4/5 / Рокамора Серж
 

4/5

0.00
 
Рокамора Серж
4/5
Обложка произведения '4/5'

ПРОЛОГ

 

17 августа 2012, Детройт, Мичиган.

 

— Мистер Эндрюс? Садитесь, садитесь, пожалуйста, вот сюда.

Мисс Лейтон указала на кожаное кресло черного цвета, напротив своего стула. Молодой человек, к которому она обратилась, промедлил мгновенье, вежливо кивнул и сел на предложенное место. Послышалось характерное потрескивание обивки, когда он опустился. Помимо этого в кабинете стояла тишина, лишь настенные часы тикали, отсчитывая время приема.

— Чай? Кофе? — мисс Лейтон прервала молчание, немного наклонившись вперед.

— Нет, спасибо. — ответил пациент. Его речь была мягкой и будто обволакивала с ног до головы. — Думаю, лучше приступить сразу к делу.

Его намерения женщине понравились. Сразу видно — деловой подход, без лишних «соплей». Да и вообще пациент Дороти Лейтон, 43-летнему психотерапевту, понравился. От него шла какая-то интеллигентность, мягкость. Бархатистый голос, который он впервые услышала еще когда они созванивались перед записью на первый прием, манеры, одежда — все выдавало в нем эстета и как минимум человека, который умел обольщать и быть приятным.

Он мягко улыбнулся и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Бежевый пиджак молодой человек оставил на крючке при входе и сейчас остался только в светло синей верхней сорочке — явно дорогой — и жакете такого же цвета. Стильно разбросанные кудрями волосы немного упали на глаза, и он мягко отвел их за ухо, и улыбнулся. Мисс Лейтон, завороженная, растянула губы в ответ.

— Итак, о чем вы хотели поговорить, мистер Эндрюс? — психотерапевт все-таки настроилась на рабочий лад.

— Знаете, я очень внимателен к деталям. И к датам. Вот сегодня ровно год, как я впервые убил человека, — сказал молодой человек, улыбаясь.

— Что? — едва не вскрикнула мисс Лейтон.

Неловкое молчание в кабинете разбивали лишь часы.

— Вы шутите? — Снова спросила женщина. — Я не очень понимаю…

— Нет. Я абсолютно серьезен. Ровно год назад я впервые убил человека. — Он откинулся на спинку кресла. — Это произошло в кафе Reddbeеr’s примерно в первом часу ночи. Тогда мы собрались вместе с друзьями и что-то слушали. То ли выступала какая-то группа, то ли что-то еще. Не важно. Там было много моих знакомых и друзей и там же я впервые их увидел. Вместе.

Он замолчал на мгновенье. Мисс Лейтон боялась пошевелиться.

— И тогда я понял, что больше не могу сдерживаться. И что это произойдет сегодня.

 

 

 

1\2

 

 

17 августа 2011, Детройт, Мичиган.

 

Жидкие аплодисменты закончились. Солист поправил гитару, убрал волосы с лица и проговорил в микрофон:

— А следующая песня называется «Дни перед твоим появлением»!

В небольшом зале кафе зааплодировали. Музыканты начали играть свою очередную песню — впрочем, на мой взгляд, копию прошлой и всех их за этот вечер. Они были похожи на очередную и нудную копию каких-нибудь The Strokes*. Однотипный и скучный альтернативный рок с сопливо поющим вокалистом с блестяще налакированными волосами нравился тем немногим девушкам, что кружились возле небольшой сцены. В метрах десяти от них уже были столики, где парочки (редко) и компании сидели и ели под издаваемые звуки. За одним из таких столиков сидели и мы.

Откровенно говоря, я не очень хотел идти. Вечер четверга, на улице еще моросит дождик. Совсем не хотелось идти куда-то в шумное место, но я давно не видел Эндрю и Кайла, да и то, чем я хотел заняться, могло и подождать. Да еще и Макс загадочно подмигнул, что, якобы будет еще кто-то. «Тебе это понравится, Сэм», добавил он.

Что же, я действительно рад был увидеть Лу и Мишель (ну, не о выступлении этих дутых рокеров «Meds» он имел ввиду в качестве сюрприза, правда же?). Едва мы сели за стол, как подошел вечно опаздывающий Чак (и, как всегда, небритый и один), а затем и Лайла. Она по очереди со всеми пообнималась и села через стул возле меня.

Мы стали заказывать еду и выпивку, пытаясь прокричать названия в уху официантке (они здесь всегда были немного заторможенные) через музыку. Разговор как-то сразу перешел от обсуждений последнего кино в прошлую субботу (был снова французский арт-хаус, под который я силился не уснуть) к выходным вообще. Я рассказал, как ходил на игру «Пистонс»*, которые в самом конце выиграли у «Озерников», как Лайла поделилась своим вариантом отдыха:

— А я ходила на батут! Это так здорово! Напрыгалась, — несколько двусмысленно она сказала, как всегда, немного по-рыбьи открыв рот.

— Напрыгалась? — захохотал Кайл.

Кажется, девушка немного покраснела.

— А что нас не позвала? — встрял в разговор Чак. — Одна ходила?

— Нет. Со Стивом. Он, кстати, скоро должен придти. — на этих словах она посмотрела на часы.

Кто-то заулыбался, Мишель похлопала ее, а я замолчал. Откровенно, меня это покоробило. Нет то чтобы я не догадывался, но отгонял эти мысли от себя. Лайла и этот Стив — замшево улыбавшийся и пожирающее смотревший на нее в первую нашу случайную встречу — вместе. Мне он сразу не понравился — и не понравилось, как смотрела на него Лайла. И как перестала смотреть на меня. Укол ревности похож на укол зонтика. Хотя, какая ревность? Лайла мне хорошая подруга, на которую я бишь в будущем мог иметь планы, а Стива я видел лишь пару раз на общих встречах. Но меня это снова начало злить и расстраивать, расстраивать и злить.

