Я придумал тебя во время дождя

Посвящено моему другу, чье имя я оставлю в тайне.

Он заходился в безудержном плаче, его не по-мужски тонкие и костлявые плечи содрогались при каждом всхлипе. Она стояла чуть поодаль, печально и будто отрешенно глядя на него, не в силах что-либо предпринять. Каждый раз, когда Она тщетно пыталась помочь, все, чего Ей удавалось добиться — прекратившиеся на краткий миг всхлипывания и взгляд, сначала воодушевленный, почти счастливый, но потом с каждой секундой все более и более недоверчивый и мрачный, пока в конце концов он не перерастал в полный ненависти и агрессии волчий прищур. И каждый день одна и та же история.

Его слезы алмазным градом сыпались на раскрытые страницы книги, рассказывающей о том, как прекрасен мир весенним утром, как чудесна любовь и как волшебны ночные прогулки по цветущему саду. А у Него всего этого нет. Недостоин. Недостаточно хорош для этого мира. Слишком искалечена душа и неопытно сердце, на котором еще нет шрамов от несчастной любви. И нет ничего. Некого любить, некому посвящать стихи и не о ком думать душной летней ночью, лежа во влажной от росы траве.

— Не плачь, пожалуйста. — тихий убаюкивающий голос, теплые руки, ласково обнимающие за плечо.

Он знал, что Ее нет: это всего лишь плод его больного воображения, попытка убежать из мира реальности в сладкую страну грез. Измученное же тоской нутро яростно протестовало любым доводам, ликуя при каждом Ее прикосновении и даже слове.

За окном тихо накрапывал дождь, сквозь редкие облака пробивались теплые лучи яркого солнца, а в воздухе пахло цветущей сиренью. На столе, за которым Он сидел, стояла хрустальная ваза с увядающим букетом полевых цветов, поверхность вокруг нее была усыпана яркими нежными лепестками. Тут же лежала потасканная книга со стершимся от времени переплетом, пропахшая пылью и стариной. На полу лежали скомканные бумажки.

— Ты же знаешь, как я люблю тебя.

— Ты не можешь. Тебя нет.

— Да? Почему же ты со мной говоришь?

— Я схожу с ума. Мне плохо. Я начинаю видеть то, чего нет. Слышать то, чего никто не говорил.

— Очнись. Я — тут, и я настоящая.

Все еще не оборачиваясь, Он вытер слезы тыльной стороной руки и, уставившись невидящим взглядом в хрусталь вазы, прошептал, пытаясь поверить в свои же слова:

— Пусть я свихнулся, пусть по мне плачет психушка, но, черт возьми, ты не можешь быть лишь в моей голове! Я придумал тебя во время дождя, и ты существуешь.

Она лишь рассмеялась, легко и звонко, и в смехе этом слышались и апрельская капель, и колокольчики, и журчание ручья, и смех ребенка, радующегося новой игрушке. Повисла тишина. Но она не была угнетающей, мрачной и будто ватной. За стеклом без устали барабанил дождь, а Он слышал лишь свое дыхание и шелест Ее платья.

— Сделай это. Просто обернись, я знаю, у тебя получится.

Он видел ее неясные очертания в отражении на гладкой поверхности все той же вазы. "Она существует. Да. Я ее вижу. Я ее слышу..."

Он сделал глубокий вдох и обернулся. Она стояла в трех шагах от него, такая прекрасная, неземная.

— Вот видишь, я… — она запнулась. Посмотрела на свои руки — они начали светиться, будто бы прожигаемые изнутри. С каждой секундой света становилось все больше, очертания все исчезали. Вот уже все тело было объято этим сиянием, словно коконом. — извини… Я должна уходить. И ты тоже. Мы будем вместе. Там, где звезды ярче, где луга зеленее, где мы можем быть вдвоем. Только я и ты. — Она приблизилась к Нему, взяла его руку в свои, и он почувствовал ни с чем не сравнимое тепло, не обжигающее, но способное согреть любого.

Искрящееся сияние передалось и ему, захватило каждую клеточку его тела. И Они шагнули в мир, где только облака и звезды. Где нет времени. Где нет никого. Где только они. Безмолвие и покой.