Выпускной Шурки Волеева

Выпускной Шурки Волеева

Рассказ.

Мишка маленьким вихрем вылетел из-за угла, ворвался в толпу ребят, хлопнул Шурку по руке и выкрикнул:

— Санек! Тебя завуч зовет!

И помчался дальше, умудрившись поскользнуться в единственной невысохшей после дождя луже.

— За что?! — возмутился Шурка. — Блин! С утра с самого!

Он посмотрел на ребят — может, те знают, но преданная пятерка молча покачала головами.

— За крысу, наверное, которую мы в ведро уборщице подкинули, — предположил Вовка, бросая в сторону школы хитрый взгляд.

— Нет, — вздохнул Шурка. — За это уже ругали.

— За цветы на подоконниках, которые мы постригли!

— За костер в туалете!

— За струны, которые мы из пианино вытащили!

Ребята наперебой начали предлагать провинности, за которые Шурку опять могли вызвать к завучу.

Шурка покачал головой:

— Не, это уже было. А про струны они пока не знают…

Спрятав помятую сигаретку, с таким трудом добытую сегодня из отцовского кармана в рукав рубашки, Шурка недовольно пошагал в школу, пиная по дороге кочки истоптанными кроссовками.

Ребята, младше его на год и даже на два, поплелись следом. Сейчас Саньку опять достанется. И не потому, что самый старший, а потому что Санек — свой пацан и никого, никогда не сдает.

Старательно вспоминая, что он мог натворить за прошедшие два дня, Шурка добрался до кабинета завуча. Так ничего и не вспомнив, решительно перешагнул порог и торжественно произнес:

— Это не я!

Антонина Алексеевна, бессменный завуч единственной школы в селе вот уже двадцать лет, опустила глаза и прикусила губу, пряча улыбку. Вечно растрепанный, слегка помятый, но все же очаровательный Саша Волеев был постоянным гостем в ее кабинете. С того самого раза, когда первоклассник Волеев разбил окно в столовой, играя на перемене в футбол. Даже историю его взросления можно было проследить по визитам в ее кабинет, а точнее сказать, по «взрослеющему» взгляду мальчишки. С каждым новым учебным годом он постепенно менялся с испуганного на настырный, потом стал немного нахальным, потом перешел в разряд «мне все равно». И вот теперь, в самом конце учебного процесса, повзрослевший и возмужавший Саша обзавелся фирменным «это не я»!

— А стаканы в столовой кто разбил? — разглядывая Сашу поверх стареньких очков, серьезно спросила Антонина Алексеевна.

— Я не специально! — воскликнул Шурка и уставился на завуча так, словно она ругала его за чужую провинность. — Это Мишка меня толкнул, все видели! Он вечно бежит куда-то!

— Ладно! — примирительно произнесла Антонина Алексеевна. — Я не об этом хотела поговорить. Садись, Саша.

Шурка засунул руки поглубже в карман брюк, чтобы ненароком не выпала запрятанная в рукаве сигаретка и сел на стул, нахохлившись, словно воробей.

— Через два дня у вас последний звонок, — напомнила Антонина Алексеевна.

Шурка расслабился немного, смекнув, что ругать его пока не собираются.

— Знаю, — он даже выпрямился, слегка откинулся на спинку стула.

— Девочки организовали концерт. Придумали сценку и танец. Саша, все включились, кроме тебя!

— И чего?

Шурка недовольно дернул плечами и выпятил грудь, всем видом показывая, что ему все равно и делать он ничего не собирается.

— Ты должен выступить, — мягко сказала Антонина Алексеевна, прекрасно понимая, что излишняя настойчивость может отпугнуть настырного паренька. — Вот, — она протянула ему листок. — Это текст песни. Исполни, пожалуйста, его под гитару. Ты же отлично играешь и поешь! Людмила Ивановна наиграет тебе на пианино, а ты подберешь…

— Нет! — нервно воскликнул Шурка, дернувшись на стуле. — Не надо пианино, я выступать не буду!

Две струны из старого пианино, «бесхозно» стоявшего в школьном коридоре, они вчера сняли и уже приспособили как наконечники для самодельных дротиков. Струны были разрезаны на множество мелких частей, заточены с одной стороны и прочно прикреплены в середине четырех спичек, на концах которых были вставлены куриные перья. Дротики получились очень острыми и отлично вонзались в картонную цель, установленную на берегу речки под плакучей ивой. От посторонних глаз подальше. Попасться на таком, в преддверии выпускного, совсем не хотелось.

