Злат

Легкий звон, и капельки прозрачной жидкости побежали по белоснежной коже, освежая тяжести её ожиданий. Тончайший запах изящными струйками тянулся вверх, утопая в моем глубоком вдохе. Плоть наливалась кровью, и безжизненный металл врезался в её тающие запястья, оставляя за собой сладкие борозды нежного оттенка её вины, оголяя истинный цвет жизни своей распятой жаждой госпожи.

Пронзительная юность её тела, чьи волокна служили образом для стрел Амура, пурпурным инеем жгла сочленения древних глыб окружающих стен, самодовольно упиваясь бессилием их замшелых веков. Её волосы, цвета беззаботных грез дубов старейших рощ, едва заметно ласкали потоки легкого ветра, случайно проникшего сквозь тяжелые двери, а полуоткрытые глаза причащали к Богу, запрещая примитивную речь. Её воля набатом жгла мое сознание, небрежными мазками хороня мое бездыханное эго.

Три неуверенных шага к мечте, и белый шум начинает шептать свои песни, вкладывая в помутненный рассудок тонкую вязь тайн её дневников, наперебой жаждущих воскрешения веры в болезненное Солнце над складками небес, требуя воплотить его лучистые розги в безраздельно природной жидкости, стыдливо скрытой от мира. Тараны взглядов били в хлопковые стены этого капища великолепия свободы, украдкой пряча свои постыдные порывы.

Обнажив предмет её восторга, я ублажал себя касанием её бархатных, обрамленных запахом женственности щек, с восхищением смыкая тиски сухожилий своих пламенеющих золотом пальцев на её скулах. Я видел, как грязные лужи первозданного омерзения, льющие свои воды по ложбинам изгибов нижайшего Ада, тянули свои цепные ароматы ввысь, ко вскрытому мной саркофагу врат в Тартар, но даже эти воспоминания не могли сравниться с бешеной ордой чувств в моем сердце, срывающих последние бастионы покоя, вошедших в меня при виде полуоткрытых губ моей богини. И онемев, я робко направил желанный ею путь в намеченное изнемогающими взглядами русло, позволив себе окунуться в расслабляющие волны падающих оков.

Змеёй извиваясь, искристые звенья пробирались сквозь толщу воздуха и пыли, покрываясь волдырями молитв и лопаясь, впитывая брызги воспалений в себя. Вибрация счастья трубила наступление царства света в тесном окружении стен этой обесчещенной кельи. Мои оцепеневшие руки держали святой Грааль, изливающий свою благодать в уста моей волшебной ученице, непроизвольно массируя полотно его кровавых одежд. Зрачки моих глаз жадно крали в глубины памяти картины падения божественных касаний на священную кожу воплощения чистоты. Я растворялся в первобытном восторге омытых янтарной радостью губ, задыхаясь в толще глубин солнечного моря, окольцованном алым берегом чутких удовольствий, заворожено внимая танцу языка в прозрачном металле. Тонкие струйки лучистых рек орошали небесную шейку, утопая в едва заметных складках одежд, вздымая горький союз аромата её плоти и солнечной благости, опустившейся на чело новорожденной жрицы.

Но всякий свет рассеивается под грузом пылающего мрака, и смещенное время, потакая своим космическим грехам, толкнуло колесо жизни, вставляя стрелку настоящего в нишу финала, опуская занавес причастия, иссушая колодец Пандоры. И мирра, редкими каплями орошая изнеможенный язык, манила царицу на таинство коронации, прогибая стан её тела в дуге жажды, приковывая уста к иссякшему ручью, насыщая её нутро последними, самыми яркими грезами.

Мгновения потери тянули свои мертвые конечности по ту сторону застывшего Стикса, и усопшая святость взбухала нечестивым гневом, вырезая радугу глаз бесноватой дрожью, лихорадочной чередой безумных сочетаний неясных звуков, выжигаемых касаниями оплавленной нежностью плоти. В пульсации лабиринта вен тянулись потоки темных провалов, насыщая твердыню всякого зверья, обретшего вечный покой в казематах моих фантазий, и винный туман пеленал нравы. Естество помыслов рвалось наружу, отрывая голову ядовитыми когтями животных законов, топя в кипящей крови. Я пал на каменное ложе своего благородного палача, отдав свое бремя её хрупким ласкам, теряя самобытность жизни в порочном воссоединении со своими корнями, и моя честь была заживо сожжена во влаге поцелуя озолоченной красоты.