Честно, видеть их снова не хотелось. Слишком много было потерь у меня в последние месяцы, чтобы спокойно на это реагировать. В нынешнем состоянии я достиг точки кипения. Будто Уэсли Гибсон*, я начинал прислушиваться к внутреннему голосу и готов был взорваться. Будто натер мозоль и вот снова надо одевать доставляющие неудобства ботинки.

Глядя на эти счастливые лица, которые щебетали о чем-то своем, я ощущал еще большую свою отчужденность. Та же Лайла, с которой еще недавно мы вместе обсуждали проблемы друг друга, сидела и улыбалась, обсуждая свои насущные дела со всеми, кроме меня. Улыбалась, когда мне было так невесело — и она, вместо того, чтобы это понять, наоборот, лишь делала хуже. Постепенно мой поток историй иссяк, я погрустнел и замолчал. Лишь где-то внутри появлялось странное чувство, делящее мир на таких как я и мир, и тех, кто был на другом уровне жизни. Будто один уже забрались на вершину горы и тут же забыли о тех, кто остался на полпути. Вот я и ощущал себя, будто я в паре шагов от верха, а все друзья — наверху, празднуют победу. И почему-то хотелось нас сравнять, сделать одними.

…Наверно, это случай, но мне надо было добираться домой в одну сторону со Стивом. Было уже два часа ночи и все стали расходиться по домам. Лайла шла к своим консервативным родителям-католикам, поэтому она чмокнула своего парня, пожала мне руку и отправилась восвояси на такси. Мы со Стивом, Кайлом и Мишель остались ждать своего такси. Двое последних решили пока сходить за сигаретами в круглосуточный магазин и мы остались вдвоем. Тихий, безлюдный переулок с мусорными баками и высоким решетчатым ограждением.

А совсем рядом рабочие оставили строительный мусор, который был всего в нескольких шагах от нас. Мы переглянулись со Стивом и подошли вперед к ограде со огромной дырой и огораживающей лентой.

— А мы как-то с Лейлой ходили на стройку нового дома! — развел руками Стив — Экстрим, но здорово.

Не сказать, что это желание появилось внезапно. Скорее, росло последнее время. Росло ощущение отчужденности и того, что близкие люди стали мне не близки. И не хотели даже помочь. Я видел в Стиве человека, который лишь отдалил меня ото всех других, еще отчетливее обнажил мои проблемы. От бессилия их исправить самому, я сделал то, что могло хоть как-то вернуть ситуацию в прошлое состояние — убрать проблему. Вернуть все как было. Будто мы все еще лезем на вершину горы. И тут я обрушил на его затылок кирпич, который так небрежно оставили рабочие. Парень упал будто в замедленной съемке. Не дав ему и себе опомниться, я еще несколько раз приложился по голове, а затем стал пинать его ногой в живот. Он уже не шевелился и было ощущение, будто я пинаю мешок с кукурузой. И с каждым ударом мне становилось легче — из меня ощутимо выходил весь негатив и неудовлетворенность. Я выпускал все это наружу.

Зато росло ощущение — «что же я делаю? Что же я скажу?». Но тут я увидел совсем рядом, через сетку, яму, куда начали закладывать фундамент. Я долго не думал.

Перетащив тело Стива, я бросил его туда (при ударе что-то хрустнуло), а затем вернулся обратно. Мне тут же позвонил Кайл: «Ты где? Машина уже подъехала». «Отливал, сейчас буду», — соврал я.

— Где Стив? — спросила Мишель, когда я сел в машину.

— Решил прогуляться и попросил ехать без него. — соврать было неожиданно легко. По правде сказать, в моей голове я уже придумал целую версию происходящего. И еще с детства был уверен, что во мне умер гениальный актер.

Ребята, кажется, поверили и лишь взмахнули плечами — ведь Стив, любил походить в одиночку с плейером.

— По моему, группа — отстой! — сказал Кайл.

Мы захохотали.

— Я бы послушал лучше Crematoty*. — вставил слово я.

Все вернулось в привычную колею. Мне даже понравилось.

Такси увозило нас по домам.

 

 

***

Кабинет психотерапевта… 17 августа 2012, Детройт, Мичиган.

 

Молодой человек рассказывал свою жуткую историю мягким бархатом. Казалось, для него это было легко и непринужденно, будто он пересказывал новости из утренних газет.

Опытный взгляд врача осматривал и изучал пациента. Все движения говорили об открытости и доброжелательности, если не брать в расчет историю, о которой он рассказывал. 31-летний Сэм Эндрюс производил впечатление уверенного в себе человека, знающего себе цену. Он периодически смотрел в глаза, секунды 2-3 задерживаясь и это заставляло Дороти Лейтон смущаться. Голос ровный, движения плавные. Минимум эмоций.

В нем сложно было найти что-то запоминающееся. Он был своим в толпе. Такие всегда присутствуют в компаниях — вроде есть, занимают какую-то единицу пространства, но в целом больше похожи на элемент фона. Палитра цвета — для массовости, для цельности необходимы, но посторонний человек скорее запомнит, что масса набралась и форма залилась, нежели тот элемент, из-за которого все и произошло.

Но чем дальше за ним наблюдать, тем больше становилось явно, что это не больше чем хитро замаскированный слой. На самом деле Сэм Эндрюс прятался где-то внутри. То, как он себя вел, что показывал — было лишь хорошо разыгранной картинкой, ролью. Движения, голос, поведение, фразы — все это была маска. Будто, он предлагал врачу игру и этот образ был одним из условий игры. И он понимает, что и психотерапевт это понимает и знает про маску. И это вполне его устраивает. Так и должно быть.

