Мышка-воришка

— Блин, Серый, далеко еще? — поглубже запихивая руки в карманы, возмутился я в воротник.

Мой однокурсник что-то неопределенно буркнул из-под шарфа — замотался до самых глаз, то ли как бандит Дикого Запада, то ли как девчонка. Хотя при такой погоде его можно понять: мороз градусов за двадцать, да еще и ветер. У меня вон нос уже вообще ничего не чувствует. Хорошо еще, дом какой-то от порывов прикрывает… Идея шлепать к Сереге за конспектами и заодно оценить новую бас-гитару казалась уже как минимум глупой.

— Нет, ты раньше не мог сказать, что до вашей новой берлоги столько пилить? Или ты надеялся…

— И не смей ему звонить! — обернувшись на крик, я обнаружил распахнутое окно на втором этаже, щедро делящееся с улицей клубами теплого воздуха, а секундой позже — еще и блестящим черным предметом, нырнувшим в противоположную пару сторону, то бишь, в сугроб.

Я озадаченно захлопнул рот, так и не закончив начатую фразу и осознавая, что едва не стал жертвой сего «обстрела». Хотел было возмутиться, но схлопотал локтем в бок.

— Лучше молчи, это крыска-Лариска из соседнего подъезда. Проблем потом не оберешься, она из чего угодно скандал раздует, — Сергей топтался возле сугроба, прикидывая — вытащить «снаряд» или не морозить руки из-за какого-то мусора.

Сугроб грустно отозвался незатейливой мелодией, и мой друг, ухмыльнувшись, выудил из снега телефон. Девушка, выскочившая из подъезда в одном свитере, сразу направилась к нему.

— Твой, Маришка? Опять мачеха чудит?

Девушка кивнула, забирая телефон, и отправилась к качелям на детской площадке, тут же принимая входящий вызов.

— Я сказала не звонить! — окно распахнулось вновь, и вслед телефону полетел тапочек. — Ты вообще понимаешь, до чего вы Анечку довели?!

Второй тапок.

Серега на всякий случай отошел подальше от сугроба, а заодно и с линии обстрела.

— Ах, так, значит! Игнорируешь, коза драная?! Ну я тебе! — вслед за обувью прилетела толстая книга, потом еще одна…

Я мельком глянул на обложки: «Современные операционные системы» Танненбаума, потрепанный учебник по Си… Опа, девочка-программист?

Маришка — как назвал ее Серый — резко развернулась и хотела что-то крикнуть в ответ, но испуганно выронила телефон и рванула в сторону окна: худая женщина кое-как перевалила через подоконник и запустила вниз прямоугольную сумку. Только уже не в снег, а прямо на расчищенную почти до асфальта дорожку.

Едва успев поймать «подарочек», девушка по инерции завалилась прямо в сугроб. С минуту побарахтавшись в рыхлом снегу, с трудом выбралась и, шлепнувшись прямо на обледеневший бордюр, дрожащими руками расстегнула молнию. Как я и думал: из сумки вытащили матово сверкнувший на солнце ноутбук. Знакомое оформление, похоже на «Asus» — наверняка серьезная машинка.

— Слушай, ты, — звенящим от злости голосом начала Серегина соседка, не поворачиваясь и судорожно осматривая ноутбук на предмет повреждений.

В паре метров от девушки разлетелась на льду осколками ярко-синяя кружка. Окно захлопнулось.

Девушка устало вздохнула, откидывая крышку и дотошно проверяя экран.

— Манюня, — Серый счел нужным вмешаться, — это уже перебор.

Та слегка качнула головой в ответ, сосредоточенно ковыряя ноутбук. Похоже, отошел и заклинил слегка сдвинувшийся аккумулятор.

— Манюнька, — продолжал извращаться с чужим именем мой друг, — опять отец пьяный пришел? Чего вы там с этой несчастной «Анечкой» устроили?

Девушка упрямо отмалчивалась. Я подобрал с дорожки телефон — у него только отлетела задняя панелька. Крышка щелкнула, и тут же, как ни в чем не бывало, старенький «Siemens» зазвонил.

Телефон Манюня сама вырвала из рук и прижала к уху, все так же не произнося ни слова, только тихо вздохнула. Как я ни вслушивался, не смог уловить ни звука — видимо, громкость динамика была убрана до минимума.

— Мариш, не сиди на льду, — в Сереге явно проснулся джентльмен, ибо он отобрал у девушки ноутбук и за локоть поднял с бордюра.

Осторожненько отряхнул от следов того несчастного сугроба и даже стянул свой глупый шарф — набросить ей на плечи.

Я потоптался на месте, сгибая и разгибая замерзшие пальцы на ногах, и мимоходом отметил, что моя новая не-совсем-знакомая вообще стоит в тапочках на босу ногу.

Окно на втором этаже снова распахнулось, и девушка дернулась от стукнувшего по плечу сапога. Следом свалился второй, потом женщина с трудом перевалила через подоконник большую, явно наспех набитую сумку. Последней лениво спустилась вниз куртка.

— И чтоб я вас больше не видела! Ни тебя, ни его — так и передай этой пьяни! За вещами пусть припрется, когда протрезвеет!

— Вот тебе, Машка-какашка! — радостно заявила вскарабкавшаяся на подоконник мелкая девчушка, запуская в сугроб небольшую потрепанную сумочку.

— Ух ты, Анютка, спасибо, — девушка насмешливо прищурилась, — там как раз оставались все деньги, не знала, как попросить…

— Аня! — женщина ахнула, стаскивая ребенка с подоконника. — Ах ты, змеюка, еще и деньги мои украсть вздумала?!

— Это мои деньги, — Маришка на одной ноге допрыгала до второго сапога — резиновый тапочек намертво прирос ко льду за время «беседы». — И к тебе они никакого отношения не имеют.

— А ну стой, вот я сейчас спущусь! — окно захлопнулось.

— Мариш, — снова встрял Сергей, — ты это…

— Иди к черту, — тихо буркнула девушка, наскоро накидывая куртку и застегивая открывшуюся при падении молнию на сумке.

Про меня они, кажется, вообще забыли.

— Что делать-то будешь, Манюнь?

— Я сказала, иди к черту, — та хотела добавить что-то еще, но услышала в подъезде топот и отшатнулась.

— Отлично, — сквозь зубы буркнул Сергей, выхватывая у нее сумку и за рукав буксируя в сторону соседнего подъезда. — Сань, не отставай!

К тому моменту, как на улицу выскочила разъяренная женщина, мы уже скрылись за тяжелой дверью домофона.

— Зашибись зашел за конспектами, — я сидел на подоконнике кухни, старательно упихивая окоченевшие ноги в решетку батареи.

Серега тщательно растирал варежками руки девушки. Та совершенно пустым взглядом уткнулась куда-то в район постепенно закипающего чайника.

— Маришка, ну давай, не зависай, приходи в себя, все хорошо, тут она тебя не достанет…

— Идет, — тихо прошептала она.

— Кто? — Сергей встрепенулся, метнулся к глазку за секунду до звонка. — Вот же черт! Сань, а ну дуй сюда!

К тому времени как я сполз с подоконника, однокурсник затолкал в ванную все так же ни на что не реагирующую девушку вместе со всеми сумками-куртками и ботинками. Моими в том числе! Оглядел отстраненно натягивающую сапоги Маришку и решительно упихал следом и меня. Дверь захлопнулась, и наступила темнота.

К тому моменту, как Серега щелкнул замком, звонок уже просто надрывался.

— Коломынцев, ты куда эту идиотку утащил? — я вздрогнул от уже знакомого голоса и осторожно запер внутреннюю задвижку.

— Здравствуйте, Лариса Ивановна, а что случилось? — голос Сереги как-то странно изменился…

Вот ловелас хренов, он же всегда таким голосом девчонок соблазняет!

