Три рассказа на одну тему

"Наконец-то пришла весна. Днём, когда пригреет солнце, длинные сосульки, свисающие с крыш домов, начинают тонко звенеть капелью.

В такие редкие дни беспричинного весеннего счастья хочется думать о чём-нибудь хорошем — о первом поцелуе робкого мальчишки-одноклассника, об успешно сданном экзамене, о грядущем летнем отдыхе на море, куда мы поедем с подружкой…

А ещё в такие дни не хочется думать о грустном. Например, о том, что меня бросил любимый парень. Ему понравилась девчонка из параллельного класса.

В последний раз, когда мы встретились на нашем любимом месте, он сказал: «Таня, я полюбил другую. Прости меня, если сможешь».

Я зажмурилась от горя и внезапно свалившегося на меня отчаяния. А он, неловко чмокнув мою мокрую от слез щеку, зашагал прочь. Не оглядываясь…".

***

— Татьяна, рассказ написан на тройку с натяжкой, — так оценила мою первую литературную пробу учительница Людмила Георгиевна. И добавила: — В твоём рассказе слишком много длиннот. Вот, например, «… В такие редкие дни…» и далее по тексту. Примитивен и сюжет — она его любила, а он её разлюбил. Начать рассказ тоже можно было бы не с избитых фраз: «Наконец-то пришла весна…», а придумать что-нибудь посвежее. Перепиши, милая…

— Попробую, — ответила я и крепко прижала к груди листки со своим выстраданным в ночи рассказиком.

***

"По всему городу слышен мартовский звон капели. Из-под снега вытаивают зимние грехи горожан — разбитые бутылки, окурки, обрывки бумаги… Неторопливые дворники широкими лопатами сгребают всю эту дрянь и грузят на обшарпанные грузовики.

Постепенно город становится чище, приветливее, радостнее…

А мне хочется плакать. Мой парень, с которым я дружила, сказал, что полюбил другую. И он ушел к ней — мой угловатый мальчишка…

Не радует меня эта весна. Горько мне…".

***

— Ну что ж, — полистав мой очередной рассказ, издалека начала Людмила Георгиевна. — Неплохо, но хуже, чем было раньше.

— А почему? — набравшись смелости, спросила я.

— Сюжетная линия по-прежнему примитивна. Опять эти ахи, вздохи… Неужели больше не о чем писать, кроме как об окурках, вытаивающих из-под снега и дворниках?

— Но ведь так было, — слабо засопротивлялась я.

— Нет, не пойдет. Перепиши еще разок, — улыбнувшись сквозь толстые стекла очков, посоветовала учительница.

— Хорошо, — ответила я, а про себя злорадно подумала: «Сейчас я тебе такой рассказ напишу, старая карга, что тошно будет». На прощанье, окинув взглядом нескладную фигуру Людмилы Георгиевны, её крашенные соломенные волосы, узкое лицо с толстым носом, плоскую грудь под мешковатым платьем, я поплелась домой.

***

"Наконец-то, наконец-то: весна, тепло, солнце, короткая юбка, красивая прическа. Наконец-то я чувствую себя женщиной!

Просыпаюсь и знаю (или хочу думать, что знаю), что жизни ещё много впереди — ещё целых двадцать (или десять) лет. Что нет в квартире конченого алкоголика — мужа, спящего сутками. Что у меня всё ещё может измениться!

На душе — весна! Я уже засыпаю с хорошим настроением, просыпаюсь — с замечательным. С ним же выхожу на работу.

И вот здесь заканчивается и весна, и надежда, и настроение.

Выходя из подъезда, я ещё стучу каблучками. Мне всего пятьдесят! Я ещё должна нравиться. Ведь во мне так много нерастраченного чувства! Я столько ещё могу дать любви, тепла и уважения любимому человеку! Но эти светлые мысли постепенно тают, когда я подхожу к остановке маршрутки.

— Куда прёшь! — это ещё нормально. Настроение до конца пока не испорчено. В маршрутке все сидячие места заняты — там расположился сильный пол. Он даже глаза не отворачивает. А зачем? Стоит женщина на седьмом месяце беременности (не завтра же рожать!), ребенок шести лет (постоит!), бабулька согбенная (не надо ехать в такую рань!)...

Подумаешь, женщины стоят. Да разве это женщины? Сапоги грязные, прическа сломана… И сильный пол смотрит и оценивает: «Боже, куртка расстегнута, дышит как загнанная лошадь, маникюра нет (забыла!), на сумке замок сломан…».

Выхожу на остановке и знаю, что мне не ещё, а уже пятьдесят. И дома муж алкоголик, и дети не устроены, и внуки болеют… И мне становится уже всё равно, что сапоги грязные, что пятно на куртке и маникюра нет. И нет уже двадцати лет впереди (и даже десяти). Да и весна уже не радует…".

***

— Милая моя девочка, — прочитав написанное, с какими-то незнакомыми добрыми нотками в голосе, начала учительница. — Вот это то, что нужно! Чистая правда!

И, видимо забыв, что перед ней стоит десятиклассница, добавила: — Ух, мужичьё! Гады они все!

***

Радоваться приходу весны автору помогали Памела, Анжела, Джудит, а также Галя, Аня и, конечно же, Клавдия...