Космос доктора Завялова

Космос доктора Завялова.

Доктор Завялов тревожно оглядывался вокруг, никак не осознавая, что с ним произошло. Местность в которой он находился ни чем не напоминала, врачебный кабинет, более десятилетия служившего ему рабочим местом, домашним уютом и трапезной, где частыми вечерами благодарные пациенты, друзья и просто знакомые поднимали за его здоровье чудодейственные настойки сплошь заграничных кудесников, отчего порой приходилось проводить глубокую дезинфекцию помещения, дабы не смущать малознакомых посетителей.

То что предстало перед его глазами, совсем не походило и на привычные картины Погребальной улицы, где располагалась клиника практики доктора. Исчезли пошарпанные, но довольно симпатичные домики стиля «сельский ренессанс», пирамидальные тополя, истомленные паразитами, так же растворились в неожиданно возникшей новой панораме. Перед взглядом эскулапа предстали горы, мрачные, безжизненные серовато-коричневого и иных оттенков, скрюченные в немыслимых направлениях. Со многих пиков свисали непонятные конструкции, напоминающие струпья бедных пациентов. Из самой высокой шапки, торчал огроменный белесый скальпель, на котором, в черном обрамлении, багровело зловещее изречение: «Режь всех!». С вершины стекал бурный ручей, красновато-зеленного оттенка. Рядом с пиком, располагался могучий валун, своим видом напоминающий печень, проклятую циррозом.

Почувствовав зачинающуюся дрожь в коленях, кудесник медицины сделал непроизвольный шаг назад и услышал незнакомый звук, напоминающий скрип несмазанных шарниров. Резко повернувшись в сторону нарастающего звука, доктор мгновенно превратился в потный потоп. Зрелище предстало не для слабонервных: со стороны горы, напоминающей лопнувшую селезёнку, спускалась кавалькада непонятных существ, похожих на зомби обтесанных долотом до идеально прямых линий. Каждое существо держало в одной руке штатив, с установленной сверху капельницей, из основания которой тянулся длинный шланг. Конец шланга венчала толстая игла, воткнутая в область локтевого сустава прямоугольных зомби. Существа передвигались медленно, с трудом сгибая ноги, как будто волочили полена, вместо конечностей. Шеи монстров стягивали шланги тонометров, а из пустых десниц, торчали аккуратные голубые или оранжевые клизмы, видимо служившие чудовищам зрением. В районе пупка, подобно ленточным червям, болтались гастральные зонды. Во главе кавалькады, также с большим трудом, ковыляла огромная кастрюля, та самая, в которой ассистенты доктора стерилизовали хирургический инструмент, почти, после каждой операции. Двигаться кастрюле помогали два железных костыля, чудесным образом сгинающиеся при каждом шаге, ровно посередине. На всякий случай по бокам, ее поддерживали зомби, свободными от капельниц рукоподобными конечностями. Процессия остановилась в метрах десяти от обмякшева хирурга, при этом чудовища с капельницами издали жуткий звук, напоминающий предсмертное шипение обезглавленной кобры. Голова доктора поплыла, но он каким-то непонятным образом еще хранил остатки самообладания, продолжая наблюдать за происходящем. Томящая пауза затянулась на несколько секунд, после чего кастрюля, скрипнув костылями, неожиданно изрекла:

— Поднимите мне крышку.

Парочка зомби-калек, принялась незамедлительно выполнять приказ, потянувшись культями к ручке крышки. После продолжительных эволюций, им это удалось, и в нос доктора ударил знакомый запах соляной кислоты, клубами вырывавшейся из чрева кастрюли. Доктору стало еще хуже.

«Это он! Я его чую!» — снова металлическим голосом изрекла тара. Последняя фраза произвела на ее спутников удивительный эффект, те вдруг, словно выйдя из летаргического сна, зашипели и активно тряся капельницами, ускоренными, но такими же несгибаемыми шагами направились в сторону доктора. Доктор завизжал, повернулся, пытаясь убежать и с ужасом обнаружил, что находится в тупике, основанном основаниями двух соседних холмов. Выхода не было, обреченность пронзила трепещущее тело эскулапа, и он сжавшись, наклонился словно пытался спрятать голову в песок. Толпа была все ближе, и ее мертво-озверелый вид, ни сулил доктору ничего хорошего. Врач сжался в нагнутом состоянии, готовясь к неизбежному концу, как вдруг неожиданно его взгляду попался странный предмет, напоминающий большой вытянутый шприц с курком и прицелом. К несчастному пришла решительность. Подбежав и схватив предмет последним усилием воли, доктор в ужасе механически нажал на курок, целясь в надвигающуюся процессию. Произошедшее после, потрясло его и вселило надежду. Из дула странного шприца вырвалась струя, напоминающая лазерный луч и угадив в ближайшего зомби, буквально разорвала его на составные фрагменты. Свалившись бесформенной кучкой, и получив по останкам удар рухнувшей капельницей, существо сгинуло в небытие. Теперь доктор стрелял не переставая, обращая врагов в прах. Самообладание вернулось к нему вместе с уверенностью. В развивающемся халате, одержима разя супостатов, он напоминал терминатора в белых одеяниях.