А за маской кроется еще что-то. Непонятное пока. И даже страшное.

— И что же вы почувствовали, когда это произошло?

— Легкость. Свободу. Освобождение. — четко выговаривал мистер Эндрюс, будто читал по бумажке.

Молодой человек вопросительно посмотрел на врача, ожидая следующего вопроса.

— Что было дальше? Что стало, хм, с телом? Вас не заподозрили? Полиция должна расследовать такие дела.

Пациент, кажется, ждал именно этого вопроса.

— Мне повезло. Ночью пошел сильный дождь, все размыло, а мои следы — залило. Несчастный случай, так во всяком случае сказали копы. Я притворился невинным — ну а что? Отошел отлить в сторону, он решил прогуляться. Когда я его кинул в эту яму, то он ударился там головой обо что-то еще. Поэтому полицейские посчитали, что именно это и стало причиной смерти. Дождь шел, скользко, темно — поскользнулся, упал, ударился. Бывает. — С невинным видом проговорил он.

— То есть вы фактически признались мне в убийстве? — удивилась женщина и удивлено посмотрела на говорившего.

— Кхм, в целом да. Но, во-первых, сейчас я ваш пациент и вы меня лечите. — Он наклонился немного вперед, вперившись в лицо взглядом. — Врачебная тайна, так? Во-вторых, дальше вы поймете, зачем я это рассказываю. И в третьих…

Мистер Эндрюс замолчал, откинулся в своем кресле и уставился в окно. Вечерело, на город опускались сумерки. Середина августа, еще тепло, но не жарко. Мимо проезжали автомобили, кто-то сигнал. Пятница, все в предвкушении выходных.

— В третьих? — не выдержала тишины врач..

— Ах, да. — Он повернулся, улыбнувшись уголками губ. Хитрая улыбка, похожая на ухмылку. — В третьих, это было только начало. Впереди еще было очень много интересного...

 

 

2\3

 

Осень 2011, Детойт, Мичиган.

 

Лайла, конечно, первое время горевала. Со Стивом, безусловно, у нее не было ничего серьезного, но тем не менее трагедия на какое-то время вывела ее из себя. Она даже корила себя — мол, почему я не пошла с ним в ту ночь? Глупышка.

Мы, ее друзья, успокаивали девушку. Жалели, утешали, проводили много времени с ней. И в этой ситуации я особо стал близок для нее.

…как-то, спустя два месяца, мы оказались с Лайлой в одной постели. Я помог девушке забыть Стива и не испытывал по этому поводу никаких чувств сожаления. Мы все реже вспоминали тот вечер, а она становилась все веселее. Виной тому было мое внимание, да и секс хорошо снимает депрессию. Правда, спустя неделю я стал разочароваться в ней, ожидая лучшего. Но она была пресной в постели. Да и как и все современные девушки, стала считать, что я ей обязан чем-то, потому что она девушка.

А случай со Стивом изменил меня. Я стал похож на Питера Паркера, в которого вселился Веном*. Если раньше люди вокруг меня обычно злили и я исходил в бессильной злобе, то сейчас нашел выход бушевавшим эмоциям. Продавщица в супермаркете кричала и додала мне сдачу — я грубо послал ее и не прекратил, пока она не вернула мне деньги. Говорил «когда же вы сдохните уже от рака легких, чертовы курильщики» просящим дать прикурить на улице прохожим. Послал соседа и пнул его собаку, когда они в очередной раз терлись около моего дома. Молча показывал средний палец в ответ на критику на работе моих якобы ошибок на работе.

Ах, работа. Если поначалу, после случая со Стивом, проявления «нового меня» были не значительны, то первое серьезное изменение в характере произошло на работе примерно спустя полтора месяца, после августовского вечера. К тому времени я уже чуть более полугода работал одним из дизайнеров в крупной местной фирме. Мы разрабатывали оригинальный дизайн для всего подряд — от сайтов до спортивных эмблем. Работа лишь по названию казалось творческой, на самом деле большую часть я и такие как я младшие сотрудники выполняли муторную работу — например, полдня искали, выбирали разные цветовые сочетания, подбирали текстуру, сравнивали с предыдущими нашими работами или работами других фирм. Творчества было мало, больше технических вещей.

После всех моих приключений в прошлом это был неплохой вариант— особенно, когда мы стали разрабатывать вариант логотипа для новой серии комиксов о каких-то сказочных героях, которые оказываются в наше время в нашем мире*. Снова мои любимые комиксы — я будто опять прикоснулся к своей подростковой мечте.

Но все оказалось не так радужно. Несмотря на все мои труды, работу над макетом отдали Джейн Картер, девушке-руководительнице из соседнего отдела. По объективным причинам ее версия была хуже моей — и это в кулуарных разговорах подтверждали редкие приятели-коллеги и знакомые-специалисты по переписке. Но все мы знали настоящую причину этого решения. Добро на проект Джейн дал директор — и мы знали, каким образом она это отработает.

Джейн из соседнего отдела была стервозной бабищей неопределенного возраста с огненно рыжими волосами. Точнее, официально мы знали, что ей 24, но глядя на нее, это сложно было понять. Огромная, сальная, с короткими и толстыми ручками, одевавшаяся во все яркое девушка отличалась крайне высоким самомнением, беспощадно командовала и чуть что не так — сразу срывалась на крик. Причем, поводом для этого могло стать что угодно — ее личные пристрастия, ее настроение, критические дни, отсутствие мужика в постели. А уж если кто-то позволил себе с ней не согласиться — она становилась подобно Тору* и обрушивала на бедолагу гром и молнии всевозможной ругани. Часто из-за стен было слышно, как она снова чихвостит очередного парня за, видимо, какой-то грандиозный промах. Да, именно парня — потому что с тремя другими девушками-коллегами в отделе она нашла общий язык, обсуждая с ними моду, одежду, свои ужасные музыкальные пристрастия (вроде инди-попа) и свои сексуальные похождения (скорее всего, выдуманные). Бедолаги-парни были вынуждены лишь слушать эти душераздирающие разговоры, иначе могли попасть под раздачу.

