Стори докаКо мне, смеясь и падая с ног, бежит звонкая непоседа, всегда чуткая, всегда улавливающая: папа закончил работу в лаборатории — папа свободен! «Папа! Папа!» — кричит моя девочка и повисает у меня на шее. Чему ты так радуешься, хохотушка? Но спрашиваю: «А где твой Мишка, Лина?» — «Он меня ждет на лавочке! Ну же, пап, отнеси меня туда! Он соскучился!» Огромные, всепоглощающие детские глаза и невинная улыбка! Как же я могу не верить тебе? Не улыбнуться в ответ? Тут же исчезает вся моя серьезность. И кропотливая работа, исправление ошибок — точнейшая рецептура — вслед за этим постоянное, хроническое напряжение спадает и забывается лаборатория с микроскопами. Я — папа! Но я и медик. Мне нельзя расслабляться: от этого может зависеть чья-то жизнь!
Моя работа протекала не в узких кругах — обычные пациенты — порой всякий сброд. Зарплата низенькая, хотя прожить можно. Чаще всего вызывали на передоз наркотой. Не знает наш народ меры ни в чем, ни в чем себе не откажет. Закончив институт, еще зеленой соплей, в помощниках у врача я набрался опыта. Видел не самое лицеприятное. Наш главврач частенько ходил «под мухой». В первый же день практики меня стошнило. Пришлось спасать одну шлюшку, у которой неудачная попытка аборта чуть не привела к летальному исходу. А главврач в эту смену спит себе мертвецким сном. Я справился, намучился в ту ночку, руки мои тряслись. А жизнь продолжалась.
Женитьба, рождение дочери. Ничто не предвещало беды. Автокатастрофа. Смерть жены. Она умерла мгновенно, не мучилась. Моя дочурка — все, что у меня осталось от той прежней счастливой семейной жизни. И я стал работать с удвоенным рвением. Не все получалось так, как хотелось: быстро и легко. На одном мероприятии ко дню медика меня на аудиенцию пригласил сам мэр. При встрече, он сказал, что заинтересован мной и моими успехами в больнице, пригласил сотрудничать в проекте одного НИИ.
Моя страсть к опытам и изучению законов природы была удовлетворена — действовала муниципальная программа развития науки в области медицины и биологии, финансирование из бюджета города. Я трудился со всем вдохновением, в азарте алчущего знаний… Меня вдохновляла моя дочурка и благодарные горожане — те, кому я волей случая и по долгу службы не раз помогал — не боялся самых тупиковых диагнозов, побеждал неизлечимые болезни. К тридцати годам я снискал уважение и в мои двери мог постучать кто угодно, прийти за мной, если что случится.
Многие богачи нашего города побаивались меня и называли «Алхимиком», не зря: я применял на практике то, на что столичные врачи не решались. Не в их правилах считаться с бедняками и сектантами. Мой близкий друг — Воцлав, священник в Солнечной секте. Я хорошо знал эту семью, знал Элен, его жену, всегда любовался их старшей дочерью Офелией… После смерти жены Офелия была первой, кто затронула мое сердце. Разница с ней в возрасте — пятнадцать лет. Ее гордость, дурное влияние ее кота служили преградой для наших отношений. В общем, не мой вариант: слишком юная и своенравная она, дочь сектанта…
Да и богатые и сильные нашего городка отворачивались от сектантов, считая их связанными с «чистильщиками» — народным трибуналом. «Чистильщики» были извечными врагами Ночной секты, детей Луны, в которой процветал каннибализм. Полиция преследовала «чистильщиков», те — каннибалов, а последние — не жалели своих жертв — просто убивали на Лунных жертвенниках. Все, как обычно. Издавались новые законы, один из самых ярчайших предоставлял Большим Игрушкам статус гражданина города, если Игрушка обитает среди людей и работает наравне с человеком. Некоторые влюблялись в Кукол, жили с ними. Я же влюбился в свою работу и был женат только на ней.
