Рассказы о простой девочке

Хрипков Николай Иванович

РАССКАЗЫ О ПРОСТОЙ ДЕВОЧКЕ

1

В деревне Калиновке жила-была девочка, которую все звали Простей. Может быть, ее настоящее имя было Проша? Хотя нет! Проша, кажется, мальчиковое имя. Или Апраксиньей? Но все ее в деревне называли просто Простей.

Повезли как-то Простю в город в зоопарк. Все детишки радуются, смеются, возле обезьянок вообще столпотворение творится. И только Простя ходит грустная-прегрустная, а потом взяла и разревелась.

— Ты чего, Простя, — спрашивают ее, — ревешь? Может быть, у тебя что-нибудь болит?

Простя сквозь слезы отвечает:

— Зверушек жалко! За что их за решетку в тюрьму посадили?

2

Сидят девчонки на скамейке, семечки лузгают и болтают про всё что ни попадя.

— Я, когда вырасту, — говорит Наташка, — буду певицей, как Глюкоза.

— А я буду в кино сниматься, как Джулия Робертс, — говорит Ольга.

— А я буду фотомоделью, как…

— А я, — кричит Простя, — когда вырасту, буду дояркой.

Тут все и притихли. Смотрят широко распахнутыми глазами на Простю.

— Ты чего, Простя, взаправду что ли? — спрашивают они ее.

— Да, — отвечает Простя, — взаправду!

И заплакала.

— Ты чего, Простя? Ты чего? — спрашивают ее девчонки.

— Мне вас, девчонки, жалко, — отвечает Простя. — Как вы там без молока будете жить? Я бы ни за что в жизни не смогла!

3

Едет Простя в первый раз на поезде. Всё ей интересно. От окна не отлипает. Так сидела-сидела у окошка и вдруг ни с того ни с сего разрыдалась.

— Да ты чего, Простя? — разволновалась мама. — Чего ты рыдаешь? Может быть, зубик заболел?

— Нет! — отвечает Простя, размазывая слезы по щекам. — Дядю жалко.

— Какого дядю?

— Разве ты не видела? Сейчас мы проезжали. А дядя стоял возле длинного полосатого бревна. А поезд не остановился. Теперь дяде придется такую даль пешком идет. У него же ножки заболяяяят!

4

Дед подарил Просте на день рождения козявочку. Игрушка такая пластмассовая на колесиках и с палочкой, за которую ее катают. Ее катаешь, а она глазами хлоп-хлоп, хлоп-хлоп.

Просте козявочка очень понравилась. Она даже простила деду, что он уколол ее щетиной, когда целовал. Катает Простя козявочку целый день по двору, хохочет, визжит. Даже чай с тортом не пошла пить. А потом остановилась посреди двора и разрыдалась. Слезы градом по щекам катятся. Дед со всех ног бросился к Просте, даже один тапок позабыл обуть.

— Ты чего, Простя? Чего, моя внученька? Никак козявочку пожалела? Наверно, у нее колесико отвалилось?

— Нет! — рыдает Простя. — Колесико на месте.

— А! Глазки перестали закрываться? — догадался дед.

— Нееет! Глазки закрываются.

— Ну, а что же тогда? — напугался дед. — Может, палочка-каталочка треснула? Или, может, ты ножку ударила?

— Нет! — пуще прежнего ревет Простя. — Птичку жалко!

— Какую птичку? Причем тут птичка? — машет руками дед.

— А притом! Птички-то чем питаются? Козявочками! Клюнет птичка твою козявочку, а она вон какая большая да еще и пластмассовая… Подавится и умрет. Зачем ты мне, дед, эту дурацкую козявку купил? А-а-а-а-а!

5

На ночь бабушка часто читает Просте сказочку. Без слез, конечно, не обходится.

— Ну, теперь-то ты чего плачешь? Ведь всё хорошо закончилось! Иван-царевич женился на Марье Прекрасной.

— А зачем он Кощея убил?

— Так ведь Кощей же злой, плохой!

— Хороший! Хороший! Он старенький, худенький-прехуденький! Одни кости да кожа. И ничего у него нет, кроме сундука с яйцом. А он его убил! А-а-а-а-а!

Как говорится, слез целый воз!

6

Но однажды Простя не расплакалась, а рассмеялась. А дело было так. В переулке ее встретил соседний мальчишка. А был он такой забияка и драчун, спасу нет.

Встал он руки в боки, одну ногу вперед выставил, плюнул презрительно через плечо и говорит:

— Ну, что, девчонка, попалась? Простя-коростя! Как ты мне надоела своим плачем! Ну, сейчас-то я тебя отдубасю этой палкой!

И берет в руки толстенную-претолстенную палку. А Простя посмотрела на него да как зальется колокольчиком:

— Ох-ха-ха-ха-ха!

— Ты чего? — опешил пацан. Даже палка у него выпала из рук. — Того что ли?

И покрутил пальцем у виска. А Простя еще звонче смеется.

— Ой, не могу! Ой, умру сейчас! Какой же ты смешной! Щеки толстые, как у хомяка, уши большие, и еще — бу-бу-бу!

— Это я-то бу-бу-бу! Да я сейчас тебе за это!

А Простя одной рукой держится за забор, а другой за живот.

— Ой! Сейчас умру от смеха! Какой же ты смешной! Тебе надо в комедиях сниматься. Ох-ха-ха!

— Да я… да ты… да я мамке…

И как брызнули у него слезы из глаз. На целых полметра отлетали. Закрыл он лицо руками и бросился бежать, куда ноги несут.

7

Первое слово, которое выговорила Простя, было, как и у всех, «мама». Потом «папа». После чего она быстро выучилась произносить «а еще дай!» Причем, если остальные слова она невнятно выговаривала, нещадно их коверкая, то «а еще дай!» произносила с дикторской отчетливостью, так что не понять ее было невозможно.

Идут, допустим, мама с Простей из садика домой. А навстречу им мамина знакомая. Поравнялась она с ними и засуетилась: «Ах, Простя! Пупышечка! Куколка! Чем же тебя угостить?» А идет знакомая из магазина. К чаю она купила килограмчик печенья. Достает она пакет с печеньем, развязывает его и дает Просте печенюшку. Простя берет печенюшку и, лучистыми серыми глазками глядя на добрую тетеньку, громко говорит:

— А еще дай!

— Ой! Ты лапочка!

Тетя добродушно смеется и еще дает печенюшку Просте. Она думает, что этим встреча и завершится. Но не тут-то было!

— А еще дай!

Простя и не думает прощаться с доброй тетей.

— Ох-ха-ха-ха-ха!

Подает еще ей печенюшку.

— Простя! — строго говорит мама и пытается оттянуть ее от тети.

Но всё уже бесполезно.

— А еще дай!

Тетя уже горько сожалеет о своей доброте. Но и отказать в просьбе малышке она не может. Печенюшки падают из Простиных рук, она, кряхтя, поднимает их с земли, одной рукой прижимает их к груди, а вторую протягивает к тете:

— А еще дай! А еще дай! А еще дай!