Была у Джейн и еще одна характерная особенность, которая во многом и помогла ей стать руководителем отдела. Большая грудь. Ну, то есть реально большая грудь. А наш директор охочий до таких вещей.

52-летний Генри Сэмсон был одиозной фигурой. Назначенный сверху, наш начальник пришел из другой сферы (кажется, топливного бизнеса) в дизайнерскую организацию и являлся самоучкой. То есть он знал все лучше всех, потому что прочитал это в книгах или посмотрел тренинги. Переубедить его было невозможно, хоть он был дважды не прав и настоящие специалисты указывали на реальные причины ошибки. Вскоре все замолкали и перестали что-либо исправлять или доказывать. Лучший выход — промолчать, кивнуть головой в знак согласия и сделать вид, что работаешь. Так делали почти все ребята на работе, которые были здесь уже не первый год.

Дело осложнял еще его невыносимый характер. Генри считал себя лучшим шутником на свете, лучшим музыкантом, лучшим знатоком женщин, не считая, конечно, дизайнерских вещей и организационных моментов. Да, женщин. Все знали, что он не был женат, поэтому часто западал на коллег, особенно тех, кто пришелся ему по вкусу. Теперь понятно, почему Джейн с ее выдающимися достижениями так быстро стала руководителем отдела?

Все это знали, но закрывали глаза. Такое вот общество в миниатюре — лучше стерпеть унижение, ругань, оскорбления, но зато стабильно работать. Зачем высовываться и получать по первое число? Все могли разве что в кулуарах и в курилке ругать начальство, но не больше. Гнилое общество, рабское мышление.

Правда, работники фирмы нашли еще один способ «справляться с нервами». Они пили. Собирались в кабинетах и из-под стола наливали всем, кто приходил. Работать становилось веселее — а ведь мы же ребята творческие!

Пили почти все. И как раз в пятницу, 12 октября, планировалась очередная попойка. Ребята проносили в наш кабинет через пост охраны, который все знал и закрывал глаза, потому что они сами присоединялась, емкости с алкоголем — виски, пиво. Все замерли в ожидании.

В последнее время у меня ухудшились отношения с коллегами — я стал агрессивнее отвечать на их шуточки, а на критику показывал средний палец. При этом меня все равно в этот день поставили охранять безопасность конторы — то есть при виде кого-то из начальства постучать в кабинет, чтобы все успели спрятать алкоголь. Такова уж традиция, если не пьешь — спасаешь других.

На этот раз я вышел с ухмылкой и внутренним чувством, что «в последний раз так делаю». Не прошло и 5 минут моего «дежурства», как в коридоре появился директор. Идея ко мне пришла мгновенно. Я пошел начальнику на встречу и попросил решить какую-то техническую проблему с интернетом.

Мы зашли с ним в кабинет как раз в тот момент, когда Мэл разливал прямо из бутылки виски в подставленные стаканы.

Скандал был страшный. Ребят лишили премии и жестко вызывали каждого из них «на ковер», где они раскаивались. Две следующие недели они были тихие и незаметные. На меня сначала пытались наехать, сделать виноватым, но я говорил, что стучал, только никто не слышал. А в конце концов, обменявшись средними пальцами, все успокоились.

Но мне этого было мало. Джейн и проект с комиксам. Я не мог простить это — ни ей, ни директору. Плюс к этому меня злила эта несправедливость, когда человека выделяют только из-за природных качеств — будь то грудь или рост. Я ждал шанса расквитаться. И он выпал.

Последние месяцы Джейн стала часто пропадать в кабинете директора. Бывало, я задерживался на работе, и когда уходил, она тоже выходила с довольным видом, отвечая, что решала какие-то дела в кабинете начальника. Часто он и сам звал ее зайти после работы. Иногда он ее подвозил. Все всё понимали, но снова лишь молчали.

А мне было уже все равно. Как-то в очередной раз я решил пойти прямо в кабинет Генри. Дверь была приоткрыта, ведь мало кто сам приходил к нему (обычно, через секретаршу, которая уже ушла домой в этот раз), да и время было после работы. Как же хорошо, что сейчас телефоны маленькие, а камеры многофункциональные и хорошего качества! Я распахнул дверь и увидел как, облокотив Джейн на стол и задрав ей юбку, 52-летний Генри Сэмсон овладевает девушкой. Как ярко виднелась обвисшая задница директора! Какое лицо было у Джейн — сначала с отвращением, а потом с испугом, когда она поняла, что происходит! Все это запечатлел мой телефон. Я поспешно ретировался, а разъяренный директор продолжал сыпать в мой адрес ругань и кидался бумагой.

Точнее, уже бывший директор. На следующий день фотографии Генри и Джейн, начальника и непосредственного подчиненного, занимающихся сексом на рабочем столе, появились во всех СМИ. Пошло массивное обсуждение, потому что история вскрыла сразу несколько других темных пятен. Генри Сэмсона сняли с должности.

А спустя неделю и я ушел от Лайлы.

 

****

Кабинет психотерапевта. 17 августа 2012. Детройт, Мичиган.

 

Истории, которые рассказывал мистер Эндрюс, были неприятны и асоциальны, но не так страшны, как случай со «Стивом». Любопытно как он меняется, когда говорит это: молодой человек оживляется, кружит и активно жестикулирует руками, голос становится более громкий и неровным. Кажется, ему нравится это рассказывать.

