Записки обреченного

Начало

Сегодня утром я проснулся на удивление рано. Вставать мне не хотелось, поэтому я просто лежал в кровати и думал о том, когда же моя жизнь наладится. Если она вообще наладится. Когда же я, наконец, смогу выбраться из этой «ямы». Наверное, никогда. Так тяжело осознавать, что я один… Теперь один… Тебя теперь нет со мной рядом. А ведь мы были с тобой как браться, помнишь? Мне так плохо без тебя. Раньше мы не могли провести и день друг без друга, а теперь я один. Вот уже семь месяцев один. Я так сильно скучаю по тебе. И до сих пор не понимаю, как ты посмел это допустить? Как ты посмел, что бы я остался один, без тебя?.. Ты был рядом со мной столько лет, ты знал меня лучше, чем кто-либо другой. Ты знал меня лучше, чем мои родители! Почему ты ушёл? Почему ОН забрал тебя у меня? Как мне теперь жить дальше? Ты ушёл от меня навсегда…

Родители, к моему большому удивлению, встали сегодня необычайно рано. По их шагам по квартире, я понял, что и мама и папа сегодня много суетятся. «Может сегодня какой-то особенный день, а я забыл?» — это первое, что пронеслось в моей голове. Но нет. Я мысленно перебирал все значимые даты для нашей семьи, но не припомнил не одной, которая бы выпадала на сегодняшний день. Обычный день, суббота. Медленно и нехотя я выбрался из своей постели, вышел из комнаты и направился на кухню. Там я поставил чайник на плиту. Пока чайник грелся, я направился к родителям в спальню, что бы поздороваться.

— Доброе утро.

— Ой, — мама явно не ожидала меня увидеть, поэтому и испугалась. — Доброе утро, сынок. А ты чего так рано встал? Сегодня ведь выходной, иди, поспи ещё.

Я внимательно посмотрел на нее. Она говорила с явной заботой и в то же время в её голосе слышалась тревога. Это было не похоже на неё. Странно. Я начал подозревать, что что-то тут не так.

Тут в комнату вошёл отец. При виде меня он тоже стал нервничать. Я снова задумался. Вокруг меня происходило что-то странное, а я не мог понять что. Почему это они ведут себя так со мной?

— Все в порядке? — тоже, уже начиная нервничать, спросил я.

— Все хорошо милый. Иди к себе, — мама явно что-то не договаривала и сильно нервничала.

Я не стал ничего выпрашивать и просто пошёл к себе.

За завтраком странное поведение моих родителей продолжилось. Кроме меня никто ничего не ел. Мама даже не притронулась к чашке кофе, а отец, как мне показалось, даже и не собирался завтракать. Они оба только и делали, что переглядывались между собой, да говорили, что бы я хорошо покушал.

Это все так на них не похоже. Ты ведь знаешь их. Знал… Ведь они совсем не такие, они другие. Вот только куда подевались МОИ родители? Этих людей, которые находились сегодняшнее утро со мной, я не знал. Куда подевалась моя веселая мама, которая могла шутить по любому поводу? А где мой всегда серьезно настроенный отец? Почему сейчас мама так сильно подавлена и расстроена, что вот-вот заплачет, а отец совершенно не собран и растерян?

Я поблагодарил родителей за завтрак и пошёл к себе в комнату. Проходя мимо зала, я заглянул в приоткрытую дверь. К своему большему удивлению, я увидел там чемодан, лежащий на диване. Он был открыт и, по-видимому, его собирали.

— Мы что, куда-то уезжаем? — теперь я совершенно ничего не понимал.

— Эм…, — мама прикусила губу и опустила глаза. — Нет, мы никуда не уезжаем.

— А зачем тогда чемодан? — я был совершенно сбит с толку.

— Сынок, — теперь заговорил отец, — мы остаемся. Уезжаешь ты.

Отец явно не успел договорить то, что хотел. Его слова перебила мама, которая уже начинала плакать.

— Сынок, Костя, мы тебя очень любим. Ты только не переживай и не расстраивайся. Все будет хорошо. Это ненадолго.

— Да что, черт возьми, происходит? — сам того не ожидая, я начал повышать голос на родителей.

— Сын, мы договорились с одним очень хорошим доктором. Он обещал помочь тебе. Мы ведь видим, что ты еще не отошел от того горя. Поэтому, ты должен какое-то время пожить в его клинике. Мы будем приезжать к тебе. Все будет хорошо, вот увидишь. Так что иди и собирай свои вещи.

Теперь, когда все отдельные куски сегодняшнего утра встали на свои места, я понял, что же происходит в этой квартире. Я был напуган. Напуган, растерян и зол. Очень зол. На них обоих. Да как они могли? Что с ними происходит? Они что, все это серьезно?

Поняв, что мои родители говорят абсолютно серьезно и выбора у меня нет, я молча пошёл в свою комнату собирать вещи. Внутри меня все еще бушевали чувства обиды и горя. Брал я все самое необходимое, так мне, в крайнем случае, казалось. Знаешь, пока я собирал вещи, у меня проскочила такая мысль, что это все твоя вина. Ведь если бы ты был сейчас рядом, то ничего этого бы не было. Я бы не собирал вещи и не ехал по воле моих родителей неизвестно куда.

Свои вещи я собрал быстро. Родители тоже в скором времени были готовы отправляться. Отец взял ключи от машины. Вместе с мамой они быстро загрузили мой чемодан в багажник, сели в машину, где уже на заднем сидении сидел я, и поехали. После нашей перепалки я с ними не разговаривал, не проронил и слова. Вот теперь я сижу в машине и пишу весь этот текст в дневник. Глупо, я знаю. Но с тех пор, как тебя не стало, я начал все записывать. Поговорить мне стало не с кем, а держать все мысли и события в себе мне стало невыносимо. Поэтому я и завел дневник.

В дороге мы были около двух — двух с половиной часов, и вот только что въехали на территорию клиники. Надпись при въезде гласит «Психиатрическая клиника доктора Духовского». Класс, меня мои же родители упекли в психушку. Просто замечательно. Никогда не думал, что они на такое способны. Кажется, мне пора выходить. Очевидно, теперь все изменится, снова…

Неделю спустя

Уже неделя. Ровно неделя, как мои родители запекли меня в психушку. Доктор Духовский встретил все наше семейство неделю назад на пороге своей клиники. Он оказался мужчиной лет пятидесяти пяти, крепкого телосложения и невысокого роста. По первому взгляду он казался очень приятным. Таким и мне он показался. Но это было неделю назад. Сейчас я вижу доктора совершенно другим. Таким, какой он есть на самом деле. А ведь прошла лишь одна неделя. А что изменилось? Все!

