.

— Вот и всё, Рудик, твой последний ужин готов, — заключил доктор, когда Варвара перестала двигаться.

— Отлифно! — обрадовался Рудик. Кагда включился свет, Анна заметила полное отсутствие зубов у этого людоеда.

Затем её взгляд упал на блокнот. В полной темноте ей удалось нарисовать расплывчатого голубя, привязанного к стрелке часов. На самих часах были рассыпаны крошки хлеба.

— Завтра Фантазисто, напишет музыку для нового балета — это снова был доктор. Он сделал пафосный жест рукой и восторженно произнёс — Я назову его, «Сгорающие в танце».

— Как он может писать музыку, если он глухой? — спросила Анна.

— В этом он и хорош. Его музыка идёт из самого нутра. Она не испорчена нотной грамотой.

********

Мамфид Плюс

Последние три недели Анну мучили два вопроса: Что заставляет столь разных людей идти к доктору Родионову, и почему она находится на очередном, уже шестом ознакомительном сеансе. Ведь она не поверила ни одному его слову при первой встрече. Тем не менее, только там её рука двигалась по наитию. Только там она не рисовала свою смерть. И сейчас она наблюдала, как подъёмный кран тянул вверх продолговатый металлический ящик. Ещё вчера доктор сказал, что собирается снять кино, и в тот момент он с задумчивым видом требовательного режиссера смотрел на экраны четырёх мониторов.

В качестве съёмочной площадки доктор выбрал обычный московский недострой. вокруг площадки выстроились «контрактники». Анна называла их так. И лишь она одна, не поставившая свою подпись на роковом бланке, сидела рядом с режиссёрским креслом.

«Фантазисто не в счёт», — подумала она, увидев, как этот искалеченный гений снова медитировал. На этот раз его прическа напоминала живое синее, и в то же время безвредное пламя, а из одежды на нём был только браслет из вишенок, покрытых блестящим лаком.

— Так, ребята, не молчим. Мне нужно ваше...

— Вирра, вирра, — будто по сценарию начали хором произносить контрактники.

— Аннет, как вам ракурс? Может, нам стоит изменить угол?

Анна взглянула на мониторы. На трёх из них было изображено содержимое металлического ящика — молодой человек, одетый в мохнатый костюм пчелы. В нём он когда-то раздавал рекламные листы. Ещё в детстве на его глазах в страшной давке в подземном переходе погибли его родители. И в часы пик, когда улицы заполоняли люди, ему становилось страшно: вдруг людей станет так много, что он не сможет двигаться. Ему каждый день снилось, как он тонет в бушующем человеческом море, как хрустят его кости от малейшего колебания в любой точке этой толпы, как его внутренности разрываются, превращаясь в дырявые мешки, плавающие в разноцветной жиже. Он каждый день просыпался, уверенный в том, что либо человечество расплодится и раздавит его, либо он сократит население планеты. Третьего не дано.

— Аннет, ты химией интересуешься? — спросил доктор.

— В школе как от дерева отскакивает.

— Ясно. Значит, не буду тебе рассказывать все премудрости его изобретения, — он кивнул в сторону ящика — Скажу только, что оно убивает мужскую потенцию меньше, чем за неделю. Причем так, что никакой «Золотой конёк» не поможет. Я думаю, тебе не интересно, как он умудрился растворить её в водоканале.

— Я уже поняла. Он сволочь. Из-за таких, как он страдают такие, как я… А я то думала, почему это у меня клиентов всё меньше и меньше? — с сарказмом проговорила Анна.

— Может быть и из-за этого. Он ещё и умудрился взломать базу данных медицинских учреждений, — доктор замолчал, ожидая вопроса «Зачем?». Не дождавшись, он продолжил

— За те полгода участились случаи обращения в больницы с импотенцией. Сама понимаешь, врачи, как правило, гарантируют анонимность.

— И зачем он её нарушил? — наконец, спросила Анна.

— Для себя. Он хотел подавить сексуальное желание других мужчин, а вот своё не смог. Должен ведь кто-то удовлетворять жен импотентов? И он этим нагло пользовался. А ещё, они ему давали деньги. Много денег. Всё это он тратил на поездку в Китай. Гений, правда?

— По-моему не самая умная идея стать жиголом для борьбы со стояками, — с усмешкой парировала Анна.

— Как бы там не было, он объездил самые густонаселённые страны… А людей меньше не становилось.

— Он отчаялся и в итоге пришёл к вам. Так?

— Нет. Он просто разработал пищевой комплекс для кормящих матерей. Среди недотраханных жен были рекламщицы, бизнес-леди, правительственные чиновницы, а главное кормящие матери. Они были поражены результатом. Дети становились тише воды и ниже травы. Хорошо спали, не болели. Уплетали содержимое молочных желез за обе щеки, — Родионов сделал небольшую паузу и передал по рации — Высота двадцать пять метров больше не надо.

Затем раздалось шипящее:

— Сколько будет висеть?

— Полчаса, — ответил доктор.

— Так, на чем я остановился? — обратился он к Анне.

— На питании для кормящих мам, — ответила она, завершая очередной набросок.

— Ах да. Точно. Так вот, если бы они знали, каким образом это скажется на их чадах лет через девять-десять.

— Уже догадалась, — Анна словно потеряла интерес к истории. Казалось, её ничто не волновало, кроме картины.

— Затем пошла реклама, массовое производство. Этот «МамФид Плюс» стал товаром года в России.

— А он самым богатым человеком?

— Не совсем. Богатели его любовницы. Они были акционерами, и, конечно не знали, что получают дивиденды за истребление человечества в перспективе.

