Хождение за четыре моря моряка военного, раба божьего Виталия Шпикермана - гидроакустика и человека

Не было бы смешно — не служил на флоте.

(Из военно-морского фольклора).

Хождение за четыре моря моряка военного, раба божьего

Виталия Шпикермана — гидроакустика и человека. Писано 11 марта 1999 года.

Военная гавань г. Балтийска. Балтийское море.

А вышли мы из гавани аккурат 26 февраля 1999 года от рождества Христова! Когда снимались со швартовых, стоял вой и плач великий на всю гавань от детишек малолетних, баб покинутых и молодух обесчещенных негодными моряками. А отходили когда, бросилась одна вслед за кормой, скрывающейся в тумане, и ко дну пошла. А вытащили когда, мертва была аки лебедушка подбитая — жалко. Но мы не горевали долго, а встали на якорь недалече от маяка (погода лютовала дюже и не порешились мы вверить души свои безбрежному Балтийскому морю). Ночью вахту я стоял и заприметил, что други моея все ендовой стучат, грешники, аж звон стоит на рейд весь. Ко утру ни единого трезвого не осталось, окромя меня и командира нашего — так и пошли, с якорей сошедши.

В день 27 февраля месяца не приключилось с нами ровным счетом ничегошеньки, а токмо пересекли мы море Балтийское поперек его от Балтийской бухты до пролива Большой Бельт и ко утру февраля 28 вышли ко узкости, по коей шныряло неизмеримое множество шлюпок, ладей и трирем заграничных. А триремы (паромы) все огромадные и белого цвета, так мы от них шарахались аки от чумы лютой, а кои размером поменее, так те и сами от нас без оглядки удирали. И шли мы эдак до ночи. За день этот перепугались мы не на шутку, когда железная птица кружить стала над головушками нашими. И возбоялись мы, подумав — то кара Божия нам за блуд наш и срам, но оказалась птица та и не птицею вовсе, а заморским (немецким) истребителем «Торнадо», кой покружил над нами до поры, да и улетел восвояси. Еще две безродные галеры сопровождали корабль наш и возбранились мы, желаючи покарать непутевых, да удрали те — только след простыл — аки волки загнанные, хвосты поджав. Оказались те галеры безродные тральщиками немецкими — же, так что возроптали мы на страну эту, покрыли их радиоэфир нашим ядреным русским матом, да и покатили себе дальше. Но на этом чудеса дня этого не закончились. Когда проходили мы возле островов датских, узрел я чудо чудное — вертящиеся лопасти на больших колоннах стояли и рассказали мне христиане сведующие, что это все — электричество называется! Лицезрел я и замок Гамлета — принца Датского, коварно убиенного роднею своей и чудо — мост о двенадцати верст! Мост весь железом обит и держится на сваях чудотворно воздвигнутых между тремя островами, кои и соединяет сий мост. По мосту шныряют вагонетки, да автомобили разные — заглядение!

Северное море.

К вечеру вышли мы в сказочный пролив, Каттегатом именуемый, где застал нас шторм неимоверный и ужасный. Когда из сказочного пролива Каттегат вышли мы в сказочный пролив Скагеррак, не было уже сил ни у кого, а все кругом покрыто было струпьями и остатками ужина, кои резво выходили из нас наружу. И сам я стоял на вахте с пакетом, в коей наблевал препорядочно, аки шакал объевшийся мертвячины… Но, слава Богу, не оставил Господь нас, и ко дню второму месяца марта утих шторм вкупе с позывами желудочными. А еще прилетала птица железная и злая, кружа над нами и бросаясь дрянью. Думал — смертушка наша пришла, однако оказалось, что дрянь та была не калом превеликой птицы, а гидроакустическими буями, коими супостат хотел нас в трепет и трус привесть. Но ждало его разочарование великое, когда доблестные наши стрельцы (БЧ-2) водить стали стрелометами и на птицу ту наводить (пушки калибра 30 мм), убоялась птица, коей имя самолет базовой патрульной авиации Норвегии «Орион» и с превеликим усердием прочь умчалась. Бывали еще стрекозы ворчащие, из коих высовывались недостойные людишки с чудными приборами, но им мы просто кукиш показывали и они убывали ни с чем.

Норвежское море.