Вот как все было…

Неделю назад доктор Николай Алексеевич Духовский встретил всю нашу семью на пороге своей клиники. Отец и мать сразу вышли из машины, поздоровались с доктором и начали беседу. Я остался в машине и косо поглядывал на них. В мою сторону никто не смотрел, а значит, я мог спокойно следить за обстановкой. С доктором, в основном, разговаривал отец. Мама все время плакала и лишь изредка что-то произносила. Вся эта беседа длилась не долго, около 5-7 минут. Затем, очень неожиданно для меня, доктор посмотрел в мою сторону и наши с ним взгляды встретились. По телу у меня мгновенно пробежали мурашки. Никогда раньше я не встречал людей с таким леденящим душу взглядом. Медленно доктор подошел к машине, жестом предложил мне выйти. Нехотя я открыл дверцу машины и вышел на свежий воздух, если таким можно назвать воздух психиатрической больницы. Николай Алексеевич оценивающе посмотрел на меня, а потом заговорил.

— Добро пожаловать, Константин.

От звука его голоса я ужаснулся еще больше, хотя внешне и не показывал этого. Его голос не был леденящим, как глаза. Наоборот. Он был пропитан мягкостью и в какой-то мере нежностью и заботой. И это пугало. Его голос в сочетании с глазами рисовал передо мной непонятный образ не то ангела, не то дьявола. Это заставляло меня задуматься о сущности доктора. О том, кто же он на самом деле: ангел или дьявол?

Я ничего не ответил доктору, а лишь кивнул в знак согласия. Тут подошли мои родители и стали выгружать мой багаж. Как только родители выгрузили мой чемодан из машины, они собрались пройти со мной внутрь, однако доктор запретил им это сделать. Он лишь сказал им, что сейчас не следует давить на меня своим вниманием. А еще добавил, что приехать ко мне они могут не раньше, чем через три-четыре дня. Родители, очевидно, такого не ожидали. Однако никто спорить с доктором не стал. Отец подошел ко мне, пожал мне руку и без слов вернулся на водительское место машины. А вот мама напротив — обняла меня, все время плакала и сквозь слезы говорила, что все будет хорошо. Я не люблю такие прощания, поэтому вариант отца мне был ближе. Все что я смог сделать, это отодвинуть мать от себя. Я взял чемодан и, не оборачиваясь, пошел следом за доктором.

Мы зашли в холл больничного здания. Я слышал, как завелся мотор нашей машины, как родители отъезжали. Что ж, это выбрали они, не я. Пускай пока оно таким и остается.

Я осмотрелся. Ничего особенного я не заметил. Обычные белые стены, окна, стол вахтера и сам вахтер. Напрягали только звуки. Точнее сказать, их полное отсутствие. Доктор подошел к столу вахтера и попросил подать ему телефон. После снял трубку и набрал какой-то номер. Я стоял неподалеку от доктора, так что мне были отчетливо слышны гудки, а после раздался мужской голос.

— Дима, подготовь 17-ю палату.

К моему полному удивлению, это оказался весь разговор. Доктор снова посмотрел на меня оценивающим взглядом.

— Идем со мной. Вещи можешь оставить тут. Они тебе больше не понадобятся.

— Но ведь тут все мои…

— Я же сказал уже — они тебе больше не понадобятся!

Голос доктора по-прежнему оставался таким же, как и на улице, вот только теперь еще в нем слышался холод. Тот самый леденящий душу холод, что и в глазах.

Мне ничего не оставалось, кроме как оставить свои вещи и пройти следом за доктором. Как я и подозревал, мы отправились в палату 17. Я не ошибся в подозрениях и на втором этаже в левом крыле коридора, там же, где и находилась моя палата, стоял мужчин и ждал, очевидно, нас. Николай Алексеевич подошел к нему, а затем обернулся и позвал меня к себе.

— Это Дмитрий, твой психиатр. С завтрашнего дня он будет проводить с тобой консультации. Каждый день. Пропускать их запрещается.

— Понятно, — все, что я ответил.

— Это твоя палата, твое пристанище, — продолжал доктор. — Теперь ты будешь жить тут. Заходи. Кормить тебя будут по расписанию. Пока это все, что тебе надо знать. Может, ты хочешь что-нибудь спросить или сказать?

— Да, хочу. Мне понятны все ваши правила. Вот только доктор, я не сумасшедший.

— А кто тебе сказал, что ты сумасшедший? Разве я такое говорил? Не припоминаю.

Мне нечего было возразить. Я посмотрел на доктора, затем на Дмитрия. У них обоих были суровые взгляды. Я вздохнул и вошел в палату номер 17. Мой новый дом.

Через полчаса у меня забрали мою одежду и принесли стандартную форму больных — серые мешковатые брюки и такую же рубашку. Все украшения (цепь, крест, часы) изъяли. Обувь тоже дали больничную — тапки, сшитые наподобие бахил. Только после того, как у меня забрали все мои вещи, я все же решил осмотреться.

Ничего примечательного в мое палате не оказалось. Белые стены, белый высокий потолок; в углу комнаты старая скрипучая железная кровать, стол. На другой стене — небольшое окошко, и то с решеткой на внешней стороне. Я сел на кровать, опустив голову к коленям. Время для меня остановилось. Теперь были только день и ночь. Часов больше нет.

На следующий день меня разбудили санитары. Они принесли мне завтрак. Я поднялся с кровати (даже не помнил, как уснул) и взял еду. Обычная овсяная каша, кружка чая. Весь завтрак. Скудненько… к такому я не привык, но выбора теперь у меня не было.

Как только я сел свой, так называемый, завтрак, снова пришли два санитара.

— Тебя уже ждут. Поторопись.

Я встал с кровати. Мне открыли дверь, и повели меня на 3-ий этаж.

Там, в палате №29, за столом уже сидел Дмитрий. Он был в лучшем настроении, чем вчера.

— Рад снова видеть тебя. Проходи, садись.

Я сел на стул, стоящий напротив стола, за которым он сидел.

— Что ж, давай начнем с самого начала. Меня зовут Дмитрий Борисович, я буду твоим психиатром. Можешь звать меня просто Дмитрий. Теперь представься сам.

— Самойлов Константин Викторович.

— Что ж, мне очень приятно, Костя. Мы с тобой будем работать по следующей методике: я задаю вопросы — ты на них отвечаешь. Итак, первый вопрос — твое полное имя?