Но внезапно он замолкает и смотрит на психотерапевта.

— Что ж. По крайней мере, вы никого не убили. — говорит врач.

— Хах. Ну, как сказать. Спустя дня три в столовой на работе кто-то снова, в очередной раз, опять…В общем, какой-то коллега, девушка из отдела Джейн, стала меня обсыпать проклятиями — как и обычно, с того момента, как ее с позором уволили. В ответ я плеснул в лицо критиканки пищевым жиром со стола раздачи*. — Мне показалось, что мистер Эндрюс даже ухмыльнулся.

— Что с ней стало?

— Ничего страшного. Ожоги. Она попала в больницу, но осталась жива. Все в порядке, не стоит паниковать.

— Да я и не п…в прочем, это не имеет значения.

Женщина почувствовала себя неловко. В миг в кабинете именно он стал главным. Именно молодой человек вел разговор и подводил его к нужным вопросам. Нужным ему вопросам. Например, к такому:

— Откуда у вас появилась такая агрессивность и жестокость, мистер Эндрюс? Ведь до …до случая со «Стивом» ничего подобного не было, так ведь?

— Вы хороший психолог. — Он кивнул и немного улыбнулся уголками губ. — Можете обращаться ко мне по имени. Да, ничего не было подобного. К сожалению.

— Как правило, агрессия — это либо способ защиты от какой-то психологической травмы или ситуации. Ну или это способ самоутвердиться. — Врач посмотрел на реакцию пациента. Он оживился. — Что-то из названного находит отклик в вашей …ситуации?

Сэм Эндрюс молчал. Он взял со стола ручку, повертел ее в пальцах правой руки. В лучах уходящего солнца, свет которого проникал через окно в кабинет, его лицо приобретало зловещий вид.

Наконец, он ответил.

— Да, находит. В моем случае — все вместе. И травма, и защита. И самоутверждение. Все вместе. Все. Вместе.

Он выдохнул, откинулся на кресло и начал свой монолог, прерываемый лишь глотками воды и пометками в блокноте, которая делала Дороти Лейтон.

— Точно не помню, когда впервые его увидел. 1993-й год. Я возвращался домой из школы и увидел рыжий комок шерсти, который смотрел на меня огромными круглыми глазами из мусорных контейнеров. Маленький, дрожащий щенок. Он трясся — толи от страха, толи от голода. Я позвал его и бросил из рюкзака кусок пирога, оставшегося от школьного обеда. Щенок и хотел, и боялся подойти к еде. Но вскоре голод победил и он стал жевать тесто. Когда я взял его на руки, он лизнул меня в щеку.

Я назвал его Капитаном Шустриком*.

Вскоре щенок стал жить у нас дома. Мама была не против. Да ей было и плевать, вряд ли она даже обратила на него внимание.

Капитан Шустрик тут же стал моим лучшим и единственным другом. Я рассказывал ему свои выдуманные истории, делился переживаниями и чувствами. Кормил, мыл, купил ошейник и поводок. Он подрос и стал крупнее. Я стал часто с ним гулять по улицам.

Глупый, глупый.

Как-то раз я купил ему кусок говядины и с пакетом вышел из магазина, направляясь домой. Капитан Шустрик шел рядом на поводке.

Недалеко от дома путь нам перегородила троица бугаев. Это были ребята из старших классов: подонки и мерзавцы. Жирные выродки, они были местной шпаной. Парни, крупные не по годам, стали стеной в узком переулке. Они толкнули меня, забрали Капитана Шустрика и стали над ним издеваться, ужасно смеясь. Когда я попытался вступиться за щенка, они начали бить меня. Конечно, старшеклассники были крупнее меня и сильнее. Я был мелким и толком не умел драться. Меня толкнули, я упал в лужу, залился грязью.

В общем, они его забрали. Я прибежал домой в слезах, но мама даже не обратила внимание и лишь отругала меня, мол, пришел грязный и с пустыми руками — я же шел в магазин. Спустя пару дней я увидел изодранное, переломанное и сломанное тело Капитана Шустрика в помойке. Ему свернули шею и отрезали хвост, изуродовали мордочку. Я рыдал, опустившись на колени на чертовой помойке. И я навсегда запомнил имена хулиганов, кто это сделал. Навсегда.

Сэм закончился рассказ. Его лицо остекленело, стало жестким, когда он об этом рассказывал.

— Да, такие случаи, увы, нередки. Сожалею, это и правда оч…

— В 17 лет я решил поступать на художественный. — Продолжил Эндрюс. Он был на своей волне и никого не слышал. — Я много рисовал и уже давно увлекался комиксами. Ха, я читал их очень много: «Хранители», «Возвращение темного рыцаря», «V-значит Vендетта», «Хэллбой».

Также я стал и придумывать собственные истории. И в качестве одного из творческих заданий для поступления в институт придумал и нарисовал комикс про отвратительного старика-каннибала, которой живет в наше время*. Но…комиссия, в которую входило несколько людей, сочла историю слишком жестокой и неинтересной, посчитав, что абитуриенту с такими психическими наклонностями не место на «художке». Меня не взяли, мне пришлось в экстренном варианте поступать в захолустный колледж совсем по другой специальности, которую я терпеть не мог. И знаете, что самое интересное? Спустя где-то полгода в местном журнале опубликовали мою историю про каннибала! Почти полностью, как я ее придумал! Но авторство было не мое! Какой-то другой человек получил мои лавры!

Он стал понемногу открывался. Были видны изменения в нем. Будто он даже забыл, что находится на приеме, и разговаривает с друзьями. Как обычно парень другу рассказываешь, что его бросила девушка.