— Ты! Коломынцев! А ну не смей мне врать, я все…

— Лариса Ивановна, — ну совсем уж масляно пропел Серый, — а пойдемте на кухню, я как раз чаек завариваю, вот, с мороза отогреваться хотел. Ой, а Вы без шапки? Знаете, у меня родители из Финляндии такой великолепный бальзам привезли, его как раз после мороза в чай добавляют, чтобы не заболеть. Ох, простите, совсем забыл вымыть руки! А нынче в транспорте столько микробов!

Большего бреда я от него в жизни не слышал. Нет, вполне возможно, что бальзамчик действительно был, только не из Финляндии, а из дедовых запасов травяных настоек. Микробы в транспорте? Да мы пока сюда шли, они или вымерзли напрочь, или их ветром сдуло.

Заслышав знакомые шаги и щелчок выключателя, я вернул задвижку в исходное положение.

— Саня, слушай сюда, — Серый включил воду над ванной, чтобы напрочь перебить все другие звуки. — Сейчас я ей чаю налью — и драпайте отсюда как можно быстрее. Маришку бери с собой, пусть у тебя с недельку отсидится.

— Чего? Я тут при чем? Я ее вообще не знаю! Может, пару раз в университете и видел, но не помню!

— Не ори, балда! Что ее, на улицу выставить? Ее саму бальзамом отпаивать надо, у нее руки-ноги обморожены! На, у нас там за углом гипермаркет, рядом всегда такси стоят, — в руки мне впихнули несколько купюр. — Сань, выручай, в твоей ситуации же ничего страшного, а у меня родаки сразу бучу поднимут! Все, чтоб пулей — и тихо.

Серый вышел, снова оставив нас в темноте, и продолжил что-то петь Ларисе Ивановне. Как можно тише натянув ботинки и куртку, я подобрал сумки и осторожно приоткрыл дверь. Стол у Сергея на кухне располагался так, что прихожую от него видно не было, так что главное — не шуметь. Маришка покорно выскользнула следом, прижимая к груди ноутбук.

Входную дверь я оставил чуть приоткрытой, чтобы не хлопать, на цыпочках взлетел на этаж выше, и уже оттуда вызвал лифт — однокурсник жил на восьмом этаже, и преодолевать это расстояние по ступенькам я не горел желанием. Да и в плане конспирации так, наверное, даже лучше…

— Чувствую себя героем тупого фильма, — вздохнул я, помогая девушке застегнуться. — Вот что мне с тобой теперь делать, а?

На улице Маришка затормозила:

— Книжки, — шепот на грани слышимости.

Я оглянулся на сугроб, но решительно потянул девушку за угол:

— Потом Серому позвоню, он заберет.

На мою удачу — похоже, единственную на сегодня — такси возле гипермаркета действительно были.

Глядя на еле-еле шевелящую пальцами и хлюпающую постепенно оттаивающим носом девушку, я чертыхнулся и отправился набирать горячую ванную. Порылся в шкафчиках, нашел забытый родителями мешочек, сыпанул в воду горсть приятно пахнущей хвоей соли.

От дороги до подъезда — всего метров двадцать, когда опять успела замерзнуть? Или она у Сереги отогреться совсем не успела? Вот дела… Хотя чему я удивляюсь, у самого ноги только-только отходить начали, да и то после того, как я вытащил из глубин комода шерстяные носки, некогда подаренные бабушкой. Носки еле налезли, но главную свою функцию все равно выполняли отлично.

Отмахнувшись от мыслей, я понаблюдал немного за прибывающей водой и вернулся в комнату.

Маришка сидела на диване, поджав под себя ноги, и задумчиво вертела на пальце простенькое тоненькое колечко. Отстраненная, словно покрытая тонким слоем хрупкого инея, не желающего сдаваться даже под теплом уютной комнаты.

— Мариш, — чем-то не нравилось мне это обращение, и пришлось отвернуться и рыться в комоде в поисках полотенца для гостей. — Иди в ванной отогрейся, я там все приготовил. Шампунь и гель там, правда, только одного вида, не рассчитывал никогда на такое… Если что-то нужно — скажи, схожу, куплю…

— И что дальше ты собираешься со мной делать? — тихий, уже явно простуженный голос.

Я молчал, наблюдая за тем, как девушка откладывает на стол колечко и вытаскивает из валяющейся около дивана сумки полупустой флакон шампуня.

— Мыло обычное у тебя хотя бы есть? — не дожидаясь ответа, моя невольная гостья отобрала у меня полотенце и закрылась в ванной.

Вздохнув и стянув уже ненужные шерстяные носки, поставил на газ чайник и отправился освобождать часть полок в шкафу и верхний ящик комода. Почему-то у меня сложилось такое впечатление, что Маришка застрянет здесь надолго.

Вечер прошел в молчании.

Перед рассветом меня разбудил сухой надрывный кашель в дальнем углу комнаты — там стояла моя кровать, и там пришлось разместить мою нечаянную гостью. Как на зло, чистый комплект постельного белья обнаружился только один, а уж второго одеяла у меня вообще никогда не водилось. Только тонкий плед, покрывавший днем небольшой диванчик, на котором теперь вынужден был умоститься я. Да и подушка мне досталась маленькая, диванная. Но перебираться на широкую кровать к девушке, где мы вполне бы нормально уместились вдвоем, казалось совсем не правильным. К тому же, несмотря на все неудобства, спал я нормально…

Пока не услышал этот кашель. Нехороший такой, «лающий».

Маленький ночник на прикроватной тумбочке залил теплым светом часть комнаты. Удобная штука, особенно когда хочется вечерком почитать лежа. Или вот в таких ситуациях, как сейчас — когда яркий свет совершенно лишний.

— Мариш, проснись, — я осторожно коснулся лба девушки.

Ох, не нравится мне этот ее яркий румянец! А горячая кожа — и подавно.

Девушка повернулась на бок и снова закашлялась, просыпаясь и кое-как открывая глаза.

— Чего тебе? — сиплый шепот. — Я… ой.

Моя гостья, сморщившись, потерла горло и с трудом сглотнула.

— У меня голос… — девушка окончательно перешла на едва различимый шепот, — пропал.

— И откуда ты только на мою голову свалилась, горе луковое! — я раздраженно отвернулся, выкапывая из прочего хлама тумбочки градусник. — Лежи, не вставай, я сейчас чаю сделаю.

Спустя пять минут к Маришке перекочевала кружка теплого мятного чая — спасибо чудаку-дяде, приславшему на Новый Год этот коллекционный набор, — а ко мне — градусник. Изрядно потеплевший, со столбиком ртути, уползшим куда-то за тридцать девять.

— Просто замечательно, — вздохнув, я потянулся к телефону. — Скорая?

Маришка сидела на кровати, по уши закутавшись в одеяло и стуча зубами о кружку, и старалась не кашлять.

— Да, симптомы: высокая температура, лихорадка, затрудненное дыхание и сильный кашель, охриплость, — отобрав у девушки чай, я протянул ей упаковку бумажных платочков, диктуя дежурному адрес. — Да, спасибо, ждем.

— Ждем, — повторил я, выключая телефон и косясь на шуршащую платочками гостью.

«Скорая» подъехала через пятнадцать минут, когда я принес Маришке третью кружку чая, и девушка немного пришла в себя.

— Острый ларингит на фоне ОРВИ, — уставшая медсестра поставила диагноз практически сразу. — Молодой человек, сходите пока на кухню, нужно сделать укол. Нет, ничего особенного, все как всегда — анальгин с димедролом…

Женщина продолжала говорить еще что-то, но из ванной ее было плохо слышно. К тому времени, как я закончил умываться и продирать слипающиеся глаза, врач уже закончила.

— Я выпишу лекарства, но вам все равно надо показаться своему врачу.

— По такой погоде я ее в подобном состоянии никуда не пущу, — черт меня дернул это ляпнуть, но, правда же, девушке только на морозе сейчас погулять не хватало для полного счастья.

Медсестра пожала плечами:

— Хорошо, я запишу ваши данные и передам участковому врачу просьбу зайти на дом. Разрешите ваш полис?

— Сумку, — едва слышным шепотом выдала Маришка.