— Не истребит, — сказала Анна — Я хоть и мелкая, но знаю, что есть такая штука, как искусственное оплодотворение.

— И это он предусмотрел...

Анна его перебила:

— Да хоть атомную войну устроил. Что он здесь делает?

— Скажу кратко. Резина иногда рвётся.

— Залетел?

— Да. И после этого он мог спать не более двух часов. Ему начал сниться другой сон: В нём он стоял в комнате, полной зеркал. Он отражался в каждом, и сами отражения будто оживали. Все по-разному, а затем стекло становилось плёнкой, и из зеркал выходили копии его самого. Их снова становилось слишком много. Снова они сдавливали его. После этого он захотел спеть своему ребёнку прощальную колыбельную с парой кубиков мышьяка, но испугавшись новых снов, пришел к нам. Он был уверен, что никогда не выберется из этой бесконечной спирали. А Фантазисто как обычно нашёл нужную финальную точку. Кстати, ты сейчас пропустишь самое интересное! — возбуждённо потерев ладони, доктор уставился на мониторы. Началось действо, ради которого Анна и посещала сеансы. Процесс умерщвления должен был вдохновить молодую девушку на последние штрихи её новой картины.

Её щека коснулась щеки Родионова. Она с не меньшим интересом наблюдала за съёмочным процессом.

В это время ящик уже висел на нужной высоте. Внутри человек-пчела резко повернул голову вправо. Затем влево. Он словно пугался чего-то. Анна заметила, что стены, пол и потолок будто ожили, а на глаза главного героя были надеты очки. Такие обычно выдавали в кинотеатрах.

— Это будет кино в 3D. Насколько я знаю, сейчас это модно, — проговорил доктор, не отрываясь от экранов.

Только сейчас Анна поняла, что вокруг актёра были расположены проекторы. Справа от пчелы показывали настоящий испанский забег с быками, слева — батальную сцену из чёрно-белого исторического фильма. Актёр подался назад и буквально вжался в последнюю «мёртвую» стену. И затем он подпрыгнул от неожиданности — и эта стена оказалась экраном. Он начал судорожно озираться — везде были толпы людей, животных. В очках ему казалось, будто они окружают его ото всюду: справа, слева, спереди, сзади, сверху, снизу.

Он отскакивал от каждой стены, от каждого угла. Со стороны он был похож на детский мяч попрыгун, которого забросили туда с огромной силой. С разных ракурсов Анна наблюдала, как куски ваты вылетали из пухлого полосатого костюма, как слетели очки, и стали видны его глаза, полные растерянности и безумия. Так продолжалось минут десять, пока человек-пчела просто не сел и не

засмеялся, разбрызгивая слюну.

— А теперь лети, пчелка, — зловеще прошептал Родионов, и дверь металлического контейнера открылась. Раздался стук шагов бегущего по металлу человека. Затем все услышали громкий истерический хохот. Пчела расправила пушистые крылья и закричала:

— Яяху!

В это время Родионов кричал операторам:

— Снимайте полёт! Снимайте!

На мониторах несколько секунд можно было наблюдать огромное полосатое, словно зависшее в воздухе чучело. На самом деле всё это время оно приближалось к земле. Хотя на неподвижном экране казалось, что земная поверхность сама врезалась в него.

— Снято! — воскликнул доктор, и, посмотрев на Анну, саркастично произнёс — Для второго дубля актёров уже нет. Наша пчелка улетела от своих страхов.

В этот момент кто-то коснулся её плеча.

Первая мысль:«Фантазисто вышел из транса». Но стоило ей обернуться, как некто будто осьминог вцепившийся в свою добычу поцеловал её. Это было настолько неожиданно нагло и пылко, что Анна то ли от злости, то ли от желания нанести ответный «удар», укусила его язык. А потом и нижнюю губу.

Всё это ещё больше разожгло его. Со стороны казалось, будто они высасывают друг из друга душу, а слитые воедино губы были всего лишь перевалочными пунктами для бестелесных переселенцев.

Их окружили контрактники. Они кричали:«Горько! Горько!» Анна не помнила, сколько раз они произнесли это слово. Она запомнила лишь одно мгновение — когда её глаза открылись и распознали едва знакомое лицо.

— Ты вспомнила? — спросил он.

— С трудом, — тихо ответила она.

— Ментовка, мои шаблонные вопросы, — произнёс он, снова изображая щенячий грустный взгляд — Считай, что это матч— реванш.

— Припоминаю. Журналист. Тоже умереть собрался?

— Как и все здесь. Это ты нарисовала? — спросил он, показывая на новую картину Анны. На этот раз у неё получилось человеческое лицо. Из промежутков между стиснутыми зубами торчали руки,

стопы и голова. При ближайшем рассмотрении можно было даже разглядеть лицо съеденного лилипута. Несмотря на то, что оно было искажено гримасой дикой боли, любой узнал бы в нём лицо съедавшего… Анна молча кивнула.

— А у тебя ещё много таких?

— Много-много, — ответил за неё доктор — Всё. Сеанс закончен. Поговорите лучше в другом месте. Мне надо работать. Толпа начала расходиться. Кто-то шел к метро, а кто-то открывал двери в салоны дорогих автомобилей.

— Тебя подвезти, — спросил журналист.

— Спасибо, я лучше сама.

— А если я хочу, чтобы ты мне организовала мини-выставку.

— Ах, это, — догадалась Анна — Знаешь, я не устраиваю бесплатных выставок. Оплата почасовая.

— Тогда поехали. Рассчитаемся на месте.