Шагнешь к людям, назад не воротишься

Праздник Ярило

Маскалюха присела, укрываясь в кустах за раскидистым деревом. Ветки ольхи скрывали большую часть поляны, окруженную массивными соснами. Самое удобное место — отсюда видно гулянье смертных. Темнота не мешала, ведь яркие всполохи хорсовой¹ силы поднимались вверх — выше человеческого роста, но чуть ниже молчаливых детей лешего². Никогда прежде не видела подобного. Силен род людской, раз управлял мощью одного из богов. Хотя не раз выходил из-под их контроля и творил, что вздумается — выгорали местами и леса, и поселения самонадеянных человечишек.

Маскалюха, вслушиваясь, затаилась. Девки небольшими группами болтали и заразительно хохотали — их смех подхватывался соседками и летел, теряясь в сумраке леса. Странные наряды. Длинные и неудобные… Как в таком можно ходить? Мешался, болтался, по земле волочился. Бегать трудно, а как через кочки и камни перепрыгивать? По деревьям лазить? Непутевые людишки… Еще и на ноги нацепили странные штуки. Маскалюха бросила взгляд на свои босые ступни и поиграла пальцами. Зачем красоту прятать? Если что-то одеть, так ведь ничего не чувствуется. Видимо, совсем онежились — сыра земля им негожа. Правы подружки — анчутки³, слабый нынче народец. Давить его, пока не окреп и еще более не расплодился. Хотя, сколько на себя не смотрела в отражение воды, с людьми очень похожа. Мавка, она и есть мавка. Почти один в один человек — руки, ноги, голова, то же тело… Все от того, что кровь смертных с помесью всяких народов — свояков и чужих.

Глубоко вздохнув, Маскалюха прижалась к ольхе, всматриваясь в существ. Забавные. Висячее тряпье их не портило. Даже если признаться, выглядели завораживающе — в нем люди смотрелись прямыми, стройными и высокими, будто молодые осины. Волосья прибраны в колосистые змеи, болтающиеся на уровне пояса, перевязанные цветными полосками. Что за невидаль? Дотронулась до своих «пакль». Они распущенные — торчат, не мешают. Маскалюха хмыкнула. Странные люди, но притягательные, хотя непонятно чем. Почесала затылок — вроде жизнь хороша! Есть все, что нужно — лес, деревья, реки, озера, болота, другие мавки, лешие, водяные, анчутки… Так нет же… тянуло к этим негожим, злобным, глупым созданиям. Что же в них такого? Вразумительного ответа не приходило. Недаром слыхала об уйденышах.⁴Маскалюха вздрогнула — одна из девок, схватив другую, потащила к костру. Остановившись, затянула протяжную песню, покачиваясь в такт. Ее подхватили остальные, окружая полыхающего Хорса и держась за руки.

Звучание манило, вынуждая замирать — красиво получалось у них издавать эти переливы! Да и сами они не так уж безобразны, как баить⁵ матька,⁶ а она обычно не баснословити.⁷ Хотя, за ней виднелось. Могла… Не любила смертных — больно много расплодилось, и к тому же жития от них не было. Они и с себе подобными гадко поступали, не то, что с иными… Гоняли, били, издевались, попадись им под руку.

Жар огня пугал, как же люди его не боялись? Если полыхнет — прыгнет на сучок, разойдется по лесу — не остановишь.

Песни сменялись одна за другой, Маскалюха с замиранием сердца слушала. Уйти! Нет… Оставалась, продолжая рассматривать непонятное таинство, веселившее смертных. Позади раздался треск и громкие низкие голоса. Это что за диво? Маскалюха не удержалась и упала навзничь. С ее стороны приближались люди похожие на девок, но с грубыми лицами, в плечах больше, ростом выше. Балахоны короче и подвязанные веревками, а чуть ниже странные тряпки скрывали ноги.

Многие, как и девки — с лысыми подбородками, а у некоторых — волосатые, как у леших. Матька кличила таких людишек: «Мужики!» Хозяин, только бабский. Баила, что ленивые и трусливые, словно боюны⁸.

