Часть 3. СКАЗКИ

асБЕДА-ЛЕБЕДА

Достанем сказку из ларца,

Пусть скатится она с крыльца.

И ветер разнесет слова,

А с ними как волна молва.

И вот уже поет душа,

А за душою не гроша…

«Копейка — рубль бережет».

За верстами — верста.

Так утверждал всегда народ,

А истина проста.

Мы сказ начнем издалека,

Пусть близок будет путь.

И хоть дорога нелегка,

Осилим как-нибудь.

В далекие те времена

За тридевять земель

Жила — была Беда одна

Зловредная, поверь.

То грянет вдруг неурожай,

То заболел сосед.

И что ты мне не утверждай,

Не обошлось без бед.

Все маялись из-за нее,

Ругали на чем свет:

«Ну, как на свете, е-мае,

Прожить без этих бед?»

Жил в том краю Иван-дурак,

Веселый, озорной.

Сгибал он пальцами пятак

И был хорош собой.

Хозяйство крепкое при нем:

Корова, лошадь, бык.

И птицы разной полон двор.

Исправный был мужик.

Не в меру, правда, был горяч.

Чуть что, так в драку лез,

Не разбирался наш силач,

Кто враг, а кто сосед.

Любил Ванюша покричать

И выпивал порой.

Другого, выпив, постращать

Той удалью хмельной.

Но, как известно, дуракам

Всегда во всем везет.

Поскольку им неведом срам,

Коль дурь из них попрет.

Иван бахвалился, что вот

Расправится с Бедой.

И, если надо, за народ

Простится с головой.

Собрались старосты в кружок

Совет держать большой:

«Ответь-ка, милый наш дружок,

Что делать нам с тобой?

Беда ведь общая у нас.

Ты, Вань, уж послужи,

А то ведь, брат, неровен час,

Сопьемся от Беды.

Найди ее, договорись,

Чтоб к нам пришел покой.

И на посулы не скупись,

Иди — и Бог с тобой».

Так и решил честной народ

Доверить дурачку

Слезу свалившихся невзгод,

Отчасти и судьбу.

Не долго телился Иван,

Собрал нехитрый скарб

И по горам и по долам

Отправился в туман.

Тем временем в глухом лесу,

Что рос среди болот

И навевал на всех тоску,

Жил старый, старый кот.

Кот Котофеич прозван был,

Мышей уж не ловил,

Охотничий забыл свой пыл,

Не ведаю, чем жил.

Но в сказках разбирался кот

И знал их не одну.

И вот уже который год,

Судьей он слыл в лесу.

Кикиморы и прочий сброд

К нему держать совет

Ходили, как на эшафот,

Осудит или нет?

И даже леший иногда З

аглядывал «на чай»,

А то и рюмку пропустить.

Во здравие, пущай.

Так бы и жили не спеша,

Не ведая забот.

Но тем и сказка хороша,

А в ней ученый кот.

И в этот заповедный лес,

Пройдя немалый путь,

Герой истории пролез

Сквозь бурелом и жуть.

Как догадались вы, Иван,

С котомкой на плече,

Совсем уж заблудившись там,

Прилег поспать к сосне.

Глубокий богатырский сон.

К тому же много сил

Отнял проклятый бурелом,

Да путь не близок был.

И все на свете бы проспал,

Но слух прошел в лесу:

Сорока сообщила нам

Про Ваню и сосну.

Собрался весь лесной народ

На диво поглядеть.

Последним появился кот,

А перед ним медведь.

Решили Ваню разбудить

И выяснить, зачем

Он лес заветный посетить

Надумал между дел.

И леший растолкал его,

Плеснул в лицо воды.

Проснувшись, Ваня рассказал,

Что ищет дом Беды.

Кот пригорюнился:

«Беда… Известна даже нам.

Вот только как попасть туда,

Где тот бедовый храм?»

Подумав малость, говорит:

«Послушай, человек,

Должно быть, ты и сам велик,

Коль ищешь сердце бед?»

«Да нет, зовут Иван-дурак,

Помочь другим хочу.

Все делаю запросто так

И славы не ищу».

Все взвесив, кот, сказал: «Ну что ж,

Коль бескорыстен ты,

Возможно, дом Беды найдешь,

Поможем в этом мы.

Возьми волшебный ты клубок

И сердцу доверяй.

Подскажет путь Всевышний Бог,

Но ваньку не валяй.

Тут поклонился всем Иван:

«Спасибо за указ,

А что взамен я вам отдам?

Чтоб делал я без вас!»

«Оставь котомочку свою.

Тебе уж без нужды.

Ее я лучше сохраню,

Когда вернешься ты».

Так порешили.

Налегке Отправился Иван.

Сосредоточась на клубке,

За ним спешил и сам.

И сколько он так поспешал,

История молчит.

Клубочек все-таки догнал,

Но выбился из сил.

Вдруг видит, как из-под земли

Огромнейший дворец.

Везде фонтаны и ручьи

И цепи из колец.

Вокруг дворца он обошел,

Но нет нигде дверей.

Лишь плитку мрамора нашел.

«Смерть» высечено в ней.

Дотронулся и отскочил —

Холодная как лед.

И закричал что было сил,

Быть может, кто поймет.

В ответ — глухая тишина.

Лишь мрамор ожил вдруг

И побежали письмена:

«Ты кто? Мне враг иль друг?»