Дороти Лейтон ожидала, что он расскажет какую-то страшную историю из детства, вроде даже домашнего насилия. Грубый отец, избивавший сына…Что-то такое. Такие случаи могли оставить след и нанести травму, которая бы послужила причиной агрессивности. Но…ощущение было такое, что эта агрессия — она была всегда и была естественна. И он лишь искал — сам для себя — повод.

— Семья, да. Куда без нее. — снова заговорил Эндрюс. — Отец, который ушел от нас, когда мне было 5 и который нас забыл и стер из памяти. Я, хоть и был маленьким, запомнил его. У меня всегда была хорошая память. Когда искал куда поступить после той истории с комиксами и с тем, что меня не взяли, услышал по ТВ про него. Потом изучил информацию и узнал, что он ректор в промышленном институте, и я почему-то решил пойти к нему. С наивной мыслью, что может это повод в каком-то плане нам в некотором роде даже помириться. — Он вновь немного ухмыльнулся, и поправил край жакета правой рукой, будто стряхивал невидимую пылинку. — Отец меня с трудом узнал, но был мягко говоря не рад. И попросил не упоминать, что у него есть «внебрачный» сын.

— Что?

— Он снова женился, снова стал отцом. Планировал в будущем построить политическую карьеру и знаете, что он сделал тогда? Просто дал мне денег. Мол, исчезни и не появляйся больше тут. А потом позвал охрану, которая выпроводила «случайного» из его кабинета.

Время сеанса уже прилично перевалило за положенный час, но пациент впервые стал показывать себя настоящего, скрыв маску. Дороти Лейтон боялась, что закончив сейчас, затем надо будет снова восстанавливать и доходить до этого его состояния. «Куй железо, пока горячо», ведь так говорят.

Похоже, эти же мысли пришли в голову и Сэму. Он посмотрел на полупустой стакан с водой, который пила все время врач:

— Мисс Лейтон, теперь бы я выпил чаю. Мне осталось еще немного рассказать — одной кружки чая как раз хватит.

Психотерапевт встала с кресла, поправила белоснежный хала и удалилась в другую комнату, где возилась с чайником. Когда вернулась, мистер Эндрюс тоже встал с кресла и стоял возле стола и смотрел что-то в своем телефоне. Казалось, лицо его было умиротворенным.

— Вы хотите мне что-то показать? — спросила Дороти, когда они вернулись на места и сделали по глотку, а телефон пациента так и лежал на столе.

— Да. — Он протянул смартфон. — Там снимки тех бугаев, которые забрали у меня Капитана Шустрика. Точнее, что с ними стало сейчас.

Посмотрев на фотографии, врач закричала.

На снимке два ротвейлера напали на человека и грызли его. Повсюду была кровь.

 

 

3\4

 

***

Осень-зима 2011, Детройт, Мичиган.

 

Спустя почти месяц постоянной ненависти я уволился и — неожиданно — устроился в фирму, связанную с дорожным строительством в штате. Лаконичное название «Управление дорогами Мичигана» говорило о том, что это государственная организация а, значит, сулило хорошие перспективы и деньги.

Меня удивило, как меня туда взяли — я боялся, что после случая с Джейн и Сэмсоном меня на поставят черную метку. Однако, нет. Казалось, меня даже зауважали за мой поступок. «Мужик с яйцами», так говорили в курилке обо мне.

Итак, я приступил к новой работе. Прошло три недели, как, уходя домой, я увидел их. Двоих приятелей, которые 18 лет назад забрали и уничтожили Капитана Шустрика. Я запомнил их на всю жизнь — и даже спустя столько времени отчетливо помнил их лица. А они меня — нет. Походка, речь, глупые фразы, мерзкое лицо — все осталось у них таким же, просто добавилось пару лет и жира на боках. Мои кулаки тут же сжались.

Я навел справки. Двое, которых я видел, работали у нас грузчиками, третий оказался в тюрьме. Значит, минус один. Я узнал их расписание, выяснил, что в пятницу они идут в бар Black Holyday’s неподалеку. Сегодня — понедельник, значит, есть время подготовиться.

Интересно, что между работой и баром, куда они ходили, был дом мистера Пибоди, старого друга моей матушки. На следующий день я после работы зашел к нему в гости. Он жил один в большом доме с огромным садом, который охраняли два ротвейлера— Кайло и Рен*. Они были на привязи, и мистер Пибоди на нашей встрече как раз ходил их покормить. Осторожно подойдя, он покормил их говяжьей печенью: они с радостью съели любимое блюдо. Старик держит собак уже давно, для безопасности и охраны своего имения. Его они знают и любят, а вот чужаков не очень. Поэтому я стоял вдалеке, пока мистер Пибоди их кормил. И еще он сказал, что в пятницу поедет навестить внука и покормить псов придет домработница. У меня все стало на свои места.

Дальше — дело техники. Договариваюсь с женщиной, что сам приду покормить собак. Немного ей плачу, чтобы мистер Пибоди ничего не узнал. К старику прихожу снова, чтобы псы привыкли ко мне. Кормлю их. Покупаю говяжьи субпродукты — печень, сердце.

Пятница. Наблюдаю за дружками — как и ожидал, они беспечно идут в Holyday’. Захожу во двор к Мистеру Пибоди, готовлюсь. Вижу их, открываю дверь, выхожу им на встречу.

Они ничего не понимают, я толкаю их во двор. Дружки хихикают, тычут в меня, сжимают кулаки. То, что нужно.

Достаю пакет с собачьей едой, выбрасываю содержимое на них. Пока они в шоке и гневно кричат, еще раз толкаю их. Они падают рядом с будкой собак.

— Привет от Капитана Шустрика.

Раздается лай. Они попали в гости к Кайло и Рену. Собаки чуют еду и начинают ее грызть. Прямо на парнях. Они пытаются отбиться, машут руками — это добавляет энергии собакам, и они еще больше кусают и жуют.

