Автор, вы меня по-настоящему зацепили — читайте теперь). Заранее прошу простить, текст ваш с большим потенциалом, но очень обидно было цепляться за всякие несовершенства.
ОффтопикПервая часть перевешивает основную, рекогносцировка показалась важнее боевых действий – собственно, хоррора. Почему так произошло?
Первая часть пронзительна. Меня как читателя она задела болезненностью темы – действительно задела. И переходить потом от этого серьеза и драматизма к ужастику было обидно. Частично соглашусь с комментарием Ирины Зауэр:
Противопоставить реальный кошмар нереальному,
Детдом — озверению, зло и не к месту даже.
Частично, потому что убеждена – в творчестве можно все. Вопрос — как. Если автор берет такую серьезную тему, то и продолжать ее нужно серьезно, пусть даже и в фантастическом ключе, но с горечью, отчаянием, искренность. И в этом случае заканчивать нужно точно не хихиканьем над бланком. Финал смазан. Мальчик стал однозначным демоном, а не страдающей отчаявшейся сущностью, мстящей за несправедливость.
Не вполне понятно поведение воспитательницы. Лиля показана человеком сопереживающим, старающимся помочь отстающему новенькому, понимающим трагедию «ненужных детей».
Лиля покрывалась мурашками от подобных реакций обитателей детского дома. Казалось, что в их тела вселялись души одиноких стариков…
И вдруг – затрещина в обезьяннике. Перечитала несколько раз сцену – не понимаю, образ воспитательницы рушится. Даже если бы Витя украл (кстати, что, тоже малопонятно – конфету? При чем здесь мусорки?), та Лиля, из первой части, руку бы на воспитанника не подняла. Психологически недостоверно получилось, противоречит созданному образу.
Сцена нападения не встает перед глазами, как ни пытайся. Тому может быть 2 причины: либо описание происходящего недоработано и расплывчато, либо у читателя в моем лице не хватает для понимания боевого опыта (что так). Эту сцену представить не смогла. Что здесь произошло?
Воспитательница потянулась к мальчику, — тот вцепился зубами в ладонь; синеватая в проплешинах лопоухая голова мелькнула петлей в рывке.
Зубами вцепляется еще мальчик. И тут же – синеватая лопоухая голова. Уже не мальчика? Он так сразу перекинулся в шакала?
Дальше совсем не представляемо.
Рука скрутилась в канат, как в болевом приеме самбо. Хрустнула кость, и в плече вспыхнул пожар, большой палец загнутой руки елозил по спине, болтаясь на кожице;
Рука, скрученная в канат… Перед мысленным взором вот это:
Оффтопик
Можно ли так скрутить руку? Или я не представляю всего этого, потому как не самбист?
Далее руку завели за спину, палец почти оторван… ужас. Но нарисовать себе такое сложно.
Дальше:
это уже был не Витя Найденов. Распахнув челюсти, злобное существо в человеческом обличье опиралось на землю несгибаемыми руками и быстро-быстро перебирало коленками.
Так все-таки в человеческом обличии? Сбивает с толку. Он частично перекинулся – челюстями, проплешинами и несгибаемыми руками? И коленки эти… Ощущение, что руки уперты в землю, а коленки перебирают на месте.
Можно продолжать, но не буду. Сцену, на мой взгляд, надо дорабатывать, она плывет.
Читаем дальше.
Почему смерть пришла так рано? Или все закономерно, это ― карма?
Тут не сдержалась, простите: ну какая, нафиг, карма?!!! После серьезной первой части текста с ее психологизмом, жизненностью и настроем на глубину – вдруг эти «поигрушки». У читателя ломка жанров: как от классики – к попсе. Ну ладно, это вопрос мировоззрения, оставим. Но кто это думает, про карму? Изуродованная, истерзанная недооборотнем девушка лежит, и мирно, с поэтической горечью размышляет о череде перевоплощений?
Лиля догадывалась, а теперь убедилась, что души могут переселяться необязательно после смерти: зверь вселился в мальчика, и за ее гнев, несдержанность и детские обиды забирает жизнь.
Тело тленно. А что будет с душой, куда ее затянет круговорот сансары?
Несвоевременность этих отстраненных размышлизмов сильно навредила ключевой сцене.
Сцену смерти в лечебнице тоже на переплавку – простите, цепляет многое: порядок предложений, нелепый абзац про мочу, тело, сложившееся в коленях и пр.
О странностях д-ра Пахомова:
невидимый сгусток энергии окончательно отделился и, покидая оболочку, устремлялся ввысь.
Одно дело лечить душу больного и совсем другое — видеть, как она расстается с телесной оболочкой.
Близко стоящие предложения. Ощущение, что доктор эти сгустки видит воочию. Нет? И его проницательность в финале (по поводу коллеги и вахтера) тоже удивительна.
О расстановке частей. Пациентка умирает от ужаса, и вдруг она опять жива и вплетает в косу марлю. Неожиданная ретроспектива, неестественно привязанная к тексту.
Композиционно текст выстроен очень странно, и объяснений этому у меня нет — хочется переставить местами некоторые части.
Резюме: несмотря на все вышесказанное, рассказ меня, повторюсь, зацепил и точно запомнится. Психологизмом, болезненностью проблемы, небанальностью. И за ужас поставлю 5 (по 10-балльной шкале) – он здесь есть.
Даже при всех перечисленных выше недоработках, могу сказать – автор умеет писать (к примеру, фраза «клеймо «вор» отпечаталось вертикальной морщинкой над переносицей» — очень удачна). Есть глубина, есть навык, но ощущение, что палитра вдруг оказалась слишком широка и богата, автор запутался в кисточках, морали, средствах выражения, частях и смешал краски.
Хочется увидеть рассказ доработанным, меня он заинтересовал.
Подытожу уже сказанное:
— необходимо решить вопрос с моральным аспектом: к примеру, углубить характер мальчика, возможно, ввести его фокал, по драматизму сравнять финальную часть с первой.
Первая часть пронзительна. Меня как читателя она задела болезненностью темы – действительно задела. И переходить потом от этого серьеза и драматизма к ужастику было обидно. Частично соглашусь с комментарием Ирины Зауэр:
Детдом — озверению, зло и не к месту даже.
Не вполне понятно поведение воспитательницы. Лиля показана человеком сопереживающим, старающимся помочь отстающему новенькому, понимающим трагедию «ненужных детей».
Сцена нападения не встает перед глазами, как ни пытайся. Тому может быть 2 причины: либо описание происходящего недоработано и расплывчато, либо у читателя в моем лице не хватает для понимания боевого опыта (что так). Эту сцену представить не смогла. Что здесь произошло?
Дальше совсем не представляемо.
Можно ли так скрутить руку? Или я не представляю всего этого, потому как не самбист?
Далее руку завели за спину, палец почти оторван… ужас. Но нарисовать себе такое сложно.
Дальше:
Можно продолжать, но не буду. Сцену, на мой взгляд, надо дорабатывать, она плывет.
Читаем дальше.
Тело тленно. А что будет с душой, куда ее затянет круговорот сансары?
Сцену смерти в лечебнице тоже на переплавку – простите, цепляет многое: порядок предложений, нелепый абзац про мочу, тело, сложившееся в коленях и пр.
О странностях д-ра Пахомова:
О расстановке частей. Пациентка умирает от ужаса, и вдруг она опять жива и вплетает в косу марлю. Неожиданная ретроспектива, неестественно привязанная к тексту.
Композиционно текст выстроен очень странно, и объяснений этому у меня нет — хочется переставить местами некоторые части.