«Я сам Иван пришел просить

Избавить нас от бед:

То сено нечем нам косить,

То заболел сосед,

То грянет вдруг неурожай,

То град побьет посев,

Да хоть ложись и помирай —

Спасенья нет от бед».

«НЕ ДАРОМ ТЫ ИВАН-ДУРАК.

Без бед есть только смерть.

Пока ты жив, пусть все не так,

Но зацветет и жердь.

Когда избавишься от бед,

Наступит пустота.

И тут уже не до побед,

Когда вся жизнь пуста.

Не только беды вам даны,

Но краткий счастья миг.

И это истины столпы,

Что держат жизнь, мужик».

В раз закручинился Иван,

Задумался всерьез:

Вернуться так? Какой же срам,

Ведь спросят, что принес.

Благую иль лихую весть,

Но как здесь оценить?

Какая, к шуту, тут уж спесь,

Когда так любо жить.

А письмена опять строкой

Помчались по плите.

Читал их жадно наш герой,

Что путь искал к Беде:

«ПОЭТОМУ НЕ ЗНАТЬ СУДЬБУ —

Не знать ее и бед.

Пока не знает, то живет

И счастлив человек.

За смелость заслужил ты дар,

Возьми воды живой.

Она спасет тебя от ран,

Иди — и Бог с тобой»

И вдруг, откуда ни возьмись

На месте, где плита,

Две искорки огня зажглись

И хлынула вода.

А фляги нет — она в лесу!

Осталась у кота!

А много ль унесешь во рту —

Не более глотка…

Вернулся к людям наш Иван,

Но с той поры молчит.

И больше не бывает пьян,

И в голос не кричит.

Он как воды набравши в рот

Сторонится людей.

Теперь за умного сойдет,

Он стал таким, поверь…

ЦАРСКИЙ СЫН

У каждой сказочки припев,

Созвучен гусляру.

Но основной сыграть напев,

Нетрудно самому.

Конечно, если я смогу

На гуслях подыграть.

«Медведь на ухо наступил»

Прошу, вас, не взыскать.

Когда-то в стародавний век,

Да на родной Руси,

Жил был обычный человек,

Нас Господи прости.

За то, что этот свой рассказ,

Прочтем не помолясь,

Как водится не напоказ,

А для души крестясь.

Героя звали Емельян,

Емелькой кликал люд.

Он был царевич — неcмеян,

С дворовыми был лют.

Слыл неулыбой, ворчуном,

И на расправу скор.

Скорее стать хотел царем,

Не видел вас в упор.

Кичился, что он царский сын

И знатен, и богат.

Трудиться вовсе не любил,

«Сам черт ему не брат».

В том королевстве был, уж, царь,

Емеля ему сын.

В далеких странах государь,

Все сапоги сносил.

Огнем и порохом пропах,

Походный сюртучок.

Был далеко не вертопрах,

И бодрый старичок.

Немало царств он покорил,

Расширив свой удел.

А для врагов грозой прослыл,

Как, впрочем, и хотел.

Великих годы не щадят,

Как и простых людей.

И старость безусловно яд,

Хоть гений, хоть злодей.

Свой век дожить, тот, царь решил,

В покое от трудов.

Ведь то, что смог, уж, совершил,

И победил врагов.

Не видел сына он года,

Не ведал, как тот рос.

Не знал позора никогда,

Царь до седых волос.

А тут и слухи до него,

Вдруг, стали доходить,

Что вырос сын дубу — дубье,

Что делать, как тут быть?

Подумал царь и приказал

Он верному слуге,

Доставить то, что царь писал,

Ночами в тишине.

«Пусть сын прочтет и сам решит,

Себе свою судьбу.

Да пусть с решеньем поспешит,

Поблажек не прощу.

Ведь главный враг для нас дурак,

Что не смогли враги —

То пропадет, запросто так,

Коль, правят дураки.

Тогда, напрасны все труды,

Ведь, слабому царю,

Не избежать лихой судьбы,

И смерти на корню.

А корень царский тем велик,

Чем крепче дал побег.

Род продолжает, лишь, мужик,

Лишь, он судьбе стратег.

И он ответственность несет,

Короной на челе,

И за себя, и за народ,

Чтоб процветать вполне…»

В столицу прискакал слуга,

Привез талмуд отца.

Емеля увидал когда,

Вдруг выпучил глаза.

«Неужто, это все читать?

Да я и так учен.

Учили, нас, профессора

К чему и что почем».

Но воля царская — закон,

Пока ты сам не царь.

Отвесил низкий он поклон,

Как полагалось в старь.

Емеля взял талмуд с собой,

Немного поворчав,

Отправился к себе в покой,

Легонько осерчав.

Летели дни и месяца,

Неведомо нам сколь,

Учился снова у отца,

Наш будущий король.

И вот, однажды, час настал,

Закончен был талмуд.

Читать Емеля перестал,

Немалым был, тот, труд.

Заметно парень повзрослел,

Пробилась борода,

Должно быть, малый, поумнел,

Когда пришли года.

Он понял главное:

ЧТО МИР, ВРАЩАЛСЯ НЕ ВОКРУГ,

ТАКИМ ЕГО ОН СОТВОРИЛ,

НЕ БЕЗ ПОДДЕРЖКИ СЛУГ.

А УНАСЛЕДОВАВ ЕГО,

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ НЕСЕТ,

И ДАЛЕКО НЕ ВСЕ РАВНО,

КАКИМ ПЕРЕДАЕТ…

У сказки этой есть конец,

Счастливый, как всегда,

Емелю повстречав отец,

Благословил тогда.

