Сказочница из Звездляндии

У меня есть три привычки: растить на горшке с замком ключики, кормить с рук свои сомнения и страхи, и периодически дружить со своими демонами. У меня нет ни родителей, ни друзей, ни развлечений, кроме этих.

Вы хотите узнать, кто я? Не помню своего имени (меня давно никто и никуда не зовет), но знаю, что живу я в Звездляндии. У меня небольшой домик на самом краю вселенной. Я знаю, с виду он неказист: дверь висит на одной петле, приходится ее подпирать, крыша прохудилась, сквозь нее иногда идет звездный дождь, а на светлых стенах облупилась краска… Но я люблю свой домик. В нем обитаем только я да Фауст — так зовут фикус с помесью лаванды и рябины, на котором я ращу ключики. Фауст живет в синем горшке с замком. Когда созревает очередной ключ (я дожидаюсь, пока спелый ключик упадет прямо на стол), тогда я облизываю пересохшие губы, обвожу его пальцем, чувствуя холодную металлическую форму, потому что она каждый раз разная, беру его в дрожащую руку, медленно подношу к замочной скважине, вставляю туда ключ и с замиранием сердца поворачиваю его… Ключ растворяется, и некоторое время через щель мне видно другие миры, другие жизни, других людей. Они меня никогда не видят и не слышат, но я хоть так узнаю о том, где еще существует жизнь, кроме моего домика.

Так я узнаю много нового и волшебного, но длится это всего лишь пять мгновений. В среднем ключи, как было написано в одной скучной толстой книге, которую я случайно обнаружила на чердаке после звездного дождя, падают с Фауста каждые десять лет. Не знаю, много это или мало, но каждый раз я жду с нетерпением, когда же созреет следующий. Для меня за это время проходит целая вечность...

Пока проходит вечность, успеваешь переделать кучу дел! Убраться в домике, приготовить себе что-нибудь, пойти на чердак, проверить, все ли звезды удалось выгнать после последнего дождя. Иногда они не хотят уходить, иногда они гаснут. Тогда я аккуратно беру их краем своего белого платьица и аккуратно закрепляю в Фаусте. Фауст не против, он довольно мурчит. За все это время я повесила на него и на стены несколько десятков звездочек. Иногда они шелестят, переговариваются на своем, только им понятном языке, и хихикают. Фауст фыркает на них, когда они слишком громкие. Но когда они, отдохнув, начинают сиять с новой силой, я их отпускаю. Тогда они летят куда-то в звездные дали. Наверное, к своей семье. Для меня всегда загадка, зачем они залетают ко мне и почему улетают. Не знаю, заглядывают ли ко мне одни и те же, или же каждый раз это новые звездочки?

То, что остается за день от еды, я отношу вечером на улицу. Своим страхам и сомнениям. Я выхожу с фонарем, ставлю его на землю, всегда отхожу шагов на десять, сыплю немного крошек на ладони, свищу и замираю в ожидании. Они прилетают, черные, как тучи, приветливо каркают, иногда садятся на плечи и дергают мои белоснежно-серебристые волосы. Играются. Я шикаю на них, притворно ругаюсь. Они в ответ каркают.

Их очень много. Они кружат вокруг меня плотной стеной, из-за них мне каждый раз не видно даже света фонаря: его закрывают их черные крылья и туловища. Они жадно клюют все, что я им предлагаю, а когда мои запасы подходят к концу, долго и разочарованно кружат вокруг меня. Приходится разводить широко руки и переворачивать мешочки, показывая, что больше у меня точно ничего нет. Они для приличия кружат еще немного, наверняка благодаря, и улетают.

Как-то раз я так увлеклась упавшим ключиком, что совсем забыла про них. Я тогда увидела маленького мальчика, курносого, с рыжими вихрами, с веснушками и широкой улыбкой. На какой-то доске с ручкой он мчался по широкой дороге, за ним ехали мальчишки постарше. Он выехал на другую дорогу, пытаясь от них оторваться. Они закричали на него, но не зло, а обеспокоенно. Через пару минут его снесло чем-то быстрым, огромным и металлическим. Его протащило по земле, которая мгновенно поменяла цвет. Кажется, то был зеленый? Я не очень хорошо в этом разбираюсь… Но говорят, что земля должна быть зеленой. У этих двух слов даже слоги одинаковые, так что неудивительно. Но поразило меня другое… То, как потом выглядел мальчик.

