Алёнка

— Ухожу, позвоню, когда доберусь до дома! — я быстро закинул рюкзак на плечо и пошёл вперёд, стараясь не смотреть на брата. Он схватил меня за руку, пытаясь удержать.

— Пусти! — мне удалось вырваться.

Ник негромко выругался и сказал виновато: «Ты там аккуратнее в дороге, деньги есть?»

Кивнув, я почти побежал по тропинке, которая через пятнадцать минут должна была вывести меня к шоссе. Хотя, чтобы назвать тропинкой то, что осталось после сегодняшнего прорыва через лес трёх джипов, надо обладать большой фантазией. Заблудиться невозможно, так мне казалось.

Двигаясь вперёд по примятой траве, я злился на всех: Ника и пьяную компанию его друзей. На Вику — ненормальную подружку брата, после попойки при всех полезшую ко мне целоваться. А больше всего — на самого себя, за то, что согласился отправиться с ними на этот грёбаный пикник. «Отдых на природе, речка, рыбалка! Ведь не хотел же ехать, упирался изо всех сил. Выходит, недостаточно упирался».

На душе словно кошки скребли. Я прекрасно понимал, как некрасиво всё выглядело, и перед братом было очень стыдно. Но остановиться не мог, меня понесло: «И без него прекрасно провёл бы эти выходные за компьютером, чем переживать такое унижение. Всего два дня! Я что ему — малолетка, раз потащил меня с собой? Ненормальный придурок. Что могло случиться с пятнадцатилетним "оболтусом" в городской квартире? Да ничего! Сколько же можно меня опекать, совсем достал своей заботой. Никак не поймёт, что я давно, блин, вырос».

Я шёл по полосе, оставленной джипами, глядя вниз и совершенно не обращал внимания на то, что творилось по сторонам. Только когда хрустнула под ногами сухая ветка — растерянно поднял голову. Задумавшись, совсем не следил за временем, хотя по ощущениям, уже давно должен был выйти к шоссе. Сколько ни прислушивался ― никакого шума проезжающих машин, только полная тишина.

Время было детское, лето в разгаре, ещё даже и не начинало темнеть. До остановки автобуса по шоссе идти всего ничего, только где оно, это шоссе? Подумал: «Неужели отвлёкся и свернул с дороги?» Ещё раз посмотрел на бывшую тропинку: вместо следов от колёс — полоса, оставленная трактором. Во всяком случае, что-то на гусеничном ходу тут точно проходило. Решив вернуться по своим следам, я совершил далеко не первую ошибку за сегодняшний день.

Гусеничный след вскоре тоже потерялся, редкий перелесок с высокой по колено травой сменился заросшим сорняками полем. Зато прямо за ним виднелись какие-то крыши. Это меня обрадовало: «Теперь можно будет дорогу спросить, если, конечно, встречу хоть кого-нибудь». Мобильный здесь не работал, оставалось полагаться на болтливые людские языки. И я решительно направился через поле к домам.

Это оказалось нелёгким делом: земля была усыпана кочками. Без конца спотыкаясь, я лишь чудом держался на ногах. Кроссовки несколько раз «хлебнули» воды, и мне сразу стало не по себе. Положение спасла большая палка, словно нарочно воткнутая кем-то в землю. Взял её, и идти стало гораздо удобнее, теперь я тщательно проверял дорогу перед собой.

На это ушло не меньше получаса. Я выдохся, меня заели комары, к тому же начало темнеть, а мобильный продолжал молчать. И желудок противно ныл, сейчас я съел бы что угодно. Когда, наконец, пытаясь отдышаться, остановился перед небольшим хутором, не поверил своим глазам: «Откуда он взялся в Подмосковье, это ж не Прибалтика. Может, здесь фермеры живут?»

Возле дома девчонка в голубом сарафане неторопливо сгребала сено, я направился к ней и сходу крикнул: «Здравствуйте, дорогу не подскажите?»

Она вздрогнула и обернулась, испуганно глядя на меня. Моя ровесница, сероглазая, волосы убраны под белую косынку, одна белобрысая чёлка видна, симпатичная, только с глазами что-то не так. Я спокойно подошёл ближе, реакция на это была неожиданной: девчонка подняла вилы и метнула их прямо в меня. Ей-богу. Только хорошая реакция спасла, вилы проскочили в паре сантиметров от головы.

— Совсем с дуба рухнула, у вас что, так принято — гостей вилами встречать? Не хочешь говорить, где дорога — не надо, просто рукой покажи. А кидаться зачем, или тебя только что из дурдома выписали? — заорал я, стараясь скрыть дрожь в срывающемся голосе.

На мой вопль из дома вышла деревенская бабка в пёстром платье, платке и телогрейке, вид у неё был ещё более сердитый, чем у внучки.