Свою корону передал,

Царь, обретя покой,

И королем Емеля стал

В той древности седой.

ПРО СТАРОГО СОЛДАТА И ЗМЕЯ — ГОРЫНЫЧА

Сказочка — русалочка денек,

Заискрился сказкой огонек.

Пролетели буйные года,

Что-то с пользой,

что-то как всегда,

Но за них, Мы, чашу разопьем,

Будем живы — точно не помрем.

Шел солдат со службы, на покой,

В орденах и с головой седой.

Много в жизни воин повидал,

И немножко от судьбы устал.

Не имел жены, и нет детей.

Вот, такой вот, сказочник злодей.

Шел который год уже домой,

Затерялся где-то край родной.

И тревожны думы старика,

Из богатства лишь одна сума,

Нет и не кола, и не двора,

И не встретит папу детвора.

Пусть Отчизне славно он служил,

Ничего в Отчизне не нажил.

Долог путь, коль некуда идти,

Немощная старость впереди.

В том краю Горыныч лютовал,

Змей трехглавый местных задирал.

Воровал он и людей, и скот,

Далеко не первый, уже, год.

И управу не могли найти,

Как змеюку-гада извести.

Находились смелые бойцы,

Наказать пытались удальцы,

Все напрасно — сгинули они,

Проучить змеюку не смогли.

В это время старый, наш, солдат,

Оказался у дворцовых врат.

Постучал три раза он рукой,

«Кто там нарушает наш покой?» —

Появился стражник на стене,

И кисель течет по бороде.

«Кто нас отвлекает от еды?

Коль без дела значит жди беды».

«Я солдат, иду к себе домой,

Пропустите, братцы на постой.

Ненадолго, еще длинен путь,

Дайте мне с дороги отдохнуть».

«Что ж, входи, служивый, погости,

Ну а после, ноги уноси».

Скрипнули ключицы у ворот,

Пересек дорогу черный кот.

Но солдат не из трусливых был,

И через порог переступил.

На стене потрепанным клочком,

Развеваясь легким ветерком,

Странное воззвание висит,

Текст бумаги каждому гласит:

«Ты, кто змея-гада победит,

Вынесен тебе такой вердикт:

Золота сколь сможет унести

Ты получишь, главное спаси!!!

От напасти, что случилась тут,

Соверши успешно ратный труд.

И любую деву в царстве сем,

В жены можешь взять, вслед за рублем».

Прочитал солдат листок такой

И подумал: «Черт с ней с головой,

Нечего служивому терять,

То ли пан, толь пропадать опять».

Отдохнул денек и снова в путь,

Отыскать змеюку как-нибудь.

Шел он по горам и по долам,

Сколько шел не помнит, даже, сам.

По пути выспрашивал народ,

Где змеиный заповедный грот.

И, однажды, высоко в горах,

Ощутил он неподдельный страх.

Видит он пещера перед ним,

Всюду кости и струится дым.

«Семь смертям, конечно, не бывать,

А одной и так не миновать.

Эй, Горыныч, слышишь, выходи,

Посчитаем головы твои!»

«Кто тревожит!!!» — вдруг раздался бас —

«Кто исчезнет — тот и шкуру спас».

«Это я, солдат лихой войны,

Мои годы — воины мои».

«Коль, не трус в героя не играй,

Убирайся, слышишь? Поспешай!»

«Нечего терять мне, змей, поверь,

Нет и не жены, и не детей».

«Если так, опасен ты, солдат,

До седин дожил, а не богат.

Что ты хочешь от меня, скажи?»

«Змей, оставь в покое рубежи,

Перестань ты задирать народ,

Так, ведь, изведешь ты целый род».

«Хорошо, покину я края,

Если сможешь, убеди меня.

Шашкой может и дурак махать,

Но в огне ему не сдобровать».

«Ладно», — говорит солдат крестясь, —

«Я отвечу, тихо помолясь.

Ты пойми, Горыныч, жизнь ценна,

Научила этому война.

Каждый уникален по себе,

Пусть и сотни гибнут на войне.

Не хочу тебя я убивать,

Да и сам не думал помирать».

«Что ж ты прав, по-своему, солдат,

Только, каждой жертве — хищник рад.

Пропитанье каждому свое,

Ведь, за деньги бьется дурачье.

Неуемен алчный аппетит,

И обжорлив каждый паразит.

Потому не жалко мне людей,

Что живут лишь выгодой своей.

Но тебе, солдат, я помогу —

Дам в награду голову одну.

Сможешь доказать, что победил,

Пусть, меня ты, брат, не убедил.

Улечу в далекие края,

Пусть забудут здешние меня».

Возвратился воин с головой,

Славу пели: «Ты же наш герой!»,

Но не весел старый был солдат,

Отказался он от царских злат.

Выбрал, лишь, жену себе под стать,

Чтобы годы вместе коротать.

И обрел в краю он том покой,

Было это в древности седой.

КУПЕЦ — МОЛОДЕЦ

Ворошим в костре Мы угольки,

Красные сверкают огоньки.

Сказка на ночь — нянька до утра,

Взрослая заспалась детвора,

Чтобы никого не разбудить,

Шепотуньей сказке этой быть.

Жил купец, удачливый в делах,

Сделал состоянье на «дрожжах».

Каждою копеечку считал,

И, торгуясь, пот свой утирал.

