Подарить чудо просто...

Баба-Яга, пригорюнившись, сидела на брёвнышке перед избушкой, погружённая в невесёлые мысли.

«Это ж кто такое учудил-то? — сердито думала она. — Какой такой писака? Это ж надо было удумать, что все мы тут, как есть, сказочные, а посему выходит, что и живём в сказке!»

Виной всему был Кот, что на дубу зелёном жил. Кота все уважали, ещё бы — Учёный! И недале, как вчера, он им книжицу одну прочитал. И такая книжица складная была, да всё про них.

А как закончил читать, его, возьми, Леший да спроси — а как, мол, книжица-то эта называется? Кот и ответил: «Сказки это».

А коли так, то все они, значит, и живут в этой самой сказке.

«В сказке! — продолжала сердиться Яга. — И даже не как в сказке, а в ней самой получается! Глядишь, прочитают люди, да и завидовать начнут, недаром же молвят, когда всё сладко да гладко — не жизнь, а сказка. А тут какая сказка?» — Баба-Яга вытащила из фартука маленькое зеркальце, глянула не себя и в сердцах сплюнула.

«Тьфу, ты! Ну, как есть прынцесса! Вот только прынца не хватает. Да, ладно, я, — продолжала печалиться она, — старая да страшная. А взять русалку? Девка статная, пригожая, без хвоста даже, а одинокая. Как вечер — так на бережок идёт, песни петь, а песни все такие тоскливые да заунывные, что впору верёвку искать… а из кавалеров один Водяной и есть, да и тот женат на Кикиморе.

Есть, кажись, богатыри где-то, три десятка, вроде их, не меньше, да только живут они в море-окияне, а наша-то мавка пресноводная. Глядишь, враз и помрёт, в солёной-то воде…»

Громкий скрип отвлёк её от горьких мыслей. Это избушка слегка переступила с ноги на ногу — затекли, видать, от чего дверь сразу же распахнулась.

«Во! Даже дверь подправить некому. Охо-хо…» — и она поплелась к избушке.

…

— Охо-хо… — прокряхтел Водяной, переворачиваясь на другой бок, — Эй, жена! — позвал он Кикимору. — Мазь-то у нас ещё осталась? А то сходила бы к Яге, попросила бы ещё чуток, совсем ревматизм замучил.

— Есть-есть, — отозвалась жена, — сейчас натру.

В подводной избушке сразу запахло водкой и горчицей.

— Ну, вот, — хмыкнул Водяной, — сразу сказкой запахло. Это ж надо было такое придумать! Сказка… была б сказка, и мазь была бы тоже сказочная. Раз натёр — и вся хворь прошла.

— И не говори, — вздохнула Кикимора, — горазды же люди сочинять небылицы.

…

А на берег меж тем опускался синий вечер, разливался аромат трав, острый яркий месяц посеребрил бережок и русалку, простоволосую, в венке из жёлтых кувшинок.

Глубоко вздохнув, русалка затянула песню:

— Ох, и где же ты, миленький мой…

Обогрей и уйми мой озноб.

Ох. как тошно в пруду мне одной.

Почему ты со мной не утоп?

Милый мой, мою песню услышь,

Приходи ты на берег крутой

И послушай, как плачет камыш,

Ему грустно, что ты не со мной…

…

— Охо-хо… — заворочался Леший на полатях, — опять завела свою шарманку. Теперь до рассвета глаз не сомкнёшь, а и сомкнёшь — так тоска какая приснится…

— Слышь? — окликнула Лешачиха мужа. — Ты бы заблудил, что ли, какого гармониста к вечеру, авось бы утащила к себе. А там, глядишь, частушки бы стал играть — всё веселее.

— Заблудил… — вздохнул Леший, — а ну как у него невеста останется? И будет ей ещё и на гармошке подыгрывать. Вот тогда уж точно — хоть из леса беги. Эх… вот, сказочная-то жизнь … тьфу ты! Это только в котовьих сказках чудеса разные: там тебе и щука волшебная, и рыбка золотая, и кувшины с колдунами восточными внутри… а у нас что? Один Кощей с волшебной иглой, которую сам забыл куда спрятал…

…

— Охо-хо… — почесал ухо Кот. Ему было и совестно, и досадно. И дёрнуло его эту книжку читать? Похвалиться хотел, что грамоте разумеет? Жили и жили, и ведать не ведали, что плохо живут. А как про сказку услышали — сразу и думать начали — почему, дескать, пишут, что они в сказке живут, а сказочного ничего и нет.

Кот покосился на книгу. А ведь описано-то всё в ней верно. Леший есть? Есть! Он сам сказки сказывает? Сказывает! Ступа идёт-бредёт сама собой? Брела тут как-то на днях, сам лично видел…

Что не так-то? Как там? Не жизнь, а сказка? А на поверку — не сказка, а жизнь?

А он тогда что рассказывает? Сказки! И в них всё хорошо…

— Так-так-так… — задумался Кот. — а, что если мне рассказать свою сказку, а не чужую? Или написать? А, вдруг?

Он встал, потянулся и зашагал налево…

— У Лукоморья дуб зелёный,

Златая цепь на дубе том,

И я весь из себя учёный,

Слагаю сказочку о том,

Что бабка-Ёжка стала кралей!

В Кощее пробудила пыл,

А из заморских водных далей

Жених к русалочке приплыл!

И пусть у них родится двойня,

Чтоб им друг с дружкою играть,

А старый Леший мог спокойно

Аки младенец, ночью спать!

И Водяной пусть не хворает!

Избушка крепкой станет вмиг!

Нет! Пусть Кощей её подправит

И всем докажет, что мужик!

Кот потёр лапы и прислушался…

Так же светил ясный месяц, тихо шумел густой лес… и…всё?

А куда делись печальные песни? Неужто? А это кто там бредёт по тропинке — ступа что ли, опять?

Кот пригляделся. Нет, не ступа, а её хозяйка. Да не одна — рядом с ней вышагивал некто худой и высокий, в ком Кот сразу признал Кощея.