— Ты чего на Алёнку орёшь? Чего девчонку пугаешь? А? Откуда такой невоспитанный взялся?

— Да ничего подобного! Я шёл через лес к автобусной остановке, заблудился и просто дорогу хотел спросить. Покажите мне, пожалуйста, как туда пройти.

— Заблудился он, — ворчала старуха, но прозвучало это уже не так угрожающе. — Ну, гость, ладно, заходи во двор, к шоссе ты сейчас всё равно не выйдешь, ночь близко, — голос её опустился до шёпота, — заходи, внучек, не бойся. Покормлю тебя и в сарае постелю, переночуешь, а завтра дорогу покажу. Найдёшь там свой автобус. Ну, что смотришь? Бабки что ли испугался?

— Вот ещё, — я скосил глаза на Алёнку, которая продолжала смотреть на меня исподлобья, — только скажите внучке, пусть на меня не кидается.

Бабка засмеялась, обняла девчонку и поцеловала её в щёку.

— Алёнушка, не бойся, радость моя, это хороший мальчик, он тебя не обидит. Тебя как зовут-то, гость? — усмехнулась бабка.

— Сашкой, — буркнул я.

— А меня — Вера Петровна, вот и познакомились. Да не стой столбом, Саша, проходи, ужинать будем.

Я не колебался, на улице и правда как-то быстро стемнело, остаться среди леса одному мне совсем не светило и, вежливо сказав: «Спасибо!» — вошёл в калитку. Дом был точь-в-точь как у нашей с братом бабушки, чистый и аккуратный, пахло свежим хлебом и варёной картошкой. Я невольно сглотнул.

Мы сидели за столом и ужинали. Алёнка сняла косынку и переоделась в джинсы и футболку. Я чуть не присвистнул: «Надо же, как изменилась, волосы ― просто золото. Красотка, и как сразу этого не заметил? А вот глаза всё-таки странные». Я рассматривал её исподтишка, и Алёнка это заметила. Она подняла голову, взглянула на меня с высокомерием королевы и фыркнула.

Меня это разозлило: «Ясно, не понравился ей чем-то. Ну и ладно, очень надо! Что она вообще о себе возомнила?» ― стало обидно, даже аппетит пропал. Вера Петровна оказалась очень милой, в отличие от своей вредной внучки, и постоянно подкладывала мне в тарелку всякую всячину. «На убой что ли раскармливает?» — хмыкнул я про себя, а вслух поблагодарил:

— Спасибо, Вера Петровна, всё очень вкусно, но больше, правда, не могу, и так уже объелся.

— Так ты, Сашенька, Алёнушке спасибо скажи, это она тут хозяйничает, у старой бабки уж ни на что сил нет, — вздохнула она и с удовольствием съела ещё одну куриную ножку. При этом раздался такой смачный хруст, словно бабуля умяла эту ножку прямо с костями. Я вздрогнул: «Зубы у неё, похоже, на месте, а может, это протезы такие мощные?» Сдерживая себя, чтобы не рассмеяться, бросил быстрый взгляд на Алёну: она была мрачнее тучи, видно опять ей что-то не нравилось. Ну и противный характер у девчонки, сразу вспомнилось, как лихо она метнула в меня вилы, а если бы попала?

— Не попала, потому что не хотела, думала только отпугнуть тебя, но ты, дурак, сам зашёл, — вслух мрачно ответила на мою мысль Алёнка.

Я оторопел: «Как ей это удалось, неужели проговорился и сам не заметил?» С тревогой посмотрел на бабку, которая, казалось, совершенно не обращала внимания на наш разговор и доедала оставшиеся на столе блины. Худенькая старушка явно не страдала отсутствием аппетита. Наконец ужин был окончен, застольная беседа у нас не складывалась, и Вера Петровна попросила внучку проводить меня на ночлег в сарай, дав с собой одеяло и подушку.

Я покорно поплёлся следом за Алёной, хотя не понимал, почему они не оставили меня на ночь в терраске: «Там хоть комаров поменьше, да и диванчик какой-то есть. Зачем обязательно тащиться на сеновал, я к такому не привык — городской до мозга костей, комфорт люблю». Но выбирать не приходилось, спасибо хоть в лес не выгнали.

В сарае девчонка бросила на сено одеяло и подушку, развернулась к выходу, потом вдруг остановилась и, не оборачиваясь, сказала: «Эй, ты, глупый ребёнок, я буду говорить, а ты постель стели и делай вид, что не слушаешь меня. Часа через два, когда луна скроется, приду за тобой и выведу отсюда. И постарайся не заснуть, хоть бабка тебе в чай особой травки положила, чтобы крепко спалось».