— Э, нет, девушка, вам теперь с недельку придется помолчать, — медсестра забрала у меня из рук выкопанные в недрах сумочки паспорт и медицинский страховой полис. — И шепотом тоже нельзя, это еще сильнее будет связки напрягать. Так что, молодой человек, учитесь понимать свою невесту без слов.

Улыбнувшись и отложив документы на тумбочку, к ранее выписанному рецепту, медсестра ушла. Рассеянно кивая, я запер за ней дверь и вернулся забрать у Маришки кружку, как вдруг спохватился и вытаращился женщине вслед:

— Какая еще невеста?!

Девушка молча пожала плечами и кивнула на тумбочку.

— Чего? Я не понимаю, — сдерживая рвущийся зевок. — При чем тут документы?

Моя свежеиспеченная «невеста», вздохнув и закашлявшись, открыла паспорт на странице с пропиской и сунула мне под нос.

— А-а… — только и оставалось протянуть мне.

Действительно, что странного: однокомнатная квартира, одна большая кровать, другой адрес в паспорте девушки и ориентирующийся с закрытыми глазами парень. Криво ухмыльнувшись и почесав в затылке, я не нашел ничего лучшего, как спросить:

— Как ты себя чувствуешь?

Маришка неопределенно дернула плечом, потирая шею и беззвучно что-то шепча.

— Ну уж прости, я не умею по губам читать! — ситуация начала меня откровенно раздражать. — И вообще, я спать хочу. Ты сама-то собираешься или нет?

Девушка обиженно запустила в меня паспортом и с головой нырнула под одеяло, только в беспорядке рассыпались по подушке пепельные волосы.

Отлично. Называется, приютил мышку. Не кошку — те хотя бы мяукают, когда им что-то надо, — а именно мышку. Молчаливую, независимую и, похоже, очень вредную. Невеста, блин…

* * *

К обеду старательно отпаиваемая теплым чаем девушка схватилась еще и за поясницу. Упавшая в первой половине дня температура упрямо полезла обратно. Часа два Маришка мучилась, пытаясь поудобнее улечься среди подушек, потом не выдержала и принялась рыться в шкафу в поисках одежды.

— Ты куда это намылилась? — от неожиданности я чуть было не поставил пиалу с бульоном мимо тумбочки.

Ненадолго вынырнув из шкафа, «невеста» мне в ответ показала медицинский полис.

— Так ведь все назначили же, вроде, обсудили уже, что тебе не надо сейчас на улицу выходить…

Слегка скривившись, девушка показательно вымученно схватилась за поясницу слева.

— Просквозило? Или мышцы потянула? Или просто перенапрягла? Или…

Обиженно фыркнув, Маришка что-то размашисто черканула в блокноте и сунула мне под нос.

— Пиелонефрит, — с трудом разобрал сильно наклоненный почерк я. — В смысле?

— Рецидив, — с сомнением оглядев меня, добавила еще одно слово, — почки.

— Нет, ты сама посуди. Во-первых, если ты пойдешь к своему участковому — это будет слишком далеко отсюда и слишком близко от твоего дома, а у моего вообще твоих данных нет. Во-вторых, это еще и анализы, с которыми как минимум пару дней придется туда-сюда мотаться. Так что, раз такое уже было, может, напишешь список лекарств, а я в аптеку сбегаю? А проверишься потом, когда более-менее в себя придешь.

Ответом мне послужил тяжелый взгляд и очередной поход в сторону санузла под аккомпанемент кашля. Но список мне потом все же вручили. Даже денег дали, от которых я гордо отказался.

Правда, увидев цены в аптеке, я об этом сто раз пожалел.

По истечении пяти дней Маришка резко пошла на поправку: перестала обкладываться подушками и шипеть от резких движений, да и санузел занимала куда реже, и спала меньше. К этому времени моя квартирка настолько пропахла травяными чаями двух сортов, что после университета я словно нырял в лавку средневековой знахарки. Спустя пару минут обоняние перестраивалось и переставало вычленять из общей массы терпкие ароматы настоев, но сначала все равно приходилось зажимать нос и дышать сквозь перчатку.

Температуры у девушки уже не было, да и кашель почти прошел… Только говорить она все равно не начинала. Как ни странно, я ее все равно понимал. С трудом, не всегда с первого раза, и теперь гораздо спокойнее относясь к яростным жестам, труднопереводимой мимике и подсунутым под нос бумажкам.

Однако отношения наши все равно категорически не складывались. Маришка часто злилась, фыркала в ответ на попытки заговорить и неизменно игнорировала моя распорядок дня.

Когда я возвращался в обед из университета, девушка спала. На занятия она пока не ходила — пришлось за нее договариваться в деканате, который в чужом корпусе я искал около часа. Но и по дому редко что делала. Хотя единожды мне повезло, и, придя домой на обед, я обнаружил на столе полную сковородку макарон по-флотски.

Впрочем, такой случай явно был исключением. Обычно же я закидывал в кастрюльку пельмени или суп быстрого приготовления, кидал в комнату тетради и собирал валяющиеся на полу распечатки. На них неизменно маячили какие-то схемы, коды, шифры и графики, перечеркнутые по сто раз, исправленные уже знакомым корявым почерком, обведенные цветными маркерами… К слову, до появления «сожителя» я вообще не знал, что пылящийся под столом старенький струйный принтер еще способен на такие подвиги.

Времени, которое приходилось тратить на уборку всего этого бедлама, вполне хватало на то, чтобы обед дошел до нужной кондиции. Дальше шел спешный перекус, поиск чистой рубашки и десять минут почти бегом до небольшой фирмы, куда меня взяли по знакомству помощником в отдел кадров.

Вечером, когда больше всего хотелось нормально поесть, смыть запах надоевших до одури бумажек и просто посидеть перед телевизором, привычный распорядок снова нарушался. Нет, на столе неизменно оказывался свежезаваренный чай… Но вот ванная была занята. Как минимум, на сорок минут. Что можно там столько делать, я не представлял. И, если честно, узнавать совсем не тянуло.

Тянуло поспать, а было нужно что-то сготовить на завтрак и доделать взятые на дом задания из университета. Мышке же, похоже, было на все это наплевать.

Понедельник — день тяжелый, это всем известно. Кроме моей сожительницы, разумеется: несмотря на раннее утро и ее привычку ложиться спать ближе к рассвету, она была возмутительно бодрой. Молча усмехаясь, стащила меня с дивана и вытолкала на кухню.

Пока я сонно пережевывал запеченную с сыром картошку, притормаживая и пытаясь разобраться в причинах ее появления у меня перед носом, Маришка чем-то тихо шуршала в комнате. Спустя какое-то время, когда я в очередной раз едва не заснул с вилкой во рту, появилась рядом со мной, наскоро выпила кружку своего травяного чая и протянула мне руку раскрытой ладонью вверх.

Я недоуменно поднял вверх бровь: это еще что за новости? Девушка фыркнула и исчезла в прихожей, чтобы через пару секунд появиться снова со связкой ключей. Хлопнула их возле моей тарелки и показала пальцем сначала на связку, потом на меня, потом на себя. И что бы это значило?

— Ты в больницу? — наугад ляпнул я.

Девушка кивнула и снова показала на ключи, потом на часы: «Я тороплюсь, давай быстрее!». Н-да, так она скоро меня вообще приучит мысли ее читать…

— Запасные ключи в левом верхнем ящичке под вешалкой, — я в очередной раз зевнул. — И ради этого меня надо было так рано будить?

Эх, знал ведь, что не стоит откладывать реферат до последнего срока и в итоге сидеть с ним три ночи подряд! А тут еще и разбудили буквально через пару минут после начала сна… Нет, через целый час, поправил я сам себя, меланхолично созерцая подсунутый под нос будильник.

Будильник, к слову, упрямо показывал 7:20. А чего я ложился-то, спрашивается?

— Твою мать! А раньше разбудить не могла?!

Девушка часто-часто захлопала ресницами, словно удивляясь: «А я знала?».