— Но ведь я только что представился?!

— Это не меняет сути дела. Ты должен отвечать на мои вопросы и не задавать своих. Понятно? Что ж, попробуем еще раз. Как твое полное имя?

— Самойлов Константин Викторович.

— Полная дата твоего рождения?

— 22 сентября 1995 года.

— Имя отчество твоих родителей? — Дмитрий задавал свои вопросы даже не глядя на меня. Это позволило мне его хорошо рассмотреть.

— Наталья Сергеевна и Виктор Андреевич.

На вид Дмитрию было около 30 лет. На пальце нет кольца, значит, не женат. Следа от кольца тоже нет, значит и не в разводе. Внешность загадочная. Темные волосы, серые, я бы даже сказал бесцветные, глаза, длинные пальцы на руках. Можно предположить, что играет на фоно.

Следующий вопрос, который он мне задал, просто ввел меня в ступор.

— Как ты здесь оказался?

Я долго молчал, не зная, что ответить. Что ему сказать? Как привезли меня сюда родители или то, почему они меня сюда привезли? Я долго собирался с мыслями, а потом все же ответил.

— Не знаю, меня привезли сюда родители. Я сюда не собирался.

— Хм, интересно, — Дмитрий по-прежнему не смотрел на меня, а лишь что-то помечал в своем блокноте.

— А какова причина? Почему они сюда привезли тебя?

Мне совсем не хотелось ворошить прошлое и рассказывать про Дэна, поэтому я лишь уклонился от ответа.

— Откуда мне знать? Это ведь они привезли меня сюда! Вот у них и спрашивайте!

На этот ответ Дмитрий отреагировал не так как на предыдущие. Он поднял голову, посмотрел на меня и коротко добавил:

— Что ж, думаю на сегодня вопросов достаточно. Можешь идти.

Тут из-за двери вышли двое санитаров, тех же, что и привели меня сюда. Они сопровождали меня, пока я шел в свою палату, а потом куда-то делись, словно испарились в воздухе. Часов у меня не было, так что определить, сколько сейчас времени, я не мог.

Я подошел и выглянул в окно. Мое окно выходило на дворовую сторону здания. Я присмотрелся. Во дворе клиники не было ничего особенного: несколько скамеечек и все. Больше не было тут ничего. Вокруг клиники был лес. Очевидно, лес был со всех сторон, так что, даже если у меня и получится сбежать отсюда, то это будет бессмысленно. Бежать несколько километров до шоссе по сугробам в этих мешковатых брюках и рубашке могло гарантировать мне только воспаление легких, в лучшем случае, а в худшем (если я все же сумею добежать до шоссе и словить попутку, водитель явно решит что я сумасшедший) возвращение сюда. Так что, выбора у меня не было. Наилучшим казался тот, в котором я остаюсь здесь и, в скором времени, возвращаюсь домой.

Я подошел и сел на кровать. Теперь у меня было полно свободного времени, которое я даже не представлял чем заполнить. Я лег на кровать. Неожиданно нахлынули воспоминания той самой ночи, последствия которой и привели меня в эту клинику.

Стоял теплый июльский вечер. Наша компания как обычно отправилась на вечернюю или уже можно было сказать ночную прогулку. Там были все: я, Дэн, Тёма, Слава, Кирилл, Ленка (девушка Дэна), Снежана, Света и Ксюша. Ксюша была моей бывшей девушкой. Несколько месяцев назад мы расстались, но по-прежнему оставались лучшими друзьями. Когда наша компания оказалась вся в сборе, то мы отправились к мостовой, а потом к центру города. Мы всегда так гуляли. Мы не спеша передвигались по уже заранее спланированному маршруту. Ребята шли впереди. Я, Дэн и Ленка чуть поодаль от всех. Дэн хотел сказать что-то важное для нас обоих.

— Ребята, — начал немного неуверенно он. — Вы знаете, что вы самые дорогие люди, что есть у меня. Костя, с тобой мы дружим вот уже больше десяти лет. Ты стал мне, прямо скажу, как брат. Даже нет, еще ближе. — Он посмотрел на меня. С каждым словом он говорил все более и более уверенно. — Лена, ну а ты… Ты знаешь, как сильно я тебя люблю. В первый раз, когда я увидел тебя, я понял, что больше никогда в жизни ни смогу найти такую девушку. Ты затмила мой разум и мое сердце.

В его словах была чистая правда. Он действительно очень сильно любил Лену. Они были вместе вот уже как полтора года. После встречи с ней мой лучший друг кардинально изменился, изменил взгляды на жизнь. Он взялся за учебу (до этого он был полным оболтусом, но это не мешало быть ему хорошим человеком), собирался поступить в университет и начал задумываться о семье. О своей семье. Я был поражен, как эта девчонка влияет на моего друга, как она меняет его на глазах. Но я был этому рад. Рад за счастье друга. Я видел, каким счастливым он был рядом с ней.

— Я попросил вас немного отстать от общей компании, потому что хочу сказать вам что-то по истине важное. Это важно для меня.

— Дэн, брат, если это важно для тебя — то это важно и для нас.

Дэн открыл рот, что бы сказать, то, что он хотел, но не успел. Мы услышали крики из толпы, от нашей компании. Кричали и визжали девчонки. Мы побежали к ним. Как ни странно, но мы сильно от них отстали. С нашим приближением к ним стали доноситься звуки драки. Мое шестое чувство подсказывало мне, что там происходит что-то плохое. Очень плохое.

Оказавшись рядом с друзьями, мы быстро оценили обстановку. Кирилл и Слава дрались с неизвестными нам парнями. Тёма стоял рядом с девчонками и защищал их. Я решил разобраться мирным путем.

— Пацаны, успокойтесь. Давайте…

Договорить я не успел. Один из парней врезал мне по челюсти. К счастью не сломал. Я понял, что мирным путем я ничего не добьюсь, поэтому пришлось применить немного силы. Вслед за мной в драку ввязался и Дэн. Нас было четверо, их двое. Еще двое их стояли поодаль и наблюдали за всей ситуацией. Пока мы дрались, я успел неплохо навалять одному и уже принялся за другого. Между этим, я успел выкрикнуть своим, что бы вызвали милицию.

