Хотите - верьте, хотите - нет

«Хотите — верьте, хотите — нет…» — так начала свой рассказ моя попутчица в купе поезда Барнаул — Москва. Она подсела к нам в купе ночью на какой-то станции после Екатеринбурга. Утром мы вежливо поздоровались и она представилась: «Галина. Мне до Мурома. Родню ездила проведать. Тетка моя, сестра матери, живет в Дружинино. А вы откуда и куда?

— Мы до Москвы. Были в отпуске, тоже к родне заезжали, отдыхали в Горном Алтае на Телецком озере, — заявил мой общительный не в меру сын. Моё сообщество ему уже явно поднадоело, а тут новый собеседник.

— Удивительный край. Красивая природа, говорят. Я сама там не бывала, но наслышана. А вам понравилось? — поинтересовалась Галина. — Очень. С погодой, правда, не повезло. Дожди… — серьезно по-взрослому ответил сын.

— Да, в этом году осень бабьем летом нас не балует. Может еще будет хорошая погода… Зато грибов будет много, — заметила я.

— А вот с грибами, нужно быть поосторожнее. Это я вам из своего опыта говорю, — сказала Галина.

Ей было около сорока, а может и больше. Про таких говорят, «женщина неопределенного возраста». Русые волосы завязаны в низкий хвост. Лицо моложавое, на котором самыми притягательными были глаза: серые, ясные, глубоко посаженные, с большими выпуклыми веками и с удивительно маленькими зрачками, почти черными точками. От этого радужная оболочка глаз словно подсвечивалась изнутри.

В этот момент в купе постучала проводница и предложила чай, кофе. Мы заказали чай. Стали доставать из сумок приготовленную дорожную снедь. Галина посмотрела на мой сырок, яйцо и печеньки и сказала:

— Будем есть мои пироги. Мне тётка столько напекла, что мне одной не съесть. А мальчику в радость… Как тебя зовут — то?

— Антон.

— Ну, что, Антоша, можно на твою помощь рассчитывать по истреблению пирогов? Вот тут с картошкой, капустой и сладкие с яблоками. Угощайтесь, — предложила Галина. Пироги были заманчиво аппетитные, румяные и чудесно пахли свежевыпеченной сдобой.

Антошка не заставил себя уговаривать и, схватив пирог, полез на верхнюю полку, не дожидаясь чая.

За окном моросил дождь, от скорости поезда капли чертили причудливые диагонали и стремительно слетали со стекла. Дорога шла через лес. Он был густой и казался еще более темным и мрачный от пасмурного утра.

— Мама, а тролли и колдуны живут в этом лесу? — спросил Антоша. Он оставался еще под впечатлением своих недавно прочитанных сказок.

— Нет, это наш русский лес и здесь живет Баба-Яга, — отшутилась я.

Галина бросила на меня какой-то вопросительный взгляд. Я пояснила, что пытаюсь привить любовь сына к русским сказкам, а у него свои предпочтения, основанные на современных западных мультфильмах.

— Нет, мам, ну, правда, скажи… — заканючил сын.

— Антон, тебе уже шесть лет. Пора знать, что это сказочные герои. В реальной жизни ни Бабы-Яги, ни тем более троллей и колдунов не существует.

— Нет, существуют! Существуют! — заупрямился Антон.

— Вы знаете, я вам расскажу свою историю, а вы уже сами решите ваш спор, — сказала Галина.

В это время проводница принесла чай. И вот за чаепитием наша попутчица рассказала нам эту историю. «Хотите верьте — хотите нет — так начала она. Мои родители жили во Владимирской области, Шатурский район село Пустоша. Не знаю, существует ли оно сейчас. Я не была там с тех пор, как уехала учиться в Москву, а родители переехали в Гусь-Хрустальный.

— А что это за Хрустальный гусь? — перебил Антоша.

— Это небольшой провинциальный город…— ответила Галина.

— А как же там жителей зовут? Хрустальные гусаки, что ли? Вот в Москве живут москвичи, в Барнауле — барнаульцы, в Бийске — бийчане… — с радостью стал делиться своими недавними познаниями Антоша.

— Жителей называют «гусевчане», иногда в народе говорят «гусевец», «гусевчанка», — улыбнувшись, пояснила Галина Антону. — Какой образованный малыш, — уже обращаясь ко мне, сказала она.

Антон снова перебил: «Я не малыш. Мама же сказала вам. Мне шесть лет. Я хожу в подготовительный класс».

