Письмо о Германии из России

ПИСЬМА О ГЕРМАНИИ ИЗ РОССИИ

1

Я никогда не был в Германии, а потому мне так знакома и интересна эта страна, далекая и близкая одновременно, с которой я связан уже много-много лет с раннего детства.

Впервые я «отправился» в Германию, когда учился во втором классе. Нет, конечно, и до этого я знал, что есть такой народ немцы и страна их называется Германией. Было это, наверно, в шестьдесят третьем году прошлого века, разумеется. Во втором классе у нас появился новый необычный для детишек предмет — немецкий язык. Раз в неделю из большой школы к нам приходила учительница немецкого языка. Мы учились здороваться и прощаться. Благодарить и просить, называть свое имя и спрашивать, как зовут другого, считать до десяти и запоминать на каждом уроке с десяток самых необходимых слов и выражений. Незнакомый язык завораживал. Такое было ощущение, что он пришел из далекого неведомого нам мира, может быть, даже волшебного, где говорят эти интересные слова. На переменах и на улице зазвучало “Guten Tag! Aufwiedersehen! Eins! Zwei! Drei! Du bist frei! Wie heisst du? Wie alt bist du?» Кошку я называл die Katze, собаку — Hund.

В пятом классе наш класс разделили на две группы. В нашей группе немецкий язык ведет невысокая пухленькая старушка, оказывается, она немка и для нее это родной язык. Она старается как можно меньше говорить на русском, порой не переводит даже незнакомые для нас выражения. И это нас первоначально раздражает. Нас уже приучили, что после каждого слова на немецком языке учительница тут же переводит его. Постепенно начинаем уже понимать и без перевода по ситуации, в которой произносится фраза, по выражению лица или жестикуляции учительницы. Мне нравится листать учебник немецкого языка. Там такие же пионеры, как и у нас в школе, но много и такого, чего нет у нас, то, что я видел в учебнике истории средних веков: ратуши, соборы, замки, крепостные стены и старинные дома. Трудно поверить, что это сохранилось и сейчас. Это что же получается: можно сразу из нашего дня попасть в рыцарские времена и пройти по тем же самым улицам, по которым скакали рыцари и ходили благородные барышни?

2

Учу стихотворение Генриха Гейне (хотя мне более нравится звучание Heinrich Heine) «Lorelei». Строки никак не ложатся на память. Бубоню их десятки раз и каждый раз сбиваюсь, путаюсь, забываю.

Всё! Устал! Не могу больше! Ложусь, закрываю глаза. Но Гейне не оставляет в покое. Я вижу широкое русло Рейна, по которому скользит черной черточкой вдалеке лодка. А вот высокая скала, на которой сидела несчастная влюбленная. Последние мгновения ее жизни. Учительница говорила, что сейчас к этому месту идут паломники молодые люди. Эта скала стала символом неразделенной, но всё же прекрасной любви, которая поглощает целиком и больше ничего не оставляет, кроме себя самой.

Это стихотворение Гейне остается во мне навсегда.

Ich weiß nicht, was soll es bedeuten,

Daß ich so traurig bin;

Ein Mährchen aus alten Zeiten,

Das kommt mir nicht aus dem Sinn.

Die Luft ist kühl und es dunkelt,

Und ruhig fließt der Rhein;

Der Gipfel des Berges funkelt

Im Abendsonnenschein.

Die schönste Jungfrau sitzet

Dort oben wunderbar

Ihr gold’nes Geschmeide blitzet,

Sie kämmt ihr gold’nes Haar.

Sie kämmt es mit gold’nem Kamme,

Und singt ein Lied dabei;

Das hat eine wundersame,

Gewaltige Melodei.

Den Schiffer im kleinen Schiffe

Ergreift es mit wildem Weh;

Er schaut nicht die Felsenriffe,

Er schaut nur hinauf in die Höh’.

Ich glaube, die Wellen verschlingen

Am Ende Schiffer und Kahn;

Und das hat mit ihrem Singen

Die Lore-Ley gethan.