Кастрюля сопротивлялась дольше всех, но пришел и ее черед, разрезанная пополам чудо-лучом, она грохнулась с костылей и с воем испаряющейся кислоты, затихла, после череды тяжелых конвульсий.

Доктора не смотря на победу, вновь охватила паника. Неосознанность происходящего, непонимание случившегося, знобом трусило самою суть страдальца, доводя до очередного исступления. Не выдержав, врач бросился бежать в неизвестном направлении, ровно куда глаза глядят. «В каком я космосе?! В каком я космосе!?» — ошалело спрашивал беглец и тут же поправлял себя: «я во вселенной, параллельной вселенной!». Мысль тряслась со скоростью бега, но головы не покидала.

Между тем, дорога извиваясь меж футуристических возвышений, каждая из которых напоминала какой-нибудь внутренний орган, пораженный недугом, привела господина Завялова к небольшой долине, открывшейся за высокой горой, изогнутой в форме аппендикса. Долина почему-то показалась доктору знакомой. Через минуту до него дошло, что форма долины точно соответствует очертаниям сердца человеческого, да и цвет растительности покрывающей ее, полностью соответствовал. Сидящее в центре долины существо, которое доктор сперва не заметил, так как оно полностью сливалось с окружающим фоном, было страшнее всех предыдущих, вместе взятых. Бесформенная, огромная туша с маленькой головкой, вся пронизанная чернеющими венами, вся в язвах и липомах. Существо булькало и шипело гораздо страшнее тех, кто полег в тупике. Доктор сжав шприцалазер (так он окрестил найденное оружие), судорожно решил бежать в обратном направлении, но что-то заставило его внимательней посмотреть на чудище, чей страшный вид вызвал у г. Завялова определенные ассоциации, как вдруг его осенила неожиданная догадка.

— Инфаркт?! — воскликнул доктор.

— Доктор!? — воскликнул инфаркт, развернувшись к прислужнику Панацеи. — Дружище!!!

— Я не друг тебе, злая болезнь. — театрально парировал сподвижник Гиппократа.

— Ты друг мне. — продолжал настаивать инфаркт. — более того, ты тот, кого судьба назначила, вершить судьбы мира в союзе со мной!

Это как? — ошалело поинтересовался дальний ученик Авиценны.

— Все просто, великий кудесник, внемли мне и тебе откроется такой мир, который ты не знал, не ведал ни в снах своих, не в мечтаньях. Мир в котором, ты, и только ты будешь решать судьбы людей, станешь Великим Граалем и Градом на Холме. Вместе, мы то, что не одолеть никому, не сломить, не искорёжить. Есть у меня сила, могучая и беспощадная, поражать людей тяжелым недугом, обрекать на муки невыносимые, тоску лютую, безысходность не просветную. Страхом полнятся смертные, когда я прихожу к ним, проникаю в их сердца, заставляю трепетать и дрожа просить о пощаде.

— Но зачем тебе, я!? — воскликнул эскулап.

— Я всемогущ! — продолжил инфаркт-искуситель:— Все доступно мне в сердцах людских, только в сердцах, но мне хочется большего, я хочу проникать туда, где люди испытывают наслаждение, и ты поможешь в этом. Я научу тебя делать свою работу, гораздо лучше, ты станешь величайшим врачевателем в мире, и все несчастные потянутся к тебе, в последней надежде, отдавая все что у них есть, ради возможности жить. Мир хочет тебя, целитель!

Ты станешь вечно молодым, необузданно счастливым, всемогущим, деля мир только со мной! Даже загубленные души будут петь нам хвалебные оды, прославляя нас в веках!

Душегуб разгорячился. Сладкие картины, рисуемые им, перед воспаленным слушателем, становились все краше, приобретали золотые очертания, покрывались брильянтовой крошкой, сквозь которую платиновыми узорами виднелись роскошные, белоснежные яхты плещущиеся в Великих Озерах, небоскребы личного пользования, несметные гаремы, сплошь из сногсшибательных секретарей и медсестер. В центре нового мироздания, на диване с рубиновой надписью «Прах вселенной», сотканном из небесной лазури, возлежал величайший врачеватель рода человеческого.

Эскулап вошел в транс.