Этой зимой дочурка, ради которой я и старался, начала хворать. Пропал аппетит и сон, появилась слабость. Частые инфекции измучили ее — рвоты, простуды, высыпания на коже, лихорадки не давали спать, вскоре отказали почки. Она жаловалась на жуткую боль в костях. Линочка ломала их, как спички! Рак костного мозга — myeloma multiplex. Я забросил работу, вызовы и пациентов. Денно и нощно сидел с ней. Не спасали никакие лекарства и никакая магия! Она таяла, как свечка. Моим глазам было больно на это смотреть, хоть я и держался. Я чувствовал, как в ней угасает жизнь.
Моя работа протекала не в узких кругах — обычные пациенты — порой всякий сброд. Зарплата низенькая, хотя прожить можно. Чаще всего вызывали на передоз наркотой. Не знает наш народ меры ни в чем, ни в чем себе не откажет. Закончив институт, еще зеленой соплей, в помощниках у врача я набрался опыта. Видел не самое лицеприятное. Наш главврач частенько ходил «под мухой». В первый же день практики меня стошнило. Пришлось спасать одну шлюшку, у которой неудачная попытка аборта чуть не привела к летальному исходу. А главврач в эту смену спит себе мертвецким сном. Я справился, намучился в ту ночку, руки мои тряслись. А жизнь продолжалась.
Женитьба, рождение дочери. Ничто не предвещало беды. Автокатастрофа. Смерть жены. Она умерла мгновенно, не мучилась. Моя дочурка — все, что у меня осталось от той прежней счастливой семейной жизни. И я стал работать с удвоенным рвением. Не все получалось так, как хотелось: быстро и легко. На одном мероприятии ко дню медика меня на аудиенцию пригласил сам мэр. При встрече, он сказал, что заинтересован мной и моими успехами в больнице, пригласил сотрудничать в проекте одного НИИ.
Моя страсть к опытам и изучению законов природы была удовлетворена — действовала муниципальная программа развития науки в области медицины и биологии, финансирование из бюджета города. Я трудился со всем вдохновением, в азарте алчущего знаний… Меня вдохновляла моя дочурка и благодарные горожане — те, кому я волей случая и по долгу службы не раз помогал — не боялся самых тупиковых диагнозов, побеждал неизлечимые болезни. К тридцати годам я снискал уважение и в мои двери мог постучать кто угодно, прийти за мной, если что случится.
Многие богачи нашего города побаивались меня и называли «Алхимиком», не зря: я применял на практике то, на что столичные врачи не решались. Не в их правилах считаться с бедняками и сектантами. Мой близкий друг — Воцлав, священник в Солнечной секте. Я хорошо знал эту семью, знал Элен, его жену, всегда любовался их старшей дочерью Офелией… После смерти жены Офелия была первой, кто затронула мое сердце. Разница с ней в возрасте — пятнадцать лет. Ее гордость, дурное влияние ее кота служили преградой для наших отношений. В общем, не мой вариант: слишком юная и своенравная она, дочь сектанта…
Да и богатые и сильные нашего городка отворачивались от сектантов, считая их связанными с «чистильщиками» — народным трибуналом. «Чистильщики» были извечными врагами Ночной секты, детей Луны, в которой процветал каннибализм. Полиция преследовала «чистильщиков», те — каннибалов, а последние — не жалели своих жертв — просто убивали на Лунных жертвенниках. Все, как обычно. Издавались новые законы, один из самых ярчайших предоставлял Большим Игрушкам статус гражданина города, если Игрушка обитает среди людей и работает наравне с человеком. Некоторые влюблялись в Кукол, жили с ними. Я же влюбился в свою работу и был женат только на ней.
Этой зимой дочурка, ради которой я и старался, начала хворать. Пропал аппетит и сон, появилась слабость. Частые инфекции измучили ее — рвоты, простуды, высыпания на коже, лихорадки не давали спать, вскоре отказали почки. Она жаловалась на жуткую боль в костях. Линочка ломала их, как спички! Рак костного мозга — myeloma multiplex. Я забросил работу, вызовы и пациентов. Денно и нощно сидел с ней. Не спасали никакие лекарства и никакая магия! Она таяла, как свечка. Моим глазам было больно на это смотреть, хоть я и держался. Я чувствовал, как в ней угасает жизнь.