Глава 1: «Истерия жизни»
Расчленить изящно, словно пройдясь скальпелем по коже, перерезать горло в лучших традициях *Stealth*[1]. Спрятать умерщвленное тело от людской психики или же демонстративно ткнуть пальцем на заплывшую гноем язву апатии и разложения ничтожного общества, на всеобщее обозрение народу?
Этот вопрос все чаще посещал мое больное сознание. Мысль о важности тихого террора в искусстве насилия и жестокости, оказала сладостное наркотическое воздействие на мое принудительное существование в летаргическом сне. В минуты эйфории десятки пролежней, покрывающие мое изнеможенное тело, словно уходили в спячку, и я вместе с ними постепенно угасал во мраке теплой французской ночи.
Аромат свежее испеченных круассанов, чашечка горячего кофе с утра, вкусный завтрак, поданный на блюдце низкорослым официантом с эдакой улыбкой химеры, вылупившейся на тебя из под залежей жира.
Ярый представитель желтой прессы, купленный в киоске больше из жалости к продавцу, нежели из интереса и превративший мир в сплошной скандал. Как за такие рукописные бредни издателя не лишили анальной девственности, во всем его неглиже и излишней волосатости я не знаю, да и знать не хочу. Такое ощущение будто, этого рукописного вестника, насилуют каждодневно во все естественные щели. Истинное проявление журналистской низости и комок бессмыслицы, не иначе.
Часто поток твоих мыслей несет тебя по течению, которое ведомо только твоему подсознанию. После небольшого помутнения, и череды воспоминаний, ты невольно переключаешься на более важные для себя вещи и в данный промежуток времени важно лишь одно.
Идея, безумная идея художника, способного изобразить на холсте явление до абсурда абстрактное и до низости бесподобное. Картина, при общении
с которой, человек испытал бы эмоциональный шок, чувство маниакального, животного на уровне инстинктов страха.
Всем своим нутром, всеми кончиками пальцев, я желал изобразить историю своей жизни, этакий коктейль уродства и великолепия. Замечательный материал бы получился, для жалкой газетенки, лежащей на столе, в воспоминаниях о Франции.
Опять же позицию издателя понять можно, и моя картина стала бы неплохим дополнением к его рукописной коллекции.
Но чтобы вершить искусство, нужны единомышленники, друзья, разделяющие твою идеологию. Пройдясь по монотонным отрывкам моего прошлого, у меня их было всего лишь три, проверенных с годами друга: Кокаин, Сигарета и Портвейн.
С первым из них я познакомился в 18 лет, он был моей музой, тем, кто вдохновлял меня на творчество. Мы с ним проделывали ежевечернюю трапезу грязной работенки по подготовке художественного материала, ставшей через какое — то время традицией, творить с его пьянящей руки. Кокаин был истинным гурманом, и когда я полностью полагался на его изощренный вкус, сразу же находились нужные мне оттенки, ракурсы и необычное решение парадоксальности идейной основы.
Вы бы знали, каким великолепным и чувственным был момент кокаинового опьянения, после пары пройденных по кончику моего носа белых дорожек, само понимание происходящего, бетонная смола утопающего в слабоумие жителей, вечно галдящая скотобойня, упивающаяся в собственной гордыне и похоти. Вся эта чернь будто замолкала, и мир казался не таким дерьмовым, даже воздух становился легче. Не даром индейцы почитали листья коки доброй богиней, благоволившей человеку и дающей ему жизненную силу, не иначе как на уровне бога можно было объяснить удивительные свойства белого порошка. Даже после наложения всевозможных тяжб, уголовно наказуемых со стороны закона, мне было тускло без его присутствия, его поддержки.
Достигнув желаемого мной результата, я убирал бесхозный материал в ближайший водоем, окровавленная ладонь касалась изящного тела моей подруги. Мы вальяжно разгуливали по улицам ночного города, сырым подвалам и закоулкам, изредка останавливались под покровом ночи, чтобы в полной мере насладиться прикосновением рыжей кожицы ее оральных губ. В такие минуты Сигарета отдавала частичку своей души, плавно обволакивающей мои высохшие, черные легкие. Ее вклад в наше общее дело, был скорее небольшим дополнением, частичкой гармонии к проделанному труду, нежели чем — то большим и все же ее присутствие было неотъемлемой частью выжженных никотином легких, смоляным осадком в ночных прогулках до дома.