Она сказала это таким тоном, что у меня мурашки побежали по всему телу. Я слушал её с замирающим сердцем и усердно делал вид, что приминаю сено для постели.

— Алёна, а что же ты так неласково про свою бабушку говоришь? Она в тебе души не чает.

— Помалкивал бы лучше, безмозглый! Разве не знаешь, что нельзя доверять незнакомым людям? А ты что творишь? Да и не бабушка она мне.

— А кто? — её слова напугали меня ещё больше.

— Хозяйка, вот кто. Работаю на неё и не по своей воле.

— А почему не уйдёшь?

— Помолчи, болван, и своей головой подумай: раз не ухожу — значит, не могу.

И она выскользнула за дверь. Я без сил упал на одеяло. Меня трясло как в лихорадке, мысли одна ужаснее другой крутились в голове: вспомнилась прожорливая старушка, и сразу затошнило. Я сдерживал позывы желудка сколько мог, но, не выдержав, еле добежал до угла сарая и согнулся пополам в приступе рвоты. Придя в себя первым делом проверил дверь, подёргав за старую ручку. Она была заперта. Я не помнил, чтобы Алёнка закрывала дверь на замок, только тихо прикрыла её за собой. «Кто же или что сделало это? Вот ведь влип!» — струйки пота поползли по шее и спине.

Я медленно вернулся на импровизированную кровать и сел, подперев голову руками: ждал, когда меня начнёт клонить в сон. Но этого не случилось: лёгкая сонливость присутствовала, но не более. Спасибо моему бурному воображению и слабому желудку, видно большая часть отравы вышла со рвотой.

Оставалось только надеяться на возвращение Алёнки и стараться не заснуть. Я делал всё, что мог: разговаривал сам с собой, вспоминал фильмы и книги, даже пытался рассказывать анекдоты, не смешно получалось. И всё-таки задремал. Меня разбудила девчонка, сильно встряхнув за плечи, а потом заставив выпить какое-то питье, горькое, похожее на очень крепкий кофе. Это помогло. Я проснулся и меня снова бросило в озноб.

— А ты не особо храбрый, да? — оскалилась Алёнка.

— Уж какой есть, — я попытался «обидеться», но даже это у меня не получилось.

— Да ладно тебе! Пошутила же, не злись. Давай руку и крепко держись за мою. Что бы ни происходило — не отпускай, понял?

Покорно кивнул в ответ и протянул ей ладонь, ледяную от страха. Алёнка взяла меня за руку, и мы вышли из сарая. Дверь за нами закрылась, громко щёлкнув замком и заставив мои колени подогнуться. Девчонка сочувственно посмотрела на меня и сжала руку: мол, не бойся, ты не один. Меня накрыло волной стыда: это же я должен спасать её, а получалось наоборот ― сам плёлся за ней как привязанный.

— Немедленно прекрати думать о всяких глупостях, ты меня отвлекаешь! — строго сказала моя спасительница и остановилась, оглядываясь по сторонам. На улице было темно, луна и правда спряталась в облаках, да и звезды не спешили показываться. Алёна стояла, крепко вцепившись в мою руку, и то ли прислушивалась к чему-то, то ли принюхивалась, словно волчица, а потом выдохнула с отчаянием в голосе: «Пора, ну держись!» — и рванулась в темноту.

Она бежала быстро и легко, будто совсем не касалась ногами земли, мне же приходилось следовать за ней. Я мчался через мрак леса, спотыкаясь, царапая руки и ноги о колючие ветки, несколько раз падал и больно бился головой о невидимые препятствия. Алёна помогала мне встать, и мы снова продолжали путь. Думаю, в напитке, данном мне девчонкой, было что-то особенное, потому что наше бегство длилось долго, а я даже не запыхался.

Летом светает рано, мы как раз выбрались к шоссе и очень скоро подошли к остановке. До первого автобуса было ещё не меньше часа. Только сев на скамейку, я почувствовал, как болит и вырывается из груди сердце, а ноги внезапно превратились в чугунные гири.

Взмокший и задыхающийся, готовый отключиться в любое мгновенье — таким, наверное, увидела меня Алёна. Она быстро полезла в рюкзачок, висевший у неё за спиной. Достала флягу и силой влила мне в рот немного жидкости. Я с трудом проглотил эту мерзость и только потому, что она буквально гаркнула: «Пей! Сдохнуть хочешь?»

Придя в себя, я взглянул на Алёнку: она беззвучно плакала и её худенькие плечи вздрагивали.

— Прости, Саш, совсем тебя загнала, так боялась, что мы не успеем до рассвета. Хотела спасти хотя бы тебя.

— А что, были и другие?

— Были, — она кивнула, вытирая рукой мокрые от слёз щёки.