Нам повезло, девчонки быстро сообразили, что к чему. Кто-то из них уже позвонил в милицию и объяснял, как до нас доехать. С учетом того, что у нашей компании были преимущества в количестве, я позволил себе немного отвлечься и оценить ситуацию. Кирилл, Слава и Дэн против двух парней. Парни явно старше нас, более накачены. Те двое, что стояли в стороне тоже пристально наблюдали за происходящим. Вдруг раздались звуки приближающейся милиции, стали видны огни машины. Те двое среагировали быстро. Никто и них явно не хотел вступать в какие-либо отношения с правоохранительными органами. Другие парни, которые ввязались в драку с нами, тоже заметили приближение милиции и уже начали отступать. Хоть они были и крупнее нас, нас все-таки было больше. Их банда начала полностью отступать, как в руке одно их парней, который находился ближе всех к нам, я заметил нож. Я не успел среагировать. На моих глазах Дэн как раз собирался еще пару раз вмазать этому пареньку. Но не успел. Все происходило так быстро, что уследить все мелочи происходящего я не смог. Я понял самое важное — Дэн напоролся на нож. Парень, тот у которого был нож, тоже осознал что сделал. На его лице я видел страх за содеянное. Никто явно не собирался никого убивать. Парень бросил нож и убежал с остальными.

После этого вечера я две недели провел в больнице рядом с Дэном. Ребята периодически к нему приходили. Но наша моральная поддержка не помогла. Дэн умер. На его похороны пришло огромное количество людей. Там были все учителя, весь наш класс и много других ребят. Дэн был очень общительным парнем. У него везде, как мне казалось, были друзья. С тех пор, я так и не смог прийти в себя. Это стало для меня самым большим потрясением. После его смерти я перестал общаться с друзьями. Лишь иногда мы разговаривали с Ленкой. В тот вечер он так и не сказал то, что хотел. Мы не знали, что именно и только могли гадать.

С теми парнями дело обстояло не так плохо, как должно было быть. На них завели дело. Те двое, что стояли в стороне получили только наказание в виде исправительных работ. Один из тех, кто дрался — получил год условно. А тот, на чьих руках лежала смерть моего лучшего друга, вообще, можно сказать, вышел сухим из воды. За неимением ранних судимостей он получил только два года условно. Очевидно, все присяжные поверили в его сказку, что он не собирался никого убивать, а нож у него оказался чисто случайно. Мы не верили, но доказать ничего не смогли.

Уже после смерти Дэна ребята рассказали нам из-за чего весь сыр бор. Я, Дэн и Ленка отстали от них, поэтому не знали, с чего все началось. Все оказалось довольно просто. Наша компания прогуливалась по мостовой, как это было обычно. По словам Кирилла эти четверо взялись из ниоткуда. Двое начали приставать к девчонкам. Девчонки вначале просто их игнорировали. Но, как оказалось, от них так легко не отделаешься. Парни за них вступились. Вот тогда-то и началась драка. Та самая драка, из-за которой я остался без лучшего друга.

Мои воспоминания прервали санитары. Они принесли мой обед. Обед, как и завтрак, назвать полноценной едой нельзя было. Небольшая миска горохового супа, кусок хлеба. Я начал думать, что в тюрьме и то лучше кормят. Без особого аппетита я съел предоставленную мне еду. Снова выглянул в окно. «Интересно, сколько сейчас времени?» Ответа на этот вопрос у меня не было. На дворе стояла середина февраля, уже начинало смеркаться.

Заняться мне было нечем. Книги, которые я привез с собой остались в моем багаже, который, по словам доктора Духовского, мне больше не понадобится. Остаток дня прошел тихо. Вечером, когда уже совсем стемнело, и в комнате высоко под потолком зажглась лампочка, санитары принесли мне ужин, такой же скудный, как и завтрак и обед.

За целый день от ничего не деланья я утомился. Заняться было нечем, поэтому я прилег на кровать и уснул.

На следующее утро я проснулся поздно. На улице уже было светло. Всю ночь я спал беспокойно: мне снились кошмары. Стряхнув с себя оставшуюся пелену сна, я встал с кровати. За дверями моей палаты были слышны тихие, но торопливые шаги. «Опять санитары» — пронеслось в моей голове. Я уже ожидал, что сейчас откроется дверь моей палаты и прибудут они. Но нет. Я ошибался. Дверь не открылась, санитары не пришли. И вдруг из ниоткуда раздался дикий крик. Меня пробрало до самых костей. Тело сразу похолодело. Этот крик напомнил мне, что в клинике я не один. Здесь было полным полно других больных, сумасшедших или таких как я, которых я не встречал. Также неожиданно, как и начавшись, крик закончился. Вновь повисла тягостная тишина. Я уже начал подумывать, что мне все это показалось. Что не было никаких шагов, никакого крика.

Неожиданно дверь в мою палату открылась. От неожиданности я подпрыгнул немного на кровати. Как и следовало ожидать — санитары принесли завтрак. Вглядываться в еду я не стал, поэтому просто все съел. Пока я ел, санитары не покидали мою палату. Как только я расправился с едой, санитары вновь объявили, что меня уже ждут.

Меня вновь привели в кабинет на третьем этаже. За столом меня уже ждал Дмитрий. Он лишь немного приподнял на меня глаза, и вновь их опустил в свой блокнот.

— Доброе утро, Константин. Как спалось?

— Здравствуйте. Эм, не плохо.

— Ты помнишь правило нашей беседы?

— Да, конечно.

— Что ж, это к лучшему. Тогда давай начнем. Твое полное имя?

— Самойлов Константин Викторович.

— Полная дата твоего рождения?

Дмитрий задавал ровно те же вопросы, что и в прошлый раз. Я снова и снова отвечал на них, но как только вопросы доходили до той самой ночи, я не мог ничего ответить.

Так продолжалось несколько дней. Утром, в обед и вечером санитары приносили мне еду, каждый день после завтрака я разговаривал с Дмитрием. Он никогда на меня не смотрел, а вопросы задавал те же и в той же последовательности. Ничего нового я сказать ему не смог.

Родители ко мне так и не приехали. Было чувство, что они рады от того, что избавились от меня. Хотя этого я не знал и мог только догадываться.

За мое хорошее поведение доктор Духовский в один из своих визитов ко мне принес мне этот дневник. Сказал, что раз я веду себя спокойно, не буйствую и не пытаюсь сбежать, как другие пациенты, то мне можно дать что-то из моих личных вещей.

Пару раз я еще слышал тот самый дикий нечеловеческий крик. Каждый раз он начинался неожиданно и так же неожиданно заканчивался. После него всегда были слышны какие-то шаги в коридоре. Даже не представляю, что это могло быть. Кто мог так кричать?