— Знала, — сердито припечатал я. — У меня над компьютером расписание занятий висит. И в графе «понедельник» там значится пара в восемь утра! А до университета добираться больше получаса!

— И чего тогда ты тут расселся? — удивленно подняла брови Манюня. Нет-нет, она ничего не говорила! Но, черт возьми, это слишком явно читалось на ее лице, чтобы проигнорировать. Пришлось бросить непривычно вкусный завтрак и закопаться в шкаф в поисках свитера: судя по градуснику за окном, сегодня опять было холодно. На щелчок закрывающейся двери внимания я уже не обратил.

Зато потом обнаружил несколько купюр и пакет, торчащие из кармана моей куртки.

— Вот зараза, а сама не можешь сходить? Все равно же из дома вышла! — тем не менее, упихал все поглубже, чтобы не выпало, и всю дорогу до остановки припоминал, что такое жизненно необходимое у нас заканчивается. Список получался приличный, но тут же ускальзывающий из памяти: сказывалась вынужденная бессонница.

— Саня! — от хлопка по плечу я едва не улетел в сугроб и внезапно обнаружил себя уже возле родного корпуса университета. — Ты чего такой загруженный?

Серый стоял и удивленно таращился на свою руку: раньше ему не удавалось застать меня врасплох и в лучшем случае получалось лишь мазнуть пальцами по рукаву. А тут…

— Да так, озадачил кое-кто с утра пораньше, — буркнул я в ответ, проверяя, не выпали ли из кармана деньги.

— А-а-а, Манюнька? — почему этот балбес до сих пор не называл ее нормальным именем, я так и не понял. — Как она? Выздоровела?

— Наверное… Сегодня сама в больницу пошла. Только молчит почему-то… Может, просто голос пока бережет? — пальцы в кармане наткнулись на неположенную бумажку, и я с удивлением развернул тот самый список необходимого. — Серый, ты на машине?

— Ну да… Нифига себе! — однокурсник присвистнул, просматривая косые строчки. — А это как? «Строго по примеру»… А где пример-то?

Я уже сам добрался до этой строчки и опасливо полез обратно в карман: кажется, там действительно шуршало еще что-то лишнее… Опасения подтвердились: пальцы сжались на небольшом мягком пакетике и извлекли на свет полиэтиленовую упаковку от прокладок ядрено зелененькой расцветочки. Серега бессовестно заржал, а я быстрее упихал компромат обратно. Потом, в хозяйственном супермаркете еще раз посмотрю. По примеру, блин…

Как позже выяснилось, первые две пары отменили — заболел преподаватель. Ждать три часа последнюю лекцию, на которой неизменно тянуло в сон, в нынешнем состоянии не очень-то хотелось. Однокурсник был со мной полностью согласен, поэтому спустя два часа мы уже затаскивали в квартиру пакеты из супермаркета.

— А, погоди, — Серый опустил сумки на лестничной площадке перед дверью и, оставив меня возиться с ключами, убежал обратно к машине.

Вернулся он к тому моменту, как я занес в квартиру последний пакет: наибольшей проблемой был не их вес, а количество.

— Иди на кухню, что ли, — буркнул я, не глядя. — Сейчас чайник поставлю. Или, может, что посущественнее найду…

Мимо пакетов по коридору прошлепали пушистые голубенькие тапочки. В смысле, не сами по себе, а на ногах человечка, чье присутствие здесь почему-то даже не обсуждалось. Ну не видел я ничего странного в том, что делю однокомнатную квартирку с одной наглой и вредной мышкой! Как ни странно, за это время я даже привык к ее постоянному шуршанию.

— Саня… — голос Сергея подозрительно дрогнул. — Что-то я раньше не замечал в тебе любви к голубым зайцам…

Сонная голова соображала туго, и придумать что-то в ответ на двусмысленную фразу не получалось. Зато получилось забуксовать на вопросе, с чего именно об этом зашел разговор.

Шаги прошелестели в обратную сторону и прекратились строго напротив меня. Пришлось оторваться от увлекательного процесса распутывания задубевших на морозе шнурков и взглянуть в лицо обладателю пушистых шлепанцев с заячьими ушками на носу и помпончиками-хвостиками на задниках. Ну да, чудные тапки, но зато теплые. Поэтому и покупал, а то еще и ноги застудит…

Маришка покачала головой, оценив мою бледную рожу с темными кругами под глазами. Ткнула в меня пальцем, изобразила рукой идущего в сторону комнаты человечка и умильно сложила ладошки под правой щекой, слегка наклонив голову. Посмотрела на часы и показала на пальцах цифру четыре.

— Три с половиной, — машинально поправил я. — По понедельникам начальник приходит.

Мне наконец удалось избавиться от ботинок и подняться с пола. Видимо, зря я это сделал, ибо сразу заработал весьма чувствительный толчок в сторону комнаты.

— Да-да, уже иду, — я отобрал у Сереги куртку и повесил в шкаф. — Ты его пока чаем напои. И покорми, если что с утра осталось, я потом…

Окончание фразы потерялось в широком зевке. Что ж, тут с Мышкой не согласиться невозможно — мне действительно надо было поспать. Срочно.

Девушка дернула меня за рукав и, добившись относительного внимания, изобразила несколько фигур: пару рубящих движений, нечто вытянутое, что-то круглое — а после сунула мне под нос сложенные лодочкой ладони.

— Да, пожалуйста, помидоры я купил, хоть их в списке и не было. Только мне оставь без майонеза, а?

Маришка довольно улыбнулась и снова вернулась на кухню.

— Ты ее понимаешь? — удивленно хмыкнул мой однокурсник. — И что это было?

— Типа того, — отмахнулся я. — Салату ей, видите ли, хочется…

Удалось мне доползти до дивана или я уснул где-нибудь по дороге, а там дотащили — без понятия.

Затекшая спина противно хрустнула, когда я опускался на единственную свободную табуретку — читай, ту самую, сломанную, до сего момента старательно игнорируемую и упихиваемую под стол. Левая рука на момент возвращения в реальность оказалась где-то под мелкой подушечкой, да еще и жутко онемевшая. На щеке отпечаталась пуговица рубашки, впопыхах кинутой утром на диван.

Кажется, впервые за это время я пришел к выводу, что мой диван не предназначен для сна. Как же хотелось расслабиться на широкой и мягкой кровати! Но нет…

Табуретка опасно накренилась, и я в очередной раз проклял секретаря, позвонившего мне раньше, чем я собирался сползти с дивана сам. Нет, новость о том, что в связи с проблемами в системе водоснабжения и канализации в здании фирмы я получил как минимум неделю незапланированного отпуска, была безумно хороша… Но уж больно не вовремя!

— Не ржать, — я попытался ткнуть хихикавшего Серегу в бок, но промахнулся и рассадил костяшки о край стола.

С того момента, как я лег, прошел всего час. Слишком мало! Чувствовал я себя даже еще гаже, чем утром.

Прямо перед моим носом появилась тарелочка салата и остатки утренней картошки. Тепленькой, с тянущимся волокнами сыром… Стук дверцы шкафчика и шуршание чего-то сыпучего насторожили, а появившаяся пару минут спустя чашка крепкого ароматного кофе так и вообще заставила усомниться в реальности происходящего.

— Манюня, он не маленький, сам справится, — весело отозвался Серый.

Я на всякий случай потыкал его пальцем. Хм… Вроде бы реальный.

— Саня, ты чего? — парень озадаченно вытаращился на меня.

— Такая забота, — хмыкнул я. — Это что-то странное…

— Привыкай, Саня, это семейная жизнь! Уй, Маришка, ай, не надо! — однокурсник закрывался руками от полотенца. — Я же пошути-ил!

И все бы ничего, но… Что-то не давало покоя.

Что-то произошло утром?

Ах, точно…

— Мариш, ты же ходила в больницу, что врачи сказали?

Девушка пожала плечами, криво усмехаясь, и убрала полотенце.

— В смысле? А голос как же?

Аккуратные брови вопросительно приподнялись.

— Ты же… — внезапно появившийся в горле комок насторожил. — Ты же молчишь до сих пор.