Был он честен, слово он держал,

Как не странно, никогда не крал.

Даже не обманывал людей

Каждый грамм он взвешивал, ей-ей.

В общем идеальный был купец,

Плюс красавец — статный молодец.

Слыл завидным женихом в селе,

Правда, уж, с сединкой в бороде.

Терем величавый он воздвиг,

В общем, просто золото-мужик.

Тут сказку можно и закончить,

Уж, слишком что-то хорошо,

Но хватит голову морочить,

Расскажем, что произошло:

Однажды в город, наш купчина,

Собрался по своим делам.

Была существенной причина —

Счет оплатить по всем долгам.

Взял деньги он, что нажил миром,

Чтоб рассчитаться за товар,

Кредиты погасить банкирам,

А так же съездить на базар.

Денек при этом был чудесным,

И настроение под стать.

Но мир, порой, бывает тесным,

Особо если торговать.

В том городе, ему давнишний,

Завистник проживал — делец,

Что торговал на рынке «вишней»,

Он вороватый был купец.

А зависть и корысть два чувства,

Что не дадут спокойно жить.

И тенью будут до безумства,

Как бесы голову кружить.

Искал делец, давно, возможность,

Как конкурента погубить.

Торгуешь если, осторожность,

Должна, принепременно, быть.

А злыдень знал, что сделать надо,

Чтоб оступился наш купец,

Ведь для купца охота — злато,

Какой бы ни был молодец.

И он придумал хитрый планчик,

Как в сети парня заманить,

Не даром, старый был обманщик,

Момент решил он улучить.

А тут и наш купец с деньгами,

Как, водится, прям, на ловца.

В одной-то банке с пауками,

Недолго мухе ждать конца.

Решил враг предложить товарчик,

Что выгоду купцу сулил.

Наживка на крючке — весь планчик,

Там подсекай и твой «налим».

Товарчик же с «гнильцой» подсунуть,

Такой вот «мыльный пузырек»,

А денежки тю-тю, как дунуть,

Исчезнут, только дайте срок.

А дальше уж до разоренья,

Так просто и рукой подать,

Чем больше, та, проявит рвенья,

Тем легче жертвой обладать.

Чем сказка кончилась — не знаю,

Да так ли важно это знать.

Но достоверно утверждаю,

Что жадность — это черта мать.

Но вы, ведь, взрослые, уж, дети,

И каждый сам себе судья.

И, все ж, случается на свете,

Такая сказочка Моя.

МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ

Жил Принц-волшебник, юный был,

По отношенью лет.

Он всю Вселенную хранил,

От всевозможных бед.

Вокруг сплошная чернота.

И был он одинок,

Пусть, вся Вселенная была,

Подставкою для ног.

Лишь, только, на одной звезде,

Где, Сам, Он проживал,

Цвели растения в красе,

Их Принц, Наш, поливал

Живой водой, источник чей,

Ключом волшебным бил,

Его хранил, Наш, Водолей,

Что Истину любил.

Во всей Вселенной никого,

Лишь, одинокий Принц,

И, пусть, владения Его

Не ведали границ,

Но одиночество — беда,

Что гложет изнутри,

Лишая смысла, те, года,

Что проживаешь ты.

Но волшебству не нужно слез,

Ведь Сила с Ним была,

И вот, тогда, Он произнес

Заветные слова:

«Хочу создать, из пустоты,

Игрушки для себя,

Не будут, лишь, одни цветы,

Отныне, Мне друзья».

Возникло все из НИЧЕГО,

Как юный Принц хотел,

Ведь, вся Вселенная Его,

Он волшебством владел.

Игрушек много сочинил,

Наш маленький Творец,

Так много, что для них воздвиг,

Хрустальный Он дворец.

Но поиграв и раз, и два,

Наскучило Ему,

Ведь интересна та игра,

Где стимул на кону.

А не с кем счастье разделить —

Азарта нет в игре,

С игрушками нельзя дружить,

Как водится, вполне.

И, вновь, заветные слова,

Волшебник прошептал,

И оживил водой Кота,

С которым, Сам, играл.

Из плюшевого, превратился тот

В живого болтуна,

И тут же свежий анекдот

Из уст слетел Кота:

«Создашь ты множество миров,

И все их заселишь,

Все будут восторгаться — Бог!!!

А ты, всего, малыш».

«Тогда, ты будешь — Бегемот, —

Ответил Принц, смеясь, —

Нахальный, но веселый Кот,

И вечна, Наша, связь».

Зажили весело друзья,

Все время Кот шутил,

Такая странная семья,

Отвечу, кто спросил.

Нет времени и нет числа,

Но годы все же шли,

Все больше дружба их цвела,

Друг друга, ведь, нашли.

Но что-то стало не хватать,

Взрослел, набрался Сил,

Однажды Принц решил создать,

Что котик попросил:

«Давай девчонку сотворим,

Все будет веселей,

Я видел куклу, что хранил,

Ты в зале у дверей.

Давай ее Мы оживим,

Компания нужна,

И на троих сообразим,

Другие времена».

Все дело, лишь, за волшебством

И мыслью озорной,

Махнул веселый кот хвостом,

Взмахнул рукой герой,

Слова Творца он произнес,

Плеснул Живой Воды,

Как водится, « из под колес»,

Все чудеса пошли.

Девчонка, тут же, ожила,

И тряпку в руки взяв,

Везде порядок навела,

В разбросанных вещах.