— Антон, прекрати перебивать взрослых. А то тетя Галя не будет рассказывать свою историю.

— Так вот, я хочу рассказать вам о лесе и грибах, на которые осенью грибники-любители начинают тихую охоту…

— Почему тихую охоту? — снова вмешался Антон.

— Антон! Еще слово и ты выйдешь из купе в коридор, — прикрикнула я на сына.

— Ладно, молчу, больше ничего вам не скажу, — обиделся Антон и демонстративно стал смотреть в окно.

— Вокруг поселка леса, вот такие же дремучие…— кивнула Галина на лес за окном и продолжала.

— Дремучие? — насторожился Антоша и замолчал, приложив палец к губам, слушая уже с интересом.

— Мы, как и все жители поселка, «ходили по грибы», как у нас говорили, в свой лес рядом с поселком. Но в тот год грибов было мало, и отец решил отвезти нас в Шатурский лес. Там рядом заповедная зона Национального парка «Мещеры» грибников и туристов в лесу не много даже в грибной сезон. У отца был мотоцикл «Урал» с коляской. Отец очень гордился своим транспортом, да и выручал он нашу семью часто. Какое-никакое средство передвижения, а по бездорожью даже незаменимое.

Выехали мы рано утром, часов в шесть, еще только светать начало. Была уже середина сентября. До места нам добираться было десять — пятнадцать километров. Уж кто отцу об этом грибном месте рассказал, я не знаю. Когда подъехали к лесу, отец мотоцикл на окраине леса оставил и сказал, что далеко заходить не будет. Нужно за мотоциклом следить, а то вдруг лихие люди уведут. А нас с мамой отправил по просеке в лес и сказал, чтобы далеко от просеки в лес не углублялись. Мама у меня была опытный грибник, все грибы знала и в лесу никогда не плутала, так как выросла рядом с лесом. Да и я к тому времени уже сама с девчонками за ягодой в лес бегала. Мне шестнадцать лет уже было, школу заканчивала в тот год.

Вот пошли мы с мамой по просеке. Что на дороге грибы искать, стали по сторонам то справа, то слева в лес поглубже уходить. Вышли на одну полянку, а белых грибов — море и все такие аккуратненькие, чистенькие ни одного червячка…

Собрали и стали уходить в лес, чтобы на просеку вернуться. И тут я вдруг почувствовала, что лес какой-то другой. Тишина такая странная стоит, будто мне уши ватой заложили.

Я маме говорю: « Мы не в ту сторону вышли. Лес другой. С той стороны березняк был, а здесь одни ели и лиственница». А она: «Нет, все правильно мы идем, вон солнце за спиной должно остаться». Поворачиваемся, а солнце нет. Белое марево вместо синего неба, что с утра было. В лесу мгновенно потемнело. Мама говорит, что это тучка нашла, не переживай не заблудимся, если что отцу покричим. Мы недалеко зашли. Идем дальше, лес гуще, и трава такая высокая, почти с человеческий рост. Я уже и маму не вижу, только слышу, как она через лесную чащу пробирается и стараюсь по её следу по примятой траве идти. Вышли мы через какое-то время снова на поляну. Вроде бы та же самая. Но от наших грибов должны бы свежие срезы на грибницах остаться, а срезов никаких нет. Вместо них грибы еще крупнее. Мама кинулась их собирать. А я стою и не могу понять, ведь поляна-то та же. Вот и черничник вокруг старого пня и маленькая елочка от него справа. Но и следов нашего пребывания здесь нет. Мама грибы срезала, корзина у неё наполнилась. Она часть и мне в корзину переложила. Стали мы с этой поляны уходить, я надломила несколько веток березы в той стороне, куда мы в лес углубляться будем. И тут обратила внимание, что березы все вокруг в сторону поляны макушки наклонили, словно круг образован из березовых стволов, но все они гнутые к центру поляны. Я маме сказала об этом, а она, словно не слышит меня в лес идет, спешит, я за ней еле успеваю. «Подожди, — говорю. — Ты уверена, что мы правильно идем, а не блудим по кругу? Поляна эта на ту первую похожа». «Нет, — говорит, — здесь боровики переросшие. Иди за мной». Снова в лес вошли. У меня в голове звон, но я за мамой спешу, уже под ноги не смотрю, а стараюсь вокруг деревья примечать. А у них все стволы искривлены, словно змеи танцуют.