Месяц спустя

Прошел месяц. А я по-прежнему нахожусь в этой клинике. Очевидно, никто так и не собирается меня отсюда забирать. Родители еще ни разу ко мне не приезжали, хотя обещали навещать как можно чаще. Ну и ладно, не нужны они мне. Я уже привык к жизни в клинике.

За месяц моего пребывания тут ничего не изменилось. Три раза в день меня кормили, каждое утро я разговаривал с Дмитрием и больше ничего. Разговоры с ним тоже до большого успеха не дошли. Я так и не смог перебороть в себе ту самую преграду, которая не позволяет мне рассказать ему о тебе. Я часто вспоминаю тебя. Меня все еще тревожит то, что ты не успел сказать нам в тот вечер. Что это могло быть? Почему ты хотел сказать это только мне и Лене? Я теряюсь в догадках.

На улице уже понемножку начинает таить снег. Скоро будут петь птицы, все вокруг окрасится в зеленые цвета. А помнишь, как мы любили гулять ранней весной? Вот только этого больше не будет. Ты умер, а я в психиатрической клинике. Иногда мне кажется, что тут я и проведу остаток своих дней, что мне уже никогда не выбраться на свободу. А мне так хочется увидеть небо… почувствовать теплоту солнца… прикоснуться к траве… Я даже не знаю, будет ли у меня возможность выйти на улицу, пока я нахожусь взаперти.

Каждый день я анализирую тот вечер, думаю, могло ли быть иначе. Наверное, могло быть. Но как — не знаю. Мне не хочется об этом думать, но в тоже время я всячески пытаюсь за тебя держаться. Я не хочу упустить ни единого воспоминания о тебе. Ты был мне так дорог, как никто другой.

Жизнь такая не справедливая. Почему никогда не бывает так, как нам хочется?

Очередное утро. Вот уже два санитара принесли мне завтрак, провели на третий этаж, где меня ждал Дмитрий. Он сегодня в хорошем настроении. На нем как обычно белый халат, он по-прежнему смотрит, не отрываясь в свой блокнот — делает заметки. Я сел на свое прежнее место. Я жду, когда начнется очередной поток вопросов, ответы на которые я уже знаю.

Но Дмитрий сделал неожиданное движение, не свойственное нашим обычным беседам, которые как одна проходят в точности до мельчайших подробностей. Дмитрий отложил свой блокнот, поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза! За месяц наших бесед, я в точности знал, когда Дмитрий оторвется от блокнота, что бы посмотреть на меня. Я научился избегать его взглядов. Я знал каждое его движение, поэтому всегда был наготове. Но только не сегодня! Этого я никак не ожидал. Он застал меня врасплох. Встретившись с ним глазами, я сразу опустил голову. Мне было невыносимо смотреть в его серые, бесцветные глаза, напоминающие пустоту. Пустоту моей жизни, пустоту существования на этом свете.

— Вот уже месяц, как я провожу с тобой ежедневные беседы, — очень осторожно начал Дмитрий свою речь. — Но мы так и не продвинулись не на один вопрос. Каждый день ты спокойно отвечаешь мне на вопросы, но как только речь заходит о том, из-за чего тебя сюда привезли родители — ты замолкаешь, не в силах проронить и слова. Сейчас самое время, что бы рассказать, что случилось с тобой. Я тебе не враг, я хочу помочь, — Дмитрий говорил спокойно, но что-то в его тоне мне не нравилось. Чувствовался какой-то подвох.

— Я… я не могу. Возможно, я и хочу рассказать, но не могу, — я посмотрел на него, а потом более смело добавил — Это личное, и вас не касается!

Я резко встал с места и вышел прочь из кабинета. Санитаров поблизости не оказалось, а это значит, что у меня была возможность сбежать. Сбежать из этой психушки и вырваться на свободу!

Что есть силы, я бросился вниз по лестнице. Мне не попалась ни единая живая душа. На вахте вахтера тоже не оказалось, а значит, путь был свободен. С третьего этажа были слышны грубые ругательства Дмитрия. Но меня это не останавливало. Я понимал, что от свободы, которой мне так не хватало весь этот месяц, меня отделяюсь считанные метры. Я ринулся вперед, к двери. Проход был свободен. Вот моя рука прикоснулась к ручке двери, вот я потянул ее на себя и … Послышался звук выстрела, тело в один миг стало ватным, и я рухнул на пол, теряя сознание. Последнее что я помню, перед тем как отключиться — безоблачное, чистое голубое небо…

Очнулся я, как и следовало ожидать, в своей палате номер 17. Вот только теперь она выглядела по-другому. В палате санитар, возле кровати доктор Духовский, у окна стоял Дмитрий.

— Уже очнулись, Константин. Ну что же это вы такое вытворяете? Неужели вы решили сбежать от нас? — доктор говорил с сарказмом. В его тоне чувствовалась издевка.

— Я… черт, как болит голова. Что со мной? — я лежал на кровати, почему-то привязанный кожаными ремнями по рукам и ногам.

— Вы пытались сбежать. К счастью, у Дмитрия нашлось ружье, заряженное сильным снотворным. Дорогой мой друг, вам отсюда не сбежать во веки. Да и зачем? Неужто вам так у нас не нравиться?

— Что? А, так сбежать я не собирался, просто… эээ… ну, мне захотелось подышать свежим воздухом.

— Свежим воздухом говорите? — Дмитрий, который до этого момента все время стоял к нам спиной, резко повернулся. — Что ж, теперь вам ежедневно будет прописан свежий воздух. Доктор, вы не против?

— Что вы, что вы. Это ведь вы его лечащий врач. И вы знаете, что вам дозволено делать все, что вы считаете необходимым для лечения вашего пациента.

Я лежал молча и только слушал все то, что говорили доктор и Дмитрий. Мне сало понятно, меня ожидают теперь ежедневные прогулки на свежем воздухе. Вот только в каком виде? Глядя на ухмылки доктора и Дмитрия, мне было страшно. Первый раз в жизни я действительно чего-то боялся. А именно — я боялся этих двух сумасшедших.

— Вы меня развяжете? — мой вопрос прозвучал неожиданно.

— Обязательно, вот только после того, как вы вернете себе прежнюю репутацию спокойного юноши.

— Но, как же я буду питаться? Ведь в таком положении я не могу ничего сделать.

— Хм, ну что ж, будем считать это вашим наказанием за непослушание. Пока вы не вернете свою репутацию, еды вы не получите.

— Бросьте, ведь вы взрослые люди. Вы же пошутили, да?

— Разве я похож на человека, который шутит? — доктор посмотрел на меня свысока.