И только когда пакет пустеет, Простя произносит:

— Хватит!

Знакомая подхватывает сумку и, не попрощавшись, чуть ли не бегом несется домой, проклиная себя за доброту.

А как-то дома Простя распроказничалась: порвала папин важный документ, а пока он его пытался склеить, она разрисовала библиотечную книжку. Папа бросился убирать книжку, а Простя в это время распустила аудиокассету с любимым папиным Хворостовским.

— Ну, всё! — взревел папа. — Ты меня достала! Сейчас я задам тебе ремня!

Вытащил он из брюк ремень, вытащил Простю за ногу из-под стола и давай ее охаживать ремешком. Но не по-настоящему, конечно, а так, для виду, для острастки. Но несколько раз папина рука дрогнула, и Простя получила довольно чувствительные удары. Пустила Простя слезу. Понял папа, что перегнул палку, встал перед Простей на колени и просит у нее прощения:

— Ты это, Простя, ты уж на меня не сердись. Не прав я, конечно. Погорячился! Прости меня, пожалуйста! Я больше не буду! Честное-пречестное слово!

А Простя глядит на него широко раскрытыми глазами, по щеке такая крупная слезинка катится, с горошину, и говорит:

— А еще дай!

8

Купили Просте мороженое, которое она страшно любила. А тут вдруг ударилась в рев. Мама вокруг нее крутится.

— Ну, чего ты, Простя? Я уже не знаю, как тебе угодить! Целый килограмм тебе мороженого купила. Думала, что ты обрадуешься. А ты концерт закатила. Ну, чего ты ревешь? Что на этот раз?

— Жалко!

— Да что же это за такое? Ну, кого тебе жалко?

— Мороженое жалко.

— Как жалко?

— Как… Запросто! Я его сейчас съем, и его тогда больше не будет. А-а-а-а-а!

9

В субботу послеобеденный сон у Прости затянулся. Проснулась она и слышит голоса, к тому же, чужие. «Значит, у нас гости», — догадалась она. Простя спустилась с кровати и решила прямо в пижаме идти к гостям. Но выйдя в коридор, передумала. Во-первых, голоса были незнакомые. Один, глухой, всё бу-бу-бу. А другой тоненький женский, часто так — ти-ти-ти-ти-ти.

А во-вторых, если уж и выходить к гостям, то сначала нужно привести себя в порядок, как это делает мама. Простя подошла к трельяжу, на тумбочке лежала мамина косметика. Простя взяла помаду и размашистыми движениями стала красить рот, и покрасила не только рот, но и щеки, и подбородок, и даже часть лба. После этого она перешла к теням. Черные пятна появились под глазами и на ушах. Всё это было щедро удобрено пудрой. Волосы Простя покрасила лаком для ногтей. Пустив в дело всё, что она нашла, Простя задумалась: а всё ли она сделала для того, чтобы появиться перед гостями. Конечно же, не всё! А красная ажурная накидка? А туфли на высоких каблуках? Да и папин галстук тоже можно пустить в дело.

В это время у родителей, действительно, были новые гости: пузатые тетя и дядя.

Дядю недавно назначили начальником гвоздильного цеха, и он с гордостью рассказывал, как все его боятся и уважают, и как он увеличил производство гвоздей на целых пять килограммов в год по сравнению с предыдущим начальником. А тетенька, не переставая, жевала колбасу с конфетами, и умильно ворковала:

— Ты же у меня умница!

— А что это такое у вас шырк-шырк-шырк? — спросил начальник, прервав свой рассказ.

Все прислушались. Действительно, какие-то странные звуки, как будто кто-то на лыжах катился по линолеуму.

Простина мама пожала плечами.

— Что ж вы так? Не знаете даже, что у вас творится дома, — сделала замечание толстая тетя. — А колбаса, кстати, у вас невкусная. По дешевке, наверно, купили, вот и невкусная… Да что это у вас там ширкает?

И тут появляется Простя. Но даже родители в первую минуту не могли признать свою дочь.

— Свят! Свят! Свят! — запричитал начальник. Он вспомнил, что так когда-то его бабушка защищалась от нечистой силы.

— Барабашка! — запищала тетя и сразу забыла про все колбасы мира.

— Да что же это такое? — спросила мама.

— Кажется, наша дочка пожелала выглядеть перед гостями красиво, — догадался папа.

— Спасите! — пищали гости, забившись в угол.

— Да это же Простя!

— Какая такая Простя? — спросил дядя. — Полтергейст?

— Это наша дочка.

Дядя с тетей рванулись в прихожую.

— Ноги нашей здесь никогда больше не будет! — кричала тетя. — Мало того, что дешевой колбасой отравили, так у них еще и дочка сумасшедшая.

— Ну, и хорошо, что они ушли! — сказал папа. — А то у меня от них башка раскалывается.

А мама подхватила Простю на руки и понесла ее в ванную смывать ее красоту.

10

Если вы думаете, что Простя простая незатейливая девочка, то вы глубоко заблуждаетесь. У нее напряженная внутренняя жизнь. Так, когда Просте не было еще двух лет, то, садясь всякий раз на горшок, она настоятельно требовала, чтобы ей подали книгу, причем не одну. А вообще, чем больше, тем лучше. Причем детские книги ей как-то быстро разонравились. И она непременно стала требовать только взрослые книги и только очень толстые. Сидя перед раскрытым очередным фолиантом, она начинала его листать то медленно, то быстро, то по одной странице, то целой стопой страниц. При этом она непрерывно гудела. Делала она это особенным образом: плотно стиснув губы, с каким-то напряженным и внутренним сосредоточением (как никак дело происходит на горшке) она из глубин своей души исторгала этот низкий горловой звук. Домашние по этому поводу строили различные догадки. Дед утверждал, что это его внучка читает, и научилась такому способу чтения она именно от него, деда, потому что, читая книги, дед частенько бубнил себе под нос. Как он сам говорил, чтобы не сбиваться с хода мысли автора. Бабушка всегда эти слова воспринимала скептически и говорила, что Простя гудит из-за противности своего характера. После чего дед каждый раз выходил из себя и громко начинал кричать, что у Прости ангельский характер. И не видеть этого могут только отъявленные злодеи. У папы с мамой на счет Простиного гуда никакого мнения не было. Ну, гудит и пускай гудит! Чего тут рассуждать?

Последней любимой книгой Прости стал большой и тяжелый серый том, который назывался совершенно по детски «История изобразительного искусства России конца девятнадцатого — начала двадцатого века». Впрочем, ничего удивительного! Как же Простю не могло пленить удивительное искусство «серебряного века»!

А тут как-то подошел к деду старик Аксентьев:

— Слушай, а нет ли у тебя чего-нибудь по изобразительному искусству России конца девятнадцатого — начала двадцатого века?

А сам так ехидно прищурился: уверен, что такого-то уж непременно нет. А вот тебе дулю!

— Есть! — говорит дед. И победоносно смотрит на Аксентьева.