— Танцующий лес, — заметил Антошка, как в Прибалтике, куда мы в прошлом году ездили. Да, мама, мы же такие деревья на косе видели.

— Видели, видели. Давай слушай дальше. Продолжайте, Галина, интересно, наверное, какая-то геомагнитная зона, — предположила я.

Галина ничего не ответила и продолжила свой рассказ.

— На эту поляну мы вышли в третий раз. Я по своим меткам заметила. А грибы были еще крупнее, и наших срезов не было. Я показала маме свои приметы и стала звать отца. Кажется, теперь и мама испугалась, ни на шутку. Она вдруг побледнела, схватилась за сердце и стала оседать на землю. Я кинулась к ней, дала воды. Оставила её на поляне, а сама стала искать тропу, что мы в траве проложили. Но вот ветка, надломленная у березы есть, а наших следов по траве нет. Трава высокая стоит, не тронутая ногой человека. Я запаниковала, маме не говорю, а у самой такой страх появился. Кричим уже вдвоем, зовем отца. А звук голоса, как в колодце, и эхо. Откуда эхо в лесу? Всё равно иду и ветки надламываю, чтобы дорогу пометить, назад воротиться. Вышла на просеку, а в какую сторону идти не могу определить. Посмотрела в одну сторону и вижу, словно туман вдали клубится, и по просеке в этом тумане три темных силуэта движутся. Они идут, и туман по просеке разливается. Мне страшно стало, я обратно в лес за кусты спряталась, а сама за силуэтами этими наблюдаю. Вроде трое мужиков в чем-то темном, плечом к плечу идут шаг в шаг, молча. Не грибники. Ни корзин в рука у них — ничего нет. Вот уже и лица видны, обросшие, небритые. Одеты в черные телогрейки и ватные штаны. Смотрят прямо перед собой. «Зэки!» — сбежали откуда-то, мелькнуло у меня в голове. Я еще плотнее к земле прижалась, страшно смотреть, сердце стучит так, что, кажется в лесу слышно. Голову приподняла, они в этом тумане мимо проходят, и крайней в мою сторону голову поворачивает. Я от ужаса глаза закрыла, только понимаю, что шагов их не слышу. Неужели заметили и остановились?! Вскочила и бросилась бежать назад в лес. Погони не слышу, оглянулась — ничего и никого нет. Лес кругом, никакой просеки. Я стала по своим меткам к поляне, на которой маму оставила, пробираться. Не помню, сколько по времени это было. Для меня время будто остановилось, даже ориентировочно не могла определить долго или коротко шла. Галина замолчала, словно снова переживая те ощущения.

Я посмотрела на Антошу. Он сидел с широко открытыми от любопытства глазами, даже рот приоткрыл. Я, чтобы разрядить обстановку, легонько щелкнула его по подбородку и сказала:

— Ворона залетит.

— Мама, какая ворона, мы же в поезде. Тетя Галя, рассказывайте дальше, пожалуйста. А ты, мама, не перебивай. Сама меня ругала за это, а сама не даешь рассказать…

— Да… вот слушайте дальше, — продолжала Галина. — Когда я стала подходить к поляне, то увидела на ней рядом с мамой дедушку с седой бородой и длинными седыми волосами. Наши старики такую прическу точно не носили. И одет он был странно: рубище из мешковины какое-то вместо верхней одежды, штаны в сапоги заправлены, за плечами мешок. В нем что-то лежало. Не пустой мешок, но и не тяжелый на вид. Мама сидела на траве у березы там, где я её и оставила. Её из-за старика мне не было видно, но стоял он лицом ко мне и меня заметил сразу, потому что смотрел в мою сторону. Я бросилась к нему, почему-то его я не боялась. Я точно помню свои ощущения. Вот сколько раз рассказываю эту историю, а всегда все заново переживаю. Я плакала и просила дедушку помочь, говорила, что мы заблудились. Просила показать дорогу к просеке. Он молча поднял руку, и я сразу замолчала, перестала плакать и кричать. Старик только и сказал:

— Иди по своим следам. Там вас уже давно ждут. А грибы здесь оставь, с собой не бери. Матери помоги, она пока спит, но ты её буди скорее.

Я кинулась к маме. Она сидела, привалившись к березе, была бледная и слабо дышала. Я стала её трясти, кричу, снова плачу, мне казалась, что она умирает. Мама с трудом открыла глаза. Я стала ей рассказывать, что дедушка покажет нам дорогу.