— Нет, вы не позволите мне умереть тут с голоду.

— А никто и не собирается вас убивать, — в разговор снова вмешался Дмитрий. — Но то, чего мы вас лишаем, а именно еды, вы сделали для себя сами. Ведь никто вас не гнал прочь из моего кабинета, никто не заставлял вас сбегать отсюда. К тому же и ваши родители уверены, что вы идете на поправку.

— Мои, что? Родители? Но я думал, что они забыли обо мне. Они обещали ко мне приезжать, но их тут не было ни одного раза!

— Константин, что вы такое говорите? Ваши родители стабильно звонят дважды в неделю и так же стабильно приезжают раз в неделю в клинику.

— Они звонят? Они приезжают? Когда? Почему я ничего не знаю, почему я их не видел ни разу?

— Да что с вами такое? Вы сегодня явно не в себе, — доктор Духовский как то странно себя вел, да и говорил так же странно. — Разве вы не помните, как на той недели они приходили к вам? Ваша мама еще, все говорила, что скоро вы снова окажитесь дома.

— Нет, не помню. — Я снова был растерян. Я не понимал, что происходит. Мои родители приезжают ко мне, они звонят. Но почему же я ничего не помню?

Я не успел все осмыслить. Мои раздумья прервал крик, тот самый не человеческий крик. Я вздрогнул, а вот, как мне показалось, ни доктор, ни Дмитрий особо остро на это не среагировали.

— Кажется, Маргарита вновь проснулась. Что ж, Константин, мы задержались у вас. Нас ожидает Маргарита. Ну а вам я могу лишь посоветовать вести себя спокойной, и в скором времени вы сможете жить тут, как и прежде.

И они ушли, все: и доктор, и Дмитрий и даже санитар. Я вновь остался один, вот только на этот раз, привязанный к кровати. Крик смолк, клиника опять погрузилась в неимоверную тишину. У меня было время подумать. Теперь его у меня было много.

Думать ни о чем кроме одного мне не хотелось. Родители. Это единственные люди, которые теперь владели всеми моими мыслями. Они звонят, они приезжают. Слова Доктора застали меня врасплох. Почему же я ничего не помню? Почему я не помню своих родителей? Я помню только тот день, когда они привезли меня сюда. Помню, как они обещали приезжать сюда. Но они не приезжали.… Однако… Черт, я совсем ничего не понимаю. Как такое может быть? Или, подождите? Или она на самом деле приезжали? Да, точно. Они приезжали. В последний раз мама была в своем темно-синем бархатном платье, а папа в клетчатом костюме. Или нет? Или это они были так одеты, когда мы ездили на юбилей бабушки? Я сбился и ничего не понимал.

Через два дня меня отвязали от кровати. Эти два дня показались мне сущим адом. Как и обещал мне доктор — эти два дня меня не кормили. Мне казалось, что это конец. Выжить в этом аду мне уже не представлялось возможным. Но меня отвязали, снова начали носить мне еду. Больше ее, конечно же, не стало. Однако теперь меня радовало ее наличие, не зависимо от того, какой она была. Меня кормили и это главное. Прогулки на улице, как мне и обещал Дмитрий, действительно были организованы. Каждый день, ровно на час меня выводили во внутренний дворик клиники. В то самое место, куда выходили мои окна. Маргарита больше не кричала и меня это радовало. Не радовало меня другое — теперь я стал видеть и других пациентов клиники. Все они были разными. Одни казались милыми, другие агрессивными, но адекватными, а третьи… Эти люди пугали. Они вызывали какой-то подсознательный страх и сожаление к ним. Все они были разного возраста. Вот только я был самым молодым. Поэтому часто ловил на себе удивленные взгляды.

Мои беседы с Дмитрием продолжились. Они снова протекали в прежнем режиме. Он задавал вопросы, и все время писал что-то в блокнот, я отвечал на них. Рассказать про тебя я так и не решился. Мне не хочется обнажать перед кем-то сердце. Оно того не стоит. Пусть лучше все, что нас с тобой связывало, останется со мной. То, как и почему ты умер, останется навсегда со мной.

6 месяцев спустя

Уже полгода. Как быстро летит время. Кажется, только вчера мои родители плакали, привозя меня сюда, а уже полгода прошло. Я изменился. Внешность мою сложно теперь узнать. Я больше не похож на прежнего Костю. Я похудел, да так сильно, что можно сказать, кости обтянутые кожей и больше ничего. Теперь у меня борода. Никогда не любил бороду. Но в клинике нам не предоставляют режущих предметов. Поэтому сбрить ее у меня нет возможности.

На улице печет солнце. Все вокруг такое красивое: зеленый лес, поющие птицы… Знаешь, а мне тут нравиться теперь. Я привык к этой жизни. К тому же родители все время звонят, приезжают. Мама снова, когда приезжала, плакала. И папа был почему-то опять суровым. Или нет? Или такими они были в то субботнее утро, когда везли меня сюда? Не знаю, не помню. После того инцидента с моим неудачным побегом мне прописали таблетки. Как бы то ни было странно, они мне помогают. Хорошо помогают. Я стал более спокойно на все реагировать. Хотя так никому и не рассказал про тебя. Может, я веду себя глупо? Зачем мне все хранить в себе? Рассказал бы и все. Наверное, я просто боюсь, что если расскажу, то меня отправят обратно домой. А домой я не хочу. Мне тут хорошо и к тому же очень нравиться.

Господи, да что же я такое говорю? Как может нравиться нормальному человеку в психиатрической клинике? Отсюда нужно делать ноги. Как можно скорее. Я недолго тут еще протяну. Вся эта атмосфера негативно на меня влияет. Кажется, я действительно становлюсь сумасшедшим.

Хотя почему сумасшедшим? Разве человеку не может нравиться то место, где он чувствует себя спокойно и хорошо? Клиника доктора Духовского стала для меня таким местом. Мне тут хорошо. Спустя долгие месяцы пребывания здесь, я, наконец, познакомился с Маргаритой. А она ничего такая. Ей кажется около 25. Она очень красивая. И к тому же умна. Дело в том, что как только на улице потеплело нас стали выводить не поодиночке, а группами, по несколько человек. Во время одной из таких прогулок я познакомился с Маргаритой.

Она, конечно, красивая, но я боюсь ее. Пока у нее не бывает приступов она мила и очень обаятельна и общительна. Но как только у нее начинается приступ, она начинает на всех кидаться, кричит нечеловеческим голосом, кусается… Она действительно сумасшедшая. Мне жалко ее семью. Девушке не повезло. Как-то раз, она мне рассказывала, как она докатилась до такого. Но я уже не помню. Мне просто это было не интересно, поэтому я и не запомнил. Но она хорошая девушка.