А третьего дня марта месяца как раз на вахте исполнилось мне двадцать летов и четыре сверху. Ровно в день этот и начали мы поиск чудной подводной бочки, коя плавает под волнами и оку нашему не доступна — подводной лодки. А искали ту бочку мы ровно день и ровно ночь, пока не наткнулись на нее, родимую, почти в упор. Но — найдя, Богу помолившись, стали бочку ту изматывать непрерывными покрикиваниями в трубу Иерихонскую (гидролокатор), да переговорами докучать людишкам из бочки той (звукоподводная связь) — чудно получалось, когда крик и вой стоял в светелке нашей (рубкой гидроакустической называемой), где до сотни бояр набивалось, да рабочих людей сотни две, а холопов и черни — немеренно! А еще опускали мы великую чушку, буксируемой антенной называемую во гладь моря. И поглазеть на то событие сбежался всяк сволок со корабля и были даже бояре именитые. И я там был — чудно! А чушкой этой все море — акиян видно как на длани Господа планиду нашу грешную, а бочка подводная, порешив восвояси умчаться, узрев чушку ту, возбоялась и при нас остаться захотела. А видели мы еще заморские бочки подводные, да те чушку не увидав, сокрыться вздумали, да мы их и отпустили с Богом, зла не причинив. А позабавили нас кормчии наши, когда просили их на десяток градусов влево вертать, они вертали на триста пятьдесят вправо и бочку ту мы потеряли. Вот так дожили мы до седьмого дня марта месяца, во славу Господа Бога нашего, завершая поход наш многотрудный.

Cлово о маклаках наших, контрагентами называемым.

А еще были люди рабочие — трудолюбивые и старательные, вершившие трубу Иерихонскую. Тем людям несть числа и все брагу день деньской пьют и нас угощают. Дюже любы они нам, тем паче, что браги у них немеряно и угощают ей часто. Главный их — Аркашка, строг дюже и суров, блюдет паству и стадо пасет, пастух аки. Еще Володька — знатный знахарь и трубу тую Иерихонскую блюдет как должно. Сережка — мерила все ендовой стучит, да ведает про дела сокрытые и дюже чудные. Еще много их, и все, как бочку кто найдет, собиваются во стадо великое в светелке нашей и починают уму — разуму нас, горемык учить, а бочка — таки и теряется от шума великого и гама. Есть еще Пантелеич — великий знахарь, бочки ловит аки селедки во море — акияне, но ретив и неугомонен. А есть великие старцы — имя им Федор да Иван — и все-то они и знают и ведают и нас уму — разуму учат и на путь верный наставляют. А есть еще бояре именитые — несть числа им, и все во чинах великих и почетных, а главный их — Юрка — великий знахарь во делах Иерихонских (акустике) и дюже добр ко черни и холопам корабельным. А вот и вышли во Баренцево море, море великое, да не глубокое. Да как починали мы мед — брагу хлестать штофами, штофами мелкими, да широкими. Стук велик и ужас навели мы с маклаками пития и закусывая салом свиным. И бочку тую мы едва не потеряли через веселенье и срам этот. А Володька, да Сережка все до штофу нас приглашали, да не смогли устоять мы — пригласились. А воевода наш — Николка Закапко все разжигал страсти и трус великий наводил. Дюже разумный воевода был и постигла кара его великая — позван был он самим Крысовым — предводителем всех бояр, да черни всей. Как починал тут Крысов Николку журить, да приговаривать: Не теряйте бочку, молодцы, не гоже нам срамится пред сотниками нашими (командующии Северным и Балтийским флотами), а гоже нам соплю утереть и бочковым (подводникам) и супостату (НАТОвцам) удалью своей молодецкою, да умением невиданным.

Баренцево море.

Море Баренцевое — мелко дюже и бочку тую теряли мы через это не единожды. А как вышли во чисто поле, полигоном называемое, так и починали с бочкой той кружить и егозить несусветно, то догоняючи ее, то убегаючи. И егозили так день деньской, да ночку темную, а на следующий — стали на якорь у Кильдина — острова, да и так крепко накачавшись, что и не упомнивши всего, во образе неупотребном лежучи в каюте нижней, во залив Кольский и вошли. А как вошли, сам царь — государь Северный (командывающий Северным флотом) над нами на стрекозе железной кружить начал и любоваться со стороны. Ан мы и ему кукиш втихую показывали — улетел. А как приходили, да как народ встречал нас — про то мне неведомо, ибо лежал и я в виде непотребном во каюте нижней (генераторный пост гидроакустиков). Знаю только, что шуму великого и гама было много и про то вы и сами зреть, да слышать могли числа десятого марта месяца года тыща девятьсот девяносто девятого от рождества Христова. О том вам раб божий Виталий доложил ничего не утаивая и не присочиняя.

ПРИЛОЖЕНИЕ:

1. Швартовы — веревки, коими корабль крепится (швартуется) к пристани.

2. Ендовой стучать (квасить, кирять, бухать, керосинить, принимать на грудь, хрючить и т.д.) — сами догадываетесь...

3. Брага ("шило" по-морскому) — попросту спирт.

4. Маклаки — промышленность.

5. Вахта — это когда сутками не спишь.

6. Бояре — офицеры штаба флота и дивизии.

7. Чернь — личный состав корабля.