По приходу домой душевную пустоту заполнял Портвейн. Мы были неразлучны, впрочем, как и остальные, но в присутствии последнего я ощущал некую горечь, что напоминало мне об эмоциях, о вкусе которых я запамятовал, уходя в свое творчество. Я впадал в бешенство, срывал обои с бетонных стен своего жилища, резал себе вены, порой беспомощно падал в лужу своей крови. Ломал изгибы своих позвонков, загибаясь от боли в безумном самоубийственном танце двух главенствующих Я. То самое состояние внутреннего конфликта, межличностного разлома жизненных ценностей…
После глубокая бездна. Утро. Свежий воздух, пробивающийся через открытую форточку, я сижу за обеденным столом в облегающем черном халате, медленно вкушаю вкус цветочного аромата старины, омывая края бокала коньяком 50 летней выдержки. Очередная сводка новостей, про зверское убийство в парке, хм просто убийство… журналистское ханжество в отношении искусства, как низко вы пали господа корреспонденты, обозвав мое безупречное творение, плоды тяжелого труда, обычным убийством. Покажите мне хотя бы одного маньяка, вложившего столько смысла, такую цветовую гамму в обычное расчленение, выполненное, между прочим, в лучших традициях авангарда.
Глава 1.5: «Иллюзия счастья»
Эванс Риддлер, ребенок, появившийся на свет посредством эксперимента двоякого зачатия. В вагину женщины вводятся искусственно созданные сперматозоиды, ребенок развивается и после родов проживает свой жизненный цикл длительностью в полтора часа, но задача младенца не в его борьбе за жизнь, а в том, чтобы дать шанс следующему поколению. Задумка двоякого зачатия проста, в чреве матери медленно развивается ее дочь, которая в свою очередь уже вынашивает плод. Данная махинация с человеческим существованием позволяет получить человека без каких либо отклонений от стандарта физического здоровья, поскольку его мать пока еще не обремененная чернью этого мира здорова во всех смыслах этого слова. Меня зовут Арти, я доктор занимающийся исследованием этого уникального мальчика, сегодня ровно восемь лет как он появился на свет и я с полной уверенностью могу сказать о беспрецедентном успехе, я подчинил законы жизни и смерти, обошел стандартный цикл материнства и подчинил его своей воле. Эксперимент прошел удачно, с той лишь разницей, что младенец как оказалось с таким же процентным соотношением склонен к различным заболеваниям как обычные люди, но будет с идеальным здоровьем да тех пор, пока его организм не подвергнется сильному психологическому, либо физическому воздействию. Рычагом может стать, как сильное потрясение, так и вредные привычки.
Этот жалкий клочок пожелтевшей бумаги, небрежно вырванный из дневника моего отца, был мне очень дорог и в тоже время противен. Мой маразматичный отец неврастеник с *синдромом Туретта*[2] и массой *сексуальных девиаций*[3], стал мне особенно родным, после его кончины. Он был великолепен на предсмертном ложе, изящный греческий профиль, тонким по красоте узором распластался кровавым пятном на стенах местной, заброшенной больницы.
Глядя на тазобедренные кости, ожидавшие своей очереди, я вспомнил сказку «про слоника». Как в жаркие, летние ночи кутался в прохладное одеяло, всем своим взглядом намекая отцу на любимую книгу. После чего я внимательно вглядывался в резкое подергивание мощи его нижней губы, осматривал взглядом непропорциональные очертания скул, надменно проглатывая накопившуюся слюну и с блаженством, закрывал глаза. Как только я отправлялся в мир снов, он желал мне спокойной ночи, нежно целовал меня в лоб и спускался вниз в лабораторию.
В этом царстве чертежей, немытых колбочек и рентгеновских снимков, он нервно вдыхал горький привкус никотинового дыма. Позже судорожно уподоблялся белому Богу «Герпосу», прикрываясь столь громким церковным понятием, отец показывал величие героина, вливал в себя полбутылки виски и растворялся в пьяном угаре своих мыслей, жадно поедающих в нем остатки какой либо адекватности и здравомыслия.
Когда мне исполнилось девять, иллюзия счастливого детства канула в небытие, мне пришлось спуститься на землю. Грань между отцовством и гомосексуальными наклонностями исчезла. В его пропитой, героиновой харизме, дерзко, беспорядочно
зашкаливала страсть, захлебываясь бурлящей изо рта пеной, надрывая голосовые связки, он изливал на меня всю свою ненормативность и загибался от вожделения в позе справляющей свою надобность собаки.
Словно в припадке, тело небритого ублюдка хаотично бросало из стороны в сторону, изредка он все же направлял в нужной траектории свой половой член в попытке оставить семя в задней промежности его родного сына. Достигнув апогея низменных страстей, он размазывал по моей спине зловонные остатки анального проникновения.