Ее звенящий голосок,

Все время что-то пел,

Была прекрасна, как цветок,

И принц оторопел.

На этом сказочки конец,

Поймите, уж, друзья,

Всему есть сказочный венец,

Все сказки про Себя.

ГОНЧАРНЫЙ КРУГ

«Всякое допущение

является предпосылкой». Автор

Музыка СФЕР лежит в начале

Музыка СФЕР лежит в конце.

Скрепляют круг его скрижали

Короны и гербы в винце.

Вращает круг усталый мастер

Лицо морщины бороздят.

Его судьбы — его напасти

И иглы из спины торчат.

На голове его корона

Из двух не спиленных рогов,

Священная в ногах корова

Жертв — приношенье для богов.

Кусок размоченной им глины

Ложится на гончарный круг,

Творится таинство былины

Мозолями могучих рук.

Сосуд один, в него, лишь, боги

Нальют нектар свих полей,

Кровавые болят мозоли,

Стакан воды ему налей.

Ногами круг вращает быстро,

Но медленно течет вода,

А без воды, кусок глинистый,

Ты не размочишь никогда.

Стоят весы, на них лишь время,

Которого, по сути, нет,

Но надо взвесить чье-то бремя,

И дать вам взвешенный ответ.

Добро и зло весов на чаше,

Кто перевесит — тот и прав,

Завет один: «Должно быть краше,

Чем мастер лепит, начертав!!!»

Как не крути, должна быть сказка,

Вращается гончарный круг,

И есть одна всего подсказка:

«Бездонен вещий тот сосуд».

Его обжечь огнем придется,

Не расколоть на черепки,

А что в сосуд его нальется,

То и избавит от тоски.

Он одинок, одно, лишь, дело,

Спасает от пустых забот,

Его израненное тело,

Страдает, уж, который год.

А в голове роятся мысли:

Что из сосуда сотворить?

Гранит наук не раз мы грызли,

Осколки надо нам запить.

А тот нектар, что словно пчелы,

Собрали боги для него,

Проглотит, в сказке, кот ученый,

«Коров священных молоко».

И отрыгнет кусочек шерсти,

Клубок таинственных судеб,

Где сплетены мечты и черти,

Толь в балаган, толи в вертеп.

И этот театр, нам, абсурда,

Сыграет пьесу про богов,

Что верой держат неотступно,

Своих актеров за лохов.

Счастливым быть ты сам попробуй,

Не станут боги вам мешать,

Кто счастлив, лишь, своей утробой,

Тот будет сытостью рыгать.

Все на беду, запомни, слабый,

И жадный к счастью человек,

Заслуги создают, лишь, раны,

Ты сам судьбе своей стратег.

Коль тихой гавани ты ищешь,

Преодолей сначала шторм,

Тогда пристанище отыщешь,

Там где пристанище и корм.

От лишнего тебя избавим

И будешь счастлив ты вполне,

А если пострадать заставим,

То знай: «На пользу, лишь, тебе!»

Чужие не к чему заслуги,

От них и пользы никакой,

Что принесут к подножью слуги,

То их подарок, а не твой.

Молись пока, хватает духа

И ближнего душой люби,

Но все равно придет проруха

Пересчитать года твои.

Лишь, только человек достойный,

Способен истину понять,

«Кто умер — тот и есть «покойный»,

Жизнь у него, уж, не отнять!!!»

Ничто не вечно под луною,

Ничто не вечно и потом,

Чтоб обрести в душе покоя,

Ты обрети, сначала, дом.

Напомнить я хочу Зевеса,

Им был наказан Прометей,

Чтоб знал «божественный повеса»,

Лишь труд — спасенье для людей!!!

Вращая круг, усталый мастер,

Пьет одиночество свое,

Вокруг него бушуют страсти,

Кружит, гаркаля, воронье.

Шестерки три в значенье «зверя»,

Девятки три в значенье «бог»,

Песку в часах момент доверя,

Он отмеряет всем итог.

Разбит хронометр усталый,

Разбит божественный сосуд,

А черепки, метлой поганой,

Сметает он на Божий Суд.

АНАСТАСИЯ

«Любить Бога —

следовать своему предназначению». Автор

У этой Cказки нет конца,

У этой Cказки лишь начало.

За тридевять земель она,

Рассказ свой для людей черпала.

Из ковша в ковш, из чарки чара…

Звезда сверкнула, не упала,

А светом мед свой пролила,

Как в небе ласкова луна…

Однажды в тридевятом царстве,

За тридевять земных земель,

Где сам не ведаю, по карте

Искал, и ищут по сей день,

То место, где все началось,

А на Руси уж повелось,

Что не семья то так: три сына,

Старшой, как водится — детина,

Кто средний — тот и так и сяк,

А младший должен быть дурак.

Однако здесь закралась строчка,

Была в семье той славной дочка,

Для матери с отцом — душа,

Собою дивно хороша.

Настасьей дочь они назвали

В том имени найдя успех,

Анастасии, как России,

А Насти, как надежды всех.

Мы про сынов рассказ опустим,

Мужское дело — не слеза.

Про девицу табак раскурим,

С дымком и байка хороша.

Рассказ наш времени потеха,

Но в каждой сказке есть намек,

Кому-то даст урок из века,

Кому-то может жизнь спасет.

* * *

В тот год и на страстной неделе,

Жил старый, старый, старый царь.

Ни кум, ни сват, ни брат по вере,

А так с приветом государь.