Кроме Дмитрия теперь еще раз в неделю я хожу на прием к доктору Духовскому. Он стал меня обследовать с того момента, как мне стали давать таблетки. Доктор оказался не таким, как Дмитрий. Он был более общителен, хотя меня в дрожь бросало от его голоса. Доктор тоже делал различные пометки в специально карте, но, в отличие от Дмитрия предпочитал общение со зрительным контактом.

Я перестал понимать, что происходит со мной. Я не могу отличить реальность от сна. Мне все время сняться кошмары. Они всегда разные, но смысл один — бесы затаскивают меня в свое чистилище ада. От этих снов я беспокойно сплю, да и вообще боюсь засыпать. Мне страшно, что однажды я не проснусь. Мне страшно, что один из таких кошмаров превратиться в реальность.

Я не понимаю, что со мной твориться. Постоянно меняется настроение, я постоянно о чем-то думаю. Я перестал воспринимать реальность. Я живу в своем маленьком мирке, в котором существует только ограниченное количество самых близких мне людей: Дмитрий, доктор, Маргарита, два санитара, родители и ты. И то я не уверен на счет родителей. Доктор говорит, что они постоянно приезжают, а я не помню. Он рассказывает мне про наши встречи, я начинаю что-то вспоминать. Но иногда мне кажется, что это полная чушь. Я полностью уверен, что родители не звонят и не приезжают! Или все же нет? Да, нет, да, нет, да, нет… Не прекращаемый поток мыслей, которые каждый раз заводят меня в тупик.

Несколько дней назад я решил провести эксперимент: я перестал пить таблетки, которые прописаны мне для приема дважды в день. Я лишь делаю вид, что пью их. На самом деле я складываю их под подушкой. Наверное, я бы никогда на такое не решился. В этом мне помог Виктор. С Виктором мы познакомились на прогулке. Его палата на третьем этаже, поэтому мы никогда не пересекаемся. Виктор мужчина уже не молодой. Кажется, он говорил, что ему перевалило уже за сорок. В клинике доктора Духовского Виктор пребывает уже более четырех лет. Как-то однажды, он рассказал мне свою историю.

В клинику его привезла жена, очень сильно беспокоящаяся за психическое здоровье мужа. Дело в том, что у Виктора был брат Даниил. Они были очень дружны с ним. Вот только однажды получилось так, что братья поссорились, и Даниил уехал от брата домой, к своей жене. Вот только домой он так и не приехал. Дело было зимой и машину Даниила занесло под колеса фуры. От него практически ничего не осталось, а на опознание вызвали именно Виктора. Виктор так и не смог себе простить смерть брата, все время, виня в его смерти себя. Как он считал — не поссорься они тогда — этого могло и не произойти. Прошло шесть лет, а Виктор так и не простил себя, хотя его никто и никогда не винил в смерти брата. Вот тогда-то Анна, жена Виктора, и обратилась в клинику с просьбой, помочь ее мужу. Доктор, конечно же, согласился. Так Виктор попал в клинику. Вот только уже больше четырех лет, по словам доктора, он не шел на поправку. Практически с первого дня Виктору прописали те же таблетки, что и мне. В отличие от меня, он с первого же дня не стал их принимать, а стал прятать. Именно Виктор рассказал мне, что эти таблетки творят с людьми. Никто не знает их названия, но эти таблетки делают человека сумасшедшим. После длительного приема таблеток у человека возникает к ним зависимость, от которой потом невозможно избавиться. Как-то раз Виктор слышал, как доктор беседовал с кем-то именно про эти таблетки. Тогда-то он и упомянул, что в них присутствует доза галлюциногена, вызывающего не сильные галлюцинации. Но вот если при этом на человека еще воздействовать и морально, то человек перестает воспринимать реальность, погружаясь в эти самые галлюцинации.

Виктор уговорил меня не принимать таблетки, и я согласился. Поначалу мне было невыносимо сложно это делать. Очевидно, у меня тоже появилась к ним зависимость. Но раз за разом я борюсь с этим, не смотря ни на что. Так я не пью уже таблетки около недели. Трудно, конечно, но я должен. Не могу позволить доктору и Дмитрию сотворить из меня сумасшедшее чудовище. Я не могу поддаваться, я должен бороться. У меня есть силы, я слишком молод, у меня впереди еще вся жизнь.

Сегодня Виктор уезжает из клиники. Вчера приезжала его жена Анна. Она очень долго беседовала с доктором в его кабинете. Кажется, они пришли к какому-то обоюдному решению. Доктор все же пошел на уступку. Сегодня Анна приехала как раз тогда, когда мы находились на свежем воздухе. Виктор был очень рад ее видеть. Я видел это в его глазах. Он очень любил ее, это он мне сам рассказывал. Но сегодня я увидел это собственными глазами. То, как он смотрел на нее, то, как нежно прикасался, как поцеловал… Я попросил Виктора передать письмо моим родителям. Что бы я ни думал, что бы я ни говорил, я очень скучаю по ним. Виктору я отдал лист с письмом, которое набросал сегодня ночью. Летом ночью светло, поэтому пока все спали, я написал письмо родителям:

« Дорогие мама и папа.

Я очень скучаю. Простите меня, за все те глупости, что я наговорил вам в то утро. Да и вообще за все. Я сожалею. За полгода, проведенные в этой клинике, я много думал. Поначалу я очень злился на вас, за то, что вы отправили меня сюда. Но со временем я со всем смирился. Если уж так посмотреть, тут не все так плохо. Не считая, конечно, того, что это психиатрическая клиника. Я прощаю вам этот поступок, потому что понимаю, что вы действовали из лучших побуждений. Как говорится, время лечит. Меня оно тоже излечило. Мне вас так не хватает. Я скучаю по вас, скучаю по школе, скучаю по друзьям. Я прошу вас — заберите меня отсюда. Я обещаю вам, что смирюсь со смертью Дениса. Я обещаю вам, что я исправлюсь и снова стану тем сыном, которым вы сможете гордиться. Только заберите меня, пожалуйста. Я вас очень сильно люблю.

Костя»

Я сказал Виктору точный адрес, и он пообещал мне, что сегодня же передаст его родителям. Я поблагодарил его, и мы распрощались.

