Случайное фото с телефона (Илья Кукушка)

В тот день, уже на закате, я спешно переходил перекрёсток, спешно переходил перекрёсток у дома. Мне надо было в аптеку, чтобы купить антисептик и средство от аллергии для моего щенка, пострадавшего от осиного жала. Крохотный распухший нос, слезящиеся карие глаза. Я вышел из дома без своего смартфона; было жаль от невозможности остаться перед этой нагретой пеной, зависшей далеко в воздухе. Упущенный шанс сделать фото заката. Не было и пяти минут всё рассмотреть. И вот я прохожу мимо, как тысячу раз прежде. В этот раз как-то особенно жаль. Прохладный ветер налетел, чуть сгустились плотные, рваные тучи. Листья бросались с деревьев в странном апокалиптическом бегстве. Представление осени через два месяца приятно во мне кольнуло.

И вот я иду из аптеки. Тучи — не то лаванда, не то раскалённое железо. Массивные, пучковатые оборотни безо всякой формы расплываются в бесконечной метаморфозе. Ветер снова смахнул листья, вздрогнула аллея. Я снова на перекрёстке, и вот он, прежний, но уже совсем другой просвет в облаках. На холме, вдали, сросшиеся высотные общежития в окружении персиковых обрывков, подсвеченных жёлтых, грустных фиолетовых клочков скомканной бумаги, парящих в атмосфере. Они никогда не повторятся. Возможно, всё это время солнце было зёрнышком, а эти значительные облака — его поп-корновая форма, результат перегрева с последующим взрывом. За мои семь минут вылазки я почти очутился в мистическом аквариуме сумерек.

Придя домой я сделал всё необходимое, а может и нет. Всё во мне застыло от навязчивого представления того самого пейзажа, и я упорно держал его образ у себя в уме, пока справлялся с первой помощью. Необходимо сделать всё тщательно, сделать всё внимательно, сделать аккуратно. Снова пейзаж перед глазами. Благо, мне помогли довершить это важное дело. Раз за разом я собирал этот вид у себя в голове по-новой; и каждый раз он был разным — зато одинаково не таким, как в действительности. Жалко иной, смежно недостаточный.

Моя родная, о которой не буду здесь подробно говорить, содрала обои в коридоре; они небрежно скрывали старую матовую краску. Теперь от всего этого осталось семь метров облупленных абстракций. Глубокий голубой, может, пастельно синий архипелаг пятен на белой шукатурке. Я вспомнил, что когда-то хотел снять любительский фильм— абстракцию из подобных узоров, обозначив пятна как то, на что они похожи, чтобы связать получившийся набор представлений в историю. Сегодня не будет осени, по которой я так соскучился, и фильму не бывать. От этого вовсе не грустно — недавно я победил эту химеру. Снимать больше не хочется, а с просмотром кино всё та же засада. Как хорошо забытое время года, и это вернётся ко мне.

Я сижу за столом и блуждаю взглядом по этой семиметровой контурной карте, подсвечивая её настольной лампой. Йонас Мекас снял бы об этом прекрасный фильм, а Стэн Брэкидж снял бы саму штукатурку покадрово и пустил в диком скоростном калейдоскопе. За последним я и хотел повторить. Достать камеру или продолжать писать? Камера, словно вещь, принадлежащая умершему человеку, пару месяцев пугала меня, а теперь я и вовсе не знаю где она.

Лампа с плохим проводом то и дело выключается. Каждый раз я интуитивно подбираю положение, чтобы снова её включить. И вот она совсем погасла. Точно так же с моим энтузиазмом. Зачем я пишу эту чушь, когда под данным листком лежит стопка неплохих черновиков, а ещё в компьютере, а ещё в телефоне? Лампа снова заработала. Настроение писать вернулось ко мне.

Первое пятно — силуэт головы в широкополой шляпе, при одновременной схожести с остроносым гоблином. Меня тронула дуальность этого персонажа. Если ваш узор выглядит вразумительно и сразу понятно, стукните по нему ломом.

Вот и второе пятно: голубь мира улетает от симбиота улитки с кроликом; отдельные его черты напоминают козьи.