Друзей менял он как перчатки:

«Скажи кто друг — скажу кто ты».

Чудить любил, игрался в прятки,

Закатывал, что день пиры.

Как водится, ленивой кошке,

Мышей он вовсе не ловил.

И жаден был, как черт в лукошке,

За власть себя бы удавил.

Досталось тут народу диво,

Добро бы царь, а то чудак.

Нет, волны гнать умел бурливо,

Но все не эдак и не так.

Хотел как лучше — вышло хуже,

Хотел как хуже — как всегда.

Хотя при коже и при роже,

А сразу видно дурака.

В такое вот лихое время

Женить задумал всех Отец,

То ль сказку вспомнил про Емелю,

То ль дури положить конец.

Сынам легко, их выбор первый,

А Насте, встреть-ка молодца,

Чтоб добрый был, умен и верный,

Чтоб уважал завет Отца.

Надежды юношей питают,

А девице, хоть хороша,

Не выходить же с глашатаем,

Не криком греются сердца.

Перекричать дурную славу

Потом не сможешь никогда,

Молчанье — золото, по праву,

И все же — серебро слова.

* * *

Беда вся в том, что царь тот, с дуру,

Жениться тоже захотел,

Подумав: «При молодке буду,

Я снова молод, как пострел».

Хоть, между нами, скажем прямо,

Он как мужчина никакой,

Но сами знаете у хама

В «ребро» и в «шею» не покой.

И со всего большого царства

Насильно девушек вели,

И не на пир, где горкой яства,

А не сносить им головы.

Пришел черед, стучатся слуги,

Три Брата и Отец горой:

Мол, не допустим мы разлуки,

Коль Смерть принять так за покой.

И быть бы здесь кровавой драме,

Да девица умна была,

Напомнив, родным, что на плахе,

Не переспоришь никогда.

«Позвольте мне поехать с ними,

А там на месте, пусть юдоль,

Честь не отдам, а коль крестили,

Глядишь да сыщется Любовь.

Ну, а царя, ему черт сваха,

Надеюсь, вряд ли мне привлечь.

Коль будет плохо — тут уж плаха,

Не подведет булатный меч».

Погоревали от несчастья,

Всплакнула Мама у дверей:

«Но делать нечего, Настасья,

Спасем хотя бы сыновей.

Возьми колечко золотое,

Из рода в род жило в семье,

До подле знаю — не простое,

Должно помочь в любой беде.

В нем две змеи друг друга держат

В чем волшебство забыли все,

Что письмена на нем содержат,

Узнаешь только ты во сне.

Колечко это обручально —

Лишь суженному передать.

Здесь где-то тайна, не случайно

Его хранили, как печать».

Перекрестила на дорожку,

Собрала быстро узелок,

И в путь отправились на дрожках,

В тот, что не близок, не далек.

И долго ль ехали к старице

То нам не ведомо, тогда,

Когда подъехали к столице,

Церквей сияли купола.

И колокольный звон, заутре,

Уже звучал, шумел народ

Торговый и служивый ( будни)

Свершал положенный обход.

Там где-то лаяла собака,

Рычал заморский ягуар,

Свист на горе раздался рака —

Приехал в гости балаган.

Не только «русские медведи»

Бродили как в глухом лесу,

Но и «пернатые соседи»

Слетелись глянуть на красу.

А уж замечу, было право,

На что, по чести, поглазеть:

Шагают девы словно павы,

Глазами хочешь их раздеть.

Свет не видал такого дива,

Красавиц писанных не счесть.

Вот светлоока и красива,

Вот черноглаза и как медь.

Есть волос рыжий, волос красный,

И как Мальвина, с синевой.

Одни изящны и прекрасны,

Другие нежны и с искрой.

Ну, в общем, все слова застыли,

Ходи, смотри, открывши рот.

Одна лишь мысль свербит, что ими

Играет в куклы идиот.

Вернемся, впрочем, к нашей Насте.

Представьте детские глаза,

Когда, вдруг, в Сказке вы, как здрасте,

Вмиг оказались навсегда.

«Там чудеса, там леший бродит…»

Русалки, правда, при ногах.

Кот есть и точно — кругом ходит,

И русский дух в родных глазах.

На маковках кресты сияют,

И терем краше теремка,

Избушки есть, но не гуляют,

Коль не валяют дурака.

А над дворцом одни вороны

Кружат и каркают глумясь.

И водит эти «хороводы»,

Один придворный черный Князь.

Тот, что на ухо, по секрету,

Царю идейку подарил:

Жениться супротив завету,

Чем люд простой, из веку, жил.

«Насильно сердцу мил не будешь»

Звучит обычный наш закон.

Но царь решил, что и Любовь,

За власть и деньги тоже купишь.

Вот и согнал со всей страны

Красавиц стройные ряды.

Охотниц до чужого злата, средь них, найдешь,

Но вот секрет, что Князь хранил, как свой обет:

«Коль не полюбит — не свершиться

Его стараний колдовство.

Когда Любовь не покориться,

Тогда и он пойдет на дно.

А власть терять никак не гоже,

Коль зубы впились глубоко.

Как покорить той царской роже

Девичье сердце хоть одно?»

Еще к одной примчался вестник,

Сколь их прошло, а все не та.

Тогда решил тот Князь, наместник,

Исправить внешность дурака.