Неужели что-то серьезное? Думать о таком не хотелось, но мысли о всяких ужасах сами лезли в голову.

Девушка только легкомысленно отмахнулась, не оправдывая моих опасений… Впрочем, и не опровергая их. Настроение упрямо поползло еще дальше в минус. Да что же это за день-то такой?..

Вилку, таскающую овощи из моей тарелки, я заметил только тогда, когда салат уменьшился вполовину.

— Эй! — Я невольно оторвался от дурацких мыслей.

Манюня хитро улыбнулась и торопливо засунула в рот последний утащенный кусочек. Вилка тут же была спрятана под шуршащую клеенку.

— Вот, полюбуйся, — я приткнул локоть на стол и подпер кулаком щеку.

Левая, еще толком не отошедшая рука дрогнула, и я едва не хлопнулся головой об стол. Прежде чем продолжить, пришлось переждать очередной приступ Серегиного хохота. Конфуз ситуации смягчала легкая улыбка девушки — отнюдь не насмешливая, как обычно, а самая настоящая.

На какой-то момент это показалось чудом.

Ну, чудес явно не бывает — в доказательство этого у меня тут же увели из-под носа очередной кусочек помидора.

— Вот об этом я и говорю, Серый, — вздохнул я. — Это не «жена», это какая-то мышка. Вечно чем-нибудь шуршит… Эй, мне хоть чуть-чуть оставь, в конце-то концов! Нет, право слово, мышка-воришка!

Впрочем, возмущение было больше показным — плохое настроение тут же растворилось без следа.

* * *

Маришка, наконец, вернулась в университет, и я, отсиживая дома последние дни нежданного отпуска, наслаждался пустой квартирой. И глубоким сном. Днем. На широкой и удобной кровати… Пусть и поверх покрывала, завернувшись по уши в плед, но — на кровати.

Похоже, училась Мышка во вторую смену, потому что режим дня у нее остался практически тем же. Впрочем, в котором часу она теперь вставала — не знаю, я в это время сам был в университете. Однако по утрам при мне она спала, а в мое возвращение днем я ее дома уже не заставал.

Что в этой ситуации радовало, так это неизменно появляющийся на кухне обед. Не пельмени и супы быстрого приготовления, а нормальный домашний обед. Сегодня я вот внезапно обнаружил на плите сырный суп. Никогда такое не пробовал, а тут вдруг понял, что это жутко вкусно.

Вечера неизменно проходили в молчании, и если бы не тихие щелчки клавиатуры да периодическое надсадное гудение принтера, можно было подумать, что кроме меня в квартире никого нет. Девушка всегда вела себя словно мышка, все так же не говоря ни слова.

А еще с пола исчезли вечно разбросанные распечатки. Теперь они лежали аккуратной стопочкой между кроватью и шкафом.

Радоваться тому, что моя соседка по квартире такая незаметная, или нет? Не знаю, что изменилось, но однозначно ответить на этот вопрос я уже не мог.

Лениво развалившись на кровати, я ковырялся в телефоне в поисках какой-нибудь не зачитанной до дыр книжки. Что поделаешь, есть у меня такая нехорошая привычка — читать книги с телефона, на небольшом экранчике, да еще и в полной темноте. Раньше отец всегда ругал меня за это. Теперь не ругается. Да и правда, какое ему сейчас дело до того, как дела у меня — у него новая семья. И новый сын, кажется.

Помнится, Серега еще в старших классах, услышав, что у меня ни с того, ни с сего появилась собственная квартира, завидовал по страшному. Потом, узнав, что таким образом разводившиеся родители откупились от некогда взятого из детдома мальчика, едва не рыдал. Как сейчас помню: здоровенный парень, выше меня на голову — а глаза на мокром месте. С чего бы, спрашивается… Я давно знал, что не родной, и понимал, что подобная ситуация отнюдь не невозможна. Наоборот, то, что мне подарили квартиру напоследок, меня очень удивило. Впрочем, я не такой идиот, чтобы отказываться от подарка.

Жизнь научила ничему не удивляться. Ни к чему не привязываться. Друзьям не обязательно много рассказывать о себе, девушкам — объяснять причины отказов, а на работе — нужду в деньгах и ненависть к корпоративам. О делах с родителями знает только Серега. Ну и сами родители, естественно. Мать последний раз звонила с год назад, а отец молчит уже давно… Дядя и то чаще о себе напоминает — хотя бы по праздникам что-то присылает.

Мышка тоже не в курсе. Мышка вообще не в курсе многого: что я не люблю запах рыбы, что никогда не добавляю в еду морковь, что легко меняю привычки и подстраиваюсь под ситуации… Что терпеть не могу тишину. Раньше, приходя домой, всегда включал проигрыватель на компьютере. А теперь тишина давит, заставляя до звона в ушах вслушиваться в шорохи в квартире — в попытках услышать второго жильца.

Включать при Маришке музыку почему-то не хотелось. Как, впрочем, и в ее вечернее отсутствие. И шуметь, и лениво спорить вполголоса с барахлящей техникой — тоже. Тишина казалась естественной для молчаливой Мышки, и в то же время оставалась привычно выматывающей нервы — до нервной дрожи, до бессонницы.

Щелчок дверного замка я как-то проворонил. То ли так увлекся очередным самокопанием, то ли действительно вчитался в случайным образом выбранную книгу…

Маришка стянула сапоги и прямо в куртке проскользнула в комнату, первым делом пристраивая около тумбочки сумку с ноутбуком.

— А… Я это, — слова почему-то потерялись, и я неуклюже сел на кровати. — Я сейчас встану, да.

Девушка совершенно спокойно кивнула и вернулась в коридорчик вешать поблескивающий каплями пуховик. Похоже, погода снова не задалась, и вместо минуса температура опять уползла в плюс. Вертя в пальцах телефон, я отстраненно поглядывал на нечаянную квартирантку: вот Мышка убрала в карман куртки шапку и шарф, задвинула дверцу шкафа. Вернулась в комнату, подхватила со стула одежду и скрылась в ванной. Мысли лениво уползли в направлении кухни и чая, но с кровати я почему-то так и не встал. Приближающийся конец зимы нагонял тоску и заставлял завидовать медведям и окуклившимся гусеницам. Еще эта тишина…

Из ванной Маришка выбралась как всегда — в широкой майке и мягких домашних штанах. Голубые зайки-тапки едва слышно прошлепали ушами куда-то на кухню и вернулись в комнату.

Что-то в облике остановившейся возле меня девушки было непривычным. Нет, не неправильным, не раздражающим, а именно непривычным. Маришка как завороженная следила за моим телефоном, а я — за ней. Что? Что не так? Что выбивалось из привычного образа маленькой серой мышки? Точно.

— Мариш, ты зачем это сделала? — я все также отстраненно потянулся к ее волосам. — Такие короткие…

Раньше они заходили за лопатки, подвиваясь на концах и вечно мешаясь девушке на кухне. Она всегда собирала их в хвостик или закалывала заколкой. А теперь пепельные пряди не доставали даже до плеч, заканчиваясь где-то на середине шеи. Мягкие и гладкие…

Когда я заметил ее странный взгляд, было уже поздно. Пальца сами зарылись в волосы, потом спустились по плечу и руке и замерли на пальцах с совсем короткими ногтями. Такая теплая ладошка… Значит, все-таки не мышка и не приведение — как мне начало казаться в последние дни.

Слишком незаметно. Слишком тихо…

Пальцы выскользнули из ладони, и девушка присела возле кровати, возвращая на покрывало уроненный телефон.

— А? — я удивленно смотрел на собственные пустые руки. — Как так?

Моя сожительница только равнодушно пожала плечами и скинула тапки, мимо меня пробираясь на кровать поближе к стенке. Забралась под одеяло и затихла.

— Маришка, извини, я не хотел. В смысле, все хорошо, красиво получилось…

Из-под покрывала лениво пихнули ногой, ненавязчиво прося убраться куда-нибудь с постели.