— Какой дедушка? — спросила она.

— Да, вот же он, — поворачиваюсь, а на поляне никого нет. — Мама, вставай быстрее, он сказал быстрее выходить. Там нас давно ждут. Грибы нужно выбросить.

— Зачем? Ты, что Галя, тебе со страху, что ли привиделось. Какой дедушка? Зачем ты грибы выбрасываешь?

— Мама, ты что спала, пока я дорогу искала? Старик возле тебя стоял, когда я вернулась. Он и сказал нам все это.

— Не спала я вовсе, да и ты разве уходила. Я же тебе сказала, что без меня ни на шаг в сторону. Отец нас найдет сам по нашим следам.

— Мама, ты, что не видишь, нет наших следов, они исчезают сразу, как мы проходим. Я сейчас метки по веткам сделала. Идем отсюда скорее с этого чертового места.

— Сейчас грибы соберу, что мы такие грибы бросать будем, — и она начала снова собирать выброшенные грибы в свою корзину. Я принялась плакать и вырывать корзину из её рук.

Свою корзину я зашвырнула подальше в лес и пошла, крикнув ей, чтобы шла за мной. Мама не сразу, но все — таки нерешительно пошла за мной. Мы шли по моим меткам и вдруг вышли на просеку. Просека уходила резко вправо. Что за поворотом нам не было видно. Но когда мы вышли за поворот…— тут Галина замолчала и посмотрела на нас. Её зрачки были расширены, и серые глаза казались почти черными. Она снова произнесла:

— Хотите — верьте, хотите — нет. Но там, за поворотом, была ночь, и стоял наш мотоцикл с зажженными фарами и отец беспрерывно сигналил. Только мы, пока не повернули за поворот, ничего не слышали и не видели.

Мы пробыли, как оказалось, в лесу тринадцать часов. Отец искал нас весь день, звал, кричал. Но боялся уехать за подмогой до утра, только переезжал по просеке в глубь леса и звал и звал нас…

Мы с Антошкой сидели, завороженные рассказом.

— С тех пор я не хожу в лес за грибами, — печально сказала Галина, — и не ем грибы.

— А ваши родители? — спросила осторожно я.

— Мама, оказывается, не выбросила те грибы. Полкорзинки вынесла из леса, высыпала к отцу к тем грибам, что он собрал. Я дома пыталась их перебрать, но так и не нашла, отличить не смогла. Грибы пошли на переработку, их насушили.

Галина снова замолчала.

— Родители варили грибной суп, но я категорически отказывалась суп есть. В этот год мама заболела, у неё обнаружили язву желудка. Нужны были врачи. Медицинское наблюдение и лечение. Родители переехали в Гусь Хрустальный, но маму это не спасло, она не дожила до следующей осени. Отец ушел из жизни через год после её смерти. И умер тоже при загадочных обстоятельствах. Ушел за грибами и не вернулся. Нашли на следующий день без признаков насильственной смерти. Сказали сердечный приступ.

— Тетя Галя, а вы, значит, не ели этих грибов и выжили. Я теперь тоже никогда грибы есть не буду, — прошептал Антошка.

Мне даже нечего было сказать, я хоть и не очень верю в мистику, но осталась под впечатлением этого рассказа. Остаток дня мы проболтали на отвлеченные темы, поспали днем вместе с Антошкой, а под утро наша попутчица вышла на своей станции в Муроме. Я проснулась, когда она тихо, стараясь нас не разбудить, собирала вещи. Мы попрощались.

— Счастливого пути.

Но выходя из купе, она вдруг оглянулась и сказала:

— Вас ждет неприятное известие, но вы не расстраивайтесь. Все будет хорошо, — и закрыла дверь в купе. Я не спала до самой Москвы. Нас встречал муж. Взяв наши вещи и рассеяно слушая болтовню Антошки, он повел нас на такси.

— А где наша машина? — спросили мы с Антошкой почти хором.

— Её сегодня угнали от дома. Я её вчера вечером из гаража забрал и оставил возле дома, чтобы утром вас встретить… Заявление в полицию я уже написал.

Хотите — верьте, хотите — нет. Но машину полиция нашла через месяц, правда, с перебитыми номерами. На ней пытались ограбить супермаркет в Подмосковье. Но нам её все-таки вернули, после долгих юридических формальностей.