Но вот что странно, данный его поступок я расценивал как проявление отцовских чувств, столь болезненная процедура через пару месяцев заменила мне добрую чашечку чая перед сном, я бесцеремонно распоряжался своим добром и с удовольствием отдавался на растерзание его мужского эго. Прошло еще полгода, именно в тот день в мой лексикон твердо вошло понятие слова алчность, мне стало не хватать ранее испытываемых ощущений, захотелось разнообразия, ныне роль пассива потеряла для меня всякий смысл. Словно по расписанию дверь в мою комнату приоткрылась, мой папаша зашел внутрь, но услышал отказ, его лицо нахмурилось и приобрело выражение, ранее мне не знакомое, в ту самую минуту мне ничего не оставалось, как сбежать из дому.
Перелистывая страницу моей жизни о последствиях той ночи, я вновь очутился в летаргическом сне, среди рутины окружающих меня больничных принадлежностей, надолго запертый в телесном теле.
С
казка про слоника
В одной стране – Африке жил был огромный Серый слон, он такой здоровенный, как грузовая машина. Шел он как-то по своим делам через джунгли и услышал плач ребенка. Слон решил проверить в чем там дело, раздвинул своим огромным хоботом заросли кустов и увидел маленького необычного слоненыша, он был розового цвета, и раза в два меньше, чем серые слонята. Большой слон решил, что здесь что-то произошло не то, раз малышок сам посреди джунглей и плачет, и поинтересовался у малыша, что случилось, а слоненыш начал жалобным тоненьким голосочком рассказывать, что произошло:
— Я только родился, маму видел всего раз и то одним глазком, потом меня мамуля поцеловала и положила спать в колыбельку, а проснулся я посреди джунглей сам. Мне страшно, я голодный и хочу пить и еще где мама?
— Сейчас пойдем в мой город слонов, там поговорим со старейшинами, может они что-то знают, или видели когда нибудь таких необычных слоников как ты – ответил Серый слон.
Когда они дошли до города слонов, их уже встречали старейшины – самые мудрые и старые слоны, ведь в джунглях вести распространяются гораздо быстрее, чем ходят слоны. Старейшины внимательно изучили малыша, они долго рассматривали его, затем измеряли, потом трогали, нюхали и даже лизнули. Их вердикт был таков:
— Безусловно, это слоненок, но порода явно не наша, таких слонов нам видеть прежде не приходилось. Малышу поможем, ведь он наш родственник, хоть и дальний, раз уж ты его нашел, тебе и доводить дело до конца. Отправляйся, Серый слон, искать родителей малыша.
И снова они вдвоем побрели по джунглям в поисках родителей. И тут Серому слону пришла идея, а если это люди привезли сюда таких необычных слонов. Он решил идти в город. На подходе к городу была слышна громкая музыка, гомон и смех людей, как будто где-то был праздник. Подойдя поближе, слоны увидели необычное строение – это был цирковой шатер, вокруг него стояли шатры поменьше – для животных и актерской труппы. Везде было шумно – играл духовой оркестр, летали воздушные шары, пестрели яркие флаги, и бродила толпа клоунов, развлекая зрителя. От всей этой суматохи слон растерялся и не знал, что делать, но тут из маленького шатра вышел грустный пудель, увидел слона и сказал:
— Такой большой слон! У нас тоже есть слоны, но они поменьше и розового цвета, У них сегодны произошла беда: когда машина везла их семейство через джунгли, из машины выпал их новорожденый малыш, работник оказывается неплотно закрыл дверку машины, она раскрылась от тряски и слоненок выкатился. Слоны стучали хоботами в стену и трубили, но когда водитель их услышал и остановил машину, было уже поздно, они отьехали уже далеко и потеряли малыша из виду. Сколько слоненка не искали так найти и не смогли -да разве в джунглях что найдешь?
А Серый слон и отвечает:
— Я вот нашел, вашего слоненка, а тебе слоненок, похоже, я нашел родителей.
Они пошли в шатер к слонам, родители были счастливы, увидев свою пропажу, они его и обнимали и целовали и плакали от радости.
Уходя Серый слон пообещал прийти на выступление малыша, а слоненок радостно махал ему вслед своим хоботом и говорил:
— Я буду ждать.
