Она встала перед канатом, натянутом под куполом цирка, и посмотрела на притихший зрителей. В облегающем трико с голубыми блестками, вспыхивающими маленькими искорками, как только свет прожектора выхватывал ее из темноты, канатоходка походила на фарфоровую куклу. И вот кукла ожила. Легко и непринужденно маленький шаг вперед, еще один, плавный реверанс и кто-то в зале ахнул, заметив как она качнулась. Синие веера в ее руках взлетели вверх, помогая сохранить равновесие, и затрепетали, точно крылья мотылька. Девушка улыбнулась и медленно заскользила по канату, как по замерзшему льду. Плавный взмах руками, разворот и крылья мотылька опять трепещут, не давая ей упасть. Еще вперед и полукруг ногой, как будто бы она рисует солнце, прыжок и снова скольжение вперед. Оркестр затих, прозрачный свет прожекторов стал приглушенней. Замерев на секунду, словно раздумывая, она медленно присела на канат. Внизу ни звука. Затаив дыханье, зал наблюдал как веера в ее гибких руках, затанцевали и превратились в плещущие волны. Дирижер взмахнул рукой и музыканты снова заиграли. Изгибаясь, канатоходка встала, и снова шаг вперед, скольжение и вот площадка.

— Оп! – закричала она, высоко подняв руки и маленькая капелька пота, стекла по ее виску…

Король задумчиво посмотрел на людей, собравшихся на площади возле дворца. Их недовольный ропот доносился и через закрытые окна. С тех пор, как он вынес решение по делу о краже, ему плохо спалось и днем голова разрывалась от боли. Короля до сих пор терзали сомнения – правильно ли он поступил? Помост для казни, выстроенный за ночь из досок, неприятным, светлым пятном выделялся среди людской толпы, окружившей его плотным кольцом. И вдруг королю захотелось узнать, а что говорят об этом горожане? Король громко хлопнул в ладоши. Старший советник, как всегда ожидавший его распоряжений за дверью, вошел почтительно склонив голову.

— Я пойду на площадь!

— Но, ваше величество, это опасно! Там собралось много народу и вас могут узнать.

— Плащ с капюшоном скроет меня. Мы немного походим, послушаем, что говорят люди и уйдем.

— Но это все равно большой риск. У вас много врагов и они могут быть там, на площади.

— А сколько людей против моего последнего решения?

— Этого я не знаю. Но мне точно известно, что такие люди есть. Хотя кража, да еще кража золота, всегда каралась в нашем городе смертью.

— Но мой отец, иногда, делал исключения из этого правила, причина, по которой был совершен поступок, могла смягчить его решение. Может и мне стоит попробовать проявлять мягкость в решениях? Хоть иногда?

— Думаю, не стоит, ваше величество. Мягкость приводит к принятию неправильных решений и ведет к утрате власти.

— Ты смеешь думать, что мой отец мог ошибаться, принимая решения!

— Нет, мой повелитель, его ошибка в мягкости с которой он принимал решения.

— Так ты не знаешь сколько людей может участвовать в бунте против меня? – король переменил неприятную для него тему разговора, ведь и он считал, что его отец, иногда был слишком мягок. — За что тогда ты платишь своим осведомителям, которые должны регулярно сообщать об этом?

— Но, ваше величество…

— Все, я решил, идем на площадь! Сейчас!

Старший советник поклонился, не решаясь больше спорить с королем…

Мощенные камнем улицы были безлюдны. Двое людей, закутанных в черные плащи, шли настороженно поглядывая по сторонам.

— Стой! Ты слышишь? – один из них внезапно остановился, подняв руку вверх, как это делают люди наделенные властью.

— Н-нет, — неуверенно проговорил его спутник, — что вас насторожило, мой повелитель?

— Окарина, похоже на звуки окарины… Этого не может быть! Откуда она здесь взялась?

— Окарина? Я не знаю, что это. Может, вам показалось, мой повелитель? Мало ли, что можно услышать на улицах города! Не стоит обращать на это внимания, тем более, нам надо спешить, вас кто-нибудь может узнать.

— Когда-то из далекой страны моему отцу привезли две окарины, — задумчиво проговорил король. – Их сделал знаменитый мастер и в нашем городе раньше никто не видел такого музыкального инструмента. Я вспомнил об этом сейчас…

– Воспоминания не всегда приносят пользу, мой повелитель, иногда они вредны! – старший советник насторожился, не зная, что ожидать сейчас от короля.

— Дело в том, что одну окарину мой отец подарил мне, а другую… — не договорив, король опять прислушался к завораживающим звукам.

— Ваш отец был щедрым, но прошло много времени с тех пор, и у меня нет уверенности, что его подарок сохранили. Скорее всего, это другая окарина, или на ней играет другой человек.

Но король торопливыми шагами уже направлялся туда, откуда доносились звуки, пробуждающие в нем воспоминания.

Пропетляв немного по изгибам узких улочек, король и его спутник вышли к дому, на ступеньках которого сидел подросток.

— Добрый день, — мальчик испуганно взглянул на них, пряча что-то за спину.

— Скажи, это ты сейчас играл? – прикрывая лицо плащом, сурово произнес король.