Царь был радешенек затее

Помолодеть, хоть, на часок,

Но если б догадаться мог,

То знал бы, что тогда на деле,

Себе подпишет смертный срок.

Природа не живет обманом,

За все приказано платить.

Тот, кто играет с темным планом,

Способен, лишь, себя сгубить.

Но жадность — глупость от растленья:

Власть, деньги, с молодой женой,

Гулять, но избежать похмелья —

Вскипела в старом дурне кровь.

Увлекся он Анастасией.

И хоть не в глаз, но точно, в бровь.

Тут кляча стала, вдруг, спесивей,

Капризна поздняя любовь.

Царь сам от Князя не отходит:

«Омолоди, хотя б, на миг.

Мне б только Настю объегорить,

А там сойдет ей и старик».

Наместник криво усмехнулся,

Пришла пора свершить обет,

Пока старик не поперхнулся Слюной.

Короток глупый век.

«Но знай же, царь», — сказал он яро,

Глаза зажглись глухим огнем, —

«Лишь только кровь от ягуара

Тебе поможет в деле сем.

А победить его, похоже,

Ты должен сам, не ратью всей.

Иначе, при твоей то роже,

Как можешь быть ты «всех милей».

«Скорей колдуй, за все отвечу

И тотчас душу я отдам».

«Что ж, хорошо, пока замечу,

Что в гости прибыл балаган.

Там ягуар. Однако, прежде,

Тебя еще я подучу,

Как переехать путь Надежде

Тебе на ушко прошепчу.

Я сделаю тебя моложе,

Но чтобы избежать кошмар,

Пусть в битве за Любовь поможет,

Тебе, лишь, мертвый ягуар».

* * *

Тем временем честной народ,

Закончив все дела под вечер,

На площадь главную идет,

Где пир горой и голос песен.

Раскинул там большой шатер

Приезжий фокусник — хитер.

Привез диковинных зверей

Из разных стран планеты всей.

Здесь и слоны, а с ними пажи,

И львы из Африки самой,

Пантеры, что чернее сажи,

И Ягуар, знакомый твой,

Чей рык мы слышали при въезде,

Но удостоиться быть чести

Увидеть, правда, не смогли,

Всех во дворец тогда вели,

Не отпуская, чтобы вместе

Предстать перед царем могли,

Как будто повезет невесте?

Но так все думают цари.

Что ж, выбор сделан, чем-то надо

Развлечь красавиц до поры,

Пока наточат топоры.

Царь отпускать не собирался

Девиц свезенных по домам.

Уж, больно, мести опасался Со стороны отцов и мам.

Чтоб не точить основы царства

Решил одних он погубить,

Других продать за злато в рабство,

А третьих в служки отрядить.

Похоже, дело шло к несчастью

Сложился, уж, коварный план.

Ну, а пока, со всеми Настю

Вели на праздник в балаган.

Огни, сиянье, шум петарды

И голосов нестройный хор.

Блеск драгоценностей, наряды

Затмили память, не в укор.

Впервые в жизни представленье

Любому голову вскружит.

Не избалованы весельем

И русский наш простой мужик.

А что о девицах, тут, скажешь,

Для них блистать — судьба своя.

Нет на земле красавиц краше,

Чем дарит Родина моя.

Да не случись, тогда, несчастья,

Когда б порядок был в стране:

Не лижут пятки у начальства —

Не губят души в темноте.

И не страдают личной спесью,

В почтенье к старшим и дитя,

И не кичатся даже честью,

Лишь функция у всех своя.

В богатстве — закатайте губы.

Твои богатства не причем.

Коль, по ответственности « трубы» —

Вода и пламень нипочем.

Но я отвлекся. В это время,

Был весь доступный свет зажжен,

И на арену вышел ушлый,

В манишке с бабочкой пижон.

Ведущий, всем на умиленье,

Особенно для буржуа.

Он объявил, что представленье,

Для публики открыть пора.

И завертелось, закружилось…

Одно названье — балаган.

По окончанье, так сложилось,

Пообещали даже бал.

Шло представление в разгаре,

Когда на сцену, сам не свой,

Ведущий вышел, как в угаре,

И объявил: « Кошачий бой!

Бенгальский Тигр с Ягуаром

Сегодня бьются не шутя!»

Притихла публика и шагом

Те вышли, явно нехотя.

Кто видел, как коты дерутся?

Как страшно кот на вас шипел?

С утра пил молочко из блюдца,

А в драке он «собаку съел».

Что тут добавишь — это дома,

То не звериный, все ж, оскал,

С броском и ловкостью питона,

При твердости прибрежных скал.

У Ягуара коготь острый,

Глаз словно сталь, а в нем стрела.

На вид, как будто бы, спокойный,

В движенье пластика видна.

Тигр, тоже, славен не смиреньем:

Силен, коварен, не смешлив.

Не даром Азия, с почтеньем,

Знамена украшает им.

Так встретились два зверя в драке,

Потешить публику слегка,

Со шрамами порой в атаке,

Такая, братцы, вот, игра.

Рычат, грызут, мелькают лапы,

Глаза сверкают в темноте.

Дух захватило: «Святы, святы!»

Самим не верится вполне…

Пусть представленье и не часто,

Но все имеет свой предел:

«Концерт окончен», — и напрасно

Хор зрителей, — «Еще!!!», — галдел.

Красавиц повели в покои.

Народ гулял, же, до утра.

Нет праздника, когда в неволе,

Томится девичья душа.

Приснился Насте сон под утро:

Огромный и кровавый глаз.