Как символично, что когда-то они у меня отобрали моего любимца — щенка — а теперь собаки же их и уродуют.

Я фотографирую происходящее и ухожу.

Они остались живы, попали в больницу, но сильно изувечены.

***

Спустя несколько дней вижу в кафе St.Cleo афишу, что завтра сюда придет кандидат в мэры города — Эдвард Морган* и проведет в неформальной обстановке беседу с населением. Мой биологический отец, который попытался утаить, что у него есть внебрачный сын. Какое удачное совпадение.

На следующий день в Детройте было холодно и валил снег увесистыми хлопьями. А в кафешке было тепло и Эд во всю разглагольствовал о том, как все будет хорошо, если выберут его, что он справится с кризисом в городе. Я незаметно вошел в заведение, постоял, грелся с кофе в руках. В какой-то момент, когда Эдвард ответил на очередной вопрос о судьбе Пистонс, я громко воскликнул: «А каково это забыть о собственном сыне?» и плеснул напитком ему на стол. Меня выпроводили, общение прервали, но шум был знатный. Все СМИ стали обсуждать не только мой поступок, но и то, что я сказал. Журналисты раскопали, что у Моргана в 1985-м родился сын, которого он бросил спустя 5 лет. Разгорелся шум, и фактически это и уничтожило все его шансы стать мэром. А жаль, может и правда у отца получилось бы что-то сделать с Пистонс, а то на команду Лоуренса Фрэнка никто и не хочет ходить*.

 

 

4\5

 

***

17 августа 2012. Кабинет психотерапевта.

Пока мистер Эндрюс рассказывал свои истории, Дороти Лейтон выпила свой чай и ее неожиданно стало клонить ко сну. В кабинете стемнело, в офисе уже никого не было. Рабочее время давно закончилось, но у психотерапевта не было сил прекратить сеанс и вообще, хоть что-то сделать. Она лишь собрала профессиональные силы в кулак и спросила:

— Что вы этим добились?

Сэм Эндрюс будто ждал этого вопроса. Он был похож на паука, который плел сети и эти вопросы для него были как сигналы его жертвы, которая попалась в хитроумную паутину. Пациент говорил с таким жаром и энергией, что любой психолог сказал бы, что он близок к вершины пирамиды Дилтса*.

— Представьте, как к вершине горы поднимаются 5 путников. На самый пик поднимается только один, остальным не хватает совсем чуть-чуть, одного шага, чтобы также быть наверху. Но все внимание — только на первом; ему слава, его обсуждают, он герой. Остальных, которым не хватило лишь шажка, полметра, никто и не помнит. И вот этот шаг меня всегда интересовал. Был больше интересен, чем покорители вершин, которые у всех на виду. Везде я был в роли этого путника, которому немного не хватило. И я захотел сделать этот шаг, любыми способами. Нашел выход, чтобы и меня оценивали так, как я заслуживаю. Меня не взяли в «художку», потому что кому-то я не понравился. Девушка не выбрала меня, потому что у меня не такой рост, какой она любит. Мою историю не опубликовали, потому что кому-то не понравился мой голос. Или цвет волос. Или просто у другого красивее глаза. Это справедливо, черт побери? Мы живем в великой стране с великой демократией — но где она, это демократия? Разве выделять других по каким-то понятным только одному человеку критериям — это не форма расизма? Разве наша страна великая потому что помогает подняться на вершину только отдельным, а остальных сбрасывают? Нет, не поэтому.

Да, мне пришлось применить силу, пытаясь подняться наверх. Насилие? Есть вещи, которые не исправить словами или обращением в полицию. Никто не вернул бы мне Капитана Шустрика. Никто бы не прекратил поступков Джейн. И я сделал так, чтобы люди меня зауважали и стали ценить — хотят они этого или нет. Не хотите ценить меня по тому, как я есть — что ж, я заставлю.

Концовку монолога Сэма Эндрюса психотерапевт еле слышала. На ее глаза опустилась тьма и она уснула. Снотворное, которое пациент насыпал в ее стакан, когда она отходила за чаем, подействовало. План Сэма Эндрюса приближался к развязке.

 

***

17 августа 2012, заброшенная бумажная фабрика в Каламазу, Мичиган.

 

Пустое и огромное помещение фабрики гулким эхом раскрашивалось от шагов двух людей. Мужчина вел женщину, на которой была черная маска, а руки связаны за спиной крепким узлом веревки. Дойдя до центра просторного зала бывшего бумажного цеха, он остановился и стянул ткань с лица спутницы. Темнокожая женщина с испугом и удивлением осматривала помещение. Высказать эмоции ей мешал кляп во рту.

— Что ж, миссис Лейтон, мы уже почти дошли до финала. Осталось совсем немного.

Говорящий — 31-летний молодой человек в бежевом пиджаке и светло-синей сорочке — жестом гостеприимного хозяина, предлагающего гостям войти, взмахнул правой рукой в сторону.

— Как я и сказал: я сделал так, чтобы люди меня зауважали и стали ценить — хотят они этого или нет.

С этими словами он дернул какой-то рычаг, и по бокам упали занавески. Они обнажили множество связанных людей — кто с одними кляпами и цепями вокруг шеи, кто полностью привязан к трубам. Они полулежали на бетонном полу — на многих тоже были повязки и покрывала, закрывающие большую часть тела. Человек 20 на первый взгляд, которым успела осмотреть помещение Дороти.