— Да ну! — не верит тот. — У кого не спрашивал, нет.

— А я ни кого! Я КОГО никогда не был и буду, — говорит дед. — Вот если постоишь у магазина с полчаса, я принесу.

И принес ему книгу. У Аксентьева глаза на лоб. Эх, до чего же человеческое тщеславие доводит. Неизвестно, стал бы Аксентьев читать этот талмуд, но вот Простя, когда ее бабушка стала укладывать спать, попросилась на горшок. И как обычно, требует книги. Сунула ей бабушка ее детские книжки. Простя даже в лице переменилась: мол, чего вы мне подсовываете! Я уже не в том возрасте, чтобы про всяких мойдодыров и айболитов читать. Бросилась бабушка за этой самой книгой, ищет ее, нигде нет.

— Где, — спрашивает у деда, — эта серая толстая книга, что Простя всегда читает?

Дед похолодел. Вот дурак-то какой! И нужно было этому Аксентьеву подсунуться! Но делать-то нечего. Надо как-то выкручиваться.

— Да она уже ее несколько раз проштудировала, — говорит дед. — Надо уже и на другую литературу переходить!

И волокет Просте толстенный темно-синий справочник фельдшера. Простя как швырнула этот медицинский опус. И в крик еще больший! А слез — океан!

— Может дать ей всемирную историю? — робко спрашивает дед.

Еще когда он был студентом, ему страшно повезло. В «Букинисте» ему попались второй, пятый и восьмой тома «Всемирной истории». Причем каждый всего лишь по рублю. А у деда, хотя он тогда еще не был дедом, как раз три рубля и оказалось в кармане. Толще «всемирных историй» в доме ничего уже не было.

— Да какие истории! Ей надо ту большую серую книгу! — кричит бабушка. — Иначе она всю ночь не уснет. Да вот и на горшке ничего не хочет делать.

«Эх! — мысленно выругался дед. — Дуралей я дуралей!» Схватил он куртку.

— Да куда ты на ночь глядя? — кричит бабушка.

— Сейчас я! — отмахнулся дед.

А жил Аксентьев на другом конце села. Дед где бегом, где быстрым шагом… У Аксентьевых уже и света не было. Еле достучался.

— Так и так, мол… Книга срочно потребовалась.

— Прямо на ночь? — ехидно спрашивает Аксентьев.

— Давай сюда! — закричал дед. — Моя книга! Когда хочу, тогда и читаю!

Примчался домой, а Простя уже спит.

— Как? Что? — спрашивает дед.

— Да вот дала ей другую книгу. Понравилась. Плакать перестала. Всё сделала и заснула сразу.

Дед поднял с пола большую темно-красную книженцию. «Археология эпохи бронзы степной части европейской части СССР». « В меня внучка!» — подумал дед и на радостях чмокнул засыпающую бабушку в щеку.

11

Вы не знаете, что такое МДОУ? Эхе-хе-хе! Разъясняю: муниципальное дошкольное общеобразовательное учреждение. Ничего не понятно? Ну, по-русски говоря, детсад. Это еще что! А знаете, что такое ГОУ СОШ? Думаете, что это какой-нибудь предводитель восстания чернобровых в средневековом Китае? А вот и ничего подобного! Не отгадали! Это обыкновенная школа. Впрочем, о чем это я?.. А! о садике!

Проходит в садике педсовет. Повестку дня рассмотрели. Хотели уже расходиться, и тут одна из воспитательниц говорит:

— А у меня есть предложение.

Помощница воспитательницы была очень остроумной, к тому же она уже два раза поступала в педуниверситет, тут же спросила:

— Какое? Сложносочиненное или сложноподчиненное?

— Не перебивайте, пожалуйста! — строго сказала заведующая. — Какое предложение?

— Вот посмотрите: в школе есть стенд «Ими гордится школа», в хозяйстве — «Ими гордится ЗАО», в райцентре — «Ими гордится район». И нам надо создать стенд «Ими гордится детсад».

Все глубоко задумались. Настолько необычным им показалось предложение.

— Конечно! Конечно! Но…— наконец-то проговорила заведующая. — Идея интересная! А вы что… считаете, что у нас есть кем гордиться?

— Да человек вообще звучит гордо, а маленький человечек еще гордее!

— Нужно говорить «горже»! — поправила остроумная помощника воспитательницы. И тут же спохватилась. — Ой! Что-то я не то.

— Хорошо! — проговорила заведующая. — Кого из детей вы предлагаете повесить на стенде?

На этот раз молчание было еще молчаливее. Первая, у кого сдали нервы, была воспитательница, предложившая эту идею.

— Ну… ну… ну… давайте повешаем Гаврилу!

— Гаврила, конечно, хороший мальчик, — согласились с ней. — Только он в девочек плюет.

— А так нам девочкам и надо.

— И ябедничает.

— Ну, и что?

— А вчера громко кричал нехорошее слово. Только я его повторять не буду.

— Да! Гордиться тут особенно нечем! — согласилась заведующая.

— Может быть, Ирочку?

— Ирочка — хорошая девочка.

— Ага! Когда спит. Уже всех достала!

— А как рожицы кривляет! Очень, понимаете, смешно.

— Илью?

— Ни рыба ни мяса. Одно достоинство, что толстый, как тюлень. Уже три года, а он толком только три слова выговаривает.

— Сашу?

— Какого Сашу?

— Хоть какого!

— Вот именно, хоть какого. Один другого стоит. Настоящие бандиты растут.

— Светочку?

— Ну, сказанула — Светочку. Представляете, Светочка весит на стенде «Ими гордится садик?

— Лену?

— Нет! только через наши трупы!

— Костика?

— Свинячьего хвостика! Он же плакса. Целыми днями только ме-ме-ме.

— Юлечку?

— Хохотулечку! А кто в тихий час не спит и всю группу на уши ставит?

Так перебрали всех воспитанников подряд. Оказалось, что вешать-то особенно некого. У каждого ребенка обязательно есть что-нибудь такое, за что его уже никак нельзя вешать.

— Стойте! — крикнул кто-то. — А мы никого не забыли?

Все потупили глаза. Забыли! Конечно же, забыли! Простю! Да не просто забыли, а всё время только и помнили о ней. А теперь вот наглядно представили. Заходишь в садик. Высоко надпись «Родничок». Пониже стишок про садик. Еще ниже слева от медицинского кабинета яркая красивая надпись «Ими гордится МДОУ». А под надписью единственный большущий портрет Прости. С широко распахнутыми глазами и всклокоченными золотистыми волосиками… И тут все дружно захохотали.

Вот на такой мажорной ноте и закончился педсовет.

12

Собрал дед Просте железную дорогу. Бежит по рельсам паровоз, тащит за собой вагончики. В вагончиках пассажиры сидят. Тук-тук-тук по рельсам. На поворотах свирепо гудит. Семафоры мигают.

Радость деда не описать. Встал на карачки; как орангутанг, прыгает, ухает.

— Простя! Простенька! Ну, ты посмотри, что я тебе сделал! У-у-у-у! Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!

