Первый урок 2

— В школе, — начал Н., — мы проходили письмо Татьяны, надо наизусть,

а мне никак не удавалось так много запомнить.

Учительница по литературе строга, пучок волос

туго замотан сзади, строгие очки, отрешённое

лицо, кофта на всех пуговицах, грудь не выступает,

юбка ниже колен.Я ещё не интересовался слабым

полом и недоумевал, чего это Татьяна так

разволновалась.Учительница помучилась со мной,

бестолочью, и предложила: зайдёшь ко мне после

уроков вечером домой туда-то, научу запоминать

тексты. Пришёл, сели на сложенный диван с учебниками, я бубню

злосчастное письмо.Если я запинаюсь, она подсказывает очередную

строчку, дошли до строчки: то воля неба, я твоя.

Неожиданно на этой строчке её голос изменился и задрожал.

Тут она как-то заёрзала на диване, непонятно задышала,

юбка неожиданно задралась и обнажились

ослепительные ляжки.Мой "дружок" вдруг напрягся, сделал

стойку и выскочил из ширинки.Я покраснел, сгорая

от стыда: ну всё, мелькнула мысль, сейчас выгонит меня вон с позором,

чего это ты, мол, себе позволяешь, как ты себя ведёшь в гостях.

Но её глаза вдруг заволоклись, устремились вдаль, она вроде

бы отводила взгляд, чтобы не рассматривать моё достоинство в упор

и одновременно искоса оценивала его.

Через мгновение одной рукой она сбросила

юбку, а там ничего, а другой нежно подхватила моего

"дружка" и, спасая от напряжения, вставила куда-то между ног,

где он ещё не бывал.Там оказалось необычайно тепло, уютно

приятно и комфортно, а она начала ритмично

прижиматься и отжиматься от меня, увлекая меня

повторять то же."Дружок" однако быстро обмяк, успокоился

и выскользнул оттуда.Молча сели пить чай,

я боялся поднять на неё глаза и думал,

всё вроде случилось, пора благодарить за чай и прощаться,

пока не выгнали со скандалом.Я поднялся и осмелился

на неё посмотреть.О боже, она сидела за столом,

и всё ещё была без юбки и мой взгляд невольно упирается

в её промежность, голые ляжки плотно сжаты.И о, чудо, мой "дружок" снова

делает стойку и застёгнутая ширинка сильно оттопырилась.

Она отодвинула бокал с чаем, взглянула на мою ширинку, ляжки её стали

медленно раздвигаться и она одарила меня таким взглядом, о значении

которого я узнал позже: я согласна.А я, не понимая, что делать дальше,

ткнулся лицом ей в ляжки, припав перед ней на колени, мол, прости,

не ожидал, думал на этом всё. И неожиданно начал целовать её

между ног, в промежность.Это уж позже я узнал, что женщинам

нравиться, когда их целуют везде.

Мы оба заговорщецки молчим и, не сговариваясь, снова

перемещаемся к дивану, она нажимает какой-то рычажок и диван

превращается в кровать, я уже хотел повалить её как положено вдоль,

но она опередила мою мысль, улеглась на спину поперёк дивана,

подущку вместо головы, положила под попу (потом я узнал, попа должна быть выше з выше головы, чтоб оси яух и кунки совпадали и подушка пружинила

при подмахивании), задрала ноги и они оказались у меня на плечах

и стала потихоньку качать пресс, заранее

имитируя подмахивание, открылся чудесный вид.Но я не понял,

зачем всё это, я полагал, что нужно лечь вдоль и вытянуть ноги.

"Дружок" рвётся снова туда,

где только что был, где ему было хорошо, но очень мало.

А я сообразил, что не надо спешить, осторожно снимаю ноги с плеч,

они сомкнулись, зачем они вообще на плечах.

Мне хочется расстегнуть её блузку,

растёгиваю верхнюю пуговицу, но это долго и неудобно,

руки дрожат, поэтому остальные разрываю яростно обеими руками,

взлетели освобождённые ослепительные груди,

упругие, большие, ранее под кофтой почему-то всегда

были незаметные; я грубо сжимаю их руками,

её волосы, как оказалось, прекрасные, расплескались

по раскошным плечам, щёки раскраснелись, лицо резко помолодело,

очки давно куда-то подевались, глаза оказались

необычайной синевы и сияли девичьей страстью и желанием.

И в то же время что-то в ней напоминало кающаюсю

Марию Магдалину, что я видел на картине

какого-то великого художника (имя не запомнил) в Эрмитаже.

Я начал её целовать, губы, груди и ниже, мой "дружок"

не выдержал ожидания и захотел туда немедля, я взял его рукой

и стал тыкать куда-то в промежносьь и хотя ноги были слегка раздвинуты,

он не находил ту дырку, в которой только что был.

Она шопотом, но строго сказала: только без рук.Я растерялся.Она

поняла, что я не умею не только заучивать стихи, но обращаться с

женщинами.Но сжалилась надо мной, снова забросила ножки мне но плечи

и я наконец сообразил в чём дело: моя залупа оказалась точно напротив

нужной дырки и мой "дружок" так резко рванул туда без всяких рук,

что она томно ойкнула, протяжно и сладострасно застонала.

И начала путано и противоречиво шептать: что ты делаешь

со своей училкой, это же неправильно, обещай, что никто не узнает

о моём падении, давай остановимся, я не хотела, ты меня не так понял.

Но я уже понимал, что это всего лишь любовная игра.

И я клялся, что никто ничего не узнает.(И клятву сдержал,

пока не уехал из города).И чем больше она шептала: не надо, пожалей

меня, не погуби, тем яростнее я вгонял "дружка" до упора.

И началось и понеслось, она извивалалась и громко стонала,

покусывая меня за шею и оставляя следы своих ногтей

у меня на спине и, наконец, заорала.Я испугался, тебе что, больно?

Она шёпотом:

— Не глупи, мне приятно, это я кончила.

— Тогда давай поспим.

Она возмущённо: ты что собираешься дать мне поспать?

И раззадоривала меня и добивалась повторения:

— Давай ещё.Возьми меня ещё раз.И даже непечатно:

— Ну что же ты медлишь, давай е… меня.Видишь,

какая я развратная, ложись, давай я буду сверху.

И я забывал об усталости, а мой "дружок"

ликовал и делал казалось бы невозможное.Как говорится, сначала

всё, а потом ещё три раза.Спать я ей не позволил.

В процессе она применяла восхительный

обалденно сладкий приём, который мне пока

не довелось испытать с другими.

Когда мой "дружок" с силой двигался вперёд внешне

плотно до упора, а внутри почти до дна, её нижние внутренние

губы слегка обжимали неутомимого "дружка", как бы целуя его,

как бы выдаивая, а он легко вырывался из этих объятий и продолжал

своё дело, чтобы снова и снова, испытать эти объятия.

В конце я задал глупый вопрос:-Ты довольна?

Она успокоила моё самолюбие:-Ты был лучший из всех,

кто любил меня до тебя.

Домой вернулся под утро, опустошённый, неспавший,

полностью выпотрошенный.

Повторить первый урок не пришлось.Второй урок не случился.

На уроках — снова строгая, отстранённая, застёгнутая

на все пуговицы, — дама в очках.

Меня теперь не замечает, если идём навстречу, отворачивается.

Вскоре увидел, идёт со взрослым мужиком: оказывается

вернулся муж, который был в отъезде.Я понял, мой жребий жить

воспоминаниями и хранить тайну первого урока.

P.S.Письмо Татьяны я так толком и не заучил,

но моя первая учительница всё же поставила мне трояк по блату.