3

В университете к зачету я читаю (на языке оригинала, разумеется) роман Леонгарда Франка «Слева, где сердце» (“Links, wo das Herz ist”). Роман небольшой, но при первом чтении, тем более, что не хочется каждый раз листать словарь, многое непонятно. Перечитываю второй раз. Потом снова принимаюсь за чтение. И роман уже не отпускает меня. Перед глазами стоят узенькие улочки, мощенные камнем, небольшие ресторанчики, где прожигает вечера «потерянное поколение». Я снова открываю для себя другой мир и живу в нем вместе с героями романа, которые так близки и дороги мне. Да, это другие люди, которых я еще не встречал в жизни, они совершенно не похожи на тех, которые ходят на первомайские демонстрации, чтобы с криками пройти мимо трибуны с высоким областным начальством. Я выбираю их, а не демонстрантов, с которыми мне совсем не хочется идти в одной толпе, чтобы кричать глупые лозунги и изображать восторг.

4

Следующим был толстый сиреневый том немецкой сатиры от средневековья до Бертольда Брехта, который я купил в центральном доме книги, где был целый зал с иностранной литературой. Хочу попробовать себя в переводе. Ищу стихотворение. Кажется, вот это подойдет. Оно мне понятно с первого чтения и без всякого словаря. Довольно милое. Делаю подстрочник, а затем излагаю стихами.

( ПЕРЕВОД MARTIN OPITZ XVII В.)

Ах, не медли, дорогая,

Времени так мало.

А медлительность такая

Многих наказала.

Красота не навсегда —

Хрупкий дар природы —

И малейшего следа

Не оставят годы.

Глядь: морщинок как травы;

Упадет на ворот

Белый волос с головы,

В сердце лед и холод,

От твоих медовых губ

Не осталось духа,

Станет мир тебе не люб,

Жалкая старуха.

Наслаждайся! И сейчас

Будь со мной не грубой.

Всё равно наступит час

Старости беззубой.

Нет, слова мои — не ложь.

Как мне лгать? О! Боже!

То, что ты мне отдаешь,

Я теряю тоже.

Тут всё есть: и эротика, и стыдливая неуверенность девушки, и нетерпеливость юноши. Девушка в широком платье, стянутом у талии. Щеки ее пылают огнем. Нет! Такого напора она скорей не выдержит. Я радуюсь за себя, я на седьмом небе, то есть мой далекий во времени, но такой близкий по чувствам герой.

Я уже не вижу разницы между ним и мною.

5

Я увлекся немецкой классической философией. Конечно, читаю в переводе. Читаю медленно, даже очень медленно. Так медленно я, наверно, читал в первом классе. Длинные периоды Гегеля перечитываю по несколько раз, потому что, когда дочитаю до точки, забываю о том, что было вначале. Но когда наконец-то доходит смысл того, о чем пишет философ, испытываю радость, эйфорию особого рода, наслаждение.

Делаю для себя неожиданное открытие: наслаждение мыслью может быть не менее сильным, чем плотские утехи. Но если после последних чувствуешь опустошение, то интеллектуальное наслаждение возвышает тебя.

Бреду по булыжной мостовой мимо старинных зданий. Вот он университет, перед которым толпа веселящихся студиозов. Их радует солнце, юность, сама жизнь. Подымаюсь по широкой лестнице, иду в просторную аудиторию. Присяду, пожалуй, здесь. Кажется, что сами стены здесь пропитаны мудростью веков, и на меня со всех сторон смотрят лики мудрецов. Он появляется, сумрачный, озабоченный. Еще бы не быть озабоченным, когда постиг абсолютную идею. Теперь ее надо донести до всех. Вот он сейчас откашляется, вытрет платком лоб, глянет на стопу листов, исписанных мелким сжатым почерком, и я стану участником диалога мудреца с Богом. Он дерзнул постигнуть Божий промысел. Не мне судить, насколько это ему удалось! Германия не может не увлечь, не может не поразить воображения. И не только тем, что мы видим, озираясь вокруг. Но и своим внутренним содержанием. Какие взлеты мысли, которые еще постигать и постигать грядущим поколениям! Это навсегда! Это работа для многих умов! А может быть, и путь к спасению?

6

На протяжении почти одного столетия страна подарила миру целую россыпь гениальных композиторов. А немецкая литература! Даже романы столетней давности открывают тебе жизнь с новой неожиданной стороны. А техническая мысль, невиданный размах машинной индустрии!

В Веймар! В Дрезден! В Лейпциг! А Берлин, Гамбург, Кёльн, Мюнхен! У каждого города свое лицо, своя неповторимая история, имена, которыми восхищается всё человечество! И это не всё! Даже не десятая, а сотая часть, к чему хотелось бы прикоснуться, пройти, разглядывая стены домов, где вершилась история и мировая культура. Античность, Средневековье, Новое время — всё оставило свой след, всё это можно воочию увидеть. Не нужно никакой машины времени!