Третье: горбатый учёный из мультфильма «Футурама». Я задумался, был ли он в действительности горбатым.

А ещё заметил, что пока что видел одних живых существ.

Вот уже более комплексная картина: живописец в профиль, сидит прямо на ряби воды и зарисовывает пустоту, обступившую мир.

Какое по счёту — уже не важно, потому что это пятно определённо пернатая рыбка и вместе с этим муравьед.

Всегда есть два режима просмотра: белое на синем и синее на белом. Переключаюсь между ними и вижу: одноногий человек-корень с напуганным выражением лица, среди кишащих помех, где проступают сплошь лица мультяшных привидений. Я не могу найти ничего, что бы не являлось изображением одушевлённого или сказочно-одушевлённого. Даже это платье без лямок, похожее на лист дерева гинкго, — в него явно одета фигуристая невидимка. А вот и третий феникс подряд, это уже даже скучно. Я остановлюсь, если найду хоть один предмет.

Осатаневшие каракули уже даже полиморфны… Или как ещё называют сплетение нескольких тел воедино? Теперь я вижу статую ангела, но даже она имеет перед собой прообраз существа. Хотя и забавно опознавать в пятне облупившейся краски статую существа, вместо существа непосредственно.

Изломанный дракон? Нужно что-то более приземлённое, хотя бы из этого мира. Ну вот я и распознал капибару. Знаю, что это просто стена, но теперь вижу мима, задувающего свечу. А вот лысый колдун дует на собственную руку, и она, раздуваясь, становится пламенем. Возможно, просто у кого-то загорелась рука, но ведь это всё в воображении, правда? Просто разглядываю обломки краски на стене.

Я вижу, что с дальнего края толпятся наскальные образы духов природы. Это те самые существа, вернее олицетворённые силы из язычества. Больше всего напоминают японских ё-кай. Хотя эти вполне себе настоящие, разве что обнаруженные мной и описанные.

Я перевёл взгляд на две кошачьи миски, стоящих на разлиновке плитки, образуемой промежутками. Подумал, что, при должном помешательстве, такой разлинованный пол можно использовать как большое поле настольной игры. В детстве я таким же образом использовал рисунок на коврах и обоях, проводя одинокие часы в квартирах бабушек, в отсутствии родителей у меня дома — в общем, в разных квартирах, по преимуществу съёмных. Я даже придумал игру для одного человека, для которой нужно не более (но и не менее) двух монеток. Она была построена достаточно хаотично, на чистой физике, и за счёт этого невозможно было подыгрывать самому себе или играть против себя. Кажется, ничего не изменилось. Вот, разглядываю стену, к тому же делая из этого события рассказ. Чтобы прочитать его самому себе, как будто писал не я. Сколько ещё способов развлечь себя в одиночестве я найду? Кажется, я всю жизнь только этим и занимаюсь.

Активная медитация становится активной девиацией. Мысли остранняются, становясь отдельно живущей сущностью. Так сходят с ума. Так пишут книги. И я не уверен, что занят вторым. Духовная практика? Наверное, это что-то около неё.

Снова на стену. Носатый слизень. Лужа с лицом. Стоящий на одной ноге у обрыва шут через секунду переливается в воображении, становясь горгульей. Многие пятна имеют эту дуальность. Я общался с человеком, который был уверен, что дуально вообще всё.

Ангел с драными крылышками падает. Ниже человечек, застывший в пещере, глядя на разводы, похожие на его собственное изображение. Я и есть этот парень. И даже в эту россыпь безупречных фантазий вклинился логотип бренда, что лишний раз доказывает — такие вещи оседают в подкорке. Возможно, проходя тест Роршаха, кто-то уже однажды видел абибас, либо же кошку, застывшую в прыжке. Я не могу перестать видеть этот логотип, теперь он омрачает полотно, но его никуда не денешь. Конечно, можно отбить эту краску молотком со стамеской, но только воздержание от таких действий делает меня вменяемым. Хотя с чего я это взял?