Глава 2: «SkatolodePandora»
С каждым днем все дальше уплывали стены комнаты. Допотопные обои, цвета ржавой блювотины, были ярким пятном гротеска, в моем личном пространстве. Своего рода напоминанием о прекрасном постапокалиптическом бытие, прогнившего насквозь мира. После того, как я застрял в своем подсознании, мир перевернулся. Невиданных размеров баталия развернулась на территории моральных устоев целого социума, война нового поколения привела в действие ужасающее оружие. За миллионы лет разложения человеческой расы, ящик Пандоры показал свое истинное лицо.
Пейзажи кровавого месива, армия похотливых имбецилов, килограммы фастфуда, рвущие в клочья желудок чревоугодников – вот она реальность, вот готовая композиция для моей картины.
Моя астральная оболочка, с непередаваемым чувством восторга, ухмылялась над убожеством внешнего мира, отрезанного от моего физического тела оконной рамой.
Инцест педофилия приобрела гнусный оттенок БДСМ — практики. Отцы срывали девственную плеву своим маленьким дочерям, матери все чаще стали использовать *пеггинг*[4] для удовлетворения своих потребностей. Сыновья, страдающие от маминой *фемдом*[5] ласки, либо просто получали удовольствие от происходящего, либо поручали грязную работу лезвию кухонного ножа.
«Skatolo de Pandora», так звали девочку, оказавшуюся стартовой точкой последней для человечества войны. Ящик Пандоры несколько интерпретировал из предмета древних мифов в живое существо. Изгой всего класса, с печальной историей родителей наркоманов. Ее милое личико от подбородка до левой брови, глубокой брешью на гладкой девичьей коже, изуродовал шрам, доставшийся в наследство от тяжелой руки отца. Девочка как губка годами впитывала в себя боль, насмешки и непонимание окружающих.
Получив в свой день рождения очередную порцию ударов, унижения и перелом левой ноги, терпению настал конец. Эмоции вышли наружу, смертный приговор был подписан.
«Мне больно, вы не понимаете что каждое слово, направленное в сторону моего уродства, оставляет глубокую рану в моем истерзанном эго, внутри меня будто живет скульптор, вырезающий каждое ваше оскорбление на моем сердце. Я пыталась быть милой, искала свое место среди вас, училась прощать, но все бес толку. И сейчас я вижу один только путь, он вам уже заказан. Внутренний демон, находящейся в спячке просыпается в каждом из вас, все пороки человека выходят из латентной стадии и обрушиваются на всех кто ходит по этой земле, вы жалкие людишки можете сбежать от своих проблем, но от самого себя нигде не спрячешься. Настал день кровавого суда, человеческая эра подходит к концу, да свершится акт мести»
Глава 3: «Продолжение банкета»
Кладбище «Меридо», с трудом прочитал я на грязной медной табличке. Кладбище как и все в этом городе, перестало существовать со дня кровавого суда, я Эванс Риддлер, по прежнему лежу в комотозе, но астральная оболочка живет иной жизнью, ведь именно ей подвластно время и пространство, исходя из столь нужных мне способностей, неосязаемая часть меня отправилась в открытое плавание. Мне нужна информация, я должен вернуть свои воспоминания и закончить начатое мной дело, вечный памятник живописи который станет апогеем людского труда.
Побродив по разрушенной лаборатории моего отца, я наткнулся на личные архивы о женщине по имени Анна Вольер, источники сообщают, что загадочная дама была психически нездорова и направлена на исследование к доктору Арти. После встречи с отцом от нее не было никаких новостей, спустя шесть месяцев Анна скончалась при родах.
Родилась двойня, старшего из братьев назвали Эванс Риддлер, в честь покойного мужа женщины, младшему дали имя Френсис, о судьбе младшего ничего не известно за исключением врожденной аномалии и нестабильной работы мозга.
От столь неожиданного стечения обстоятельств, я почувствовал резкую боль в районе живота, вспышка света, я вновь перевязанный лежу в постели. С трудом приоткрыв левый глаз, я увидел свою палату, свое пожелтевшее тело и промозглый снег за окном. За столько лет прозябания я впервые пришел в сознание, но неужели я навсегда потерял связь со своей оболочкой. Нормального человека мысль о его выздоровлении привела бы в восторг, но только не меня.
Я почти нашел корень правды — матки, докопался до самой сущности моей истории. Мое выздоровление отбросило меня назад от периферии событий и раскрытия целостности картины моего прошлого, ведь осталось совсем немного и тут такая свинья…
Какое нелепое тело, недвижимый пласт бремени, на ношение которого я обречен, до тех пор пока хотя бы одна клетка во мне функционирует, пока я способен вдыхать чистый воздух а не запах гниющей плоти отрезанной от мира сего гробовой доской.