Простя на время отвлеклась от конструктора, она заканчивала сборку сложной абстракционистской конструкции. Посмотрела на железную дорогу! Подумаешь, невидаль! Посмотрим, как побежит эта пластмаска, когда она вытащит из нее батарейки!

— Простенька! Ну, здорово же! Тук-тук-тук! У-у-у! осторожно двери закрываются!

И помчался дед прыжками на четырех конечностях вокруг железной дороги.В серванте от его прыжков посуда дребезжит. Засмеялась Простя. И дедобрадовался. Значит, не зря он сидел над железной дорогой целых полдня.

13

ОТЧЕГО И ПОЧЕМУ

Простя — очень любознательная девочка. « Отчего и почему» так и сыплются из нее, как горох из целлофанового мешочка, когда в нем проковыряют пальчиком дырочку снизу, а потом слоняются с этим мешочком из комнаты в комнату. А поскольку родители, знакомые и просто окружающие люди просто не успевают удовлетворить ее любознательность, Просте самой приходится искать ответы на совсем не простые вопросы. Увидела она муху на потолке и сразу задумалась: «А почему муха не падает?» И тут же догадалась: «Да если она упадет, ей же будет больно-пребольно. Я вон со стульчика упала, когда в кладовке варенье из трехлитровой банки в тихушку доедала. И то вон как коленку ударила! Плакала весь день. А тут такая высота! Не то что коленки, все ноги и руки отшибешь».

Или… Ну, вот вы когда-нибудь задумывались над тем, почему кошки мявкают, а собаки лают? То-то же! Простя же не могла уснуть в обед, пока не разрешила этот вопрос, который не по зубам даже ученым. «Кошки говорят МЯУ, потому что они мягкие, пушистые и ласковые. А собаки грубые, они ругаются быстро и отрывисто, как наша соседка тетя Нина: ГАВ, ГАВ, ГАВ!

Сидит папа в кресле в очках, читает какую-то книгу ученую-преученую. А Простя вокруг него так и вьется. В глаза ему заглядывает.

— Чего тебе, Простя? — спросил папа.

Простя обрадовалась и спрашивает:

— А скажи, папа, почему я девочка, а не мальчик?

Папа глубоко задумался. Да! Это не книжки ученые читать.

— Ну, понимаешь… Дело тут в том, что ты…ты… ну, ты родилась девочкой. Вот!

— А почему я родилась девочкой?

— Ну…ну, так мы захотели с мамой.

— А почему вы так захотели?

Хотя Простя знать ничего не знала про Сократа, философа из Древней Греции, думала она по-сократовски.

— Если бы я родилась не девочкой, — сказала Простя, — кто бы тогда носил все эти платьишки, юбочки, кофточки? Мальчишка что ли? Его б засмеяли все!

14

ЛЕЙСЯ, МОЯ ПЕСНЯ!

Вернувшись из садика, Простя летит к деду, который сидит, конечно, за компьютером со своими скучными буквами.

— Дед! — звонко кричит она.

— Что тебе, мое солнышко? — радостно и в то же время со вздохом говорит дед. Его спокойной работе теперь конец.

— «Мы едем, едем, едем»!

— Что же! — вздыхает дед. — Давай свой диск!

Простя из тумбочки достает коробку со своими дисками.

— Вот это мультики!

Она откладывает диск в сторону.

— Это тоже мультики… На, дед!

Она протягивает «Детскую энциклопедию». Дед ставит диск, а Простя залазит на его место на кресло, и как только раздается песня, начинает громко подпевать.

Ежедневное слушание песни «Мы едем, едем, едем» превратилось в ритуал. Простя давным-давно знает всю песню наизусть и может спеть ее в любое время дня и ночи без всякого музыкального сопровождения.

Наступила суббота, законный выходной для всех. Простя, проснувшись, быстро выпивает бокал молока и несется в спальню. В кулачки она зажала «кислинки», свои любимые конфеты.

— Дед! «Мы едем, едем, едем»!

— Так, внучка!

Дед поднимается и начинает одеваться.

— Видишь ли, моя ласточка, — говорит он. — Музыкальный мир очень велик. Это океан, это целая вселенная, которая не ограничивается только одной, пусть и очень хорошей, песенкой «Мы едем, едем, едем».

Простя еще не поняла, куда клонит дед, но интуиция ей подсказывает, что не к добру.

— «Мы едем, едем, едем»! — еще решительнее требует она.

— Сегодня мы с тобой приоткроем чуть-чуть, совсем немного занавес в прекрасный мир музыки, — доносится голос деда из ванной. — Будут Бах и Гендель, Мусоргский и Римский-Корсаков, Гершвин и Григ! Но это чуть позднее. А начнем мы путешествие с прихожей, где толпятся многочисленные гости. Это чудесные детские песни прекрасных композиторов, пишущих специально для детей.

— «Мы едем, едем, едем»! — в Простином голосе звенит уже настоящий металл.

Но дед, вроде оглох, уже включил «И мой сверчок со мною».

Если бы вам захотелось увидеть, как глаза лезут на лоб, вам нужно было бы посмотреть на Простю в этот момент. Несколько минут она молча глядела на монитор, потом раздался истошный вопль, от которого соседи, наверно, упали с кроватей или со стульев, если они уже сели завтракать:

— «Мы едем, едем, едем»!

— Ну, а теперь, моя несравненная внучка, мы послушаем прелестную песенку «У дороги чибис». Послушай, какой кристально чистый вокал! И ведь ни полраза даже не сфальшивят! Я, Простя, просто тащусь!

— «Мы едем, едем, едем»!

Простя уже лежала на полу. Порой она вообще не подавала никаких признаков жизни, видно набиралась сил для того, чтобы еще громче прокричать:

— «Мы едем, едем, едем»!

— Песни Гладкова — это классика детской музыки, — продолжал разглагольствовать дед. — С каким нескрываемым упоением дети упоительно упиваются… то есть я хотел сказать, напиваются… нет, напеваются… Ну, вообщем поют его изумительные песни.

— «Мы едем, едем, едем»!

Со стороны соседей раздался стук в стенку.

— «Детский альбом» был написан великим композитором специально для детей. В нем нашли воплощение лучшие музыкальные традиции…

— «Мы едем. Едем, едем»!

— «Мы к вам заехали на час!» — подпевает дед вслед за бременскими музыкантами и начинает скакать со шваброй по комнате. Швабра ему заменяет электрогитару.

Если кто-нибудь сейчас заглянул бы в комнату, то вряд ли стал бы задерживаться в гостях: кто знает, что может прийти в голову сумасшедшему хозяину.

— «Мы едем, едем, едем»!

Все Простины силы уже вышли вместе с криком, воплем и плачем. И она механически, еле внятно, чуть шевеля губами. Шептала:

— «Мы едем, едем, едем»! «Мы едем, едем, едем»! «Мы едем, едем, едем»!

— Его называли божественный Робертино Лоретти. Его голосом заслушивались миллионы людей в разных уголках земного шара…

— «Мы едем, едем, едем»!