Всё! Решено! Еду в Германию! Вот только… только, если бы и вся жизнь была впереди, и ее не хватило бы на то, чтобы всё увидеть, обойти, вникнуть. Нет! Нужно собирать чемодан! Никак нельзя медлить! Каждый пропущенный день — это часть не увиденного, не воспринятого мира, то, что уже не вернешь.

Германия по плотности исторической и культурной памяти на одном из первых мест в мире. Почти каждый город, а то и небольшой населенный пункт несет историческую информацию. Пожалуй, чтобы увидеть и узнать страну, придется отправиться в пешее путешествие, как Гейне («Путешествие по Гарцу»), только тогда можно не пропустить чего-то очень важного. Сразу отпадают автомобиль и поезд, когда ландшафты только мелькают за окном, как мгновенные картинки клипа, не задерживаясь в памяти. Ну, и что? А ничего! Никакой Германии не увидел и не почувствовал, как будто быстренько-быстренько пролистал книгу, не задерживая взгляда не то, что на тексте, но даже на иллюстрациях. А на воздушном шаре? Сейчас, слышал, такое путешествие возможно. И это уже не фантастика, как во времена Жюля Верна. На курсах обучился, получил права, арендуй воздушный шар или приобретай собственный. Найди себе спутника, а лучше двоих. Кто-то должен быть в качестве пилота. На нем можно подняться повыше, чтобы охватить взглядом всю панораму, опуститься и разглядеть детали, задержаться, если что-то тебя заинтересовало, переместиться в любом направлении, вернуться на прежнее место. Но всё же лучше пешком. Решено! Рюкзак за плечи и…Кто-то сказал, что даже сама атмосфера в стране питательна, поскольку пронизана историей, памятью, многовековой культурой. Так что голодная смерть и даже истощение мне не грозят ни в прямом, ни в переносном смысле. Ну, пора прощаться! Ждите меня! Когда вернусь, не знаю…

7

А по дороге в голову лезут только легкомысленные слова, которые складываются в строчки, а строчки само собой поются моим скверным голосом:

Три философа сидели

От людской толпы вдали.

Не орали, не галдели,

Философский спор вели.

— Ощущенье, — молвил Фихте, —

Это сущность бытия.

Лишь в себе имеешь их ты.

Значит, мир весь — это я.

— Чушь городите, милейший, —

Усмехнулся Фейербах.

— Мир материи первейший,

А не наши ох да ах!

— Сильному, — промолвил Ницше, —

На идеи наплевать.

Чтоб не быть средь касты низшей,

Надо волю показать.

Слово за слово. Всё жарче

Спор ученый. Все галдят.

И с испугом кулинарши

На философов глядят.

Позабыли про манеры,

Критикуют во весь дух.

Дам уводят кавалеры,

Пощадить их нежный слух.

— Вещь в себе! А всё иное —

Это лишь самообман.

Разъярился Фихте, кроя

Просветителей всех стран.

Ницше шевелит усами.

— Ох, не видеть вас бы всех!

Твари низшие мы с вами.

Юберменш — лишь человек.

— Лишь материя повсюду.

Где материя, там жизнь, —

Фейербах кричит.

— Я буду

Бить вас за идеализм!

Ницше им:

— Глупцы вы, право!

Только воля есть резон.

Супермен имеет право,

Потому что сильный он!

— Да какой же ты философ! —

Фихте злится. Он взбешен.

Среди грузчиков, матросов

Проповедуй, Ницше!

Вон!

Вот тебе и хладнокровье!

Никогда не слышал я,

Чтоб ученое сословье,

Да такие вензеля!

За грудки они схватились.

Как ужасен стал их лик!

И жестоко бы побились

Мудрецы. Но в этот миг

Звон раздался колокольный.

Этот звон народ зовет

За город, где парк раздольный

Взрослый люд на праздник ждет.

Бюргер, чопорный и строгий,

Словно спринтер, пых да пых,

Обгоняет по дороге

Даже самых молодых.

Фрау, фройнляйн… Как не стыдно!..

Понеслись, подняв подол,

Что подвязки даже видно,

Как фанаты на футбол.

Парни больше не дерутся,

Позабыли про невест.

И философы несутся

Всех быстрей.

ОКТОБЕРФЕСТ!

Вот и Германия! Guten Tag!