— А, черт! — Я подскочил как ошпаренный, едва не уронив телефон снова и выбираясь на кухню.

Кофе. Мне нужен кофе. Мне нужно наконец сбросить с себя это холодное оцепенение и проснуться. Я же не один тут живу, нельзя теперь раскисать.

Я… не один?

Что-то мягко царапнуло в груди — и тут же исчезло. Не то что проанализировать причины — понять, что почувствовал, и то не успел.

Кофе в кружке закончился, и за окном давным-давно стемнело, а я все сидел на кухне без света, лениво следя за тенями на стенах. Надо бы достать из кармана куртки плеер и заткнуть уже эту звенящую тишину.

Надо, но нет никаких сил. Нет ничего.

Что именно меня разбудило — запах чая и лимона или мешающийся свет — не знаю, но пришлось отлепиться от стола и занять чуть более удобное положение. Шея неприятно хрустнула, левая рука отозвалась острыми иголочками — опять отлежал.

— Я с лимоном не пью, — голос охрип, а на лбу наверняка отпечатался ремешок часов.

На стол сердито бухнули лимонный кекс, а мне всучили вилку.

Ну да. Еще одна любовь моей квартирантки — лимоны. В чае, в кексах, рулетах, печеньях — везде. Или это из-за слабого иммунитета?

— Спасибо, — больше меня ни на что не хватило.

Допив чай и проигнорировав ванную, добрался-таки до дивана. Тот отозвался недовольным скрипом и привычно уткнулся в пятки подлокотником. Пришлось как всегда согнуть ноги в коленях, сетуя на то, что у старенькой «книжки» заел механизм, и раскладываться на всю ширину он давным-давно отказывается. Зато можно привалиться к мягкой спинке в надежде не сверзиться единожды ночью.

Завтра вторник. Завтра снова на работу. Завтра не будет изматывающей вечерней тишины и непонятного настроения. Ох, как же не вовремя выдался этот случайный отпуск!..

Мышка тихо прошлепала к себе на кровать. Спать она не собирается — это ясно, даже если не открывать глаза. Вот открылась крышка, щелкнула кнопка включения, и тихо зашуршал ноутбук. Зашелестели листы бумаги, спешно раскидываемые по покрывалу. Еле слышный скрежет — подключила наушники.

Если долго вслушиваться, можно даже уловить тихие-тихие песни. Зачем ей нужна музыка ночью? Как правило, люди надевают наушники, чтобы не слышать того, что происходит вокруг. Или она тоже не переносит тишины, как и я? Да нет, вряд ли.

Долго прислушиваясь, понял, что звучит одна и та же мелодия. Значит, снова над чем-то важным работает. В такие моменты Мышка всегда включает одну песню на бесконечный повтор.

Тихий перестук клавиш. Принтер по ночам Маришка не включает — старичок слишком шумит, а я вроде как сплю. Вроде.

Интересно, как она разбирается в своих бумажках в темноте? У экрана ноутбука яркость почти на минимуме стоит — через закрытые веки не видно ни одного лишнего блика. Впрочем, если открыть глаза, мягкий свет будет заметен сразу.

Если бы открыть глаза.

Утром в университет, после обеда — на работу.

А ночью — уже почти привычная бессонница.

Если бы не думать…

Тихий шорох и перестук клавиш вплетаются в мысли, то погружая в полудрему, то вновь вытаскивая в реальность. Маришка не мешает мне своими ночными посиделками. Нет, у меня и в мыслях не было сказать ей что-то подобное, просто… Просто что-то не так. Что-то изменилось. Вечная тишина квартиры днем и ее ночные мышиные шорохи — это не то. Это другое, уже привычное. Уже почти необходимое.

Да что же за гадость-то творится!

Разворачиваюсь носом к стенке. Так куда неудобнее: коленки упираются в спинку, а пятки — в подлокотники, и не получится привычно умостить руку под подушкой. Но лежать без движения невозможно.

Шепот клавиатуры замрет, и Маришка с тихим шорохом выпутает из волос наушник, вслушиваясь в тишину квартиры и всматриваясь в темноту, непривычную для глаз после светящегося экрана.

Мне даже не нужно прислушиваться или открывать глаза, чтобы проверить, так ли это.

Это всегда так.

Черт.

В тишине прошла очередная неделя. Синоптики обещали солнечное потепление, а на улице опять лениво сыпал снег. Настроение все глубже скатывалось в минус, не останавливаясь на привычной для этого времени года отметки «паршиво», а застряв где-то в районе «совсем никак».

Коллеги на работе сочувствующе поглядывали на круги под глазами, Серега пока тоже молчал, хоть и было ясно, что его просто распирает от вопросов. Как ни странно, за последние дни он ни разу не спросил про спихнутую на меня девушку, да и заглянуть в гости не порывался.

Эта тишина… Я боялся, что сорвусь. Что выскажу своей Мышке все, что накипело. Все как есть, как это не понимаю я сам — а я уже ничего не понимаю. Я просто хочу спать. Я хочу солнца.

Я просто хочу, чтобы эта чертова тишина исчезла.

А Маришка привычно молчит, на все вопросы отвечая жестами или едва разборчивыми фразами в блокноте.

— Так, Серый, еще раз, — я устало потер лоб, отправляя куртку в руки недовольной гардеробщицы. — Какого хрена я после своей работы должен помогать тебе с твоей?! Да еще и в пятницу?

— Мой косяк, понимаю! — парень хлопнул ладонями в извиняющемся жесте. — Но я совсем запутался в этих документах! Там делов-то на полчасика, немного проверить и все!

— Угу. Будем считать, что я тебе верю, — я вздохнул.

С некоторых пор верить ему и вправду получалось с трудом. Мышка у меня отсидится с недельку, а не месяц, свою половину реферата он напишет вовремя, а не в последний момент и то после моего пинка, и работы там на полчаса… То есть, попасть домой раньше восьми у меня нет никаких шансов, несмотря на то, что сейчас едва доходит до половины шестого.

Я хочу домой. К липкой тишине и шуршащей распечатками Мышке.

— Слушай, — я только сейчас понял, в каком корпусе университета оказался. — Тут же Маришка учится вроде, да? И где тут работаешь ты?

— У них на третьем этаже центр дистанционного обучения, я разве не говорил? — Серега недоуменно на меня вытаращился. — Я там больше года обитаю, еще с середины третьего курса.

— А Маришка?

— Что Маришка? — парень даже остановился.

— Ну, ты ее, получается, часто тут видишь? — даже замялся на вопросе, сам не понял, почему. Впрочем… Есть у меня кое-какие догадки. — Хотя нет, она же во вторую смену вроде учится.

— В первую, — однокурсник неопределенно хмыкнул. — Третий курс у них в первую учится, но да, вижу я ее часто, она же…

— А чего она тогда всеми ночами не спит, и по утрам встает явно после моего ухода? — теперь я окончательно запутался.

— А где ты видел программиста, спящего по ночам? — усмехнулся Серый, открывая дверь в какой-то кабинет. — Манюнь, я вернулся! Во, Саню в подмогу притащил, скоро закончим и тебя тоже домой отпустим.

— Угу, — невнятно буркнули из-за каких-то стоек с техникой. — Если что, лазерный принтер не работает, могу настроить левый струйник, только его заправить надо.

— Заправляй, — весело согласился парень. — Картриджи тебе достать, или ты сама, наконец, выползешь из своего угла?

— Тащи сюда черный, энерджайзер ненормальный…

Я только хмыкнул, краем уха прислушиваясь к этой перебранке и оглядывая стол, за который меня усадили. Да-а-а, что я говорил? Кипа документов, да еще и в диком беспорядке, заготовки бланков на экране включенного компьютера, какие-то скрепки, карандаши…

— Серый, ты когда последний раз на столе убирался?

— М? — тот как раз закончил выковыривать что-то из принтера и отнес это за шкафы. — Вроде вчера. Я ж говорю, я тут запутался.

— Вот разбери здесь сначала, потом будем тебя распутывать, — я потер уставшие глаза. — Черт.