Глаза его блестели, грудь вспучивалась гигантским болотным пузырем, позвоночник обрел величие и ушел бесконечно в небо. Солнечные лучи, падающие на императорскую лысину, отражались золотой короной. Пальцы рук, томно гладили воображаемые банковские счета.

Неожиданно, в самую гущу идиллических мечтаний, молнией ударила мысль:

«Людям будет плохо!!!». Доктор встрепенулся, взглянул на вибрирующего, от страсти убеждений, вещателя и стал судорожно вникать в себя. Где-то, в районе диафрагмы, булькнула совесть.

Инфаркт, меж тем, продолжал охмурять властелина нашатырного спирта, суля ему все блага земные и неограниченные возможности, всего лишь за союз с мучителем.

Но происходило удивительное, слушая искусителя, душа доктора закипала, профессиональная честь разрослась до невиданных размеров, все нутро его, неожиданно запротестовало против концессии с врагом человечества. Переменившийся доктор поднялся во весь могучий рост и произнес гордо и надменно:

— Тебе не соблазнить меня, лукавый инфаркт. Я принес клятву служить людям, спасать их не жалея ни себя, ни других.

В этот момент, господин Завялов, напоминал себе столп справедливости, гегемона чести, необоримого борца за здоровье людское.

Это твое последнее слово? — спросил погрустневший инфаркт.

— Да!!!

Жуткое лицо инфаркта нахмурилось еще больше, но неожиданно расплылось в гримасе, с большим трудом напоминающей ехидную улыбку:

— Так умри, предатель! — прошипел инфаркт и бросился на врага, всей яростью, на которую только способна, обманутая в своих надеждах, болезнь.

Не стану мучить читателя, описанием эпической битвы между силами добра в лице доктора, и зла, соответственно, представленных беспощадным инфарктом, но все было как положено— крики, кровь, пальба и happy end…

Когда врачеватель усталый, но самодовольный, водрузил ногу на поверженную тушу инфаркта, уже смеркалось, потускневшее солнце, в последних потугах, освещало мрачное нагромождение органоподобных возвышенностей. С запада потянуло вечерним корвалолом.

— Это была великая битва! — утомлено сказал победитель недуга, сдув остатки лазерного луча с шприцалазера и ловким, ковбойским движением, отправил оружие обратно в кобуру, чудесным образом, выросшей на его правой ноге. Он хотел еще что то сказать, как вдруг солнечный диск ярко вспыхнул, и все вокруг потонуло в ослепительном сиянии...

Доктор с трудом открыл глаза, все плыло, через некоторое время, резкость понемногу восстановилась, и он не веря своим глазам узрел очертания родного кабинета: все тот же стол, деловой шкаф, кушетка и несметное количество посуды, разбросанной по всему полу. Стену украшал привычный лозунг— «Врач— вместилище здоровья», а возле стола, всхлипывала медсестра Светлана Накроваткина.

«Неужели это был сон?» — мелькнула в голове Завялова спасительная догадка. Но голова болела так сильно, что для окончательного выяснения ситуации доктор обратился к плачущей помощнице:

— Что со мной было….Сссвета?

Света, повернулась к доктору относительно симпатичным личиком, со свежезапудренным синяком и всхлипывая ответила:

— День рождения, Юрий Васильевич.

Доктору стало ясно многое, все увиденное было простым сном, вызванным излишним наплывом гостей с гостинцами, на его именины. Сам день рождения не вспоминался, хоть убей.

Наведя ржавеющий взгляд на запудренный синяк Светланы, Юрий Васильевич на секунду задумался и задал абсолютно новый вопрос:

— Что с тобой было…Сссвета?

Медсестра ответила так-же нетрадиционно, после очередной порции всхлипов:

— День рождения, Юрий Васильевич.

— Понятно.

— А инфаркт жив?

Светлана недоуменно взглянула на шефа, но помня вчерашний день рождения, горько промолчала.

Не дождавшись ответа, и не утомляя себя дальнейшими расспросами, Юрий Васильевич сполз со второй, более широкой, кушетки, служившей ему альковом и еле волоча деревянные ноги, героически направился к зеркалу. В зерцале, взору предстало страшное, но к счастью, до боли знакомое зрелище— его лицо, перекопанное бесчисленными днями рождения, корпоративами и другими мероприятиями, столь милых сердцу доктора. Все тот же радужный, помятый халат мешковался на плечах, из кармана полуживой рубашки торчал наконечник, страстно обгрызенной ручки. С грустью, но в тоже время, успокоенным рассудком, Юрий Васильевич еще раз взглянул в зеркало и неприязненно вспоминая синяк Светланы, морщась прошептал, с заметным оттенком горечи:

— Зря я отказал инфаркту…

05.03.16