— И неужели никто не смог уйти? — сердце замерло в ожидании её слов.

— По-разному было, — она уклонилась от ответа, — не всякий может такой темп выдержать, но иначе нельзя, не убежать, ты мне веришь?

— Верю, и спасибо тебе, Алёна.

— Рано пока спасибо говорить. Ты, когда домой вернёшься, болеть будешь. Опасными травками я тебя поила. Ещё проклянёшь меня не раз, — её голос был глух и полон тоски.

— Не говори так, мы с тобой сейчас вместе уедем, брат поможет, он у меня очень хороший.

Алёнка грустно засмеялась:

— Ну, Сашка, ты меня совсем не слушал что ли? Или от страха всё забыл? Я же говорила — давно убежала бы, если б могла. Нет, ты не можешь мне помочь. Никак. И перестань думать обо мне всякие глупости, не буду я с тобой целоваться, и не мечтай!

Я покраснел: «И откуда она всегда знает, о чём думаю?»

Мы молчали, долго не решаясь продолжить разговор. Моё любопытство победило неловкость:

— Алёна, хочу спросить тебя об одной вещи, ну, не знаю…

— Спрашивай уж, не мямли.

— Что у тебя с глазами, а? Вроде обычные, красивые даже, но что-то с ними не так, не понимаю, — выпалил я.

— Надо же, бабка была права, ты не прост. Никто до тебя этого не замечал. Тогда посмотри на меня внимательней — сам догадаешься.

Я так и сделал, но ничего странного не увидел. Почему же тогда меня каждый раз пробирала дрожь, стоило лишь задержать взгляд на этих удивительных глазах? Осмелев, взял её лицо в свои ладони и несколько раз повернул, пытаясь понять, в чём же дело. Промчавшийся мимо грузовик осветил нас фарами, и тут я увидел это.

Не было глаз, только пустые чёрные дыры под длинными ресницами. Это продолжалось лишь секунду, грузовик умчался прочь, оставив меня бороться с ещё одним потрясением.

— Это она сделала? — прохрипел я.

Алёна кивнула. Глаза, вернее их видимость, снова были на месте. Я взял её руку и прижал к своей щеке. Она промолчала, а потом осторожно погладила меня по волосам.

— Ты добрый, Саш, но ничего изменить нельзя. И никакие операции не помогут. Ладно. Я рада, что ты выбрался. Скоро автобус придёт, а мне пора назад. Это моя судьба. Перестань, наконец, об этом думать, ничего ты не сможешь сделать, и мы никогда не увидимся больше. Не пытайся даже искать меня! — она почти кричала, не скрывая своего отчаяния.

— Я… я, никогда тебя не забуду.

— Забудешь, и очень скоро, — Алёнка невесело усмехнулась, вырывая свою руку из моей. Но я упрямо снова схватил и сжал её в своих ладонях:

— Нет, не забуду.

— Ладно, как хочешь, — она сделала вид, что ей всё равно. Потом сняла маленькую золотую серёжку и отдала мне.

— Пока, Саш! Береги себя и следи за здоровьем, я буду молиться, чтобы с тобой всё было хорошо, — голос её дрогнул, и она отвернулась. Помедлила мгновенье, потом наклонилась ко мне, легонько целуя в щёку. И быстро вошла в лес, мгновенно растворившись в нём.

Я беспомощно смотрел на колышущийся кустарник, за которым исчезла Алёнка. В это время заорал мой мобильный, это был Ник. Не передать, чего я только о себе ни наслушался, но ни возражать, ни перебивать его не стал. А когда он, наконец, выдохся и прокричал: «Ну, что молчишь, засранец? Сказать в оправдание нечего?» — тихо ответил ему: «Почему же, есть. Ник, я тоже тебя очень люблю. Сейчас на автобус сажусь, вон он уже идёт. Не волнуйся, скоро буду дома, там и поговорим. Пока, братишка, — и отключил телефон.

Автобус был пуст и с комфортом довёз меня до города. По пути, глядя в окно, я чувствовал себя растерянным и опустошённым, задаваясь лишь одним вопросом: "Неужели, всё что случилось со мной — правда, и мир вокруг гораздо сложнее, чем я себе представлял?" Понимал я и то, что мне никогда не забыть произошедшего и удивительную девчонку по имени Алёна.

Дома брат уже ждал моего возвращения, посмотрел на меня с удивлением, но ругать не стал, просто крепко обнял. Видно заметил во мне перемену. Я рассказал Нику обо всём, что случилось, а он не поверил, только вздохнул и потрепал по волосам: «Ну, Санёк, ты у меня и фантазёр!»

Промолчал он и на следующий день, когда я заявился домой с маленькой золотой серёжкой в ухе.