Прошло уже две недели. Родители так и не едут. Неужели я стал им так безразличен, что им все равно? Неужели мои родители, действительно привезя меня сюда, отказались от меня? Не верю! Не может этого быть! Виктор еще несколько раз приезжал вместе с Анной в клинику. Он говорил, что передал письмо моим родителям. Еще говорил, что они были чем-то напуганы, увидев его. Анна еще рассказывала, что мама начала плакать, сразу, как прочла письмо. А потом они оба начали кричать на Виктора и Анну за то, что они насмехаются над их горем, что их сына уже давно нет в живых. Тогда Виктор с Анной подумали, что ошиблись адресом, хотя они говорят, что соответствовали полностью моим указаниям. По описанию и родители соответствуют моим. Но все же что случилось, я так и не понял. А родители так и не приехали.

Господи, лучше бы я этого не знал! Как теперь с этим жить? Я в шоке! Черт побери, что твориться в этой клинике? Тут же из нормальных людей делают сумасшедших! Вчера я подслушал разговор Дмитрия и доктора Духовского. Они разговаривали прямо за дверью моей палаты, думая, что я уже сплю. Вначале они говорили про таблетки, которые я якобы пью дважды в день.

— Доктор, скажите, а что это за таблетки? Как вы и говорите, я прописываю их почти всем пациентам, которым это необходимо. Думаю, вы понимаете, о чем я.

— Мой дорогой Дмитрий, конечно, я понимаю, о чем вы говорите. Дело в том, что это очень сильные галлюциногены. В каждой таблетке, правда, содержится их не большая доза. Поэтому для улучшения эффекта их следует давать в определенном режиме. Например, как для Константина — дважды в день, — доктор перевел дух и продолжил. — При длительном принятии этих таблеток, у человека проявляется сильнейшая к ним зависимость, появляются галлюцинации. Однако галлюцинации не обусловлены. Человек просто не может отличать реальность ото сна. Но если при этом воздействовать на человека еще и морально, то тогда данные галлюциногены вызывают сильнейшую реакцию в организме, которая приводит к смерти. Вот только это очень длительный процесс.

— Мне понятен ход ваших мыслей, доктор. Мне не понятно другое: если при длительном применении этих таблеток человек начинает сходить с ума, то почему Виктор был такой адекватный. Перед тем, как отпустить его, я провел с ним тщательную беседу. Он был абсолютно вменяемый.

— О, дорогой мой друг, дело в том, что Виктор никогда их не принимал.

— Как так? Я лично прописывал ему их, санитары каждый день приходили ко мне за ними.

— Все очень просто. После того, как Виктор уехал, в его палате под одной из плиток пола, нашли все таблетки, которые вы прописывали ему эти четыре года. Он никогда их не принимал. Очевидно, он знал, что это за таблетки. Другого логического объяснения я здесь просто не вижу.

— Неожиданно умным он оказался. Да и сделать из него сумасшедшего было бы нелегко. Он, конечно, винил себя в смерти брата, но всегда оставался адекватным. Не то, что наш новый маленький друг Константин.

— Здесь вы безоговорочно правы. Кстати, буквально пару дней назад мне звонили его родители. Вначале долго плакали, а потом спрашивали, правда ли то, что их сын жив. Я, конечно, сказал, что это не так. Еще раз рассказал им ту печальную историю, которая произошла с их мальчиком через пару дней, после того, как они привезли его к нам. Не понимаю, с чего бы это вдруг они так неожиданно позвонили к нам. Когда я им рассказывал, о то, что Константин сбежал в лес и там на него напали волки, они мне поверили. Я очень им соболезновал, а они тогда все никак не могли поверить, что их сына больше нет. Но они поверили.

— Да доктор, странная ситуация получается. Что ж, я, пожалуй, пойду спать, измотался я за день.

— Я тоже измотался, мой дорогой друг. Спокойной ночи, Дмитрий.

— Спокойной ночи, доктор.

И они оба ушли. А я так и остался лежать в своей кровати. Ночью я так и не смог уснуть, все думая над словами доктора. Теперь стало все понятно, почему родители думали, что Виктор и Анна над ними издеваются. Родители думают, что я умер, что меня загрызли волки. Какой ужас! Как? Зачем? Зачем доктору говорить, что я мертв? Что он задумал? Если ему нужно, что бы я был мертв, значит у него на меня свои планы. А в его планах я не хочу участвовать! Я хочу жить своей жизнью, которой у меня уже никогда не будет. Ведь я мертв! Родители, очевидно, меня похоронили. Тело, конечно же, им не отдали, а значит, мой гроб пуст. Господи, да такое и в самом страшном сне и не присниться! Никогда бы не подумал, что буду так изолирован от общества! Даже если я смогу выбраться отсюда — жизни у меня все равно не будет! Ведь Самойлов Константин Викторович мертв и уже полгода покоится на том свете! А теперь скажи — зачем жить? Зачем так жить, если я фактически мертв? Меня больше нет. Зачем ты так поступил со мной? Это ты во всем виноват! Будь ты жив, не было бы ничего этого! Мы бы по-прежнему жили вместе, как это было всегда! Гуляли бы, окончили выпускной класс, поступили бы в университет! А теперь что? Ты мертв, а моя жизнь сломана бесповоротно! Я не хочу так жить! Не хочу и не буду!

Уже утро. Санитары принесли мне завтрак. Есть его я не стал, сказал, что сделаю это позже. Меня отвели к Дмитрию. Все было как обычно. Вот только я теперь категорически не смотрел на него. Этот человек был моим убийцей! Он фактически убил меня. Точнее сказать, медленно убивал таблетками! Беседа закончилась, и я вернулся в свою палату. Как и следовало ожидать, снова пришли санитары, принеся стакан воды и одну маленькую безобидную на первый взгляд таблеточку. Стакан воды и таблетка остались у меня на столе, санитары ушли, оставив меня одного.

***

Это последняя моя запись в этом дневнике. Сегодня 27 августа 2012 года. Меня зовут Самойлов Константин Викторович. Полгода назад меня привезли в психиатрическую клинику доктора Духовского мои родители. Они хотели помочь мне справиться со смертью моего лучшего друга Дэна. Через пару дней родителям позвонил доктор Духовский и рассказал о моей трагической смерти, о том, как меня в лесу загрызли волки. Зачем теперь что-то менять? Если родители считают, что я мертв, то так и должно быть. Я уже выпил все таблетки, что накопились у меня за месяц и веревка из простыни у меня уже готова. Прощай жизнь. Мне было все тут дорого. Жди меня Дэн, совсем скоро мы с тобой встретимся. Жди меня на небесах перед вратами к Богу…