— Саша, ты единственный мальчик в классе, будь мужчиной! — постаралась воззвать к совести хулигана Антонина Алексеевна. — Девятый класс, ты уже совсем взрослый! Дальше будет другая школа, другая жизнь! Возьми текст, выучи и спой нам на празднике!

— Не буду я! — упрямо отнекивался Шурка.

— Ладно, можешь не учить. Можешь по листочку петь! — чуть повысила голос Антонина Алексеевна, настойчиво протягивая Шурке текст. — Бери, сказала!

— Блин! Вот, блин! — посокрушался Шурка, но листок взял. — Только это, на пианино играть не надо, я сам…

— Вот с этого и надо было начинать! — улыбнулась Антонина Алексеевна. — Все, иди! Дома чтобы готовился!

Шурка резво вскочил и поспешил скрыться, небрежно скомкав вверенный ему листок.

— Выпускной через два дня! — напомнила вслед Антонина Алексеевна и устало облокотившись о стол, сказала тихо: — Быстрее уже, что ли!

Выскочив на улицу, Шурка тут же достал из рукава сигаретку. Но попытка курения на сегодня откладывалась. Трофей сломался в нескольких местах и махорка высыпалась.

— Блин, вот, блин! — рассердился Шурка, выбросил оставшийся мусор из рукава и поспешил в школу. Прозвенел звонок на урок.

История никогда не была для Шурки любимым предметом. То ли дело физкультура! Но сегодня первым уроком была именно история, где Шурке приходилось много слушать, а потом учить то, чего он так и не услышал. С трудом справляясь с зевотой, Шурка достал из кармана скомканный листок с песней и от нечего делать, принялся изучать текст.

— Чего придумали! — возмущенно прошептал он, наконец. — Не буду петь эту бредятину!

Погода выдалась на редкость теплой и солнечной. Из школьного двора с самого утра доносилась веселая музыка, зазывая всех односельчан на весеннее торжество. Последний звонок был для села важным, знаменательным событием, куда мог прийти любой желающий.

В этом году в выпускном классе было всего пять человек, но народу собралось много — не так уж и часто в селе случаются торжественные мероприятия.

Шурка помогал обустраивать спортивный зал, таскал стулья, убирал с другими ребятами маты и старался спрятаться от завуча, наивно полагая, что та не вспомнит о своей просьбе. Петь Шурка не собирался! Одно дело на лавочке, в темноте, перед своими друзьями петь блатные песни и совсем другое, школьную ерунду перед всем селом!

Но Антонина Алексеевна Шурку отыскала, напомнила. И даже гитару показала — мол, если дома свою забыл, тут найдется.

Ага, как же!

В зал вошли его одноклассницы — выпускницы. Девочки были одеты в купленные по случаю школьные формы и белые фартуки. Головы украшали огромные банты, а довершали образ кружевные гольфы и туфельки на невысоком каблуке.

Смотрелись девочки очень мило и трогательно. Они что-то обсуждали с учителями, шептались между собой, а Шурка никак не мог оторвать взгляд от Насти Кудриной. Почему-то именно сегодня, несмотря на смешные бантики и гольфы, девочка выглядела такой привлекательной, такой загадочной, что Шурка подобрался, заправился и вернул на воротник запрятанную в кармане брюк «бабочку».

— Сашка, какой ты красивый! — заметила Настя, подлетела, поправила ему воротник и упорхнула по своим делам.

— Ты тоже, — прошептал растерянный от собственных чувств Шурка. — Красивая…

— Саша, пой! — услышал он настойчивое, над ухом.

Уже?

Время пролетело, как в тумане. Так быстро и незаметно, но с невероятным трепетом в груди и сладким замиранием сердца.

Саша взял в руки гитару, Антонина Алексеевна предусмотрительно подсунула ему текст песни.

В одно мгновение зал затих. В этой обволакивающей, легкой тишине раздались мелодичные звуки гитарных струн. И молодой, сильный голос красиво и уверенно запел:

Звенит последний звонок

Он так внезапно позвал,

Прошло всего девять лет,

С тех пор, как школьником стал.

С тех пор, как шел в первый класс,

И как встречали меня

С улыбкой в добрых глазах,

Родные учителя…

Он так и не узнал мелодии песни, руки сами взяли нужный мотив, и гитара пела, и пел Саша. Для нее, для девочки с большими бантами…