Я долго ходила, будто мне звездный дождь накапал зашиворот, и наглые звездочки остались у меня под платьем, а теперь царапаются. Но вот только царапалось в этот раз со стороны сердца… Я долго не могла это выкинуть из головы, потому забыла про еду… А вечером, привычно выйдя из дома, сильно об этом пожалела.

Чернота окружила меня, загалдела со всех сторон, зашуршала, закаркала. Засвистел разрезаемый воздух. Мои руки, плечи, лицо, все стало зеленым из-за ран. Я упала на землю, опрокинула фонарь. Он тут же погас. Я ничего не видела, кроме черных теней, но решила, что если закрою глаза, то хуже не будет. Они исчезнут!

Я так и сделала. Закрыла глаза ладонями, руки закрыла, подтянув к себе колени. Всхлипами закрыла уши, но даже сквозь них слышала этот невыносимый шум… Вдруг все стихло. Нет… Не стихло! Я услышала утробное рычание зверя, постукивание когтей о землю, шепот звезд… Я не знаю, откуда он взялся. Но так я впервые встретилась со своим демоном.

Он был зеленоватым. Клыки грозно торчали из его узкой пасти, когда я испуганно распахнула глаза. Звезды, зацепившиеся за его шкуру после последнего дождя, подсвечивали его в темноте. Их свет отражался от его глаз… Насмешливых и человечных. Он рыкнул, а потом положил голову под мою руку. Потребовал похвалы. Я нерешительно провела по шерсти рукой. Она была мягкой. Зверь довольно заворчал и лег рядом со мной. Снова подставил голову. Звезды сияли и хихикали, а я нерешительно провела кончиками пальцев по его голове. Зверь же решительно махнул головой в ответ.

Поднять руку, опустить. Поднять руку, опустить. Я едва не уснула, убаюканная этим ритмом, но тут мой взгляд упал на треугольные ушки чудовища. Другой рукой я мягко коснулась их. Зверь мне позволил.

Потом ему в какой-то момент надоело. У меня рука затекла, я больше не могла его гладить. Он встал, стряхнул мои руки и с независимым видом ушел куда-то вглубь звездного леса, который рос рядом с моим домом. Я пошла за ним, зверь мне позволил, и так еще до утра мы дошли до его логова-чащи. Он вскочил на деревья и свернулся на них клубочком. Я боялась, что он поранится о кроны, что звезды будут ему мешать, но ничего из этого не произошло. Зверь посмотрел на меня своими спокойными глазами-смешинками, в которых отражался человек, нагло зевнул и зарылся мордой куда-то в красноту.

После этого я его иногда навещаю. Но он каждый месяц забывает меня. Я беру с собой мертвую звезду, раню себя, дожидаюсь, пока покажутся зеленые капельки, и протягиваю руку ему под нос. Он недоверчиво и осторожно приближает морду, нюхает меня, слизывает капельки, и его глаза из ледяных и чужих звериных вновь становятся теплыми и человечными. Я стараюсь ходить к нему каждый вечер после того, как покормлю сомнения и страхи, но иногда его не оказывается на месте. Иногда я не успеваю дойти до утра, потому что тропинки под ногами шалят. Когда же мне везет, и я успеваю дойти к нему до рассвета, и он оказывается на месте, и помнит меня, он спускается с крон и ластится, а звезды тихо шелестят и переговариваются только на им понятном языке. Я ему рассказываю о ключиках, о том, что успеваю сделать между ними, а он смотрит на меня своими умными человечными глазами, и словно все понимает. Когда меня знобит от холода, он ложится мне за спину, а меня накрывает хвостом. Он очень заботливый.

Утром мне нужно вернуться. Ведь меня дома ждет Фауст и ключики. И я устало добираюсь до дома, целую листики фыркающего Фауста, и ложусь наконец-то спать. А когда просыпаюсь, то первым делом бегу смотреть, насколько же выросли ключики, и скоро ли они упадут. Мне никогда это не надоедает.