— Многие детские стихи Маршака были положены на музыку разными композиторами…

— «Мы едем, едем, едем»!

— «Взвейтесь кострами, синие ночи!» — это гимн советских пионеров… Простя! Что с тобой? Ань! Просте плохо!

Бабушка принеслась с кухни. Простя лежала бледная с закрытыми глазами на полу. Только ручки и ножки у нее подрагивали.

— Господи! Что с тобой, внученька?

— Я сейчас! Я «скорую помощь»! — подпрыгнул дед.

— Да что же это? Простя! Тебе больно?

Простя открыла глаза. Долго мутным взглядом глядела на плачущую бабушка. Потом отрицательно помотала головой.

— Внученька! Что у тебя болит? Скажи! Животик? Головка? Ну, скажи что-нибудь!

Простя разлипает губки и еле слышно шепчет:

— «Мы едем, едем, едем»!

15. ЗАБОЛЕЛА

— Дед! Я заболела! — разносится по всей квартире жизнерадостный голос Прости.

Дед скачками несется на крик.

— Ой-ой-ой! — причитает он. — Внученька любимая заболела. Бегу! Бегу! Бегу! За доктором!

Он тут же возвращается с зубочисткой.

— Где тут у нас больная? А почему у нас больная не в постели? А ну-ка немедленно в постель!

Простя шмыгает под одеяло и лукаво поглядывает на деда.

— Сейчас смерим температуру!

Дед оглядывается вокруг. Авторучка? Пойдет!

— Так! поставим градусник!

Он толкает Просте под мышку авторучку. Тут же вынимаете и качает головой.

— Ой! Ой! Ой! Какая высокая температура! Что же… будем ставить укол! Поворачивайтесь, девушка, на животик!

Дед слюнявит палец.

— Так! продезинфицируем! Укол очень болезненный. Можно и поплакать. Чик!

Он колет Простю зубочисткой. Простя заливисто смеется.

— А теперь ам! Таблеточку!

Дед несется за витаминкой. Простя глотает витаминку и кричит:

— Всё, дед! Выздоровела!

Она спрыгивает на пол и лукаво поглядывает на деда. После чего толкает его:

— Ну, ложись! Ты заболел!

Дед кряхтит и ложится. Простя измеряет ему температуру авторучкой.

— Ой! Ой! Ой! Сейчас поставлю укольчик!

Дед послушно переворачивается на живот. Простя слюнявит пальчик.

— Чик!

И кольнула зубочисткой. Дед истошно воет:

— Больно! Больно! Ой! Как больно!

— Сейчас дам таблетку!

Простя приносит витаминку себе и деду.

— Всё! Выздоровел, дед!

Она стаскивает одеяло. Дед устало поднимается. Простя на минуту успокоилась, сунула палец в рот и задумалась. Дед похолодел: «Что угодно! Только не это! Только не шопинг!»

16

«БАБА ШЛА-ШЛА-ШЛА»

Купает бабушка Простю в ванне. Придерживает ее за подмышки, чтобы не поскользнулась. Простя подпрыгивает в теплой мыльной водичке. Брызги во все стороны! Бабушка нараспев приговаривает:

Баба шла-шла-шла.

Пирожок нашла.

Села. Поела.

Опять пошла.

Ходит как-то Простя по дому, бубнит эту присказку, а потом останавливается и говорит:

— Да нет же! Так не пойдет!.. Баба шла-шла-шла…А что за баба? Как ее зовут? Нужно так: «Баба Таня шла-шла-шла…» А зачем три раза повторять «шла»? И с одного раза всё понятно. Лучше так: «Моя бабушка Таня шла…» А куда она шла? Ведь она везде ходит. Она шла в детский садик на работу. А кем она работает? Она работает заведующей детским садиком. А когда она шла? А шла она ранним утром. Хорошо! «Пирожок нашла…» А где она его нашла? Ну, пускай возле магазина в траве. Кто-то откусил, ему пирожок не понравился, и он выбросил его. «Села. Поела…» А куда она села? Скамеек же там нет. Значит, она села на траву. Подстелила газетку и села. А потом поела. А с чем пирожок? С повидлом? Нет, с повидлом она не любит. Тогда пускай с картошкой! Нет! С картошкой баба Таня тоже не очень любит. Тогда пускай будет с капустой…Ой, нет! С земли ничего нельзя поднимать и есть. Земля же грязная. Выходит, что пирожка она не ела. Увидела его в траве, но поднимать не стала, а пошла дальше на работу.

Вечером бабушка стала купать Простю в ванне и опять завела своё:

Баба шла-шла-шла.

Пирожок нашла.

Простя запищала:

— Нет! Не так! Не правильно! Ты всё неправильно говоришь.

Бабушка даже побледнела. Этот стишок ей рассказывала мама, а маме ее мама, а той маме другая мама…И вот оказалось, что всё неправильно. Всё не так.

— Послушай, как надо правильно!

И Простя стала рассказывать присказку по-своему:

— Дело было так. Баба Таня шла утром на работу в детский садик, где она работает заведующей. Когда она подошла к магазину, то в траве увидела пирожок с капустой. Он был надкушен, поэтому было видно, что пирожок с капустой. Но она не стала садиться и есть его не стала, потому что с земли ничего нельзя подбирать и есть, потому что земля грязная. Баба Таня поглядела на пирожок и пошла дальше на работу. А на работу ей опаздывать нельзя.

— Ой! Какой кошмар! — ужаснулась бабушка.

— Да! — согласилась Простя. — Кошмар! Настоящий ужас!

И заревела так, что соседи даже напугались.

— Да не плачь же, моя внучка!

Бабушка ухватила ее за подмышки и стала подкидывать.

— А ну-ка прыгай!

Простя сначала робко, а затем всё выше и выше стала прыгать в теплой мыльной водичке, поднимая целый фонтаны брызг. И вскоре заулыбалась. И всё веселей и веселей стала приговаривать вместе с бабушкой.

17

Бабушка кладет Просте на тарелку петрушку.

— Покушай, внучка, травку! Она очень полезная.

Простя резко отодвигает от себя тарелку и в рев.

— Да что же это такое? Простя! Что случилось? Почему ты плачешь?

— А-а-а! вы не любите меня!

— Да как же так не любим? Мы очень тебя любим.

— Нет! Не любите! Вот если бы вы меня любили, то не хотели бы, чтобы у меня рога выросли. А вы хотите!

— Да какие рога? О чем ты, Простя?

— А у коровы есть рога? — спрашивает девочка.

— Само собой, есть, — отвечает бабушка.

— А у барана есть?

— Конечно, есть.

— А у козы есть?

— И у козы есть, — говорит бабушка.

— Ну, вот видите, — говорит Простя. — Если я тоже, как они, буду есть траву, то и у меня рога вырастут. А я не хочу рогов.

18

Зареванная Простя вбегает в дом.

— Что с тобой, Простя? — бросаются к ней дед с бабушкой. — Тебя кто-нибудь обидел?

