Куда приводят мечты?

— А что, так любую стенку можно приподнять?

— Да ладно, хватит ёрничать! – оборвал Красильников. – Портал закрывается через пару секунд, так что попрошу не соваться.

— Хорошо, – Гаврилин вздохнул и шмыгнул носом. – А хорошо бы так… на Канары. Или хотя бы в Анапу.

— Какая ещё Анапа!? – Рогозин поморщился. – Сразу на Марс, чего мелочиться! – он заржал, и Гаврилин посмотрел на него с нескрываемым презрением:

— Хорошо тебе говорить, ты на деньги жены живёшь. А нам, простым смертным, и Кавказ райским местом покажется. Пять лет нигде не был…

— Да ладно вам! – примирительно улыбнулся Красильников, – давайте лучше выпьем, помянем доброй памятью Иван Васильича.

Мужики выпили, закусили, и задумчиво посмотрели на дверь, за которой стоял агрегат. Он не открывал другие миры, не был точкой нуль-перехода. Так называемая «пятая стена» лаборатории всего лишь позволяла посмотреть на нечто, что было слишком аморфно, чтобы дать ему имя, слишком неубедительно, чтобы претендовать на «нобелевку».

— Павел Андреевич, к вам пришли, – в дверь заглянул охранник.

— Спасибо, Алексей, – Красильников встал навстречу жене и дочке. – Здравствуй, милая!

Дочка подтянулась на цыпочках, подставляя папе щеку.

— Ты домой собираешься, или опять будете здесь ночевать? – симпатичная молодая женщина обвела мужчин недоверчивым взглядом.

— Нет, – засмеялся муж, – не будем. Теперь в этом нет необходимости.

— Что, получилось?! – восторженно выдохнула она.

Муж кивнул.

— О-о-о-ой-й! Какой же ты всё-таки умница!

— Ну, это не я, это мы, – из-за плеча повисшей на шее женщины он смущённо посмотрел на друзей, неловко припрятывающих бутылку.

— А где Маша? – вдруг тревожно оглянулась жена.

   * * *

Маша, воспользовавшись тем, что на неё перестали обращать внимание, тихонько проскользнула в святая святых папиной лаборатории.

Ей всегда нравились все эти сверкающие панели, мигающие огоньки, шлемы, которые строго-настрого запрещалось трогать, диковинные переплетения трубочек.

Белая, словно стеклянная, стена стояла посредине. Она манила, как магнит, её так хотелось потрогать, проверить на гладкость.

Маша подошла поближе, протянула руку. Интересно, что там, за стеной? Какой-то механизм? Или очередная комната? Насколько помнится, раньше это место папиной лаборатории было больше. Что там, за матовым блеском?

Она осторожно тронула поверхность. Стена оказалась мягкой, тёплой на ощупь. И вдруг разошлась, как туман, стала клубящейся рвущейся ватой. Постепенно в ней образовался проём.

Аллея! Похожая на ту, что Маша запомнила, когда гостила у бабушки.

По ней они уезжали, а бабушка махала им вслед…

   * * *

Команда влетела в лабораторию, Красильников с ужасом увидел дочку, стоявшую у разошедшейся стены. Заглядывая в пространство, она легонько опиралась на ватные края портала. Солнечный свет окрашивал улицу в цвета сепии. Картина что-то смутно напоминала…

Дочка стояла спокойно, но отец боялся её испугать. К счастью, ребята, вбежав, замерли на пороге.

Она не слышала шума.

Отец придержал мать.

Стена сомкнулась.

Павел на мгновение прикрыл глаза. Вспомнил место.

— Память, – выдохнул он.

— Или желание, – на глазах жены выступили слёзы. – Мне её так не хватает!

Он развернул жену, прижал к себе.

Маша, проверив стенку, с сожалением отошла. Только заметив родителей, подняла голову, обняла их обоих. Мать погладила её по волосам.

— Я вспомнила бабушку…

— Знаю, милая, знаю.

Переглянувшись, Гаврилин и Рогозин кинулись к приборам. А семейство, кивнув на прощание, отправилось домой.

На тихий семейный ужин.