Он разрастался поминутно,

Вдруг, вспыхнув, медленно погас.

И замелькали быстро тени,

Сменялись образы войны…

Потом нахлынули метели,

Запорошили все следы.

Воззваньем зазвучали трубы,

Ударил дробью барабан…

Толь Ягуар, ей, скалил зубы?

Толь Принц? Скрывает все туман.

Проснулась. Образ, тот, не внятный

Никак не шел из головы,

Все это было непонятно:

«Не уж то это только сны?»

* * *

Царь утром, улучив минуту,

Опять к советнику пристал,

Да так, что «серый кардинал»

Решил напомнить баламуту,

Что, тот, на жизнь зарок давал.

Но где, тут, слушаться советов,

Когда приспичило слепцу:

«Подать скорее мне карету!

Поедем биться к молодцу».

Что ж слово молвлено и слуги,

В доспехи облачив царя,

В карету, как мешок безрукий,

Втолкнули, смех в себе давя.

«Смысл выбора — в его свободе».

Советник, пошептав слова,

Дал выпить зелья, что-то вроде,

С клопами вместе коньячка.

Преобразился царь в надежде,

Почуял силу изнутри.

И как порой случалось прежде,

Вдруг, зачесались кулаки.

Слетели с уст его слова:

«На три часа собрать округу,

Чтоб в тот час чья-то голова,

Осталась за пределом круга».

К тому же, царь решил схитрить,

Подговорив дворцовых ловчих,

Пригнать на площадь псов своих

До боя, чтобы все покончить.

* * *

Гонцы помчались по столице,

Глашатаи, под трубный зов,

Выкрикивали по странице,

Кому-то крестный приговор.

То ли царю, то ль Ягуару?

Народ вскипел: «Что за напасть?

С чего вдруг, старый пень? Чать, спьяну?

При трусости своей и в пасть?»

Подумали: «Должно быть «липа»,

Скорее будет балаган.

Да хрен бы с ним — не быть бы лиха

Для всех, все остальное хлам.

А то, что сбрендил от красоток,

Для всех не новость — экий срам,

Царь никогда и не был кроток,

Таскался, вечно, по пирам».

Досталась девушкам неволя.

Спасения молили им.

Плачевна подчиненных доля,

Белугой впору выть самим.

Но где-то искорка надежде

В сердцах измученных зажглась:

«А может это не напасть?

И обретем мы мир как прежде?

При дедах и отцах своих?»

Одно из двух. Пусть на троих,

Всегда любовный треугольник,

Но в Сказке послесловьем стих,

А в жизни — всяк себе поклонник.

* * *

Тем временем, наш Ягуар,

Дремал, еще не чуя горя.

И видел он волшебный сон,

Что он не он, и снилась воля.

Чем глубже стал он засыпать,

Тем больше стал он вспоминать…

А было это в те года,

Которых мы совсем не помним.

То, что случалось иногда

Воспоминанием не кормим.

Легенды бродят по земле,

Но можно ль верить мифам разным,

Порою, странным и прекрасным,

Что пишут волны на воде:

«На Море-Океяне, на острове Буяне,

Где дуб стоит высокий,

Корнями в Небо смотрит,

Иль кроной? Кто поспорит?

И все же, спор, столь важный,

Возник, уже, однажды,

Меж двух огромных царств,

Избави Бог всех нас,

От капли меда павшей,

С кувшина на траву,

Из жадности и фальши,

Повлекшую войну.

Веками длятся споры,

Порой по пустякам.

И тяжелеют взоры,

Встречаясь тут и там.

Все множатся несчастья,

Со всякой стороны,

И, вновь, звучат проклятья,

Из-за слепой войны.

Но вот, однажды, все же,

Устав от частых ран,

Последнюю попытку,

Соединить провал,

Мостом слиянья крови

Двух Царственных семей,

Старейшины решили,

Попробовать скорей,

Пока возможность эту

Им посылает Бог,

Дав сына царству юга

И дочь царю снегов.

Объединить их в браке,

Родить одно дитя,

Чтоб кроной и корнями

Роднились два царя.

Помолвка состоялась,

Но чтоб почтить закон,

Царевичу пристало

Решить старинный спор.

Дорогой испытаний

Пройти свой славный путь,

Тиски древнейшей тайны

Собою разомкнуть.

На круге порешили:

«Царевичу найти,

Что ищут все живые —

В бессмертие пути.

Воды живой и мертвой

Источник отыскать,

Чтобы могли народы

И жить, и процветать.

Чтоб воскресить всех павших,

Прервав цепочку слов.

И утолить их жажду,

Водою вещих снов».

Но где источник этот

Искать, Совет не знал,

На все четыре ветра

Дорогу указал.

Порою ищем где-то

Мы то, что в нас самих,

Свободу человека

В свободе от других.

И Мир в едином царстве,

По мнению царей,

Становится прекрасным,

Лишь, силою людей.

Царевич так же думал,

Пока искал Судьбу,

И вот, однажды, встретил

Волшебника в лесу:

«Не знаешь ли, кудесник,

Где мог бы я узнать,

Как мне источник жизни

На свете отыскать?»

«Коль хочешь разыскать ты

Источник жизни всей,

Пройди иные царства,

Стань королем зверей».

Одно лишь слово: «Хо-о-ом», —

Волшебник прошептал

И принц прекрасный, тут же,

Вдруг, Ягуаром стал».