— Девки быстро разбегайтесь! — прозвучал грубый голос, которому вторил девичий задорных смех, летевший с поляны. — Мы идем, и нам на пути не попадайтесь!

Маскалюха покосилась на суету возле костра — девки с визгом бросились врассыпную. От криков заложило уши, смертные носились как угорелые. Шквал звуков сливался с дружным гоготом мужских голосов. Они стремительно приближались, будто стадо молодых туров, сносящих преграды — с треском тараня кусты. Маскалюха, оглядываясь, вскочила. Бежать некуда — окружена девками и бегущими мужиками. Выбрав наименьшее из зол, бросилась наутек — к костру. Перескакивая через камни и бугры, проломилась сквозь кусты и замерла возле божественно играющего Хорса. Как же он красив и свиреп! Почерневшие сучья потрескивали, объятые огнем. Языки подрагивали, выпуская сноп красных искр. Жгучий цветок… Жаль, но природа такова — выживал сильнейший. Сердце болезненно защемило — мерзкие людишки! Заполонили землю, вымещали, выживали других, уничтожая все на своем пути. Права матька, уничтожить их мало!

Волнение накатывало все сильнее. Маскалюха дико озиралась ища спасения. Обернулась и упала, придавленная огромным телом — бородатым мужиком. Отбивалась, что есть мочи: кусалась, толкалась, царапалась — все тщетно. Дыхание смертного вырывалось с клокотом. Резкий запах ударял по носу. Маскалюха не усмирялась, вцепилась зубами в руку чужака. Тряхнуло так, что они клацнули. Подбросило вверх — заколошматила по спине бугая. Он словно не замечал — удерживал крепко и шел упорно. Мимо пробегали мужики и смеющиеся девки. Падали, кувыркались, а кто-то, как и она, бултыхались уже на плече. Вот только в отличие от нее смеялись, будто это весело, когда тащат, куда непонятно.

Голоса смолкали, тишина успокаивала. Маскалюха притихла, вслушиваясь в мирное сопение смертного. Треск веток озвучил, что человек проломил очередные кусты и вышел на безлесье — она обессилено смотрела на удаляющуюся кромку своего дома. Родного и теперь такого далекого… Оставалась надежда, что темнота спасительной дымкой скроет истинное лицо от слабого людского глаза. Хорошо бы, иначе в костре гореть… Так свояки поговаривали.

Зря близко к селению смертных подбиралась. Раньше страх, что убьют, пересиливал желание увидеть. Осмелела и попалась. Теперь поневоле здесь.

Замелькали странные постройки из деревьев. Высокие — выше человеческого роста. Что смертные сделали с детьми лешего? Непросто убили — измывались — общипали от веток и взгромоздили друг на дружку. С выемками, в которых сверкал огонь — он подрагивал, извивался. Вокруг загадочных творений человека, ограждения из крупных переплетенных суков…

Мужик пыхтел сильнее, упорно продолжая тащить. Лишь бы других не встретить! Веселый людской смех прорезал сравнительную тишину поселения. Маскалюха едва не заскулила. За что боги гневились? Хотя больше походило, что издевались и насылали новые испытания. Голоса приближались. Маскалюха, затаив дыхание, с удивлением рассматривала, как мимо пробежали полуголые девки и мужики, даже не обратив внимания на ношу свояка. Нос заложило от резкой волны того же сладковатого запаха — медовуха! Матька изредка давала пробовать. Сильное зелье — в голову било враз. Мир вращался, земля выпрыгивала из-под ног.

Бугай свернул к постройке. Тихо скрипнуло — ужас подкатывал. Закричать? Кто поможет? Убьют тотчас! Куда тащит? Что собирается делать? Поведение как у леших в брачный период. С детства выучила: лучше бежать, куда глаза глядят, чтоб не попасться им под руку. Ох, ты ж… Так ведь он… Рот раскрылся прежде, чем поняла, что творила. Маскалюху вновь дернуло и окатило морозом — она, захлебываясь, отчаянно забарахталась в ледяной воде. Вынырнув, зашлась кашлем. Мужской гогот резанул по ушам и за плечи грубо ухватили. Снова подбросило и она оказалась на прежднем месте — плече бугая. Жаркое тело смертного спасало от холодного воздуха, охватившего после купания.