Бедный мой сосед, этот носитель грязи, давно потерял связь с реальным миром, что же стало причиной его смерти я не знал, но было ощущение будто уже где то слышал постановление мед экспертизы. Точно обостренная рефлексия, сама по себе болезнь сказывается только что на нервах, но этот убогий умудрился заработать еще и сердечную недостаточность, смешав два взаимодополняющих, злосчастных ингредиента, организм просто не справился, уж слишком непосильным получился для иммунитета коктейль. Черты его лица застыли в момент последнего оргазма, да именно оргазма. Трещины на губах сливались в единый узор, включив фантазию, я мысленно прорисовал до конца линии уголков рта, даже в трещинах можно было прочитать последнее желание мастурбирующего трупа.
Даму для плотских утех его половой сосуд так и не попробовал, но что это, потолок прогнил до основания, и сквозь небольшую брешь пробивались извивающиеся черви, поганые пожиратели мертвечины, гробовщики природы, они пришли за его останками, и как оказалось, пришли не зря, потолок прогнил прямо над квинтесенцией его содомии. Его мужское начало, было съедено заживо, целая же часть его ныне не доставляла мне никакого удовольствия вообще, после двух часов уныния я уснул.
Глава 4: «Сонная соната»
И вновь эти ощущения, снова сон, только сейчас без коматозного осадка. Тихая гавань, полдень, яркое солнце сверкающее в синеве кислотными оттенками желтого. На каменной глыбе образующей арочное отверстие пригрелись чайки, издающие совершенно не сносные для моих перепонок звуки, легкий поток ветра, скользящий по моему кожному покрову. Какая мерзость, почему в моем сне столько ярких цветов и красочных оттенков. Какое — то чернильное пятно, образовавшееся секунду назад около моих ног, да действительно чернила, больше похожие на клейкую массу насыщенно черного цвета. Удивительное явление, я взобрался на небольшой выступ, а чернила с удивительной скоростью распространяются по гладкой поверхности берега. Невероятных размеров деревья плетут из своих корней местные пейзажи, плетут оказывается не только пейзажи, какие то небылицы в придачу рассказывают друг другу. Чайки, сидящие на глыбе медленно тлеют под лучами солнца, того пятна в небе только зеленого цвета. Картина приобретает привычную мне атмосферу. Куски бетона посыпались на землю, вот на холме образовался дом. Дождь, бетонный проливной ливень, хаотично разбрасывающий частички бетонных джунглей, деревья, скрестив между собой ветви, пытаются построить что то наподобие тропинки ведущей к дому на холме. И много людей, с тараканьими усиками и бешеными глазами. Какой непонятный сон, и где среди этой разрухи находится мораль, где эта потерянная в сонном пространстве логика?
Взрыв позади меня, взрывная волна выкинула меня прямиком к крыльцу странного дома, собственно такого же странного, как и все вокруг. Но мне здесь начинает нравиться, цветовая гамма, пейзажи, необычная атмосфера хаоса, причем фентезийного, а не бытового, своего рода антисказка, психически нездоровая головоломка, опухоль моего подсознания.
Настолько метафорическим сон никогда еще не был, и в этом мире абсурда возникает сильное желание понять, с какой все же целью данная картинка возникла у меня в голове. Потратив около часа на бездумные блуждания, я случайно наткнулся на небольшой куст, покрытый вместо густой листвы, горящими в черном дыме шипами, мне даже на момент показалось, что у каждого шипика есть своя жизненная история, словно в прошлом они были людьми или любой другой дышащей тварью. Побродив вокруг, я все же набрался смелости и направился по направлению к крыльцу.
[1] *Stealth* (шпионский боевик), определение скорее игровое, чем литературное. Требуется незаметно перемещаться, прятаться, скрытно убивать врагов и избегать обнаружения.
[2] *Синдром Туре́тта* (болезнь Туретта, синдром Жиль де ла Туретта) —генетически обусловленное расстройство центральной нервной системы, чаще всего ассоциируемый с выкрикиванием нецензурных слов или социально неуместных и оскорбительных высказываний.
[3] *Сексуальные девиации* (фр. deviation от лат. deviare ) — сбиваться с пути;— различные формы отклонений от сексуальной нормы, характерной для данных культурно – исторических условий.
[4] *Пеггинг* (англ. pegging, происходит от peg — колышек, стержень) — вид гетеросексуального секса, при котором женщина, используя фаллоимитатор или страпон, проникает в анус мужчины.
[5]*Фемдом* (FemDom, образовано от слов англ. female — женщина, англ. domination — доминирование) — термин, указывающий на доминирующую роль женщины.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.