Танец кварков

346

345

Это в жанре фантасмагории. Одна из моих первых миниатюр.

В кафетерии у перекрестка на улице Двадцать, этим утром встретились два унылых человека. Сутулые, в желтых очках, оба плешивы и с большими «непланами» на будущее.

Захолустье. Сквозняк, носящий затхлость и вонь помоек; из переулка слышится ругань. Пар, вырывающийся из канализационных решеток. Кафетерий здесь как раз тот столб, который всё держит. Как хорошо что он есть, и какой была бы прекрасной картина его падения! Ибо тошнит от этого однообразия. Это ритуалы, как при аутизме.

— Какое чудесное утро!..— прожевывая позавчерашний безе, говорит м-р Октаэдр.

— Какое унылое начало дня…— помешивая нерастворившийся кофе, сказал м-р Тетраэдр.

— Бросьте, бросьте вам говорю, столь дивного утра я…— Октаэдр десять минут пережевывая пищу и эпитеты, тщательно подбираемые для хвалы новому дню,— плевался ими на стол и в Тетраэдра, отвечающего лишь мимикой.

Входная дверь из треснувшего стекла приоткрылась, влетело сквернословие. Ветер ослаб, и грязная газета затрепыхалась, придавленная дверью.

— Как вам такое?

— Эх, не обращайте внимания на эту пыль! Просто закройте глаза, пока она летит.

Тетраэдр лишь скривился, то ли от услышанной ругани (продолжающей глухо биться о дверь), то ли от слов визави.

— Собираюсь позавидовать вашему целомудрию[1],— он уже не знал, пить ли этот кофе?

— О, друг мой, о чем вы говорите, целомудрие. Этот самоцвет не для моей тщедушной пекторали…

Крошки безе тают на треснутых губах, чай слишком горяч, на блюдце черствый круассан. Октаэдр пытается отвлечься, чтоб не съесть десерт до того, как остынет чай.

— Друг мой! Как же прекрасно сие утро!

В кафетерии больше никого нет. Даже хозяина. Тетраэдр ухмыляется виду запотевших стекол собеседника.

Из-за спины донесся щелчок. Шум. Затем голос из динамика: «Сегодня утром, при извержении вулкана Джо-Жо, в центральной провинции, погибло восемьсот человек. Из анонимных источников «Коллегии ученых» получена информация — извержение спровоцировано учеными: Интеграл, Икс, Параллель…»

Тетраэдр самодовольно прильнул к своему кофе, но что-то сдерживало его отпить.— Что скажете товарищ?

Октаэдр чуточку отодвинул блюдце с круассаном.

— О, да это же «анонимные источники», вы что же, эху доверяете?!.. Да лучше взгляните на это небо! Какая отрада…

Тетраэдр тяжело выдохнул. Небо не видно из-за смога. Дверь заскрипела, вошел толстяк в обрезанных джинсах, синей куртке и прокричал имя хозяина кафетерия. Отозвалось эхо и Октаэдр:

— А его нет.

Толстяк нахмурился, тень от него покрыла половину помещения, хмурь повисла в воздухе.

— Я большой человек! — громогласно заявил толстяк.

Октаэдр глупо заулыбался, смущаясь своего мысленного сарказма: «Так это один человек?..» и перестал знать — куда девать руки.

Тетраэдр поправил очки, захотел выпрямиться, но… что-то его сдержало.

— У меня большие дела! На кону большие деньги!..— толстяк не унимается.

Октаэдр забыл про чай, но приняться за круассан ему не позволяла совесть.

Тут заговорило радио: «Сегодня утром, чрезвычайным указом правителя, были отменены все «большие дела», объявлен мелкодень! Всем «Большим людям» — просьба не покидать убежищ во время комендантского часа...»

Толстяк взревел и выскочил на улицу; загудел мотор мопеда. Большой человек уехал, а в ушах завсегдатаев кафетерия звенело еще полчаса; хмурь некрасиво прилипла к потолку.

— Так значит, вы…— из-подо лба, замечал Тетраэдр. Смакуя каждое слово.— Направлялись на работу, этим «прекрасным утром», а теперь…

— Я не знаю друг мой, отчаяние в каждой тени…— опуская взгляд.

«Ох… как жаль, как жаль…» — думал Тетраэдр, ощущая запах лавра, он даже вознамерился выпить наконец, этот жуткий кофе. Поднес к губам чашку… но что-то не давало ему отпить. И тут он увидел что… на черной глади, посреди обрывков молочной пленки, в лодочке стоит человечек, с длиннющим шестом, упирающимся в подбородок Тетраэдру.— О, невероятно! — ставя на стол чашку.— Хозяин кафетерия у меня в чашке!

Октаэдр сощурился, поправил очки.— Таки да! Что он там делает?

— Может прибыль ловит?

— А может тюленей глушит?..

Вновь заговорило радио: «Уравнение номер двести тридцать пять тысяч сто сорок один,— решено. Приятно было недоумевать».

Пропали желтые очки, пропали трухлявые столы кафетерия, вонь и сквозняк, улица и смог. Последним пропал шум радиоволны.

_______________________________________________________________

1. Здесь — целостность мудрости. Умение всегда исходить из глубины своей мудрости.