Вновь несли...

— Не терплю бабский смех и крик. Еще пискнешь, вновь в бочку окуну, — громыхнул мужик и Маскалюха, даваясь слезами, сжала зубы до скрипа.

Деревянный стук напугал — дернулась. Запахло сеном. Упала на мягкое и сверху навалилось тяжелое тело мужика. Он пыхтел как вепрь. Маскалюха спихивала, пиналась, кусалась, но человек будто не замечал…

Протяжное пение, которое раньше еле долетало до ближних убежищ в лесу, раздалось над ухом. Маскалюха распахнула глаза и села. Птицы! Это птицы так поют! Вот оно как! Живность важно прохаживалась рядом. В пестром одеянии с красочным длинным хвостом. Загривок нахохлен. Птица остановилась и, подняв голову, вновь запела. Маскалюха зажмурилась — память возвращалась так же быстро, как с приходом лета выходила вода из берегов. Жутко, что вчера случилось. Грубости смертного причиняли боль и вместе с тем доселе не испытываемое удовольствие. Тело приятно ныло от тисканий. Она покосилась на бородача — он, раскинув руки, мирно спал. Маскалюха откатилась от жаркого существа. Нужно бежать пока не поздно!

— Эко как я вчера, — хриплый голос заставил замереть. — Ты хто? — мужик потянул обратно и, увалив на сено, навис горой, рассматривая из-под прищура серых глаз. Хмурил светлые густые брови. Морщил крупный нос. — Не упомню тебе в нашем селе. Да, видать сильно вдал, раз такую убогую уволок. Иль еть я так тебя? Но ничего, — отмахнулся он. — Судьба — дело не глаз, а провидения. Сослепу зачастую правильнее выходит. Ярило помогает всем… — Его лицо смягчилось: — А ты мне уже нравишься. Как я и хотел. Вчера отбивалась так, что желание разыгралось — кусалась, пиналась, как ни одна наша, а поутру тихая — молчишь. Клад, а не баба. Есть за что подержаться, в руке сжать. Если еще и по хозяйству справишься, так значит, Ярило меня не подвел. — Мужик столкнул со снопа и от его звонкого удара по заднице в ушах зазвенело. — Подь в хату, хозяин жрать хочет. — Маскалюха ойкнула и, потирая ушибленное место, поплелась прочь. — Слышь, в хате глянь, может, что найдешь надеть, а то, я и одежду твою не вижу. Видать, сильно вчера разошелся… Странно, даже кусков не осталось. — Он с неподдельным удивлением зыркал по сторонам.

Маскалюха обхватила плечи руками и ступила за порог. Выглянула за сени — никого, быстро добежала до массивной постройки и остановилась перед дверью, затворяющей дом. Обернувшись, всмотрелась в зеленеющую полосу родного дома — лес расцветал, наливался красками, оживал под напором восходящего светила, размывающего линию земли и неба огненным светом, но он не манил… Больше… Там не примут. Свой среди чужих, чужой среди своих. Отныне так! Теперь нет ходу назад: шагнешь к людям — назад не воротишься. Остаться со смертным грубияном, познать новую жизнь, очеловечиться. Это грело душу. Вот она судьба — другая, до селе неизведанная и желанная.

1 Хорс — бог солнца. Хорс, хорост, хворост, хрест, крест, кресало, искра, хоровод, хоро, коло, колесо, коловорот, кол, колядки, круг, кровь, красный — все эти слова родственны между собой и обозначают понятия, связанные с огнем, кругом, красным цветом.

2 Молчаливые дети лешего — деревья.

3 Анчутка — нечистый дух у славян, бес, водяной чертенок. Одно из наиболее распространенных названий нечистой силы.

4 Уйденыш — нечисть, ушедшая к людям.

5 Баить — говорить

6 Матька — Мать, мама, матушка…

7 Баснословити — лгать.

8 Боюн — трусливая нечисть, живущая возле людей. Приспосабливается выживать как со смертными, так и с другими — лесными существами. Работать не любит. Обычно жрет, да пьет…