— Я хочу быть Бабой-Ягой! Хочу быть Бабой-Ягой!

— Да ты что, Простя! Зачем тебе быть Бабой-Ягой? Баба-Яга — фу какая! — говорит бабушка.

— Уж лучше Дюймовочкой или Василисой Прекрасной, — советует дед. — Они такие хорошие!

— Нет! — ревет Простя. — Я сейчас взяла метлу, залезла в бочку, а она не летит. Хочу быть Бабой-Ягой! А-а-а! Бабой-Ягой!

19

Простя к бабушке:

— Баба! Купи мне таракана!

— Да ты что, Простя! — всплеснула бабушка руками. — Такая гадость! Ой! Типун тебе на язык! И даже не заикайся! Фу!

Простя, конечно, в рев:

— А-а-а! У Юли есть тараканы, у Ариши их целый дом, пешком ходят. А ты мне одного таракана купить пожалела! А-а-а! Купи таракана!

20

Простя становится ученицей

Первое сентября. Первый раз в первый класс. На Просте строгое коричневое ученическое платьице, белый артук, белые гольфы, белые туфельки.

На голове у нее два больших белых банта, которые делают ее похожей на стрекозу. Обеими руками она держит букет цветов, который нарвала ей бабушка. Буке ей мешает видеть сю картину праздника. После линейки учительница ведет первоклассников в их класс. Каждый получает подарок: большой красный пакет, в котором несколько тетрадок, набор авторучек, карандашей и фломастеров, пачка пластилина, пенал, построгалка и большаяч поздравительная открытка, на которой мальчик и девочка первоклассники держат большие букеты цветов.

Потом они идут в столовую, где для них приготовлен компот. Посередине стоят несколько больших тортов. Самые бойкие мамы начинаю их резаь на треугольные кусочки и раскладывать по блюдцам.

Другие мамы непрерывно снимали своих чад на телефоны. Еще бы! Вчера они были беззаботными детишками, а теперь они уже школьники, у которых появилась масса обязанностей. Потом снимают на улице. И наконец дети с родителями отправляются по домам, где их тоже ожидает праздничный стол с различными сладостями.

Простя молча сидит за столом и, подперев кулачками щеки, смотрит, не моргая в угол. Бабушке становится интересно, что она там рассматривает, потому что в углу, кроме угла, ничего больше нет.

Бабушка поднимается, подходит к углу. Угол как угол, ничего необычного. Садится рядом с Простей. Вот что могло случиться с ребенком? Чего она молчит и смотрит в этот дурацкий угол.

— Что ты, внучка, такая грустная? У т ебя же сегодня праздник. Ты радоваться должна.

И тут Простя разрыдалась, навзрыд, как только она одна и умеет, когда слезинки размером с горошины потоком катятся по щекам. Тут и дед подбежал. Гладят они с бабкой Простю по голове, конфетки ей шоколадные проягивают, слезки ее соленые платочками промокают. А Простя плачет безостановочно. Им даже страшно стало.

— Ну, что с тобой, Простя, случилось? Может, обидел то?

— Никто меня не обидел. Ааааааа…

— Может, на ногу натупил какой-нибудь старшеклассник-амбал?

— Никто мне ни на ногу, ни на руку не наступал. Аааааааа…

— Может, какой хулиган за бантик дернул?

— Никто меня не дергал. Ааааааа….

Бабушка с дедушкой руками разводят, переглядываются. Ничего понять не могут. А Простя, всхлипывая, говорит:

— Ага! Вот у всех будут дети, а у меня нет.

— Да ты что, Простя, такое говоришь? Да как же это так?

— А так! Ведь если я плохо буду учиться, мне же двойки будут ставить?

— Ну, да, будут.

— Значит, я буду двоечницей? А двоечников ведь на второй год оставляют? Так же?

— Ну, да, оставляют.

— Все уже школу закончат, а я всё буду учиться во втором или третьем классе.

— Ну, что ты такое говоришь Простя?

— Все выучатся, будут работать, а я буду все в третьем классе учиться. Все выйдут замуж, у всех будут дети, а у меня никого не будет, потому что на третьеклассницах нельзя жениться. Аааааа!

21

А Земля-то круглая!

Пришла Простя из школы. Сели обедать. Простя спрашивает:

— Дед! А ты знаешь, что Земля круглая?

= Конечно, знаю.

— А откуда ты об этом знаешь?

— Так об этом в школе говорили.

— А у вас в школе был глобус?

— Да, был. Так Земля, Простя, не просто круглая, она еще с другими планетами вращается вокруг Солнца. И за год делает один оборот вокруг Солнца за триста шестьдесят пять суток. Это всё так и называется Солнечная система.

— А откуда ты всё это знаешь?

— Так об этом в школе говорят.

— А нам почему-то не говорили.

— Так, значит, еще скажут. Просто еще не успели дойти до этой темы. Но непременно скажут.

И тут Простя в слезы. Бабушка из коридора прибезжала, где она деду чистила сапоги.

— Ты чего внучку обидел? Вот сейчас в морду грязным сапогом получишь!

— Да ничего я ей не делал.

А Простя еще горше рыдает.

— Простя! Простенька! Что с тобой? Уж не заболела ли ты? Скажи, где у тебя что болит!

Простя еще горше плачет.

— Может, животик заболел?

— Ааааа!

— Да что же это с ребенком делается? Давай я тебе чайку с малинкой заварю?

— Аааааа! Жалко!

— Да кого же тебе еще жалко?

— Детишек.

— Каких еще таких детишек?

— Маленьких, кто в ясли и в детский садик ходит.

— — Чего же ты их жалеешь?

— Ну, как же вы не можете понять? Они же не знают, что Земля круглая и вокруг Солнца вертится. Им же никто не говорит об этом. Ааааа!

22

Как Простя дежурила в классе

Конечно, если бы Вера Петровна, Простина учительница знала, чем обернется Простино дежурство, она бы никогда не назначила ее дежурной.

Даже помощницей дежурного не назначила и вообще никем, имеющим отношение к дежурству. Но Вера Петровна ни о чем не знала, не ведала, поэтому, не задумываясь о последствиях, назначила Простю дежурной по класс. Поэтому не будем осуждать Веру Петровну. А если и осудим, то примем во внимание обстоятельства, которые смягчают ее вину. Одно из них мы уже привели: Вера Петровна не умела заглядывать в будущее.

Итак, Простя пришла к школе в день своего дежурства еще затемно. Дверь была закрыта. И сторож досматривал седьмые сны, которые, говорят, бывают самыми сладкими под утро.

Она постучала. Тишина. Сторож спал крепко, а детское постукивание в двери никак не отозвалось в его измученной ночным бдением душе. Простя была в отчаянии. Дежурство ее срывалось, не успев начаться. Это была катастрофа, трагедия. Она уже хотела разреветься, потому что во всех случаях это помогало, конечно, если перед ней были бабушка и дедушка, для которых Простины слезы служили мощным толчком к действию. Но тут вспомнила, что когда хотят разбудить хозяев дома, то стучат в окно и, выпучив глаза, кричат «Пожар!» Она была уверена, что это как раз то, что надо.