Две глубоководных рыбы встретились нос-к-носу. Это всё ещё пятна на стене. Как в пещере Платона, но не тени от реальных предметов, а скорее от моего инфантильного сознания. Мне не хватает сноровки, чтобы распознать среди них не-существо, и редко когда это существо не оказывается сказочным. Повешенный. Определённо кто-то, встретивший свой конец в петле. Могу ли я считать его предметом? Ну это совсем аморально. Хотя он сам решил свести себя к неодушевлённости. Если быть точным, это я решил, что пятно на стене похоже на повесившегося человека. Ещё одно доказательство того, что я вменяем. Или нет? И тут не обошлось без дуальности одновременного.

А вот и эскимос, поймавший рыбу среди безупречного белого пространства. Я всё ещё пытаюсь найти неодушевлённый предмет то в сине-белом, то в бело-синем диапазоне. Мужчина ловит за платье улетающую от него женщину, но она уже скорее медуза. Тысяча пятен могли быть островами, но такая картина, при всей заманчивости, при всей моей любви к топографии и ландшафту… Я не хочу всё настолько упрощать. Я бросаю тетрадь в сторону и решаю пройти вдоль стены ощупью. В той части, где меня напугал эмбрион, я долго не искал. Слишком ужасающим и достоверным мне показалось это пятно. И вот, кажется, я нашёл первый предмет: то ли эффектно бьющийся бокал (в самый момент удара), то ли шахматная фигура. Но вот незадача — предмет бьётся как раз о профиль, напоминающий поэта В.Хлебникова. Мне стало приятно, что на моей стене есть этот портрет, пускай я сам это придумал и решил. Не буду засчитывать предмет, брошенный в лицо Хлебникова.

Попробовав поиграть с масштабом, я прежде всего обнаружил в квартире ужасно ободранную стену. Лишь тогда, когда я убедил себя, что абсолютно любое из пятен на что-то похоже, я нашёл наковальню, на которой, как на санях, ехала ведьма. Теперь маска: с одной стороны предмет, но и он изображает лицо.

Позже я бы хотел поиграть в то-же-самое с облаками, а пока на чёрной глянцевой панели вечернего окна видно лишь редкие блики фар и моё отражение — в трусах и футболке с покемонами.

Я снова поворачиваюсь к стене и вижу на ней Африку. Но ведь она живее всех живых! Вот самолёт с особой геометрией кузова, скрывающей его от радаров. Внутри найдётся человек. Возможно и я, как пилот этих записей, неизбежно всё оживляю, уже хотя бы присутствуя. И всё же буквы не живые, совсем как разводы. Они точно так же могут быть абстрактными каракулями, глядя на которые мы галлюцинируем. Смысловые галлюцинации. Теперь я понял название той музыкальной группы.

Я решил, что остановлюсь на картинке с островами. Всё-таки архипелаг — это нечто объединяющее. И почему-то мне взбрело в голову найти среди этой островной гряды пальму. Но самому искать скучно, особенно потому, что её может в действительности не быть. Поэтому я сделал небольшой перерыв и дождался, пока на кухню выйдет дорогая сожительница, украшающая моё схождение с ума. Я попросил её найти на стене пятно, похожее на пальму, с такой интонацией, будто я точно знаю, что оно есть (и более того: знаю где).

Она провела какое-то время в поиске. И тогда я, боясь, что ей наскучит, предложил рассказать, что она уже нашла. Сперва был кролик, потом золотая рыбка и кошка, ещё кошка и наконец — пальма. После она нашла сапог, флюгер (показывает направление ветра), перчатку… В общем, неодушевлённые предметы стали находиться один за другим, стоило обнаружить загаданную искусственно пальму.

Последней я нашёл курительную трубку, словно бы сошедшую с анектодической картины Рене Магритта, с подписью «это не трубка», разоблочающей изображение как таковое. Надо сказать, все эти узоры точно так же притянуты за уши. А что не притянуто, уже не принадлежит миру людей — этой сказке для себя самих, принимаемой за действительность.

Я хочу сфотографировать ту самую трубку на стене, чтобы поместить на обложку. Снимаю телефон с блокировки и случайно делаю смазанный снимок. Он кажется мне более правдивым, чем всё, что тут написано.