Искушение

Юная Коломбина притаилась в алькове бальной залы, как можно дальше от омута пороков, лживых эмоций и маскарадных страстей. Неизвестность вызывает дрожь в ее теле, предчувствие неизбежности — сладкое томление. Она ищет среди безликих масок — особенную. Угадывает в танцевальных па зверя, готового к охоте. Ее первого зверя.

Лакей возникает неожиданно и предлагает бокал искрящегося розатто. Невинного яда, предвестника искуса и грехопадения. Рука ее дрожит, и несколько капель скатываются по нарочито открытой груди, задерживаются на подвеске из муранского стекла — подарке мужа Лоренцо. Старого и немощного скупца, оставившего ее в одиночестве.

— Бонжорно, сеньорита. Вы крайне взволнованы.

Пальцы появившегося из ниоткуда мужчины, подчиняются мажорной скрипичной мелодии, быстро скользят вдоль извилистых следов, ловят юркие капельки в разрезе корсета.

— Крайне? — она вздрагивает и отступает в тень.

Баута скрывает лицо незнакомца, оттого голос звучит глухо. Мужчина приподнимает край маски, улыбается. Сердце Коломбины обреченно замирает. Неужели это он? Девушку завораживает алчный блеск обсидиановых глаз, отравляет запах кудрей. Красавец не теряет времени и приникает губами к сладким дорожкам на ее груди, лишает дыхания. Медленно слизывает остатки вина, поднимается по изгибу шеи, ласкает румянец на щеке. Его дыхание обжигает.

Вкрадчивый шепот врывается в истомленное ожиданием сознание, вызывает судорогу в теле.

— Второй этаж. Роза.

Мгновение и мужчину поглощает сумрак колоннады. В воздухе тает тонкий аромат сандала и вечного искушения.

Украдкой оглянувшись, она не ловит ни одного заинтересованного взгляда. Гости карнавала увлечены собственными грехами.

Он давно за ней наблюдал. Прелестная Коломбина в полумаске из гагачьего пуха, неискушенная дева, стоит в тени алькова.

Искусала в кровь нежные губы, движения выдают смущение и, о да, крайнее нетерпение. Редкая жемчужина в клоаке пьяного разврата, царящего ныне в палаццо Папафава. Сегодня она будет его. Он уже чувствовал жар невинного тела и предвкушал сладость кожи. Стоя в другом конце зала, видел, как раздевает ее донага и наслаждается нетронутыми почками сосков, крошечными розовыми овалами, которые мгновенно затвердевают в его губах…

— Сильвио, пора!

В руках старика звякнул туго набитый кошелек.

Сильвио родился под счастливой звездой. Совратить прекрасную венецианскую девственницу в угоду глупца мужа и заработать на его бессилии — грацие милле, дио!

Ей страшно, но она идет на его запах. Поднявшись по мраморной лестнице, сворачивает в освещенный лампадами коридор. У входа в ближайшие покои поднимает бутон розы и, затаив дыхание, открывает дверь.

Не понятно, почему все происходит так быстро. Он жадно срывает с нее одежду. Ласковый язык не дает дышать. Он словно живет отдельно от хозяина, искушенного искусством соблазна.

Немыслимое напряжение! Как добраться до ее тела, затянутого китовым усом? Он приникает к сладким устам, как к святому лику, как к последнему спасению. Неистово рвет атлас корсета, не церемонясь с отлетающими во все стороны застежками. И вот уже горячая плоть дрожит в его объятиях, ее скрывает лишь тончайший батист. Он задыхается от счастья, видя набухшие от желания груди.

Начинает ласкать их, посасывать сквозь ткань, словно глупый слепой младенец.

Она вскрикивает и слабеет в его объятиях.

«Я умираю! Это неземная нега, райское наслаждение. Ничего не чувствую, кроме его нежных губ. Все блага мира сосредоточены в них»

— Подожди! Я сама!

Она рвет драгоценные кружева. Он с благодарным стоном покрывает обнаженную грудь поцелуями. Язык описывает круги вокруг маленьких сосков. Сильвио дразнит их, согревает дыханием, приручает, чтобы потом ухватить зубами и тихонько сжать. Она стонет.

" Не вынесу эту муку"

Тело ее горит огнем, дрожит, истекает. Она опускается на мраморный пол, но не чувствует холода. Раздвигает ноги и умоляет о первой и последней милости.

Вкус ее груди можно сравнить лишь с восточными сладостями с маркато. Оторваться от нежных сахарных холмиков невозможно. Изящный изгиб бедер, стройные ноги — создание великого скульптора. Сильвио наслаждается бархатом кожи, впитывает ее аромат и бредит наяву.

«Все мое! Влага, сводящая с ума и обжигающая пальцы тугая девственная плоть. Все мое!»

Ослепительная боль пронзает ее тело, кромсает и следом воскрешает, возносит к райскому пределу. Она бьется в судороге, принимая его, шепчет грешную молитву:

— Люблю тебя …

— Люблю тебя, — отныне они эхо.

Крик прерванной невинности не стихает в ушах, он громче колокольного гула на пьяццо, он окончательно лишает разума.

Жажда близости становится вечной карой, как невольно произнесенные слова.

Сильвио закрывает глаза и опускает голову на ее маленькую трепещущую грудь. Слушает взволнованный стук сердца и пытается хоть на мгновение забыть, что обещал вернуть юную деву бессильному извращенцу за пригоршню монет.

В потаенной нише закрылся глазок.

— Глупец! Сейчас не получишь ни чентезимо.

Лоренцо удовлетворенно осклабился и затолкнул кошелек глубже в карман.

— А потом поглядим…