— Нет, слушай, я так больше не могу, — этот неряха все-таки сгреб бумаги со стола, сортируя их в только ему понятном порядке. — Что у вас там творится, а? У тебя вся морда серая, глаза так вообще почти черные, она тут тоже…

— Твою мать, я тебе что говорила? С какого ты мне и цветной картридж припер, а? — Вопль из дальнего угла оборвал Серегу на полуслове, и все тот же голос продолжил уже чуть спокойнее. — Дай мне бланк заявки на расходные материалы. У нас чернила кончаются, про бумагу и болванки я вообще молчу. Нафига им хранить данные на дисках, если все лежит как в бумажном архиве, так и на серваке?

— Это вообще кто? — я почему-то перешел на шепот.

— А… Блин, слушай, я нашел!

— Кого нашел? — я, спохватившись, огляделся. — Погоди, а где все остальные?

— Так рабочий день уже закончился, мы обычно в пять уходим. Говорю ж, я из-за этих ошибок и сам тут второй день допоздна застреваю, и сисадмина нашего задерживаю.

— Ага, Маришка тоже вчера поздно домой пришла, — не пойми с чего вспомнил я.

— А, ну, это… Извини, — Серый почему-то смутился. — Вот смотри, я нашел ошибку. Там двое однофамильцы, а я дело второго куда-то засунул, и не мог понять, почему у меня вместо данных на парня неделю уже висят данные на девушку. Фамилия еще такая — Галец, фиг поймешь, какого рода. Саня, ты гений, спасибо тебе огромное!

— Я ж говорил, убираться на столе иногда надо, — сцеживая зевок в ладонь.

— Бессонница? — все-таки не выдержал однокурсник. — Или Маришка спать не дает?

— Не, — я устало рухнул на стол. — Конец зимы и тишина, знаешь же. Исправляй давай, и по домам.

— Да не, я в понедельник исправлю, — парень что-то написал и налепил на монитор очередной стикер. — Там много, за полчаса не управлюсь, а я Манюню в шесть отпустить обещал.

— Обещал. У тебя еще восемнадцать минут, чтобы привести свои бумажки в приличный вид. Брысь отсюда, мне принтер погонять надо, — вышедшая из-за стеллажей девушка дернула за мой стул.

Перебравшись на другой стул и привалившись к стеночке, я лениво оглядывал невысокую фигурку. Темно-серые джинсы, светлая толстовка с засученными до локтя рукавами, пальцы в черных пятнах — чернила, наверное — короткие пепельные волосы… Стоп.

— Ах ты, засранец, еще и калибровку тебе, — буркнула девушка и потянулась поправить волосы.

— Манюнь, стой! — Серега аж завопил. — Руки!

— А… — та скривилась, глядя на черные пятна. — Запиши в заявку жидкость для снятия лака. Как техническое средство для чистки.

— Мышка, а почему… — аж горло сдавило, даже говорить не получается.

Серый удивленно вытаращился на меня. Потом на девушку — и снова перевел взгляд на меня:

— Она тебе не сказала, что работает со мной? Странно, она тут с сентября еще обитает…

— Она мне вообще ничего не сказала, — на лицо против воли выползла кривая усмешка. — Ни разу. Я думал, у нее голос… А, черт. Если уж так противно со мной разговаривать, могла хоть на листочке написать.

Вот теперь смотреть на нее мне не хотелось совершенно. Точнее, хотелось, но… Слишком обидно. Слишком больно. Сколько она скрывала от меня, что с голосом все нормально?

— Не противно, — отстраненно отозвалась Маришка, настраивая что-то на компьютере и поглядывая на гудящий принтер. — Просто незачем.

И вправду, незачем. На душе стало противно-пусто. Серега, я тебя ненавижу, зачем ты только впихнул ее мне!

Нет. Зачем я только поперся тогда к тебе за этими чертовыми конспектами…

Подхватив сумку, я вышел в коридор. Кажется, на первом этаже были лавочки — посижу там. В этом кабинете — не хочу. И как потом дома себя вести?..

Однокурсник выскочил за мной буквально через несколько секунд:

— Эй, Сань, ты куда, подожди! — Схватил за плечо, развернул. — Да стой ты!

— Зачем? — не знаю, почему, но глаза я отвел. — Все нормально, я внизу вас подожду, честно.

— Она тебе совсем ничего не рассказывала? — Серега в шоке отпустил руки. — Ни про меня, ни про работу? А я ее все спрашивал, как вам там живется, не нужно ли чего… Все-таки это я виноват, да? Я же тебя попросил.

— Да нормально все, Серый. Просто эта тишина… Она даже не сказала, что уже выздоровела. Она мне вообще ни слова не сказала.

— Э… — кажется, друг тоже запутался. — А почему?

— А я откуда знаю? Все, Серег, отстань, у меня нет никакого желания что-то выяснять.

— Есть, — парень усмехнулся. — Тебе это не нравится, и ты жутко обиделся. Потому что ты к ней привык, потому что в твою вечную тишину добавились какие-то звуки. Потому что если она уйдет…

— Заткнись, а? — так и хотелось огреть пакетом, но не стал. — Неужто так заметно?

— Просто я тебя знаю, — Серега отвернулся. — Ты ж с ума сходишь потихоньку. Привычную тишину у тебя забрали, но и нормальные звуки в квартиру не вернулись. Это вообще спорный вопрос, кого из вас с Манюней спасать надо — ее от мачехи, или тебя от тишины. Когда у тебя кто-то был дома последний раз?

— Ну… недели две назад ты приходил. Или три?

— А до этого?

— Не помню. Вроде не было никого.

Черт, и почему эта скотина так хорошо меня знает? Не надо было так близко его к себе подпускать. Не надо, не лезьте в душу. Или хотя бы не сейчас…

— Саня, поговори с ней, — неожиданно попросил Сергей.

— О чем? — блин, а я и забыл уже, что он тут стоит.

— Просто. Обо всем. Расскажи ей все. Тебе ведь это нужно. Она ответит.

— Не хочу, — нет, хочу, конечно, но… Руки сами потянулись за наушниками.

— Сань! — парень попытался помешать.

Пришлось выкрутить руку и отпихнуть подальше:

— Коломынцев, черт тебя дери, не трогай!

Из кабинета вышла Мышка, впихнула Серому сумку и папку:

— Восемнадцать минут прошли. Принтер я настроила, завтра можешь печатать. Все, пошли, я там уже все выключила.

— Пошли, — буркнул я.

Включить плеер, громкость на максимум — и пусть потом будут болеть уши. Черт с ним.

Не трогайте меня, я боюсь такой тишины.

Я хочу вернуть свою тишину.

Домой ехали молча. За окном маршрутки мелькали фонари, слепили встречные машины. Водитель всю дорогу трещал по телефону, рядом болтали и слишком открыто смеялись две какие-то девушки. В наушниках гремели аккорды, а я даже не мог понять, какие песни выпадают в случайной последовательности. Главное, чтобы не было лишних звуков и можно было отвлечься. Главное, чтобы отсутствие звуков не давало тишины. Чтобы я не обращал внимания на то, что Мышка снова молчит. Стоило выйти из университета — и замолкла. Даже Сереге на прощание только рукой махнула.

Вернуться из мыслей в реальность удалось только после того, как меня дернули за рукав. Оказывается, мы уже приехали, и Маришка таким образом напоминала, что надо выходить. Снова молча. Впрочем, сомневаюсь, что услышал бы, скажи она что-нибудь. Выбиравшись из транспорта, со вздохом свернул и убрал в карман наушники. Ничего, пять минут до дома дотерплю. Вдруг она…

Не вдруг.

Мышка ведь с самого начала старалась не занимать много места. Разве что чуть дала себе послабление пока совсем сильно болела. Вот и сейчас: вроде бы идет рядом, а вроде бы ее и нет.

А дома все было как всегда: девушка первым делом пристроила к тумбочке сумку с ноутбуком, сняла куртку и ушла в ванную. Еще никогда это не раздражало меня так сильно, как сейчас. Со злости даже запихнул под кровать ее распечатки и утащил ноутбук к себе, за диван. Серега прав, давно уже надо поговорить, но о чем?

