ОффтопикДорогой читатель, если скажу, что история эта началась именно в Нью-Йорке, то введу Вас в заблуждение. Все началось задолго до Нью-Йорка с его бешеным ритмом и высокими, захватывающими дух небоскребами. Но тайны, пролежав на полочке с вечность, только сейчас решили открыться, словно боялись, что их очень быстро забудут.
Начну свой рассказ с Манхеттенской мостовой, утомленной топотом людских башмаков, стуков каблучков и летней нестерпимой жарой, когда осенью городские плиты, наряженные цветастой опавшей листвой, остывали под прохладным северным ветерком.
***
И как всегда вдоль витрин магазинов, и в переулках, и на оживленных улицах гудел, кричал и суетился народ, разношерстный людской муравейник.
Будто акульи плавники океанскую гладь, уверенно и плавно, эту толпу рассекали парень и женщина, чьи весьма оригинальные наряды никого не смущали в повседневной суете: синие плащи с серебряными пуговицами, украшенные расшитыми шелком чужеземными гербами. Рыжеволосая спутница, пожалуй, одевалась не менее женственно, чем ее товарищ, хоть и выглядела старше его на лет двадцать.
А он… то и дело поправлял выскользнувшую из хвоста темную непослушную прядь, сжимал посильнее лямку от ножен наискось закинутого за спину меча, весь в своих мыслях. Никто не догадывался, как противен ему этот город!
Как его достали чужие мысли. И уже не отменить того, что вместе со способностью понимать воронов-соплеменников и передавать свои слова мысленно и на расстоянии, Эрик теперь улавливал внутренние голоса, размышления, планы на день, вечер и… даже ночь совершенно посторонних ему, обыкновенных людей, просто проходя мимо. Снова спешат, мелькают туда-сюда. Веселье, грусть, легкость и мрак, отчаяние, беспокойство, страх. Как знакомы эти чувства, познал все, кроме страха. Никогда не боятся, никогда и никого. Первая заповедь из детства.
«Нет, она меня не любит, не любит!» — горечью пропахли терзания худощавого сутулого паренька. Вот суетливо и боязливо паренек прошмыгнул между ним и Лирой, едва зацепив, обдал легким запахом травки.
И этот туда же.
«Сегодня, мне будет восемнадцать!» — ликовала мадемуазель, взяв под руку ухажёра — стилягу, о чем говорили: рэперская шапочка, очки на поллица, в довершение — штанины, которыми молодой человек так усердно мел мостовую, — "… и я останусь у него ночевать!"
Кто о чем… Иногда даже забавляло подобное «радио».
Молоденькая мама ведет за ручку кроху-дочь. Невольно расцветает душа у Эрика. Раздраженность гаснет. Улыбка девочки метко летит в его сердце, согревая грудь.
«Видно Азалия, любимая сестричка, улыбнулась с небес, глядя на меня» — подумал, ускоряя шаг, и перевел взгляд на Лиру — свою рыжеволосую спутницу. Он знал и то, что беспокоит ее.
Начну свой рассказ с Манхеттенской мостовой, утомленной топотом людских башмаков, стуков каблучков и летней нестерпимой жарой, когда осенью городские плиты, наряженные цветастой опавшей листвой, остывали под прохладным северным ветерком.
***
И как всегда вдоль витрин магазинов, и в переулках, и на оживленных улицах гудел, кричал и суетился народ, разношерстный людской муравейник.
Будто акульи плавники океанскую гладь, уверенно и плавно, эту толпу рассекали парень и женщина, чьи весьма оригинальные наряды никого не смущали в повседневной суете: синие плащи с серебряными пуговицами, украшенные расшитыми шелком чужеземными гербами. Рыжеволосая спутница, пожалуй, одевалась не менее женственно, чем ее товарищ, хоть и выглядела старше его на лет двадцать.
А он… то и дело поправлял выскользнувшую из хвоста темную непослушную прядь, сжимал посильнее лямку от ножен наискось закинутого за спину меча, весь в своих мыслях. Никто не догадывался, как противен ему этот город!
Как его достали чужие мысли. И уже не отменить того, что вместе со способностью понимать воронов-соплеменников и передавать свои слова мысленно и на расстоянии, Эрик теперь улавливал внутренние голоса, размышления, планы на день, вечер и… даже ночь совершенно посторонних ему, обыкновенных людей, просто проходя мимо. Снова спешат, мелькают туда-сюда. Веселье, грусть, легкость и мрак, отчаяние, беспокойство, страх. Как знакомы эти чувства, познал все, кроме страха. Никогда не боятся, никогда и никого. Первая заповедь из детства.
«Нет, она меня не любит, не любит!» — горечью пропахли терзания худощавого сутулого паренька. Вот суетливо и боязливо паренек прошмыгнул между ним и Лирой, едва зацепив, обдал легким запахом травки.
И этот туда же.
«Сегодня, мне будет восемнадцать!» — ликовала мадемуазель, взяв под руку ухажёра — стилягу, о чем говорили: рэперская шапочка, очки на поллица, в довершение — штанины, которыми молодой человек так усердно мел мостовую, — "… и я останусь у него ночевать!"
Кто о чем… Иногда даже забавляло подобное «радио».
Молоденькая мама ведет за ручку кроху-дочь. Невольно расцветает душа у Эрика. Раздраженность гаснет. Улыбка девочки метко летит в его сердце, согревая грудь.
«Видно Азалия, любимая сестричка, улыбнулась с небес, глядя на меня» — подумал, ускоряя шаг, и перевел взгляд на Лиру — свою рыжеволосую спутницу. Он знал и то, что беспокоит ее.