Она подошла к самом ближнему окну. Обычно сторожа дежуряи-спят в самой первой от выхода комнатушке. Приподнялась на цыпочки, но не смогла достать даже до карниза. Как же она будет стучать? Ведь стучать надо по стеклу, только тогда можно разбудить хозяев. Встала на рюкзак. Неа! Не дотялась. Огляделась вокргу. Предмет, который мог бы ей помочь, это скамейка. Но вокруг не было ни одной самоц захудалой скамейки. Правда, в пришкольном парке была скамейка, но ее никак не притянешь к окну, потому что она была бетонная и к тому же врыта в землю.

Что ей оставалось делать? Только разрыдаться. Но тут ей в голову пришла замечательная идея. Если до окна нельзя достать рукой, то можно достать камушком.

Конечно, это не должен быть кирпич или булыжник, и кидать его нужно не со всей силы, а так легонько, чтобы только до стела долетел, и стекло звякнуло «дзинь! Просыпайся!» Всё-таки это не бетонная стена, а хрупкое стекло. Простя пошарила ладошкой по земле и быстро нащупала именно такой каушек, каокй ей был нужен, небольшой и гладенький. Она бросила камень в окно. Звякнуло. Если бы она спала там, то непременно услышала бы. Замерла. Тишина. А ей показалось, что зваяканье раздалось по всей округе. Как так можно крепко спать? Это просто неприлично на боевом посту так крепко спать.

У охранника или крепкий сон, или плохой слух. И то, и другое очень не нравилось Просте.

Бросила еще камушек и опять ничего. И зачем же брать глухих в охрану? Кого они такие наохраняют? Полетел третий камушек. За дверями послышались тяжелые шаги. Брякнуло. И дверь распахнулось. В освещенном дверном проеме стоял толстый дедушка и сердито всматривался в полумрак. Кто же это там хулиган? Ну, попадись ты ему в руки! На голове у него была шапка-ушанка, одно ухо которой торчало вверх, а другое лежало горизонтально. Это придавало дедушке несколько легкомысленный вид. Такого деда только в «Ералаше» показывать.

— И какой черт тут шляется?

Голос был глухой, как будто шел из ведра. Простя совсем не считала себя чертом.

— Это не черт, это я, — смело сказала она и вступила на дорожку, освещенную светом, который шел от дверного проема.

— Я — это кто? — спросил дедушка.

Он был любопытен, и простые ответы в ввиде личных местоимений его не устраивали.

— Я — это Простя, ученица первого Б класса.

— Во как! И чего же тебе надобно, внучка, ни свет, ни заря, чего ты тут под окнами хулиганишь?

Прост удивилась.

— А разве вы мой дедушка? Где же вы тогда были раньше? Почему я о вас ничего не знала?

— С чего это ты взяла?

— А вы меня назвали внучкой, значит, вы мой дедушка. А у меня уже есть один дедушка.

— Хе-хе! Да вы для меня здесь все внуки и внучки.

— А! а я уже решила, что вы тоже мой дедушка. Двое дедушек на одну внучку — это уже как-то слишком.

— Так чего тебе не спится, как там тебя?

— Я Простя.

— А! странное у тебя какое-то имя. Это Прасковья что ли? У меня прабабушка была Прасковьей.

— Я дежурная по классу. Я должна до начала занятий проветрить класс, проверить всё, исправна ли мебель, полить цветы, помыть доску, протереть пыль и приготовиться к приему учеников. Работы у меня много. А я вот никак до вас не могла достучаться.

— Вон оно как серьезно! — удивился ночной директор, как себя называл сторож. — А что же ты еще с вечера не пришла? Когда же ты столько дел успеешь переделать? И до вечера не управишься!

— Вы думаете, что не успею?

— Ну, даже не знаю. Ну, проходи, раз пришла. Что ж мы тут стоит, время зря теряем. Ах, ты, пигалица!

Простя не знала, кто такая пигалица, но она поняла, что это очень ответственная серьезная девочка.

Сторож открыл класс и включил свет. На улице только рассветало. Простя оглядела класс. Сегодня здесь она самая главная и от нее зависит, как себя будут чувствовать одноклассники и любимая учительница Вера Петровна. Пол вроде бы был чистый. Но она подумала, что лишняя чистота не помешает и подмела пол. И правильно сделала. За батареями оказался мусор, который, наверно, никогда оттуда н е выметали. Протерла влажной тряпочкой парты, стулья, шкаф и учительский стол. Вымыла доску. Аккуратно сложила мелки в картонной коробочке, а пыль от них вытряхнула в урну. За этими хлопотами незаметно прошло время. В коридоре послышались шаги и голоса. А ей предстояло еще столько работы! Какая же она копуша! Простя повязала на руку красную повязку и встала возле дверей.

Первым появился Толя Важенин. Это был худой и высокий мальчик с тонкими, как ниточки, губами. Но переступить через порог ему не удалось. Простя преградила ему путь.

— Покажи руки! — грозно приказала она и так поглядела на него, что Толя напугался.

Спросил:

— Зачем?

— Покажи!

Показал. Простя внимательно осмотрела его ладошки, потом перевернула ладони и оглядела ногти.

Когда обстригал ноги? — строго спросила Простя.

— Ну, дня три назад, — ответил Толя, всё больше и больше робея. Он никак не мог понять, что всё это значит.

— Уже отрасли. Придешь из школы, подстриги! Теперь смотрим уши!

— А уши-то зачем?

Толя совсем оробел. Ну, ногти еще куда ни шло, а уши-то зачем. Что там можно увидеть в ушах?

— Ты чем слушаешь учителя? Ушами. А чтобы хорошо слышать, уши надо каждый день мыть. Ты сегодня мыл уши.

Толе стало совсем страшно. Вот уши он как раз и не мыл. Только на щеки побрызгал водой.

— Мыл, — соврал Толя.

— Мой каждый день с мылом. Если не будешь мыть, то в ушах образуются пробки, и тогда ты плохо будешь слышать. А то и совсем можешь оглохнуть. Таких случаев уйма.

— Так пробки же бывают на дорогах и в бутылках.

— И в ушах, если их не мыть.

— Простя! А кто ты такая, что докапываешься до всех?

— — А ты повязку видишь?

Простя подняла руку и сунула ему под самый нос красную повязку. Толя отшатнулся и побледнел.

— Вижу. И что такого?

— Я дежурная.

— И до тебя дежурили и не устраивали такого. Никто в уши не заглядывал и не заставлял ногти подстригать.

— Неправильно дежурили. А я дежурю правильно. А теперь покажи подошвы.

Показал. Одну и другую. На одной подошве был комочек грязи. Толя соскребнул его ногтем.

— С такими подошвами я не имею права запускать тебя в класс.

— С какими-такими? Подошвы как подошвы. Чего ты привязалась к подошвам? Чего не так?

— Они грязные.

— Они у меня всегда такие.