— Что ж…Все эти люди в какой-то момент своей жизни сделали мне неприятно — не оценили, не взяли на работу, посчитали меня не годным, не достойным обидели, обманули. Сейчас, конечно, они уже признали свою ошибку. — Сэм Эндрюс хмыкнул. — Хотя это надо было сделать сразу, дать шанс, поверить, понять. Я плохо пишу комиксы? Тогда почему их потом публикуют от другого имени? — Он посмотрел в сторону своего ровесника, темнокожего грузного парня. — Или я, оказывается, плохой дизайнер? Я не подхожу вам потому что тихо говорю? — Он метнул взгляд на двух мужчин лет сорока. — Ах, я плохой любовник? Мне даже нельзя давать шанса, а оценивать меня по моей прическе? — Взгляд пожирал молодую девушку. — И я психически не уравновешенный и мои рисунки не соответствуют нормам? — Наконец, он повернулся к Дороти Лейтон, которая с испугом глядела на происходящее.

Теперь она посмотрела на своего недавнего пациента.

— Да, мисс Лейтон. Именно вы были в составе той комиссии, которая по итогам теста не пустила меня в художественный институт! И я этого, как и другого, не забыл.

Она выпучила глаза, словно рыба, выкинутая на берег. И в них читался страх.

— Что же, вы теперь признаете, что были неправы? Что надо было человеку дать шанс? Что иногда людей надо оценивать немного по-другому?

Она согласно закивала головой.

— И, может, неважно, как человек говорит или как он выглядит — стоит больше времени потратить и понять его?

Она судорожно махала головой.

— Да. Я так и знал. Когда вы наверху, для вас другой человек, что-то предлагающий, просто как конвейер. Вы оцениваете его мимолетно, не замечая многих вещей, потому что просто не смотрите на него, даже не пытаетесь. Вы не видите, что человеку нужен лишь один шаг — и вы просто бьете его, а не помогаете подняться.

С этими словами он ударил Дороти Лейтон по скуле. Она тут же упала на пол.

В тишине фабрики были слышны лишь тихие звуки пытающихся вырваться из окоп и привязанных людей, их слова, которые заглушала маска. И шаги Сэма Эндрюса, который напевал «А крыша, крыша, крыша пылает»* и разливал бензин по цеху…

 

***

20 апреля 2012. Газета «Мичиган Пост».

«В эти выходные в пригороде Детройта произошло ЧП: сгорела заброшенная бумажная фабрика. Пожарные и полицейские подозревают поджог. Стражи правопорядка и специалисты пожарный службы обнаружили в здании сожженные тела 19-ти человек. Расследование произошедшего продолжается».

 

 

ЭПИЛОГ

 

29 марта 2016, Семинар практической психологи, Берген, Норвегия.

— Спасибо, мистер Сундинг*! Ваша лекция была очень занимательная. А теперь — то, что волнует каждого из нас. Как обрести уверенность в себе! Встречайте — доктор Самуэль Мэск*!

— Благодарю. Я очень хорошо знаю, что такое, когда тебя не ценят. Когда ты лезешь из кожи вон, что тебя по заслугам оценили. Я сам через это прошел. И поэтому я вас научу, как сделать так, чтобы вас ценили.

Мужчина внимательно осмотрел зрителей с трибуны. И немного улыбнулся. Улыбка была похожа на ухмылку.

— Чтобы вас уважали люди — хотят они этого. Или нет.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

 

TheStrokes, — американская инди-рок-группа, образованная в 1998-м году.

Пистонс — Детройт Пистонс, команда НБА. «Озерники» — Лос-Анджелес Лейкерс, команда НБА.

Уэсли Гибсон — персонаж комикса «Особо опасен», созданный Майком Миллером. В одноименном фильме, вышедшем в 2008-м году, роль Гибсон сыграл Джеймс Макэвой.

Я бы послушал лучше Crematoty — Crematory — немецкая метал-группа, играющая готик и индастриал-метал.

Я стал похож на Питера Паркера, в которого вселился Веном — герой комиксов, Человек-Паук — альтер-эго Питера Паркера, подростка, которого укусил радиоактивный паук и он стал супергероем. В фильме «Человек-паук 3: враг в отражении», вышедший в 2007-м году, в Питера Паркера попадает инопланетное существо — симбиот Веном — который меняет поведение и характер героя.

Когда мы стали разрабатывать вариант логотипа для новой серии комиксов о каких-то сказочных героях, которые оказываются в наше время в нашем мире — аллюзия на комикс Fables.

Она становилась подобно Тору — Бог рома и молнии в германо-скандинавской мифологии.

Я плеснул в лицо критиканки пищевым жиром со стола раздачи, стр. 8 — также поступил Роршах в комиксах «Хранители» в тюрьме.

Я назвал его Капитаном Шустриком — Капитан Шустрик — один из вариантов перевода вируса в романе (и одноименном комиксе) Стивена Кинга «Противостояние».

Нарисовал комикс про отвратительного старика-каннибала, которой живет в наше время — аллюзия на историю «Про Петра Петровича».

Который охраняли два ротвейлера— Кайло и Рен — Кайло Рен, главный антогонист фильма «Звездные войны: пробуждение силы», 7-й части саги.

Эдвард Морган — Эдвард Морган Блейк, он же Камедиант, персонаж «Хранителей».

А то на команду Лоуренса Фрэнка никто и не хочет ходить — Детройт Пистонс в сезоне 2012-13 играла под руководством Лоуренса Фрэнка и стала 28-й (из 30) команд по посещаемости.

Что он близок к вершины пирамиды Дилтса — в психологии, пирамида логических уровней. Наверху пирамиды — убеждения и ценности, которые определяют поведение, мотивы каждого отдельного человека.

Который напевал «А крыша, крыша, крыша пылает» — припев песни Fire Water Burn группы Bloodhound Gang.

Мистер Сундинг — Хенрик Сундинг, автор и идеолог музыкального one-man band Lustre.

Доктор Самуэль Мэск — Самуэль Мэск — прочитанное задом наперед и переделанное имя Сэм Эндрюс.

 

 

 

 

 

 

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль