О цифрах и Ньютоне

1

Первая и последняя фразы — это самое важное.

Запомним.

Эти заметки будут вестись от первого лица, поэтому вот где-то здесь надо представить автора: сообщить имя автора, его примерный возраст и, возможно, что-то, дающее представление о личности.

С другой стороны, ну обозначу я все эти данные, или не все, или прибегну к вымышленным именам и числам — это ведь не будет иметь значения, я-автор останусь чужим и далеким человеком.

Однако все-таки попробую обозначить кое-что.

В моем имени четыре буквы, а в возрасте — две цифры. В сокращенном имени тоже четыре буквы, а до трех цифр возраста я не доживу (с очень большой вероятностью). Так и останемся — четыре и две.

Когда-то давно у меня были другие данные. Полное имя состояло из пяти букв, сокращенное из трех. Имена нам выбирают родители.

Вообще, мне кажется, слишком много на себя берут наши родители. Они дают нам жизнь, потом называют как-то так, как им самим нравится. У младенца нельзя спросить, какое имя ему по душе. Со временем он вполне успешно откликается на некий набор звуков, которых его предкам было приятно произносить, потому они и выбрали такой набор для него, хотя понятно, что для себя. Часть родового имени приходит через отца, но и его звуки когда-то выбирали его родители.

Во всей этой цепочке мы вынуждены иметь дело лишь с симпатиями других людей.

Ах, да! От первого лица…

Мне удалось оформить себе собственные симпатии. Закон это позволяет.

К тем годам, когда в возрасте человека уже два порядка и вперед выступает важная цифра «один», можно было бы узнать, а какие звуки нравятся самому его обладателю, и даже сменить имя. Но вы думаете, кто-нибудь спрашивает? Нет, я не имею в виду интернет-логины, сетевые или игровые ники — это совершенно отдельный разговор. В никах, за которыми может спрятаться человек любого возраста, обычно довольно много букв — так они внушительней звучат. Они нравятся уже человеку лично. Сам выбирал. Для себя, по себе, под себя. Они приятны на слух, но особенно на глаз — ведь эти имена гораздо чаще читаешь, чем произносишь. А произносишь то, которое твое, но как будто не твое, потому что не ты его выбирал. Однако то, которое ты выбрал сам, тоже как бы не твое, потому что оно отделено от тебя, разлучено. И даже если ты где-то сражаешься на просторах сетевой справедливости под устрашающим именем Всеволод-Убей-Всех-Извергов, то спишь ты все равно как Маша Иванова, у которой днем было просто плохое настроение, и ну вот так выразилось краткое отношение к миру.

Нет, выходит, что из моего имени никакого толка не будет. Попробую-ка я лучше о возрасте. Он, как мне кажется, заслуживает детального разговора. И он гораздо показательнее имени.

Цифр чаще всего две. Они играют в жизни огромное значение. Особенно — первая цифра в паре.

Если первой стоит цифра «один», то человек находится в замечательном периоде, когда ему все вокруг видится. Видится, что его не понимают или наоборот, понимают. А потом видится, что понимают не те. Ему видится, что он взрослый, что он умный, и он многое уже знает. Особенно про жизнь. И, разумеется, про людей. Видится, что сам он понял все и всех, и что это мир виноват, если вдруг что-то не срастается. В этом дивном возрасте еще нет такого слова как «ошибки». Мир вокруг неправ и несправедлив. Люди — неактивны, ленивы и не любят тебя так, как ты этого заслуживаешь. А ты, кстати, многого заслуживаешь. Очень многого. И лучшего. Но пока не срастается, а должно слипаться.

И время — оно тянется бесконечно медленно. Улитка бегает быстрее.

Занятное наблюдение: чтобы вспомнить себя во время «первой единицы», приходится проводить какие-то математические расчеты. Сколько тебе лет было в таком-то году? Никто не вспомнит сразу, а начинают из того года вычитать год своего рождения.

Несколько секунд — и вот готов ответ. До чего после этих секунд счастлив отвечающий! Им поинтересовались, его спросили, и он даже сказал правильно.

Бывает, считают сопроводительные цифры, например, нумерацию школьных классов. Тут арифметика тоже несложная, но уже в несколько действий. Нужно взять год поступления в школу, снова вспомнить год своего рождения, прибавить куда-то порядковый номер класса, вспомнить, что надо прибавлять к году поступления. Получить результат.

И снова радость!

Не пройдите мимо, порадуйте себя. Сколько лет вам было в восьмом классе? А в каком году вы перешли из младшей школы в среднюю? Вы встречали новое тысячелетие с «единицей» на первом месте или уже с «двойкой»? Или даже больше?

Устали?

Это только видится трудным. Как и все видится, когда у тебя «единица».

Когда она меняется на «двойку», меняется и мировоззрение. Ты уже все знаешь.

Нет, не так.

ЗНАЕШЬ!

Знаешь свои интересы и долго можешь говорить о собственных чертах характера, об особенностях натуры и вкусах. Знаешь, кто твои друзья, и что они останутся с тобой на долгие годы. Знаешь, что вы никогда не состаритесь и не умрете. Знаешь, что у тебя есть будущее, и оно определено тем учебным заведением, в котором ты встречаешь свою «двоечку». Молодость, красота, яркие краски, шум и трепет. Ты вооружен, мир перед тобой, его надо только захватить. И ты знаешь как.

Все-все знаешь!

Уже все.

Вот тут впервые может стать скучно.

Вместе с твердым знанием мира «двойка» подкидывает сюрпризы. Оказывается, надо на что-то жить, и на работу можно устроиться вовсе не ту, про которую ты точно знал, что тебя там ждут с распростертыми объятиями. И родители как-то изменились. Отдалились, что ли, или поглупели разом. Продолжают ничего не понимать и относятся как к ребенку с возрастом в один порядок, а ты такого себя, одно-порядкового, под-стол-ходящего, не знаешь, знать не хочешь и не огорчен незнанием, лишь иногда огорчаешься, когда другие от родителей узнают про того тебя, обычно в подробностях.

У некоторых друзей уже собственные дети, а ты смотришь на них отчужденно — все будущее еще впереди, куда они торопятся?

Все будущее заканчивается резко. Остается только часть.

Да, вы правильно поняли.

«Тройка» цифра гибкая, мягкая, никаких острых углов или лезвий. Но именно она, пышненькая и кругленькая дрянь, ласково шепчет тебе: «Игры кончились! Тик-так. Что дальше?»

Лучше бы к этому дню забывать, какого ты года рождения. Тогда можно жить легче, без этих числительных. Ты — троечник. Тебе это видится? Нет, это из другой эпохи. Ты это знаешь? Нет, тоже не то время.

Что тогда?

А ты не знаешь. Ты растерян. И пока тройка не обзавелась пятым хвостом, пока округление не пошло в большую сторону, ты еще считаешь, что вся проблема в том, что когда-то было неправильно выбрано учебное заведение.

В этом возрасте не видится, не знаешь.

Считаешь.

Надо — не надо, выйдет — не выйдет, сто́ит — не сто́ит. А если надо, то когда? Если выйдет, то как? Если стоит, то сколько? Неважно идет ли речь о деньгах, о мыслях, о жизни, отношениях или здоровье. Все вдруг начинают жить бухгалтерами. Считают, считают, считают. Мало кто состоятельный крот, но даже если это так, он всего лишь так считает.

Когда хвосты у тройки топорщатся плотным пучком, а к следующему десятку ты ближе, чем к предыдущему, происходит сразу два жутких события: пропадает еще кусок будущего, и набрасывается понимание его безвозвратной потери.

В этот же момент можно получить свободу.

Когда цифра навязчиво сменяется на «четверку», все продолжается вне зависимости от твоей свободы. Цифра сама диктует, как быть с ней и как быть тебе. Вроде перемены, вроде переоценки, «свой жизни путь пройдя…» и всякое такое. А вот диктует.

Сама цифра непростая, строгая. Много углов, линии разной длины. Коварная цифра. Но ты ее сильнее, ты с ней можешь по-своему обойтись. Зачем все эти углы и сложности? Легким росчерком, коротким и емким, ты махнул по бумаге: чих-чих. Четверка! Узнаваемая, понятная, простая-быстрая. Вниз-вверх-вниз. И главное — чиркнул без усилий и дум. Ничего тебе она не сто́ит, сто́ит лишь правильно к ней подойти и не выписывать ее угловые кренделя.

В «четверке» ты экономишь. И силы бережешь, и время попусту не тратишь. Бездействие с сильным оправданием и мощными аргументами, а дела только толковые, рациональные, прошедшие через сито не расчета — уже «а-смысла-вообще». И покупки все больше по акциям и супер-скидкам. Экономия должна быть! Иначе усталость, иначе не хватает, все потом, позже, да и зачем оно нам вообще?

Четверочка… Осторожная наша, «лень-двигатель-прогресса», запасливая, обрастающая стратегическим жирком, сто раз продумывающая каждый шаг, чтобы абы какие силы впустую не улетели. Сберегательная четверочка. Молодец, умница. Не надо напрягаться.

Поэтому у меня на этом все. И так растратилась.

2

В этой заметке, думаю, надо продолжить открывать себя, нужно же представление о личности. Уделю-ка внимание месту, где случилось рождение меня-автора.

Ах, как звучит! Автор родился в городе N!

Нет! Еще лучше звучит «Автор родился». И все. И точка. Не надо больше.

Знаете, как и когда рождается автор? А я знаю. Намыслила.

Этот момент не совпадает с появлением на белый свет живого существа от плоти другого живого существа. Автор способен родиться, когда существу хуже всего. Когда жизнь-вообще возьмет за шкирку жизнь-конкретную и тряхнет как следует. События не имеют принципиального значения. А вот «Тряхнет» важно.

Порой автор рождается под воздействием упавших на него мыслей. Тогда эта раздавленная, распластанная и растекшаяся кучка ртутью начинает собираться во что-то новое. Это и есть — рождение автора.

Теперь о себе.

То есть, обо мне, конечно.

В паспорте в «Место рождения» у меня стоит довольно известное название города довольно большой страны. Более чем известное, более чем большой.

У нас старый, тяжелый город. Он тоже большой, поэтому люди здесь сразу маленькие. Я среди них прячусь. Или теряюсь. Одним словом — обитаю.

А когда я родилась как автор? Не записано. Рождение автора-во-мне случилось не когда тряхнуло. Трясло, конечно, но как-то не вытряхивало ничего толкового. Автор, правда, тоже толк не Бог весть… Но все-таки солидно.

Для меня самый ужас оказался спрятан в физике. Да, в самой обычной науке о строении мира. Он оттуда ка-ак выпрыгнул! И мыслями придавил.

Зачем-то.

Физика утверждает, что есть материальный мир и мы материальны вместе с миром. Можно увидеть, потрогать, почувствовать.

Но тут же эта коварная наука говорит — материя состоит из пустоты! Из ничего. От молекул к атомам, от атомов к протонам и электронам и далее к кваркам, или что там самое ничтожное… Все это — все! — пустота. В лучшем случае, (а это повезло, кажется, электронам) — есть сгустки энергии.

Ух, мироздание! Всего, что есть, — нет. И нас нет вместе со всем.

Когда я еду в метро и неразличимая темнота тоннеля проносится рядом, за ненадежным стеклом, состоящим тоже из пустоты, становится… не страшно, нет. Становится жутко. Я понимаю, что я — ничего, смотрю в темноту — в ничто. Никто смотрит ничем ни на что.

Я начинаю исчезать, хоть меня и не было.

В миг, когда несуществование накрывает с головой, я отчаянно хочу написать хоть что-то, что-то сказать, о чем-то заявить. Пусть это будет рассказ о лягушке, которая ударилась головой в неудачном прыжке, или история мира, разлетевшегося на куски и продолжающего где-то во вселенной болтаться. Мое сознание кричит, что ему плевать на материальный мир, в котором оно оказалось. Оно есть и хочет быть. Оно желает жить и остаться в том, что стремится само породить.

Оно требует своего продолжения и начинает порождать потоки слов.

Вот, например, этот поток.

3

Говорят, что читатель к одиннадцатой странице уже точно знает, будет он дальше иметь дело с книгой или нет.

А мы сейчас на какой?

Не добрали. Жаль.

И не доберем. Дважды жаль.

Можно еще и третий раз пожалеть, но лень и нет смысла.

Надо что-нибудь емкое и яркое. Ко времени, когда читатель уже готов отложить текст, надо успеть обозначить, как герой текста дошел до той жизни, о которой идет речь. А жизнь должна быть — УХ!

А мне что писать? Ведь тут Я про Себя. Каким получается основной вопрос — как я дошла до такой себя-автора?

Да и автора ли?

Не-не, точно, автора. Пишу же — вот.

Написала.

Теперь написано.

Правда, и страница не одиннадцатая, и емкого-яркого нет.

Зато это есть.

4

У меня в глазах пустота. Типа, дзэн.

Вернее, это я думаю, что у меня взгляд такой: отстраненный, мудрый, просветленный. Но потом ка-ак засомневаюсь!

А потом соберусь с мимикой и обратно: прозрачность, отстраненность.

И еще аутотренинг.

Я — творческая личность! Я смотрю в вечность! Я понимаю суть мира. Уберите эту вашу физику, не звоните мне из-за ерунды и не тревожьте потоки моих экзистенциальных мыслей.

Я — творческая личность всегда и везде.

Еду в метро, слушаю что-нибудь… ну, например, Градского. Я его не люблю, в смысле — никак не отношусь. Отдаленно уважаю, знаю, как зовут, могу вспомнить пару строк из тройки песен. Немасштабное, короче, у меня отношение к Градскому. Да и вообще он в плеер случайно попал.

Но творческая личность во мне именно на Градском проснется и начнет воображать, что вот бы сейчас рядом какие-нибудь люди-за-пятьдесят (да, про пятерку надо подумать, без глагола пока сидит, ждет, пенсии, наверное), и эти люди ворчали бы про дурное молодое поколение, а тут один в пылу спора повернулся бы ко мне, отвлек и спросил: «Девушка, а вот вы какую музыку сейчас слушаете?», а я бы ему такая: «Градского. Александра», и тогда, конечно же, оба так и обалдели бы, потому что перевернулось бы у них представление о молодом поколении, а все почему? А все потому, что в белой шапке и в уличных очках я выгляжу на десять лет моложе, обманом затираюсь в молодое поколение.

«И вот случись такое, — шепчет мне неугомонная и самовлюбленная творческая личность, — ты своей моложавой мордашкой уменьшила бы мировое ворчание на целых два обалдевших голоса! И молодое поколение было бы перед тобой в тайном долгу».

Боже, что я несу и куда?

«Запиши, — шепчет воображение, — «Творческая личность несет что-то куда-то». Пригодится».

Не пригодилось.

Да и заметка вышла — одна пустота. Дзэн.

5

Эта женщина моя мать.

Из-за нее у меня мелкая комплекция, скверное здоровье и отвратительный характер человека, которого она выбрала отцом своего ребенка. Полезный набор? Да ну бросьте…

Мы договорились встретиться.

Она выехала. Я вытащилась. Мы встретились.

Стоим.

Она точит мои уши чем-то, что я не слушаю. Потом прорывается рассказ о покупке скидочной карты какого-то супермаркета.

Я терплю, прорванную защиту не восстановить. Про себя думаю, что даже знания законов Ньютона, выброшенные сразу после школьных экзаменов, гораздо полезней, чем то, что заливается в мою голову сейчас. Не, если подумать, то законы Ньютона и прочих умных людей с красивыми фамилиями так же бессмысленны, как и информация о том, что скидочная карта стала стоить на десять рублей дороже, чем была в прошлом месяце.

Относительность!

Ньютон мне никто. Эта женщина — моя мать.

Если я сейчас выскажусь от искренней раздраженной души, она сделает то, что сделает любая мать на ее месте: расстроится и расплачется. Чтобы этого не произошло, я молчу и разрешаю ей пытать меня азартом и «интересным» рассказом. Ей нравится. Глаза блестят. В моих, наверное, пустота.

Когда она мне сообщает для общей информации, что в этом супермаркете за три дня до дня рождения и в течение трех дней после у именинника есть возможность получить скидку на покупку алкоголя в размере десяти процентов, пустота во мне напрягается, появляются какие-то сгустки энергии. С ними уже можно существовать.

Ухо цепляется за слово «алкоголь», словно за спасительную веревку.

Да, точно. Приду домой надо выпить.

О, уже отпускает!

Так, еще раз. Приду домой — выпью.

Ф-уф...

Мама, конечно, я слушаю тебя! Какая ты молодец, сколько всего сегодня переделала. Как ты удачно потратила целый день своей жизни. Как хорошо, что ты мне все это рассказываешь и тратишь теперь мой.

Итого двойные потери ничего ни на что. Одна сплошная физика.

Но какая ты молодец!

Да, я много вру. Прямо сейчас и вру. Себе, потому что слушаю скуку, произносимую от скуки. Ей, потому что не увожу разговор на другую скуку.

Но я молчу, тем и честна.

Мимо меня ходят чужие люди. Со мной говорит близкий человек, но тоже чужой.

Скоро стемнеет. В нашем городе зимой темнеет рано. Это хорошо, есть удобный повод уйти оттуда, где мимо меня скучно ходят и со мной скучно говорят.

Да, мама, да. Конечно… На распродажу мы обязательно съездим, все там посмотрим. Нет, мне ничего не надо, у меня все есть. Непременно съездим. Я же ничего не делаю, у меня масса свободного времени.

Я мало что помню про Ньютона, но знаю, сколько стоит твоя скидочная карта. Я тоже молодец.

Да, приду домой — выпью за сэра Исаака!

Как раз купила рома недавно. По акции. А иначе не было смысла.

6

Поскольку эту часть текста я пишу тогда, когда пишу (а это касается любой части любого текста), то и в ней будет то, что считается на текущий момент значительным.

Загнула…

Корректор сказал бы «Выведите основную мысль и выразите ее более коротким предложением».

Э-э… Ну-у…

«Я пишу сейчас про сейчас».

Нет, корректор все равно остался бы недоволен.

Впрочем, оставим умствования для творческой личности. Она подло спит. Она всегда спит, когда что-то не так. Прячется.

Сейчас у меня есть кое-то, что четко доказывает материальность мира, — головная боль.

Голова болит изнутри. Она вообще всегда болит от того, что внутри.

Она болит от мыслей, которые бегают по ней. Их нестройный топот и грузные формы раскачивают, выбивают, обрушают стройность суждений и топчут нервные клетки. Потом эхо топота разносится над мозговой поверхностью, гулко и противно трясется. Звук этот тоже внутренний, его не слышит ни сам страдающий, ни те, кто рядом с ним. Все происходит в черепе, все там толкается до синяков. Синяки потом и болят.

Болеть могут еще и сами мысли, но об этом напишу позже, когда так и случится, или же случится наоборот, когда боль возникнет из-за отсутствия мыслей, такое тоже бывает.

От разных мыслей болят разные участки головы.

Например, если я послушаю в мировом эфире обрывки чужих разговоров, от их пустоты и скуки у меня начинает болеть в нижней части лба. На уровне бровей, изнутри. Иногда настолько сильно, что боль эта лезет наружу и брови вполне себе видимо хмурятся.

Я смотрю на людей, разговоры которых вызвали боль, которая свела мои брови, из-под которых я мрачно смотрю на людей. Круг замкнулся. Корректор бы велел сделать предложение легче, потому что три слова «который» громоздко.

От мыслей о постоянной необходимости корректно и редактурно выражать свои письменные мысли с ума сойдет даже моя творческая личность. Хотя про нее я уже давно кое-что такое подозреваю. Неспроста она спасает мир от ворчания через творчество Градского. Но я уверена, она против Градского ничего не имеет.

Кажется, иногда она что-то имеет против меня…

Надо учить защищаться от боли в нижней части лба с детства, еще на стадии одноразрядного возраста. Я предлагаю сразу приучать ребенка носить наушники. Лучшего способа блокировать внешний шум, порождающий боль, не вижу.

Ой! Получается, что голова болит от внешнего воздействия. Глупо выходит, выше мной утверждалось обратное, еще и с усилением «вообще всегда».

Как поступим?

А раскрою-ка я вам парочку универсальных ответов на любые вопросы.

Нет, я не про гладиолус.

Первый ответ — вечное «Е равно эМ Цэ квадрат».

Второй и особенно подходящий для вышеозначенного случая с головой внешней и внутренней — «Никак». Обнаружили противоречие, и что? А ничего. Пусть оно будет.

Го в противоречие! Я создал!

7

Да ну можно, можно же было написать сразу и нормально! Сразу в заметке про голову, мол, голова болит изнутри из-за того, что внутри, но иногда болит она из-за внешнего воздействия. Погода, например, хорошо подходит под условия внешних воздействий. Или солнце активно. Вариант с физическим повреждением не указываю ввиду отсутствия необходимости перечислять все возможные варианты, я не автор справочника, вот. Подумала и отказалась вовсе не то же, что не подумала…

Интересно, а с чего бы солнцу быть пассивным?

Ох, мысль о солнце навевает тоску. Город у нас несолнечный. В унылом декабре от тоски тянет понежиться даже под светилом с изображения «Солнечная система».

А можно бы было потом, ниже, к Градскому и к моей странной творческой личности, добавить, что она странная еще и потому, что греется у изображения солнечной системы.

Можно! Можно было это все написать нормально и вовремя. И не было бы никакого противоречия. И все сошлось бы еще лучше!

А я написала что?

Вот то.

Безобразие!

Так и выходит, что ошибки и позор — спутники автора более постоянные, чем восторги и букеты курьером с анонимными записками.

«Запиши, — шепчет творческая личность, отойдя от солнечной системы, — запиши подумать над рассказом про девушку, которая получала по почте цветы анонимно. Хорошо выйдет, обещаю».

— Отстань, — говорю я строго и добавляю монотонно, чтобы заглушить внутренний шепот внешним шумом: — «Миллион, миллион, миллион алых роз…»

— Ты что-то сказала?

— Это я так, мам… Подумалось… Бери синие.

8

Дорогой сэр Исаак! Как я рада вам! Как мне хотелось поговорить с умным человеком про умное.

Правда, боюсь, что из умных людей тут будете только вы. Да и вы не будете, потому что вас нет.

И все же… Вот чего намыслила.

Умные мысли заполнили эфир и пространство. Сотни лет тысячи людей писали и писали миллионы умных мыслей. Теперь мысли все тут, все собрались вокруг каждого из нас. Ноосфера в прошлом. Мировая сеть и новые информационные структуры в настоящем.

Интуиция творческих личностей вечна!

На любой отрезок времени для любой ситуации найдется своя умная мысль. Само пространство вокруг нас, нашпигованное мудростью, всегда готово прийти на помощь.

Однако мы не сдаемся.

Не на того напал, говорит наш мозг. И даже самую прекрасную мысль, сразу нашедшую отклик откуда-то изнутри, он отбрасывает как мусор, откладывает, отодвигает.

Не верите? Сэр Исаак, но какой смысл мне вас обманывать?

Убедитесь сами. Возьмите любой портал с цитатами, прочитайте любые из них (только поставьте обязательно выборку «мудрые цитаты»). И возьмите штук пять.

Потом идите на кухню, чтобы поставить чайник и подумать над всеми ними в тишине и покое. Но по дороге попробуйте подумать хоть об одной из них.

А! Видите? Видите?

Вы еще до чайника не дошли, а ваш мозг уже все отбросил.

А хотите еще сюрприз?

Знаете, что прогнало из вашей головы пять мудрых мыслей? Кого они, увековеченные и всеобъемлющие, испугались и сбежали?

Самая сильная мысль! Самый могучий вопрос!

Барабанная дробь-дробь-дробь.

Есть чего-нибудь вкусненькое к чаю?

9

Эх, а как хорошо начинала…

И что, даже до 10-ки не дотянем?

Ладно. Я же автор. Умею признавать — что написала, то написала. Пусть это как есть останется в эфире.

А сейчас перезагрузка и с нового листа? Мироздание, есть ли у меня впереди шанс написать лучше? Или хотя бы шанс написать неплохо?

Как, почему спрашиваю? Я уже не в возрасте, который начинается с «двойки», поэтому я уже ничего не знаю. Только не отвечай моими универсальными ответами. Они из тех, что хорошо говорить, но плохо слушать.

Ах, да. Эти заметки начинались с того, что первая и последняя фразы самые важные.

Первая была. Вычеркиваем.

А последняя фраза такая.