— Войдешь в класс, когда у тебя подошвы будут чистыми. Нечего грязь тащить в класс.

Толя понял, что спорить с Протей дороже обойдется. Поплелся на крыльцо. Но это было еще не всё.

— Расстегни рюкзак! — приказала Простя.

— А это еще зачем?

— А вдруг ты в школу принес запрещенные предметы. И за это в первую очередь с дежурного спросят.

— Какие опасные?

— Рогатку, спички, взрывчатые вещества, колющие и режущие предметы.

Заглянула в рюкзак, но ничего опасного не обнаружила.

— Учебники обернул?

— Ну!

— Покажи!

Толя вздохнул и стал выкладывать учебники.

— Карманы выверни!

Толя уже не возмущался и не возражал.

— Ну, теперь-то всё?

— Наклони голову!

— А это еще зачем?

— А вдруг там у тебя вши!

Толя покорно наклонил голову, как приговоренный перед палачом. Простя стала рыться в его волосах.

— Чего там?

— Голова чистая. Но через неделю надо подстричься. Нечего патлы отращивать. Здесь школа, а не эстрада. Прическа у мальчика должна быть короткой и аккуратной и без всяких модных фантазий. А то некоторые всякие узоры на голове делают, как будто это не голова, а газон.

— Понятно, — кивнул Толя.

— А теперь сними пиджак, расстегни рубашку и закатай рукава до локтей.

— Это-то зачем?

— А вдруг ты решил сделать наколки. А наколки ученикам запрещены. Здесь тебе не там.

— Никаких у меня нет наколок. На! Сотри!

— Да, кожные покровы чистые. А теперь открой рот, высуни язык и громко скажи А!

— Ааа!

— Ну, язык и гортань чистые. Налета нет.

— Всё? Теперь я могу пройти7

— Нет

— Как нет? Что еще?

— Нужно еще смерить температуру. Детям с температурой нужно оставаться дома.

Простя протянула ему градусник. Толя покорился. А в это время в коридоре раздались шаги и голоса. Простя повязала повязку Толе.

— Будешь помощником дежурного. Видишь, одна я не справляюсь. Слишком много работы.

Толя, как только оказался с повязкой, сразу завопил:

— Куда претесь, как бараны безголовые? Не видите повязку что ли? Тормози! Сдай назад! Приготовьте руки, ноги, уши для проверки.

Перед классом всё быстрее росла очередь. Задние не понимали, что там происходит впереди.

— Что там такое? Почему не запускают?

— Дежурные. Проверка.

Народ у нас дисциплинированный. Проверка так проверка. Значит, так надо. Значит, так положено.

Ребятишки стоят в очереди, переговариваются и терпеливо ждут, когда и до них дойдет дело. А очередь почти и не движется. Это же каждого нужно проверить от и до. Прозвенел звонок, а еще и половина класса не прошла через дежурный пост. Подошла Вера Петровна с классным журналом. Остановилась и с удивлением поглядывает на ребят.

— Что это здесь у нас такое? Почему не в классе?

— Так дежурные проверяют. И не пускают в класс никого, пока не проверят от и до.

— Какие еще такие дежурные?

— Так Простя и ее помощник Толя.

Вера Петровна пробилась к дверям. По обе стороны стояли Простя и Толя. Они были полны рвения и решимости.

— Простя! Пусть все проходят в класс. Уже урок начался.

— Вера Петровна! Тут совсем немного осталось. Всего пятнадцать человек, — строго проговорила Простя. И все поняли, кто здесь самый главный.

— Я же сказала, пусть все проходят в класс.

Просте ничего не оставалось, как подчиниться старшей по званию. Она, надув щеки, отодвинулась от дверей.

Когда все расселились, Простя подняла руку.

— Что такое, Простя?

— Вера Петровна! Позвольте мне отчитаться по дежурству?

— — Ну, только по-быстрому!

— На начало учебного дня из тридцати одного учащегося первого Б на занятия явился тридцать один человек. Отсутствующих, заболевших и опоздавших, не имеется. Были проверены и допущены к занятиям дежурными шестнадцать человек. Остальные пятнадцать не были проверены, но по распоряжению классного руководителя тоже допущены к занятиям. Из проверенных шестнадцати человек чистые руки оказалась у одиннадцати человек, у четверых относительно чистые, а у одного грязные. Он был отправлен на мойку рук с мылом к умывальнику, который находится в комнате сторожа. Там он произвел помытие рук с мылом, после чего был допущен в класс. Чистые шеи оказались у двенадцати человек, у троих относительно чистые и у одного грязного. Он также был отправлен на помывку шеи к умывальнику. Им был произведен помыв шеи с мылом, после чего он был допущен в класс.

— Простя! — взмолилась Вера Сергеевна. — Давай будем считать твой доклад законченным. Вы с Толей провели очень большую и нужную работу. Но сейчас у нас урок.

— Но мой доклад, Вера Сергеевна, далеко не закончен.

— Я это поняла, Простя. Но мы не можем нарушать учебного плана. Учебный план — это святое и для учеников и для учителей. Поэтому завершение твоего доклада откладывается до окончания учебного дня. Надеюсь, ты не будешь возражаь против этого?

Когда прозвенел звонок с урока, Простя громко скомандовала:

— Всем встать! Выпрямить спины! Руки держим по швам. И никаких разговоров!

Когда Вера Сергеевна вышла, Простя громко скомандовала:

— Всем покинуть класс. Сейчас будут произведено проветривание класса. Не орать и не носиться!

На второй перемене производилась тренировка организованного выхода из класса, на третьей — влажная уборка, которая затянулась до самого звонка. Толя вынес на помойку ведро с грязной водой.

На четвертой перемене была произведена проверка наличия учебников и учебных принадлежностей. Нарушители были записаны в журнале дежурного, который Простя завела еще дома.

Когда закончились уроки, Простя приказала всем осмотреть свое рабочее место на предмет грязи не оставили ли чего-нибудь. Выходили из класса по одному, со страхом косясь на Простю.

Покидали класс только после того, как Простя проверит рабочее место: все ли тут в порядке. Нет ли грязи.

Простя пошла в техническую за ведром и швабро. Но техничка тетя Надя сказала ей, что первоклассники не моют пол, в прочем, как и ученики других классов. Простю это удивило: это что же получается что им не доверяют половую тряпку и ведро.

— Я подожду, когда вы помоете пол и приму класс, — сказала Простя. — Завтра мы должны прийти в совершенно чистый класс.

Тетя Надя со шваброй ведром пошла к классу. Ведро было полным и время от времени из него вылетала вода. Простя обходила маленькие лужицы и недоумевала: «А где же дежурные по школе? Если есть дежурные по классу, то обязательно должны быть дежурные по школе». Наконец-то ее первое дежурство завершилось. А вообще-то оно завершилось уже дома, когда после ужина Простя неожиданно расплакалась:

— Ну, что еще?

— Что? Что? Следующее дежурство у меня через месяц. Разве можно надежуриться за один день? Ааааа1

—

—