— Да, — еле слышно проговорил подросток, — но я ничего плохого не сделал. Все пошли на площадь, а я остался здесь. Я тоже пойду туда, но немного позже, только еще раз проиграю мелодию и сразу побегу.

Мальчик робко вытянул руку. Король увидел знакомый, продолговатый предмет, такой же как был у него когда-то, и который он сам разбил на мелкие куски.

— Откуда у тебя это? – от удивления он опустил плащ, позволив мальчику увидеть испуг на его лице.

— Отец подарил, — прошептал мальчик.

— А кто твой отец?

Король хотел и одновременно боялся услышать ответ, давняя история, которую он постарался забыть, снова оживала…

«Вот я, беззаботно играющий в саду со своим сводным братом, мой отец показывающий какие-то странные предметы, и объясняя: «Это окарина, что означает – «играющая воспоминания». Когда она зазвучит, можно вспомнить все, что было в жизни, и даже то, о чем ты позабыл. Отец научил нас играть на ней. Вот рыдающая мама и я с братом, уже повзрослевшие. Мы сидим под тенью дерева и слушаем грустную мелодию, сочиненную братом в память об умершем отце. Чарующий, бархатный звук окарины помог справиться с болью утраты, ведь пока музыка звучала, казалось, что отец рядом… Только про предательство я не хочу вспоминать».

— Там, он там, в одном из подвалов дворца, — подергал за край плаща подросток, — его казнят сегодня, так решил король.

— Король решил? Так это твоего отца казнят сегодня? – удивленно переспросил король, чувствуя как ему сейчас неприятно говорить о самом себе.

— Да и я надеюсь король придет посмотреть казнь. Я хочу подойти к нему как можно ближе и сыграть мелодию на окарине, которую сочинил мой папа для него. Король услышит и обязательно подзовет меня к себе. Тогда я расскажу какой у меня хороший отец и, может быть, король смягчится.

— А почему ты думаешь, что король подзовет тебя?

— Папа рассказывал, что король любит слушать когда играют на окарине.

Мальчик снова прижал окарину к губам и мелодия, сочиненная его отцом, печально зазвучала на пустынной улице. Но король вдруг выхватил инструмент, и, бросив на землю, стал яростно топтать его ногами.

— Не хочу вспоминать, ничего не хочу вспоминать! – отчаянно закричал он, но события прошедших дней яркими картинками возникли у него перед глазами.

« Брат перестал мне доверять и мы поругались. Я отрекся от него и не хотел знать о том, как он живет. Потом решил, что он захочет отомстить и поднимет бунт. Я испугался и сделал так, чтобы у него нашли золото, пропавшее у меня»…

Прогрохотав, поезд, скрипя тормозами, остановился и двери с маленькими окошками разошлись в стороны, выпуская людей. Сливаясь в один сплошной поток, они сразу торопливо зашагали, равнодушно посматривая вниз, на серый пол. Читая на ходу, слушая музыку через наушники, обсуждая по телефону проблемы, люди, толкнув кого-то или наступив кому-то на ногу, лишь коротко бросали: « Извините…» Даже не взглянув на того, кому причинили боль, им было все равно. Просто надо дойти, сделать, купить, обсудить, и успеть еще многое! Но вот поток, привычно направляясь в узкий туннель перехода, словно от невидимой преграды, терял свою стройность. Люди замедляли шаг и, натыкаясь друг на друга, приподнимали головы: что-то было здесь не так, что-то не привычное. Музыка?.. Музыка вторгалась в их ежедневную суету, перебивая шум голосов, топот ног, бунтуя против безликости толпы. Закрыв глаза, худенькая девочка играла на скрипке возле развешенных на стене рисунков. Кто-то, непонимающе взглянув на нее, снова продолжал свой маршрут, а кто-то останавливался, заставляя и следующих за ними на время замереть на месте и пристально всматриваться в белые листки бумаги с яркими красками. Цветы в расписной вазе, смеющийся мальчик на скамейке, деревья с зеленой листвой и ярко-желтое солнце отражающееся в бесконечной, сливающийся с горизонтом, сине-бирюзовой глади моря, все это было из другой жизни.

— Ты сама нарисовала? – поинтересовался мужчина в черной футболке, остановившийся так неудобно, что люди то и дело задевали его плечо.

Но он не замечал этого, не отходил в сторону, просто стоял и смотрел.

— Да… — девочка не открыла глаза и не перестала играть, только еще настойчивей прижала пальцами струны скрипки.

Незнакомая мелодия обвила любопытного мужчину, и, прикоснувшись к людскому потоку, рассыпалась на маленькие всполохи-нотки, которые люди уносили с собой.

— Надо же! — покачав головой и вздохнув, словно сожалея о чем-то, мужчина шагнул чтобы слиться с толпой, но потом вернулся назад, к девочке, и уверенно произнес: – Спасибо!

— Что? – девочка неожиданно опустила скрипку и, приоткрыв глаза, непонимающе взглянула на него.

Ее блуждающий, немного безумный взгляд говорил о том, что она сейчас не здесь, а в другом, неосязаемом мире.

— Так, это, красиво…

Девочка молча кивнула и снова плавно взмахнула смычком погружая себя, спешащих людей, переход в созвучие мелодии. Мужчина понимающе улыбнулся и медленно побрел дальше, все еще видя глаза скрипачки, все еще слыша ее музыку…