А, главное, как?

Вернувшись в комнату, Маришка долго искала глазами сумку. Не найдя, повернулась ко мне, но к дивану даже не подошла, только со вздохом полезла под кровать — собирать рассыпавшиеся листы. И снова молча. Интересно, если я свет не включил, она выключатель тоже не тронет?..

Серега прав, я скоро сойду с ума. Этот месяц, несмотря на всю свою обыденность, был из ряда вон выходящим. Это не то, к чему я привык. Это не то, что я когда-либо мог себе позволить. Это все внезапно оказалось слишком нужным.

— Мышка, зачем ты так со мной? — когда оказался рядом с ней — сам не понял.

Девушка, прижав к груди собранные листы, молча вскинула голову: «Как?».

— Вот так. Именно вот так, молча! Ты ведь выздоровела, да? Давно? — кивок в ответ. — Тогда почему тут… Почему так тихо? Почему ты молчишь?

Она не хотела отвечать — это было видно по глазам. Она не собиралась отвечать, поэтому просто отвернулась.

— Мышка, что я тебе сделал? Я… — слова рвались из самого сердца, но слишком сложно было их произнести. — Я не хочу тишины. Не надо, не молчи, я не могу так больше. Ты ведь здесь, но порой мне кажется, что тебя нет. Не именно в этой квартире, а просто — нет.

Листы рассыпались под ногами. Когда я успел схватить ее за руки? И все равно, в ответ — не слова.

— Ты меня испытываешь, да? Я… я не понимаю. Ты пришла сюда — точнее, я сам тебя привел, но это ведь не важно! Ты пришла, и что-то изменилось. Всегда привычная и пустая квартира стала другой. Знаешь, сколько раз вот так, к концу зимы, я начинал сходить с ума от этой привычности? Знаешь, сколько раз пытался подпустить к себе хоть кого-то? А ты пришла вот так просто, и так легко обосновалась здесь! Как будто так всегда и было, и я не вижу в этом ничего странного. Наоборот, странно то, что тебя раньше не было. Зачем ты это делаешь? Все перевернулось с ног на голову, и как быть дальше — я не знаю. Мышка, скажи… Скажи хоть что-нибудь.

Больно. Это слишком больно. Я никогда не хотел понимать ничего подобного. Я не хотел чувствовать. Или хотел — но не мог. А теперь не хочу — но чувствую. И что с этим делать, что?!

— Мышка, поговори со мной. Скажи, что мне теперь делать? Что со всем этим делать, если ты захочешь уйти? Что мне сделать для тебя? Мышка, скажи…

Знаешь, это паршиво до жути. Внезапно наплевать на гордость и привычки — и оказаться на полу. Опуститься на колени, прижать к губам чужие пальцы… Это дико. Но я не знаю, что делать. Что мне сделать, чтобы ты…

— Я не хочу уходить, — шепот настолько тихий, что я едва его уловил.

Что?

А у нее губы дрожат, и пальцы ледяные — только сейчас заметил, идиот несчастный.

— Тогда почему молчала? — осторожно согреть дыханием, подняться и заглянуть в глаза. — Не отворачивайся от меня. Просто позволь… Помоги мне, я боюсь этой тишины.

Оно само сорвалось с губ — это нечаянное признание. Никогда и никому. Я ни за что не дам понять, что мне одиноко. Что у меня нет ничего кроме этой липкой тишины. А эта девушка так легко вытянула из меня эти слова… Одним своим присутствием. Своей тишиной.

— Потому что я не хочу уходить, — мягкая улыбка впервые на моей памяти коснулась губ девушки. — Мне нужна твоя тишина. Прости, что не сказала раньше.

— Я же не…

Нет. Слова — это не то. Но…

Все. Тайм-аут. К черту тишину и бесконечные мысли, к черту все ограничения и предрассудки. К черту все.

Целовать, зная, что не оттолкнут. Прижимать к себе и делиться всей нежностью, что скопилась за этот месяц, всеми эмоциями.

… Как хорошо, что мы не включили свет…

Дарить ощущения, радуясь не тому, что отвечают, а одной только возможности.

Знать, что бессвязно шепчущая что-то девушка не отпустит сама и не позволит отпустить.

Проснувшееся наконец желание дарить любовь, и неожиданно полученный ответ. Разметавшиеся по подушке пепельные волосы, тени на стенах. Обжигающее дыхание и сладкое упоение.

И тишина — одна на двоих.

Шепот.

Шорох.

Стон.

Люблю…

* * *

Кажется, впервые за последние недели я умудрился выспаться. Не просто избавиться от бессонницы, а действительно выспаться.

Н-да, вот только не говорите мне, что все дело в физиологии, иначе совсем скотиной себя чувствовать буду. Мало того, что наговорил вчера, так еще и…

Лениво потянувшись, внезапно не обнаружил под пятками привычного подлокотника. Ах да, кровать же. Ши-ро-ка-я… Стоп.

Где..?

В кухню я влетел пулей, чудом миновав дверной косяк.

Мышка обнаружилась на подоконнике, что-то черкающая на листочке и медленно потягивающая чай из большой кружки. Кажется, опять с лимоном…

— Это моя кружка, — заявил я, приваливаясь к холодильнику.

— Да, мне она тоже понравилась, — хитро улыбнулась девушка.

Ну точно. Независимая и вредная мышка. Моя Мышка.

— Твоя-твоя, никуда я не денусь.

Упс, кажется, последнее я произнес вслух…

Утреннюю идиллию прервал телефонный звонок.

— Какого черта? Если бы ты нас разбудил, я бы не поленился приехать на другой конец города, чтобы намылить тебе шею!

— Э… — Серега явно опешил и долго сопел в трубку. — А с каких это пор ты спишь до часу дня? Стоп. Вас? Это еще что за новости?

— А кто советовал нам поговорить? — я покосился на хихикающую Мышку. Кажется, ей все прекрасно было слышно.

— Так поговорить же, а не… А, черт, вот вы сволочи, и надо было мне вчера нервы трепать?! Кстати, — голос внезапно посерьезнел. — Тут отец Манюни объявился. Говорит, нашел работу в соседнем городе, ему даже квартиру выдали. Манюньку ищет, хочет забрать.

— Ага, как же. Передай ему, чтоб заглядывал в гости. И говори, что хочешь, но Мышку я никому не отдам.

— Да ты у нас, оказывается, собственник, — пакостливо захихикал однокурсник. — Ну, я почему-то так и подумал…

— Все, Коломынцев, катись к черту! Не порть нам утро.

— Утро уже не получится, а вот обед вполне могу, — хмыкнул тот и отключился.

Повертев в пальцах телефон и кляня себя за все на свете, я все-таки решился на мучивший меня вопрос:

— Мышка, а почему он тебя всегда по-разному зовет? Манюней, Маришкой или еще как-нибудь.

— М… Кажется, с этого надо было начинать вчера, — девушка отпила чая. — Маней меня зовет мачеха. Анька до сих пор не выговаривает букву «р», вот и сократили для удобства. Так что, Саша, давай мы с тобой, наконец, нормально познакомимся. Меня зовут Марина.

Мышка протянула мне руку. В глазах блестели смешинки, а пепельные волосы на солнце внезапно блеснули мягкой медью.

Хрупкий иней уже растаял, выпустив что-то другое — светлое и легкое. Что-то безумно родное.

— Да, приятно познакомиться, — вместо руки мягко коснулся губ. — Ну вот, теперь я тоже хочу чаю. С лимоном.

— Налить?

— Не-а.

— А свой не отдам, — Маришка отодвинула кружку подальше.

— Мышка-воришка, — притворно вздохнул я. — С кровати сжила, кружку стащила, тишину — и ту забрала!

— Ага. Но на кровать, так и быть, можешь возвращаться.

Мышка-воришка, сердце украла…

Впрочем, я этому только рад.

Пенза, 2013-2014

Татьяна Ксард.