На расстоянии выстрела

Отгорел закат, и ночь затопила поле чёрным бархатом. Стена барака приятно грела спину, отдавая накопленное за день тепло — на Четыреста тринадцатой стояло терпкое медовое лето.

Я помню эту ночь, до конца, до мельчайшей детали, помню так, словно это было только вчера. Помню усыпанное звёздами бескрайнее небо, тихий плеск реки и тёплый летний ветерок. Помню тяжесть в уставшем теле, отупляющую головную боль, тяжесть автомата и вкус дешёвых папирос. А вот название их — забыл. Кажется, это был старый-добрый «Беломор», но разве это важно?..

Проявился бледный лунный диск, пустил по реке искристую дорожку. Где-то читал, или слышал, что, если долгое время смотреть на неё — можно сойти с ума. Но сойти с ума немудрено и безо всяких дорожек, а посему — что мне терять.

Когда эпидемия охватила далёкую колонию, угроза человечеству ещё казалась призрачной, эфемерной — ведь это далеко, на другой планете, это не у нас. Я строил самые разные гипотезы, среди них доминировала самая, на мой взгляд, логичная — в связи с перенаселением, планета решила избавиться от людей.

Правда, как водится, оказалась страшнее.

Как будто вчера…

Медленно начинает казаться, что в луне вот-вот откроется дверь, и по дорожке спустится человек. Я путаю реальность и собственные фантазии. Усталость, побочный эффект профилактической вакцины?.. От перенапряжения ломит распухшие пальцы. Я прикуриваю папиросу и поспешно отвожу взгляд — мне нужен ясный разум.

Легонько скрипит дверь барака, выходит фельдшер, ёжится от вечерней прохлады.

— Ступай, отдохни, командир. Я постерегу.

Дым плывёт горькой струйкой, заглушая медвяный аромат июльского разнотравья. Неосторожно вдохнув, я сгибаюсь в приступе кашля.

— Брось ты.

— Я остаюсь, Джейми. Спи.

Из барака ни звука — все спят. Лагерь беженцев нам охранять ещё долго, хоть мы и отправлены сюда в составе миротворческих войск, дабы погасить вспыхивающие повсеместно вооружённые конфликты, а вот — глядите-ка — защищаем выживших. Вирус распространяется молниеносно, и я отправил радиограмму в генштаб с просьбой о помощи, но ответа пока нет. Мы вынуждены сражаться в одиночку.

Вспархивает испуганная птица, шелестит трава.

— Командир!..

— Вижу.

Из зарослей появляется человеческая фигурка. Она идёт, согнувшись, будто что-то тянет её к земле. Мы вскидываем оружие. Джейми бормочет:

— Как выдра пробралась в лагерь?..

Я отбрасываю окурок.

— Они ловкие.

Выдрами инфицированных прозвали местные жители за приобретённую привычку прятаться под водой — упырю не нужен кислород.

— Не стреляйте! — Звонкий девичий голосок разносится над притихшим лагерем, девчонка вскидывает обе руки, а из-за спины её выглядывает мальчик лет шести. Руки у меня дрожат. Я медленно опускаю винтовку.

— Пожалуйста… нам нужна помощь!

Я не могу выстрелить в юную девчонку. Просто не могу.

— Вот… — показывает на мальчонку — буйные кудряшки, широко распахнутые глаза. Ещё не совсем почернели, ещё, быть может, можно помочь, спасти.

— Ты нам заражённого привела!.. — испуганно шепчет Джейми. Девчонка всхлипывает. Подходит ко мне.

— Вы здесь командуете? Прошу вас…

Фраза беспомощно повисает в воздухе. Я стискиваю зубы, останавливая ругательство.

— Джейми, у нас ведь есть вакцина.

Никогда не забуду её взгляд. Отчаянный, беспомощный взгляд, болезненная хрупкость, бледное, почти детское, лицо, приоткрытые губы.

Джейми с тихим матом скрывается за дверью барака.

— Пошли, пацан.

Девчонка зябко обнимает себя за плечи, едва прикрытые истрёпанной майкой.

— Спасибо вам.

— Не за что.

— Много осталось?

— Ещё два города погибли. Я не знаю, сколько осталось, нет связи.

— А вакцина, правда, помогает?

— Будем надеяться.

— Я пойду, проверю.

Где-то вдалеке, в лесной чаще, ухает филин. Борьба с усталостью, осточертевшая головная боль. Очередная папироса. В реке плещет рыба. Луна вскарабкалась на середину небосвода, и оттуда заливает крыши бараков бледным серебром. Внутри тихо.

Скрип двери — девчонка выходит на крыльцо.

— Как дела, командир?

— Кобыла родила, а я один, — машинально огрызаюсь я. — Что с мальчишкой?

— Спит.

Тихо. Слишком тихо…

Она улыбается. Глаза медленно чернеют — будто радужку заливают чернила. Больше незачем скрываться.

Альфа-носитель, надо же, какая честь!

Выстрел вспарывает ночную тишину — лёгкое тело отбрасывает на стену барака, и оно тяжело сползает наземь, оставляя неровную красную полосу.

— Тревога!

И ночь взрывается криками.

— Засудят нас за гуманность, товарищ командир.

— Заткнись, Декстер.

Мы стоим у реки, глядя, как догорает бывший лагерь. Ночь вспыхивает неровным рыжим заревом, густой дым с жутким сладковато-металлическим привкусом заволок поле.

— Осторожно, командир!

Руки действуют быстрее разума — выстрел. Тело падает в заросли ромашек.

Я стою, не в силах пошевелиться, над трупом девочки лет шести.

— Не успеют. Мы сами себя засудим.

Широко распахнутые глаза невидяще смотрят в небо.

Синие-синие.